100

Вместе с сумерками на землю опускалась прохлада. Солнце уже исчезало за горами на западе. Облака пропускали через себя его лучи, окрашивая струящийся с неба свет в удивительные оттенки. От земли, еще влажной после недавнего ливня, поднималось легкое благоухание.

Сидя рядышком на краю каменистого карниза, Кишан с Тома наслаждались этим мгновением. Внизу Кайлаш точил на камне свой инструмент. Рекха пыталась загнать в сарай непослушных кур. Дети и собаки деревни подросли, но все так же бегали друг за другом. С определенного расстояния повседневность часто кажется умиротворяющим зрелищем, даже там, где каждый день идет борьба за выживание.

– Я знал, что ты вернешься.

– Я очень этого хотел.

– Что-то в тебе изменилось.

– Ты говоришь так из-за фотографии, на которой я обнимаю собаку?

– Не только. Возвращение домой пошло тебе на пользу. Ты стал более спокойным.

– Думаю, дело не в возвращении, а в том, что мне пришлось пережить за последние месяцы. Все эти встречи, страхи, надежды… Вчера в самолете я ощутил, что стал другим, и попытался разобраться в причинах. Может, потому, что я летел не один? Возможно. Но есть еще кое-что. Я больше думаю о своей жизни. Мне хватает переживаний за тех, кого я люблю. Мы бессильны перед своей судьбой. Зато можем многое сделать для наших близких.

– Осторожно, ты начинаешь говорить, как мой отец!

– Я часто завидовал его философии, а также твоей храбрости… Ваш дух всегда был со мной.

Кишан достал из кармана швейцарский нож и показал его Тома:

– А со мной всегда был он.

– Каждое утро я приносил вашу фотографию в свой кабинет, а вечером, поднимаясь к себе, забирал ее с собой.

За кустами, со стороны тропинки, послышались взрывы смеха. Вскоре к ним выбежали трое детей Кишана и Джаи.

– Только взгляни на этих чертенят! Даже не запыхались, поднимаясь сюда.

С радостными криками ребятня бросилась к друзьям. Дети уселись с обеих сторон, бесцеремонно потеснив взрослых. Ворчание отца их не утихомирило. Они устроились на каменной скамье не для того, чтобы любоваться закатом, а чтобы быть ближе к «большим». Дети не обращали никакого внимания на красоту, открывающуюся перед ними. Зачем им этот закат? Завтра наступит новый, послезавтра еще один, и так будет каждый вечер до скончания времен. Нужно немного повзрослеть, чтобы научиться ценить каждое мгновение, зная, что оно уходит безвозвратно.

Самый младший, недовольный своим местом, взобрался на колени к отцу и прижался к нему, вызывающе глядя на братьев. Он обвил маленькими ручками папину шею. Его красивые глаза смотрели на Тома без всякого смущения, в упор – так смотреть могут позволить себе только дети. Чтобы оградить его от попыток возмездия со стороны старших братьев, Кишан положил ладони на спину сына, растопырив пальцы и образовав нечто вроде щита. Тома узнал этот жест – точно так же Полин обнимала Тео, а малыш, уставший или чем-то увлеченный, в кои веки не вырывался. Доктор в конце концов понял, что она раскрывала ладонь как можно шире не только для того, чтобы его поддержать, но и для того, чтобы почувствовать. Вытянуть пальцы, словно корни или лианы, чтобы наполнить любимое существо своей любовью, чтобы ощутить эту жизнь рядом с собой. Раскрыть каждый палец, чтобы уловить все, до последней капли. Мы молимся и восхищаемся, сложив ладони, но любим, раскрывая их. Все люди рано или поздно совершают этот жест. У Тома пока не было такой возможности.

Со стороны тропинки донеслись женские голоса. Кишан тихо сказал:

– Полин с Эммой идут.

– Только прошу тебя, не проговорись…

Кишан рассмеялся и прошептал:

– Какую фразу я сейчас не должен кричать? «Смотри, вон идут твои жена и дочь!»

– Смешно. Стоило ехать в такую даль, чтобы услышать это…

– Ты правда ничего не рассказал своей дочери?

– Это было невозможно.

– И никогда не расскажешь?

– Это неважно. Главное, чтобы она знала, что всегда может на меня положиться, и чтобы у меня был шанс наблюдать за ее жизнью. Сама того не зная, она вдохновила меня, заставила измениться. Моя дочь стала огоньком, который вывел меня из моего подземелья.

– Ты и впрямь удивительный человек, Тома Селлак. Мой отец говорит, что Эмма – очень хорошая медсестра. Она вылечила его рану еще лучше, чем ты.

– Молодежь часто бывает лучше нас.

Эмма с Полин вышли на скалистую площадку. Они о чем-то оживленно разговаривали.

– Как здесь высоко! – воскликнула девушка.

– Но зрелище того стоит, – ответил Тома, обводя рукой долину.

Он поднялся, чтобы встретить Полин.

– Ты про этот наблюдательный пост мне рассказывал? – спросила она.

– Да. Мне очень важно видеть тебя здесь. Меня мучило столько вопросов, когда я смотрел на этот пейзаж. А теперь я думаю, что ты – мой главный ответ.

Впервые медсестра не нашлась что сказать. Она переплела пальцы с его пальцами и прищурила глаза, чтобы полюбоваться закатом.

– Пока ты наслаждался панорамой, – сказала она, – я позвонила в дом престарелых. Кстати, связь здесь замечательная.

– Все в порядке?

– Франсис целыми днями доводит наших заместителей до белого каления. Жан-Мишель вбил себе в голову, что надо перекрасить комнату мадам Берза к приезду жены. Франсуаза уверена, что временная бригада не продержится до нашего возвращения.

– Во время следующего звонка я поговорю с Франсисом и попрошу его сбавить обороты. Как Тео?

– Для него это праздник. Он же там настоящий король! Он даже не соизволил подойти к телефону, потому что играл с Аттилой. У него целый отряд бабушек и дедушек, с которыми он делает что хочет. Больше никто не заставляет его умываться, есть овощи или делать домашние задания. Представляю, что меня ждет по возвращении.

– Не бойся, я тебе помогу.

– Слышал бы ты, как Эмма разговаривала с Роме-ном! Воркующие голубки. А в конце разговора она отвернулась, чтобы прошептать, что любит его.

– Пусть наслаждаются. Уверена, он и спустя годы не назовет ее похотливой медсестрой, как случилось когда-то со мной.

Эмма поднялась выше по склону. Двое старших сыновей Кишана стояли рядом и, беря с нее пример, смотрели на закат. Лицо девушки освещали последние лучи солнца. Она буквально сияла. В Амбаре Эмма ходила и улыбалась иначе. Здесь она начала понимать что-то очень важное. Девушка быстро влилась в деревенские будни. Впервые Тома смотрел, как его дочь переживает яркий момент своей жизни, и ему не нужно было исчезать. Не нужно было прятаться, чтобы наблюдать за ней. Он наконец-то нашел свое место рядом с Эммой.

Полин поцеловала его в щеку и тихо шепнула:

– Ты смотришь на нее, как отец, гордящийся своей дочерью…

Когда последние отблески дня погасли, Кишан с детьми и Эмма отправились обратно. Полин с Тома немного задержались. Они устроились на каменной скамье. Тома погладил теплый камень.

– Только представь, еще несколько месяцев назад я сидел здесь совсем один. А сегодня вечером я здесь с тобой, и Эмма тоже приехала. Элен утверждает, что мы навсегда запоминаем все подробности того места, где узнали новость, перевернувшую нашу жизнь. Я сидел как раз на твоем месте, когда Кишан сообщил мне, что у меня есть дочь, и показал ее фотографии. Я помню все, каждый камушек, голос Иши, распевающего у своего костра, дыхание ветра, раскаленные искры, кружащие в ночи.

Полин прижалась к нему, отчасти из-за прохлады, но главным образом из-за своих чувств. Она положила голову ему на плечо и взяла его под руку. Она прошептала ему что-то на ухо. Тома замер. Она призналась ему, что хотела бы провести с ним остаток своей жизни. Он позволил ее словам заполнить себя. Это уже были не крошечные солдаты, штурмом берущие крепость, а союзники, прибывшие для подкрепления. Полин также предупредила, что, как бы он ни сопротивлялся, она все же купит ему новые часы и рубашки по размеру. А еще она попросила его больше не делать комментариев по поводу каблуков, которые выбирает себе Эмма.

Уже совсем стемнело. На небе загорались звезды. Ни Тома, ни Полин не хотелось, чтобы это мгновение закончилось. Тома наслаждался прекрасным зрелищем и теплом Полин.

Женщина вздохнула. С безмятежным видом она призналась ему, что действительно никогда не забудет это место. Затем сообщила, что на этой скамье их сейчас не двое и что через несколько месяцев на свет появится кто-то, ради кого стоит надеяться, жить и строить; кто-то, кому нужно будет открыть красоту этого мира и его обитателей; кто-то, кого также нужно будет научить защищаться от опасностей жизни. Маленький человечек, за которого они вместе будут бояться.

Впервые в жизни Тома не поднялся со своего места первым.