Глава 9
Назначенная Годуновым следственная комиссия в составе ее главы князя Василия Шуйского, митрополита Крутицкого и Сарского Геласия, окольничего Андрея Клешина и думного дьяка Елизара Вылузгина прибыла в Углич 29 мая 1591 года, через четыре дня после гибели царевича Дмитрия.
В городе произошли большие народные волнения, с убийствами возбужденной толпой, сразу после того, как ударил колокол во время традиционного послеобеденного сна сонного провинциального городка. Ударил в колокол пономарь церкви Спаса, которого кто-то возбудил бить в набат, будить городок в то время, когда в колокол бить не положено, а положено всем почивать в послеобеденное время…
После набатного колокольного звона проснувшийся от сонного оцепенения народ Углича бросился на предполагаемых убийц царевича: дьяк-ставленник Годунова Михаил Битяговский, урезавший доходы Нагих от кормления в княжестве Дмитрия Углицкого, и с ним еще одиннадцать человек – виновных или безвинных? – были растерзаны возбужденной колокольным звоном толпой. Случился русский бунт, бессмысленный и беспощадный, с кровопролитием и жертвами, и Шуйскому с комиссией сыска надо было разбираться, что же произошло до и после гибели царевича?
В ходе следствия было допрошено около 150 человек, прежде всего Нагие, утверждавшие, что царевич был зарезан Осипом Волоховым, сыном няньки царевича, Данилой Битяговским, сыном дьяка, и Никитой Качаловым, племянником Михаила Битяговского, присланного Годуновым надзирать за Нагими. К допросу свидетелей гибели царевича и убийства в ходе волнения дьяка Михаила, его сына и других подозреваемых родственников дьяка были привлечены некоторые представители духовенства, а также возбужденные колокольным набатом дворовые и посадские люди, которые растерзали предполагаемых «убийц» царевича.
Что удалось выяснить Шуйскому с членами комиссии? Царевич играл в «тычку» с Данилой Качаловым, Осипом Волоховым и Данилой Битяговским. Согласно несложным правилам этой игры, надо было взять нож за острие лезвием вверх и метнуть нож в очерченный круг. Любил «баловаться» ножами, игрушечными металлическими саблями и палицами, убивая кур и гусей, малолетний царевич Дмитрий, как выяснил Шуйский. А однажды зимой царевич велел своим сверстникам слепить дюжину чурбанов из снега и, дав им имена боярских думцев, снес им саблей головы, приговаривая: «Вот что будет, когда я вырасту и взойду на царский трон». Это к тому, что игры с опасными металлическими предметами, практически оружиями, не запрещались в семействе Нагих.
А еще Шуйский с комиссией в ходе допросов выявили непреложные факты частых эпилептических припадков, случавшихся с царевичем. Сильные многодневные припадки были у него незадолго до смерти, когда, по свидетельствам вдовы дьяка Битяговского, няньки Волоховой и дяди царевича Андрея Нагого, руки кусал многим, пытавшимся его утихомирить от буйства и ввести в нормальное состояние.
В тот злополучный день своей гибели царевич играл «в ножичек» со сверстниками из родичей присутствующих на княжеском дворе няньки Василисы Волоховой, кормилицы Арины Тучковой и постельницы Марии Колобовой. Внезапно с Дмитрием, державшим нож, случился припадок, малыш упал на нож и уколол себе горло, поранив под кожным покровом сонную артерию и яремную вену. При ранении любого из этих сосудов трагический исход практически неизбежен, если нет рядом опытного медицинского персонала, сумевшего оперативно зажать сосуд, остановив бурное кровотечение. Но опытных врачей поблизости не было…
Вполне естественно, что взрослые очевидцы, не говоря уже о малолетних «игроках в ножички», не могли определить, в какой момент царевич ранил себя – стоя с ножом, при падении на нож или когда бился в конвульсиях на земле… Мальчишки говорили, что Дмитрий «набросился на нож», нянька Василиса Волохова твердила свое: «Бросило его на землю, и тут царевич сам себе проколол горло». Кроме присутствовавших во дворе допрошенных Шуйским взрослых и детей, ранение и гибель царевича видел, но не вблизи, а издалека, стряпчий Юдин, который не рассмотрел деталей ранения, но подтвердил факт того, что царевич закололся сам.
В ходе допроса многих свидетелей, после показаний Нагих, Шуйскому было ясно, что напрочь порушена версия убийства, представленная родичами несчастного царевича. А именно, в тот майский день нянька Василиса Волохова, несмотря на противление кормилицы, вывела царевича во двор, где Дмитрия ждали его «убийцы». Якобы Осип Волохов попросил царевича показать ему новое ожерелье и, когда несмышленый мальчик, не ведая опасности, поднял голову, тот ударил его в горло ножом и побежал прочь со двора. Но рана в горло показалась приспешникам убийцы Осипа неглубокой, Данила Битяговский, Никита Качалов оторвали кричащую страшным криком няньку Василису, бросившуюся царевичу на грудь, стараясь того спасти, и «дорезали» Дмитрия несколькими ударами в грудь. Убийцы, по словам главных зачинщиков последующих беспорядков, Михаила и Григория Нагих, убежали… На крик прибежала мать царевича – царица Мария Нагая. Она не стала выслушивать объяснения няньки Василисы, но, обезумев, схватила бревно и стала лупить ее, забив до полусмерти… Безумной царице все было ясно у бездыханного тела сына, которого уже не воскресить: она несколько раз прокричала, мол, сына Дмитрия убили Василисин сын Осип вместе с Данилой Битяговским и Никитой Качаловым…
– А кто заставил пономаря бить в набат? – спрашивал допрашиваемых свидетелей Шуйский и не получал достоверного ответа.
– Наверное, царица Мария, – отвечали многие свидетели.
– Самого пономаря или сторожа лучше спросить надобно, – неопределенно говорили другие, – он все сам расскажет.
Когда к Шуйскому привели испуганного, заикающегося сторожа Максима Кузнецова, тот понес такую околесицу насчет того, кто же все-таки побудил его бить в колокол. Так и не поняли Шуйский и члены комиссии – кто набат устроил руками спятившего на их глазах пономаря-сторожа? То ли братья Нагие, то ли сама царица, то ли еще кто, таинственный и неизвестный… Дали время сторожу умом поправиться, держа его под стражей «в железах»…
Волнения-то начались после колокольного звона в Угличе… Набат поднял весь сонный городок на ноги. Вокруг мертвого окровавленного царевича собрались мгновенно толпы горожан. И тут появились дядья царевича, братья Михаил и Григорий Нагие, один навеселе, а Михаил сильно пьяный. Нагие, как и их сестра, в один голос шумели те же имена подлых убийц царевича, что недавно выкрикивала Мария, увидев окровавленного сына. Услышав набатный колокол, дьяк Михаил Битяговский выскочил из-за стола, где он трапезничал вместе с сыном и священником Богданом, духовником братьев Нагих, и, сев на коня, поскакал в кремль. Там он, к своему ужасу, увидел, как возбужденная набатом толпа избивала няньку Василису Волохову и ее сына Осипа. Смелый дьяк попытался осадить, умерить пыл разгоряченной, если не взбешенной толпы, стал уговаривать пьяного Михаила Нагого образумиться и не делать худа со своими сторонниками из толпы. Дьяк с подоспевшим Никитой Качаловым, пытаясь пресечь самосуд, не дали забить до смерти мать и сына Волоховых, чем окончательно взбесили жаждущих крови истязателей. Царица Мария и ее братья натравили толпу на Битяговских. Те вынуждены были бежать и на какое-то время укрылись в главном административном здании Углича – Дьяковой Избе. Однако толпа, подстрекаемая Нагими, ворвалась и туда, взломав двери, убила Михаила Битяговского, его сына Данилу, нескольких холопов Битяговских.
Комиссия, допросив обедавшего с дьяком Михаилом и его сыном священника Богдана, выяснила: Битяговские имели алиби, они не причастны к убийству царевича. В то же время священник старался из всех сил выгородить братьев Нагих и царицу – явных виновников бунта в Угличе. Не лучше проявили себя архимандрит Феодорит и игумен Савватий, служившие обедню в местном монастыре. Поначалу они пытались прекратить самосуд над несчастными жертвами, отбили у толпы жену дьяка Битяговского с дочерью. Только почему-то святые отцы не захотели спасти израненного Осипа Волохова, за жизнь которого боролась до последнего мгновения его мать Василиса. Мария Нагая самолично выдала на растерзание толпы Осипа Волохова и Никиту Качалова (племянника дьяка Михаила Битяговского), за которого Василиса выдала замуж свою дочь. Никто из Нагих не захотел проводить «сыск праведный», уничтожив всех «подозреваемых» в убийстве царевича.
Всего толпа забила насмерть от одиннадцати до пятнадцати человек, якобы причастных к «убийству». Трупы несчастных убиенных были брошены в ров у стен кремля Углича. Перед приездом комиссии Шуйского в город протрезвевшие братья Нагие поняли, что за устроенный самосуд надо будет отвечать по закону, который был суров в отношении бунтовщиков и их подстрекателей. Ночью они решили подбросить сыску неопровержимые улики убийства, для чего уговорили своего приказчика Русина Ракова положить рядом с телами «убийц царевича» во рву ножи, палицы и сабли, вымазанные кровью. В фабрикации улик помогали слуга Григория Нагого Борис Афанасьев и холоп Михаила Нагого Тимофей. В частности, Тимофей принес живую курицу и зарезал ее, а кровью курицы измазал несколько длинных ножей (как сабель) и металлических палиц, которые Раков отнес в ров и положил на трупы убитых во время бунта Битяговских и их «единомышленников убийства царевича».
Разумеется, окровавленные ножи и палицы на трупах Битяговских с «единомышленниками» не смогли обмануть комиссию. К тому же Русин Раков не выдержал напора сурового допроса злого Шуйского, струсил и признался, что по приказу Нагих все сделал для оговора «убийц», самолично отнес «кровавые» орудия убийства в ров. Нагие перед крутым боярином Шуйским не стали упираться в фальсификации улик. Допросы малолетних игроков «в ножички» и взрослых свидетелей окончательно разрушили версию о преднамеренном убийстве царевича, на чем настаивали Нагие.
Смерть царевича видели своими глазами восемь свидетелей, никто из них не говорил об убийстве Дмитрия. По прибытии в Углич все члены комиссии Шуйского самым тщательным образом рассмотрели трупы царевича Дмитрия и жертв самосуда толпы, подстрекаемой царицей и ее братьями, Михаилом и Григорием Нагими. Естественно, ни у кого из членов комиссии (а они принадлежали к разным светским и церковным партиям, соперничающим друг с другом, о влиянии Годунова на всех не могло быть и речи) не возникло и тени сомнения, что царевич погиб именно из-за несчастного случая. Отпевание восьмилетнего Дмитрия Углицкого вел лично митрополит Крутицкий и Сарский Геласий в присутствии всех членов комиссии и множества духовных лиц Углича.
Обрисованная следствием Василия Шуйского картина случайной гибели была на редкость полна и достоверна. Розыск Шуйского по поручению Годунова практически не оставил места для неясных вопросов, требующих прояснения. Перед тем как он собрал все материалы следствия с подписями всех свидетелей, князь вспомнил об особом «тайном» поручении Бориса Федоровича Годунова насчет фактов предыдущего отравления царевича и царицы.
К этому подтолкнул Василия Ивановича неожиданный рассказ очухавшегося от потрясения церковного сторожа Максима Кузнецова. Тот просто и честно, как на духу, признался, что его заставил бить в набат неизвестный ему ранее дворянин. Потом уже прибежали братья Нагие с царицей с требованием «бить в набат громче, чтобы все земли, всех людей разбудить».
– А что тебе сказал тот, кто первым прибежал к тебе, – спросил Шуйский, – какое он тебе принес известие?
– Как не помнить? Призвал бить в набат по всем трем погибшим царевичам Дмитриям Ивановичам, ибо только что третий Дмитрий Иванович погиб…
– Так и сказал – «погиб царевич Дмитрий Иванович Третий»?…
– Я испугался и ударил в набат… сначала несильно… а тут сама царица Мария подбежала… потребовала в слезах, бей сильнее… чтобы все в городе знали, что царевич погиб…
От Марии Нагой Шуйский узнает ее тайное признание о попытке отравления ее и ее сына-царевича, она будет умолять князя пойти навстречу ей и братьям в смягчении наказания:
– Бес попутал… Не хотела кровавого самоуправства и бунта кровавого, – плакалась Мария Шуйскому. – Пусть будет снисхождение мне и моим братьям…
Шуйский, выполняя особое поручение Годунова, узнал, каким способом Мария Нагая с сыном Дмитрием избежали отравления незадолго до несчастного самоубийственного случая с царевичем в середине мая 1594 года. Мария вместе с сыном употребляла противоядие (зная какие-то секреты от своего дяди-дипломата из свиты Грозного, наслышанного об отравлении детей и жен царя).
Помимо «углицкого сыска» Шуйского, сведения об отравлении царицы и царевича содержатся в записках иностранцев. Английскому посланнику Джерому Горсею было известно об отравлении царевича Дмитрия и его матери, царицы Марии, было известно намного больше, чем другим иноземцам в Русском государстве. Зимой и весной 1591 года Горсей находился недалеко от Углича, в Ярославле. Здесь он узнал о трагедии царевича Дмитрия даже раньше, чем об этом узнали в Москве. Его рассказ об отравлении Марии Нагой (близко по времени к гибели царевича или в день гибели, неясно!) более чем любопытен. Горсей в своей книге воспоминаний «Путешествие сэра Джерома» написал:
«Однажды ночью (в Ярославле) я предал душу Богу, считая, что час мой пробил. Кто-то застучал в мои ворота в полночь… Я увидел при свете луны Афанасия Нагого, брата вдовствующей царицы, матери юного царевича Дмитрия, находившегося в 25 милях от меня в Угличе. „Царевич Дмитрий мертв! Дьяки зарезали его около шести часов, один из слуг признался на пытке, что его послал Борис, царица отравлена и при смерти, у нее вылезли волосы, ногти, слезает кожа. Именем Христа заклинаю тебя, дай мне какое-нибудь средство! Увы! У меня нет ничего действенного“. Я не отважился открыть ворота, вбежав в дом, схватил банку с чистым прованским маслом… и коробку венецианского териака (целебного средства против животных ядов). „Это все, что у меня есть. Дай Бог, чтобы это помогло“. Я отдал все через забор, и он ускакал прочь. Сразу же город был разбужен караульными, рассказавшими, как был убит царевич Дмитрий».
Свидетельские показания Горсея дают пищу для размышления и анализа его «воспоминаний». Во-первых, Афанасий Нагой – не брат, а родной дядя царицы Марии. Он был сподвижником царя Грозного, был русским послом в Крыму в 1563–1572 годах, много сделал для предотвращения крымско-турецкой агрессии против Москвы, предупредил царя о походе хана на Астрахань. Вскоре после смерти Грозного Афанасий Нагой был сослан Годуновым в Новосиль. Но в 1590-91 году он объявился и обосновался в Ярославле. Его сообщение об убийстве царевича Дмитрия лежит явно на совести выдумщика Горсея. А вот то, что он сообщил англичанину об отравлении царицы (и возможно, царевича), это похоже на правду. Ведь он просил у Горсея средство от яда, а не от ножей, ранящих и убивающих, – вот что близко к истине!
И отравление царицы Марии было не в день гибели сына-царевича, а раньше, ибо в знаковый день гибели сына царица Мария была занята другим неотложным делом: заставила сторожа церкви Спаса звонить в колокол, бить в набат, а потом расправляться с неугодными свидетелями своего и братьев преступления. К тому же во время волнений в Угличе ее волосы, ногти и кожа были сохранны и невредимы… Уже потом Шуйский, выполняя особое тайное поручение Годунова, в докладе первому боярину, правителю государства, свяжет факт отравления царицы и появления в Угличе человека, обязавшего недалекого сторожа церкви Спаса бить в набат по трем погибшим царевичам Дмитриям Ивановичам.
Шуйский ничего не обещал Марии Нагой, но его тронуло позднее покаяние царицы, он сообщил об этом Годунову и патриарху Иову перед началом работы освященного Собора. Несчастная мать не знала еще, что решением Собора она будет пострижена в монахини с именем Марфа, а ее братья будут надолго сосланы в ссылку, многие бунтовщики из Углича, обагрившие свои руки невинной кровью, будут казнены или брошены в тюрьмы, многие сосланы в Сибирь. Вместе с бунтовщиками в Сибирь отправится и угличский набатный колокол, который будет бит плетьми и у которого, в назидание другим колоколам, будет вырван язык, «чтобы не шумел понапрасну, не смущал сердца и души людские»…
А дядьку царицы Афанасия Нагого бояре Думы, с ведома Годунова, заслушавшего доклад Василия Шуйского о розыске, обвинят в московских поджогах уже после набега крымчаков на столицу в целях устроения новых мятежей и бунтов в столице, находящейся на военном положении… 24 мая запылала Москва: выгорел весь Белый город, Занеглинье с улицами Арбатом, Никитской, Петровкой и Покровкой. Более 12 тысяч домов выгорело в конце мая в Москве, когда в Угличе работал розыск Шуйского. Одновременно со следствием в Угличе доверенные люди Годунова по поручению правителя проводили расследование о пожарах в Москве. Уже 28 мая 1591 года по всем землям Русского государства была разослана «царская окружная грамота», в которой назывались имена поджигателей, действовавших по заданию Афанасия Нагого…
