37

Он раздвинул колючие кусты, расчищая себе дорогу. Колючки рвали одежду, но ему было все равно. Оказавшись по ту сторону стены, Тома окончательно убедился, что находится на верном пути. Теперь он слышал голос очень ясно, различая даже звуки оркестра на заднем плане. Это была опера. Пуччини или Верди. А может, Бизе или Россини. Эти арии напомнили ему отца, тот слушал их воскресными вечерами, пока Тома с сестрой принимали ванну.

Доктор обогнул технические помещения и вышел на большую бетонированную площадку. Между плитами пробивались сорняки. Он быстро пересек открытое пространство, пригнувшись, как он это делал в Анголе, чтобы не попасть под пули снайперов. Подойдя к разгрузочной платформе, взобрался на нее, чтобы попасть в цех. Музыка становилась все громче. Доктор заметил приоткрытую дверь черного хода. Плиты на полу были разбиты. Он скользнул внутрь. Голос все звучал. Несмотря на его приглушенность, было ясно, что он доносится из этого здания.

Стены были покрыты граффити, пол завален не только промышленным мусором, но и пустыми пивными бутылками. Были также следы костров. Тома стало не по себе, но он был полон решимости довести дело до конца. Продолжая идти на звук, он перешел в соседний ангар, очень длинный, с высокими потолками. Воздух был пронизан чарующими звуками, в бывшие вентиляционные отводы проникал лунный свет, и Тома показалось, будто он попал в собор. Если бы он не опасался, что певец может замолчать, то так и остался бы здесь стоять, наслаждаясь захлестнувшими его чувствами.

Доктор шел вперед, полагаясь только на свои ощущения. Он подвернул ногу, наступив на рельс, но даже не остановился. В полумраке бесформенные каркасы станков были похожи на зловещих монстров с огромными лапами. Но пока раздавался голос, Тома ничего не боялся. Он слышал только его. Ничего страшного не могло случиться, пока звучал этот невероятный голос. Словно искусство обладало мистической властью прогонять зло.

Другой, менее сильный голос, иногда присоединялся к голосу певца. Проходя мимо вентиляционной решетки, Тома застыл на месте: музыка доносилась отсюда. Он окинул взглядом изгибы трубы, обошел ее и оказался перед бетонной лестницей, уходящей в глубины промышленной зоны. Он включил фонарик и начал спускаться вниз.

Ступени шли вокруг ржавого грузового подъемника. На каждом уровне пение приобретало новую звучность, все более и более чистую. Вскоре Тома добрался до самого низа. Голос был где-то поблизости. Пел какой-то мужчина, похоже в унисон с аудиозаписью. Но наиболее волнующей была не сама запись: тот, кто подпевал ей сейчас во весь голос, сам вполне мог бы стать звездой оперы. Его тембр был низким, дыхание мощным, но больше всего Тома потрясло то, сколько чувства певец вкладывал в исполнение.

В лабиринте, образованном заброшенными помещениями, доктор в итоге заблудился, сбитый с толку отзвуками эха. Он вернулся назад в поисках пути, ведущего к тенору. Кому могло прийти в голову заниматься пением среди ночи, на самом нижнем цокольном этаже заброшенного завода? Через некоторое время Тома оказался перед бронированной дверью. Он приложил к ней ладонь и ощутил вибрацию. Сомнений не было, исполнитель этого невероятного концерта находился за ней. Штыри выглядели внушительно. Большие заклепки окаймляли стальные листы, а в центре красовался штурвал запорного механизма. Дверь была заблокирована. Тома попытался найти другой проход, но этот непреодолимый рубеж представлял собой единственный доступ к певцу. Что же делать? Возможно, это была не лучшая идея, но он постучал в дверь.

Певец тут же замолчал, а запись остановилась несколько секунд спустя.

– Прошу прощения, – закричал доктор. – Я вас услышал…

– Убирайтесь вон! Это место проклято! Вы погибнете, если останетесь.

– Что?

– Убирайтесь, говорю! Чтоб я вас тут больше не видел, бандиты!

«Бандиты?» – удивился доктор, шаря фонариком по сторонам, чтобы убедиться, что он здесь один.

– Оставьте меня в покое, – добавил незнакомец. – Я вооружен!

– Я не желаю вам ничего плохого. Я директор дома престарелых, расположенного по соседству. А вы кто?

Ответа не последовало. Воцарившееся молчание становилась все более мрачным. Теперь, без чарующего пения, Тома внезапно услышал все тревожные шорохи этого неприятного места. В тишине, кишащей незнакомыми звуками, с ним могло произойти что угодно… За его спиной что-то прошмыгнуло на уровне земли. Напрягая все органы чувств, Тома уже подумывал о том, чтобы сходить за ружьем Франсиса.

Внезапно штурвал бронированной двери повернулся. Скрип механизма отозвался в самых недрах заводского подземелья. В тот момент, когда дверь начала приоткрываться, Тома услышал рычание крупной собаки. Паника охватила его мгновенно. С воплем ужаса он бросился наутек.