Глава десятая. Спящее солнце.

Андрей, Мишка и Киса ушли от меня в девять утра. Андрею нужно было забрать часть вещей из дома и предупредить родных о том, что какое-то время друг побудет у меня, Мойшу ждал пропиздон от родителей, как он сам выразился, а Киса просто хотела поспать.

У меня же сна не было ни в одном глазу. Все события, что случились недавно, серьезно ударили по моей психике. Даже заснуть удавалось только после бабушкиной валерьянки. Единственное, что грело душу, это сегодняшняя встреча с Валей. Я не удивлялся тому, что так сильно соскучился по девушке. Она давно мне нравилась, а я все не решался предложить ей просто погулять. Но мою душу мучил еще один вопрос. Как рассказать ей о Макаре и о том, что он сделал. И проводив друзей, я сидел на кухне, потягивая крепкий кофе, который отродясь не пил, и думал о предстоящей прогулке. За этим занятием меня застала бабушка, когда пришла завтракать.

— Вадь, ты хоть спать ложился? — спросила она, ставя на огонь чайник. Я помотал головой и оглушительно зевнул.

— Зачем ты напомнила? Теперь весь день зевать буду.

— Пойди, поспи. Ребята ушли уже?

— Да. Мишку ждет домашняя порка, — усмехнулся я, делая глоток остывшего кофе.

— Тебе тоже надо бы всыпать, — нарочито серьезно сказала бабушка. Мы рассмеялись в унисон.

— Это точно. Слушай, ба. А ключи от отцовского гаража где?

— В комоде, где обычно. А тебе зачем? — удивленно спросила бабушка.

— Хочу сходить за кое-какими вещами. Оставил там давно, да все руки не доходили забрать, — ответил я.

— Сходи, конечно. Захвати мне пару банок трехлитровых. Степановне обещала дать для закруток.

— Без проблем, — я зевнул еще раз и отправился одеваться.

Отцовский гараж находился в получасе ходьбы от нашего дома. Небольшой кооператив и маленькие, аккуратные постройки, где ждали своих хозяев безмолвные повозки. Мой отец безумно любил копаться в гараже. Что-то постоянно варил, паял, подкручивал. После того случая с отморозками мы с бабушкой продали старенький Москвич. У меня не было водительских прав, а бабушке машина была не нужна. Со временем, мы стаскивали в гараж всякие ненужные вещи, вроде моей одежды, которую жалко было выкинуть, старую мебель, книги, банки для закруток и мои свинцовые кастеты, что я наделал впрок вместе с Мишкой. Иногда я просто приходил сюда, когда меня было грустно, и уваливался в старое кресло, в котором отдыхал еще мой отец, устав лазать в машине. Там стоял старенький магнитофон и целая россыпь аудиокассет. От Песняров с Пугачевой до Napalm Death и Carpathian Forrest. Тихо шелестевший блэк в колонках как ничто другое подходил под настроение. Я брал одну из пыльных книг, которые также хранились здесь, и просто читал. Порой целый день, не обращая внимания на время и погоду.

Повозившись с ключами, я все-таки отпер металлические двери и вошел внутрь гаража. Пыль толстым слоем лежала на предметах, а серые клубы паутины висели в углах. Я прошел вглубь и достал из древнего шкафчика отцовскую кружку. Затем поставил на огонь пыльный чайник с водой и уселся в кресло, сняв с того клеенку.

Стены были обклеены старыми плакатами с голливудскими киноактерами. Арнольд Шварценнегер в образе Конана сурово смотрел прямо в душу. Сексапильная Шэрон Стоун на стуле соблазняла изящными формами. Сильвестр Сталлоне с зубочисткой в уголке рта и модным автоматом с лазерным прицелом. Здесь были многие. Отец привозил эти плакаты из командировок. Мама была против засилья потных и суровых мужиков в нашей квартире, и однажды мы убили целый день на то, чтобы обклеить плакатами гараж. Получилось здорово. Когда я был маленьким, то всегда представлял себя на месте крутых героев боевиков, что с фирменной улыбкой выходят из любых передряг. Но реальность оказалась куда суровее. Я не стал мстителем в маске, когда погиб отец. Не выходил ночью на улицы, чтобы творить добро и вершить суд. Я просто постарался вернуться к обычной жизни. Лишь иногда на меня нападала черная тоска, и я тихо плакал, сидя на отцовском кресле, вспоминая, как же здорово мы проводили здесь время. Так получилось и сегодня.

Я вытер мокрые глаза платком, что всегда носил с собой, и пошел в темный угол, где стоял огромный шкаф, в котором отец хранил свои инструменты. Кроме ключей, отверток и молотков, там были и более забавные вещи. Например, настоящий Люгер-парабеллум, который я нашел возле дорогого ресторана в центре города, и шесть патронов к нему. Кто его забросил в кусты, куда я благополучно чуть не излился от переполнявшего мочевой пузырь пива, я не ведал. Но сохранил, и сейчас он был мне нужен.

Завернув пистолет в промасленную тряпку, я упрятал его на самое дно потрепанного рюкзака, с которым не расставался. Туда же полетели и два кастета. Один мне, второй Андрею, который попросил и для себя. Затем я достал длинную и тонкую отвертку. Бабушкин проигрыватель стал заедать, а открыть и устранить неполадку можно было только этим инструментом. Подпевая орущему из колонок Крису Барнсу, я положил в пакет две банки для нашей соседки. Бабушка разозлится, если я их забуду. А тащиться сюда вновь не очень хочется.

Уложив все, что было нужно в рюкзак, я осмотрелся, вспоминая, все ли взял. Взгляд наткнулся на пыльную фотографию, стоящую на рабочем столе отца. Я подошел и бережно протер стекло наиболее чистой тряпкой.

На снимке стоял мой отец, а рядом с ним пятилетний я. Тогда я еще не ведал, что случится, и терпеливо позировал дяде фотографу. Отец стоял рядом и ухмылялся в свои густые усы. На нем был его любимый свитер, который он привез с Питера, и смешные джинсы. Я улыбнулся фотографии и сглотнул противный комочек. В глазах опять защипало. Но от грустных мыслей меня отвлек скрип двери и знакомый мерзкий голос.

— Привет, Вадим, — Ганс, собственной персоной, стоял у входа в гараж. Рядом с ним застыли два скинхеда с дебильным выражением на отмороженных лицах.

— Хули тебе надо, блядь? — зло ругнулся я, хватая со стола грязную монтировку.

— Тихо, тихо. Пришел узнать, как сиделось? — улыбнулся Ганс.

— Скоро сам узнаешь, уебок. Пошел нахуй, пока я тебе ебальник не разбил этой железкой, — прошипел я, делая шаг вперед.

— Если ты разобьешь мне ебальник, то забрать заявление будет некому. И поедешь ты, Вадимка, в далекие края, где за забором из колючей проволоки будешь коротать долгие дни и ночи.

— Плевать. Из-за тебя, гондона, Толю убили, — я от души ударил монтировкой по столу, оставив солидную вмятину, но на скинхедов это произвело впечатления.

— Тогда вперед. Чего ты ждешь, ебила? — ругнулся Ганс, поднимая руки. Я швырнул железку обратно на стол. — Слабак.

— Что тебе нужно? Отвечай, блядь!

— Зашел предупредить, чтобы ты перестал геройствовать. Иначе одним Толиком дело не ограничится. Понял?

— Ни ты, ни твой ебанутый хозяин мне не указ. А теперь пшел вон, падаль, пока меня не перекрыло, — заорал я. Ганс усмехнулся в ответ и оглядел гараж.

— Милое местечко. И музыка приятная, — из колонок вырывалась песня «Разбей ебало молотком» от того же Криса Барнса. — Ладно. Я сказал, что хотел. До встречи на улицах, Вадик.

Когда бритые ушли, я обессилено упал в кресло и с трудом пытался восстановить дыхание. Невероятная сила воли не позволила разбить башку Гансу. Моя цель не он, а Крест. Какой смысл тратить время и силы на обычную шестерку. Но до него я тоже доберусь. Всему свое время.

— Мы еще, блядь, посмотрим, что и как будет, лысый уебок, — тихо выругался я, закрывая гараж. Затем, поудобнее пристроив рюкзак, отправился домой.

Спрятав дома пистолет и два кастета, я переоделся и направился в центр города, как и обещал Вале. Девушка уже ждала меня возле потрескавшегося фонтана. Месяц назад мы прогуливались тут, и я даже не представлял, как сложится дальнейшая жизнь.

— Вадька, — Валя, бросившись ко мне, крепко сжала в своих объятиях. Спустя несколько мгновений она всхлипнула. Я ласково погладил ее по голове.

— Привет. Ну, что ты. Вот он я.

— Прости, навалилось всего, — хмыкнула она, отстранившись. Глаза девушки покраснели. — Как ты?

— Хорошо. Наслаждаюсь волей, — улыбнулся я. Валя легонько треснула меня по плечу кулачком.

— Давай без блатного повествования.

— Конечно. Пошутил просто.

— Расскажи мне все. Что случилось?

Я рассказал, сознательно опустив некоторые моменты. В особенности то, как мы встретили Макара и как меня пытались убить в СИЗО. Валя взяла меня под руку, чему я был несказанно рад. Нерешительность вернулась, вновь превратив меня в застенчивого мальца, которому нравится прекрасная девушка. Видимо, так себя все ведут.

— Вадь. А почему тебя тогда отпустили, раз все было схвачено?

— Решили закрыть дело за недостатком улик. Такое часто случается. По крайней мере, я наслушался таких историй, пока протирал задницу на нарах.

— Вадим!

— Прости, увлекся. Меня, как и тебя, тоже подкосило известие о гибели Толика. Он был моим другом. Сколько мы всего пережили, даже и не вспомнишь. Но теперь нужно жить дальше. Как бы трудно ни было.

— Ты прав. Я сутками из дома не выходила, пока все слезы не выплакала. Мы, девочки, такие ранимые, — робко улыбнулась Валя.

— Знаю, конечно. А еще я хотел бы поблагодарить тебя еще раз за твое письмо. Когда находишься там, то время и мысли начинают работать против тебя. Уходит даже желание жить и что-либо делать. Понимаешь? — спросил я. Девушка кивнула и, смутившись, покраснела.

— Лично я бы тебе это не сказала. Так что тут письмо оказалось самым удобным вариантом. Что планируешь делать теперь?

— Вернусь в цех, на работу. Надеюсь, Вачик примет. Андрюха ему объяснил ситуацию, когда меня повязали. Нужно бабушке помочь. Мы же жили на мою зарплату. А я тут месяц пропустил. Как выкручиваться, даже не представляю.

— У тебя получится. Ты сильный, — похвала девушки разожгла в моей груди настоящий огонь. Любому нравится, когда его хвалят. — Все, что нас не убивает, делает сильнее.

— Ницше, — улыбнулся я.

— Да, прочитала по твоему совету. Не со всем согласна, но в целом его идеи понятны. А ты не читал дословный перевод сказок Тысячи и одной ночи?

— Шутишь? Читал, конечно. Ох и мракобесие там. Все сексом занимаются, вещества принимают.

— Я сама была в шоке. Представляешь, читаю я сказку про молодого царя, и тут мама подходит. Дай, говорит, посмотрю, чего это моя дочь такая тихая.

Весело смеясь, мы медленно шли по мокрым дорожкам парка, обсуждая прочитанные книги. Терпкий аромат осенней листвы, что усеивала асфальт, дурманил и навевал романтичные мысли. Я робко взял Валю за руку и улыбнулся, когда ее щечки порозовели. Только сейчас я заметил, как она прекрасна.

Длинные, кудрявые волосы темно-каштанового цвета падали ей на плечи. Острый носик, что был в веснушках даже морозными зимами, когда солнце практически не появляется из-за туч. Чувственные губы, которые Валя любила покусывать, если моя точка зрения не совпадала с ее. Но прекрасней всего были ее глаза. Зеленые, как мягкая мурава весной. По краям радужки они были серыми, а ближе к центру полыхали настоящим зеленым пламенем. Я никому не признавался, как безумно любил смотреть в ее глаза. Даже сейчас, украдкой, я старался заглянуть в них, чтобы вновь увидеть зеленые искорки, пляшущие в глубине. В этот момент я был по-настоящему счастлив. Меня даже не заботил Крест и месть ему. Я просто прогуливался с девушкой, в которую был влюблен.

Возле старого дерева, что росло в парке с незапамятных времен, я решился сделать то, чего всегда боялся. Остановившись, я провел пальцами по щеке Вали, украдкой касаясь шелковых губ, а затем нежно поцеловал. О, боги. Как же возликовало мое сердце, когда я понял, что поцелуй был взаимным. Сладкий, еле уловимый запах духов девушки приятно щекотал ноздри, а внутри все буквально бурлило от прекрасных эмоций. Ласковый, прохладный ветерок проникал даже под куртку, но я ничего не замечал, целиком отдавшись волшебному чувству.

После прогулки я пригласил Валю к себе домой. Она с радостью закивала головой и потащила меня в магазин, чтобы выбрать тортик и конфеты. Бабушка хитро на меня посмотрела, когда я помогал Вале снять пальто и аккуратно вешал его на крючок. Всему виной моя дурацкая ухмылка, которая и не думала исчезать.

Чуть позже, когда мы сидели на кухне и пили чай со сладостями, бабушка притащила огромный фотоальбом моей семьи. Бережно проведя руками по обложке, она раскрыла его и принялась показывать Вале далекие моменты прошлого. Моего прошлого.

— Смотри, Валечка. Тут Вадька совсем маленький. В Москве с родителями, — на фотографии был я на руках у мамы. Отец в это время делал фотоснимок. — Первый раз он куда-то поехал.

— Смешной такой. Вадь, у тебя щеки, оказывается, были? — я усмехнулся и кивнул, с интересом смотря на фотографию. — А куда пропали?

— В мускулы ушли.

— Какие мускулы, что ты, — засмеялась бабушка. — Его есть не заставишь. Постоянно куда-то бежит. Озорник мой. А вот фотография. Вадик с друзьями. Маленькие, такие хорошенькие были.

Я смотрел на фотографию из далекого детства. Мне там было шесть лет. Слева стоял Мишка в смешных шортах, а справа Андрей, Толик и Макар.

— Да. Мишка даже тут хулиганит, — отметила Валя, тихо хмыкнув. Мойша на фотографии показывал язык фотографу. — Андрея так непривычно видеть без длинных волос, как и Тольку. А Макар суровый.

— Андрей у него машинку забрал, — с трудом ответил я. — Вот и набычился.

— Да, они постоянно дрались в детстве. Особенно, когда Макар Толика лупил. Андрюшка сразу восстанавливал статус-кво, — засмеялась Валя и удивленно ойкнула, увидев следующую фотографию. — Это же я.

На снимке была маленькая Валя, а рядом стоял я с пластмассовым ведерком в руках. Девочка смотрела прямо в камеру, а я наоборот на Валю.

— Да, Вадька даже взгляд с тебя не сводит, — елейно ответила бабушка, рассмеявшись в конце концов. — Ну что вы, как неродные? Краснеют, смущаются. Ох, молодежь. Он всегда за тобой ухаживал. Помню, гуляем вместе по парку, Вадька цветы срывает и к тебе бежит. Затем подарит и прячет лицо у матери в платье.

— Ба, — сконфуженно засмеялся я. — Перестань.

— А я что, я ничего, — лукаво удивилась бабушка. — Ладно, поболтайте. Пойду к Степановне схожу, банки отдам.

Когда бабушка ушла, я вновь притянул Валю к себе и нежно ее поцеловал. Даже ее губы были потрясающего вкуса. Шелковые, мягкие и невероятные.

— Вадь, можно попросить тебя об одной просьбе? — спросила она, когда я пошел ставить чайник на огонь.

— Конечно, что ты спрашиваешь.

— Я могу сегодня у вас переночевать? — Валя неловко мяла край своей кофточки, не решаясь посмотреть на меня. — Я не навязываюсь. Просто не хочу домой идти. Там очень грустно.

— Без проблем, — улыбнулся я, целуя девушку в щечку. — Я могу в зале лечь, а ты в моей комнате. Или на полу лягу, рядом с кроватью.

— Спасибо, Вадик, — улыбнулась она. — Тебе помочь?

— Ага. Порежь еще тортик. Сто лет не ел сладкого.

Конечно, бабушка разрешила остаться Вале у нас. Я позвонил ее маме и клятвенно заверил, что с девушкой ничего не случится.

— Теть Лер, ну вы же меня знаете. Никуда мы не пойдем. Чуть поиграем в компьютер и спать. Валька в моей комнате ляжет, а я в зале. Не помешает, — я горячо убеждал мать Вали по телефону.

— Ладно, Вадь. Бабушке привет передавай. Спокойной ночи, — тетя Лера повесила трубку, а я показал Вале большой палец, мол, все пучком.

— Я боялась, что она не разрешит, — тихо пробормотала Валя, укладываясь в моей кровати. — Я еще никогда не ночевала у парней.

— Твоя мама меня знает. Мы же с тобой с детства дружим, — засмеялся я, присаживаясь рядом. — Давай засыпай. Нежных снов.

Я поцеловал Валю и, кряхтя, расположился на полу. Девушка настояла на том, чтобы я спал рядом. Меня даже упрашивать не пришлось.

В комнате было тихо, лишь робкий ветерок дул из открытой форточки. Я приподнялся с пола на локтях и прислушался. Валя посапывала, видя яркие сны. Чмокнув ее в щечку, я встал и направился к шкафчикам, откуда достал промасленную тряпку с пистолетом. Парабеллум мрачно блестел в лунном свете. Оружие было в полном порядке, смазано и готово к приключениям. Одну пулю мы выпустили на пустыре вместе с Мишкой, а остальные были спрятаны.

Я вздохнул и почесал стволом подбородок.