67
Услышав стук в дверь, Тома решил, что кто-то из жильцов забыл ключи. Он открыл, готовясь встретить его шуткой, но на пороге стоял не молодой человек. Это была Эмма.
– Здравствуйте, я девушка Ромена. Вы доктор Сел-лак?
Ему удалось лишь утвердительно кивнуть.
– У нас с вами назначена встреча. Вы помните?
Он снова молча кивнул, как осел.
– Спасибо, что согласились уделить мне немного вашего времени.
Тома был в панике. Он готовился к звонку. Даже с этой мыслью ему было сложно свыкнуться, но у него получилось. Он работал над своим голосом, интонациями, представлял, какими могут быть вопросы, готовил ответы. Он советовался с Полин и даже с Франсисом. Упорно тренировался, словно спортсмен высшей лиги, готовящийся принять участие в мировом первенстве по телефонным разговорам.
С обеда его напряжение начало расти. Он старался себя чем-то занять, лишь бы не думать о приближающемся времени звонка, но это не мешало ему все чаще смотреть на часы. Он догадывался, что разговор будет непростым. Он знал, что беседовать со своей дочерью, как с совершенно незнакомым человеком, ему будет невыносимо трудно, что придется разыгрывать целый спектакль. И она ни в коем случае не должна была догадаться ни о том, что предшествовало поднятию занавеса, ни об истинной личности автора. И вот теперь она стояла перед ним, разрушив все его планы. Дети часто так делают.
Вживую исполнять «арию доктора» перед совершенно особой слушательницей – совсем не то что по телефону. Тома уже не мог довольствоваться лишь тщательно отработанным голосом. Теперь он превращался в канатоходца, а Эмма со своего места не должна была заметить ни тонкого каната, служащего сценой, ни глубины пропасти, открывающейся внизу.
– Разве вы не должны были мне позвонить?
– Поскольку Ромен все равно возвращался домой, я решила, что будет лучше переговорить лично. Я очень рада знакомству.
– Я тоже…
– У вас странный голос. Вы простудились? Если вы заболели, я знаю одного хорошего доктора!
Она рассмеялась. Так она смеялась, когда была не очень уверена в себе и пыталась это скрыть. В эту секунду к ним присоединился Ромен.
– Здравствуйте, месье. Вижу, она меня даже не подождала. Полагаю, вы уже познакомились?
– Да, все в порядке! – ответила Эмма.
– Не отнимай у доктора слишком много времени.
Молодые люди поцеловались прямо перед носом у Тома, крупным планом. Канат эквилибриста был тоньше некуда, а дно пропасти усеяно острыми камнями.
Заходя в дом, Эмма пристально взглянула на доктора.
– Мы никогда раньше не встречались? Ваше лицо мне как будто знакомо…
– Навряд ли.
– Может, вы читали лекции в нашем училище?
– Нет, не имел чести. Идемте в мой кабинет, там нам будет удобнее.
* * *
Когда они расположились, Тома отметил про себя, что они находятся как раз под той комнатой, где хранились все детские воспоминания его собеседницы. Главное – не думать об этом.
– Итак, нас попросили сделать курсовую по одному из аспектов медицинской практики. Другие выбрали различные виды частной практики, больницы, скорую помощь или прочее в этом роде, но, когда Ромен рассказал мне, что вы работали в зонах конфликтов, я тут же подумала: вот что самое интересное! Тем более что у меня есть на то личные причины…
Тома едва осмеливался на нее смотреть. Столько месяцев он боялся, что она его заметит, любой ценой избегал встречаться с ней лицом к лицу. Ему казалось, что стоит Эмме перехватить его взгляд, как она сразу догадается обо всем, что он от нее скрывает. На этот раз он не мог спрятаться ни за каштаном, ни за пластиковым растением, ни за столбом. Контакт был прямым.
Девушка развернула список вопросов.
– Вы не возражаете, если я буду записывать все на свой телефон?
– Пожалуйста.
Из всех сюрреалистических ситуаций, которые доводилось переживать доктору, эта была хуже всех. Двое людей беседуют. Для одного – это банальная встреча. Для другого – решается судьба. Головокружительный контраст. А пока мозг доктора пребывал на грани взрыва, пальцы Эммы машинально теребили кончики шейного платка.
– Первый вопрос: в каком возрасте вы решили стать врачом?
Тома предвидел этот вопрос и решил, что ответит что-нибудь стандартно-сентиментальное типа: «Мы не выбираем такие профессии, они сами нас выбирают». Наивный глупец. Как можно говорить такими шаблонами с родной дочерью?
– Сейчас уже не вспомню, сколько мне тогда было лет, но прекрасно помню сам момент. Во время одного семейного обеда моя бабушка упала со ступенек террасы и сломала себе шейку бедра – в ту пору я еще не знал, что это такое. Прекрасный солнечный день внезапно обернулся трагедией. Впервые, среди столпившихся вокруг нее взрослых, я увидел эту обычно сильную и веселую женщину лежащей на земле и плачущей от боли. Я до сих пор помню ее лицо, залитое слезами… И в душе, как и тогда, поднимается чувство протеста. Я бы все отдал, чтобы облегчить ее страдания. Я бы очень хотел иметь такую власть. Я не мог выносить свою беспомощность перед ее болью. Мне показалось, что ей стало лучше, когда она взяла за руку какого-то типа в белом халате, приехавшего чуть позже. Думаю, все началось с этого.
Взгляд Эммы посерьезнел. Тома начал опасаться, как бы она не вспомнила об их первой встрече.
– Второй вопрос: в какой момент вы приняли решение уехать из страны, чтобы работать в гуманитарной миссии?
Над пропастью сгустился туман, и канатоходцу стало еще сложнее удерживать равновесие. Она только что спросила его, почему он уехал. В его сознании этот вопрос неизбежно влек за собой другой: как он мог бросить ее мать? Тома сделал над собой огромное усилие, чтобы думать только о формальной стороне ответа. Он отбросил в сторону чувства, словно свору диких псов, пытающихся его разорвать.
– Многие мои однокурсники рассматривали медицину прежде всего как способ хорошо устроиться в жизни. Я, наверное, был наивен, поскольку для меня главным было помогать тем, кто больше всего страдает. Репортажи о народах, истерзанных войнами, никогда не оставляли меня равнодушным. Я не представлял, как останусь здесь, где питьевая вода льется из любого крана, где еда продается на каждом углу, тогда как в других местах все было иначе. Я не смог бы жить так хорошо, пока другие люди умирали. Мне было чуть больше двадцати, и я подумал: если останусь здесь, то моя работа сведется к тому, чтобы делать всем подряд прививки, которые эффективны лишь для банковских счетов лабораторий, либо выписывать противотревожные препараты людям, которые меньше копались бы в себе, столкнись они с настоящими проблемами. Поэтому, не понимая толком, во что ввязываюсь, я завербовался туда, куда никто не хотел ехать.
Тома никогда еще не видел свой пройденный путь так ясно. Его слова настолько впечатлили Эмму, что она изменила свой третий вопрос.
– Куда вы отправились в первый раз?
– В Африку. Восемь месяцев на севере Нигерии, возле границы с Камеруном. Лагерь беженцев из пяти разных стран. Более шести тысяч людей на маленьком пятачке земли. Нас было всего тридцать врачей. В день умирало по пятьдесят человек. Вначале я каждую ночь помогал военным рыть могилы. Под конец братские могилы зарывали бульдозерами, чтобы избежать распространения болезней.
– Вы были к этому готовы? Я хочу сказать, ваше желание помогать давало вам силы вынести все это?
Этого вопроса не было в списке.
– Я продержался до конца своего назначения. Но я не могу сказать, что выбрался из этого невредимым.
– У вас не было желания остановиться, вернуться домой, чтобы выписывать медицинские справки школьникам или делать прививки от гриппа?
– Моя совесть мне бы этого не позволила. Во всяком случае, так я долгое время думал. Сейчас, по прошествии времени, я могу признать, что свою роль тут сыграла немалая доля гордыни. Я бросил все, чтобы уехать. Оставил любимых людей, громко заявил, что еду спасать вдов и сирот. Не мог же я вернуться год спустя, отказавшись от всех идеалов, что так громко декларировал. В двадцать лет трудно признавать собственные слабости.
– Возможно ли снова вернуться к обычной жизни после подобного опыта?
– Не совсем. Это меняет твое восприятие жизни и приоритеты…
Эмма вернулась к списку.
– Прошу меня извинить, я знаю, что мои вопросы несколько наивны, учитывая все, что вы мне рассказываете, но это нужно для курсовой.
– Нет проблем.
– Как вы считаете, какие качества необходимы врачу в гуманитарной миссии?
Тома не смог сдержать улыбки:
– Изрядная доза легкомыслия, тонны идеализма и никаких серьезных привязанностей.
– Сколько времени вы там проработали?
– Около двадцати лет.
– Почему решили прекратить?
Первый ответ, который пришел на ум Тома, состоял из двух слов: «Из-за тебя».
Канат, на котором держался эквилибрист, содрогнулся. Однако было бы несправедливо взваливать на Эмму ответственность за свое возвращение. Истинная причина крылась гораздо глубже. Сидя напротив своей дочери, Тома смог наконец ее озвучить:
– Мне больше нечего было дать людям.
Его взгляд затуманился.
– Доктор, мне не хочется вас расстраивать, это всего лишь курсовая, а мне кажется, что мои вопросы разбередили вам душу.
– Нет, Эмма, продолжай. Я хочу тебе помочь. Возможно, мой опыт тебе пригодится. Особенно если ты интересуешься медициной. Скажи мне, почему ты решила лечить людей?
– Я? Я не хочу прожить жизнь зря. Чтобы приносить людям пользу, я сначала хотела быть учительницей, потом поваром, но, как только я поняла, что такое медицина, это стало единственной моей целью. У меня нет особых способностей, поэтому я буду медсестрой, но меня это вполне устраивает. Отец считает, что я создана для этого, а мать говорит, что мой выбор ее не удивляет…
– Твои отец и мать так говорят?
Кто-то выстрелил в ногу канатоходца. Он зашатался. Если бы птицы могли ему помочь, это было бы здорово. Но птицы никогда не спасают эквилибристов. Те должны сами удержаться либо упасть. Не поддаться страху или умереть.
– Могу я вам задать последний вопрос?
Когда Тома пытался представить, какой будет их беседа, он не предполагал, какое влияние на него окажет присутствие дочери. Он явно недооценил ее способность подталкивать его к искренности, а также риски, которым он из-за этого подвергался. Но какое это сейчас имело значение? В конце концов, так даже было лучше, по крайней мере по двум причинам. Отвечая с открытым сердцем, он ей помогал, а то, что для этого ему приходилось заглядывать в самые потаенные уголки своей души, шло на пользу самому Тома. Неожиданно оба оказались увлечены побуждавшей к взаимной откровенности беседой, которая что-то меняла в каждом из них. Идеальное равновесие.
Вначале Тома опасался, что разговор затянется и он чем-нибудь себя выдаст. Теперь он со страхом ожидал окончания их встречи. Неважно, отцом он был для нее или совершенно посторонним человеком, – у них с Эммой получился абсолютно искренний диалог.
– Можешь задавать мне любые вопросы. Но позволь прежде кое о чем тебя спросить. Ты тоже планируешь работать в гуманитарной миссии?
– Мне бы очень этого хотелось. Я во многом разделяю ваши взгляды на жизнь, но, если даже такой крепкий мужчина, как вы, был настолько потрясен, возможно, мне придется поискать себе что-нибудь другое. Как вы думаете? Скажите мне честно. Если бы я была вашей ученицей, какой совет вы бы мне дали?
«Если бы я была вашей ученицей…» Почему не «если бы я была вашей дочерью…»?
– Ты гораздо сильнее и рассудительнее, чем я был в твоем возрасте. В наши дни гуманитарные организации имеют значительно лучшее обеспечение и управление, чем в мое время. Не обращай внимания на мои страхи и усталость. У меня свои пределы. Слушай только себя.
– Жалеете ли вы, что уезжали на столько лет?
– Ужасно нелегко в этом признаваться, особенно человеку, с которым только-только познакомился. Однако несмотря ни на что, я не жалею ни секунды. Без этого я никогда бы не узнал, чего стоит жизнь.
Эмма слегка наклонила голову – так, как когда она была взволнована, но не хотела этого показать. Она опустила глаза и прикусила губу.
– Мои ответы заставили тебя задуматься?
– Еще как. Я шла сюда из-за своей курсовой, для меня это была просто обязаловка. И вдруг встретила вас. И теперь мне не кажется, что я зря трачу свое время. Я учусь, впитываю. У меня такое ощущение, что мы давно знакомы.
– Ты не имеешь никакого представления о том, кто сидит перед тобой, Эмма.
Доктор ощутил, как в нем поднимается волна эмоций. Чтобы она не накрыла его, Тома спросил:
– Какой твой последний вопрос? Ну да, мы еще не обсуждали зарплату…
– Это я смогу найти в интернете. Я бы хотела затронуть более личную тему, если вы не возражаете.
– Если мой жизненный опыт будет тебе полезен, милости прошу.
– Ваш отъезд повлиял на вашу семейную жизнь? На этот раз отвечающему канатоходцу предстояло уложиться в тот короткий промежуток времени, пока длится его падение, поскольку он сорвался вниз.
Тома выдохнул, пытаясь разобраться в себе.
– За все эти годы я повстречал огромное количество людей. Даже здесь, в этом доме престарелых. Пациенты, отчаявшиеся бедняги, медицинский персонал… Даже когда привязываться нельзя, все равно привязываешься к людям. Между мною и теми, среди кого я жил, особенно в последние годы в Индии, возникли очень крепкие узы.
Он помолчал.
– Твой вопрос не так прост. Если ты имеешь в виду, лишил ли меня любви мой отъезд, я отвечу «нет». Даже наоборот. Если ты хочешь знать, помешало ли мне это создать семью в классическом смысле этого слова, я отвечу «да», поскольку, хоть родственники у меня и есть, собственной семьи я не создал.
Взволнованная Эмма отключила диктофон.
– У меня есть все, что нужно. Спасибо за вашу искренность.
Доктор спросил ее без обиняков:
– Ромен тебе дорог?
Девушка подняла глаза, но, похоже, вопрос ее не шокировал.
– Да.
– Ты чувствуешь, что это серьезно, что он, возможно, твоя вторая половинка?
– Все больше и больше.
– Тогда я осмелюсь дать тебе один совет, Эмма. Спроси себя, готова ли ты больше никогда не видеть Ромена, ради того чтобы поехать помогать людям. Если ты не раздумывая ответишь «да», тогда уезжай, иначе рано или поздно ты начнешь его упрекать за то, что он тебя здесь удержал. Но если у тебя появится хоть малейшее сомнение, оставайся с ним. Создайте семью. Помогайте друг другу. Любите друг друга. Посвяти себя этому. Отказаться от испытания, для которого ты не создана, – это не трусость, а мудрость. Никогда не стыдись обходить препятствие, которое тебя разрушит. И не волнуйся, твое желание лечить и поддерживать людей можно осуществить, где бы ты ни находилась, ведь даже если на другом конце света кто-то страдает сильнее остальных, помощь требуется всем и везде. Выбери свое сражение. Это лучший способ его выиграть. И никогда не забывай о себе. Счастливые люди способны исцелить больше народу, чем одинокие.
