Глава десятая. История Мортимера.

День прошел в скучном обследовании башни и многочисленных помещений, в которых Великий Колдун занимался важной и полезной работой на благо сказочной страны. Правда обследование было скучным лишь для волшебного зеркала, которое не переставало сочиться ядом и презрением к моей любознательности, и Изабеллы, знающей о башне все и вся. Но у меня, кроме всего прочего, была еще одна цель.

Я безумно хотел осмотреть библиотеку Мортимера. Изабелла, пожав плечами, милостиво меня проводила и даже составила компанию на тот случай, если я потеряюсь в многочисленных стеллажах, которых в этой самой библиотеке было неисчислимое множество.

Стеллажи уходили вверх и терялись в темном мареве, будто у помещения не было потолка. Девушка тут же пояснила, что библиотека сама подстраивается под общее количество книг и свитков, увеличиваясь в размерах, если места становится мало. На мой логичный вопрос о схожести библиотеки и Выручай-комнаты из мира Гарри Поттера, она лаконично кивнула, указав лишь на то, что оба помещения используют похожие принципы трансформации, только в библиотеке не было странных колб, манекенов и пыльных стульев. Одни лишь знания, представленные в многочисленных томах и талмудах.

Я, с благоговейным трепетом, тихо шел мимо длинных рядов и удивленно рассматривал корешки книг и свисающие ярлыки, на которых Мортимер собственноручно делал какие-то пометки, помогавшие ему в том, чтобы найти тот или иной свиток. Названия книг были самыми разными. От смешных и веселых, вроде: «Тысяча анекдотов про зверей» и «Магические способы увеличения мужского достоинства», до более грозных и даже страшных. «Драконарий», «Семь рецептов изготовления Философского камня», «Ведьмачьи знаки», «Черная Библия», «Демоны Гоетии». Но одна из книг заинтересовала меня куда больше. Хмыкнув, я осторожно снял со стеллажа пыльный том, на обложке которого сияло золотом длинное название – «Трансформация сказочных созданий человеческими существами». Присев на один из кособоких стульев, я раскрыл книгу и погрузился в нее с головой.

В ней рассказывались удивительные вещи о тех людях из моего мира, которые придумывали «кроссоверы». Этим термином автор книги называл не только людей, которые смешивали существ из двух разных вселенных, но и людей, которые меняли вселенные и персонажей в них обитавших так, как хочется им.

Почти вся книга представляла собой аккуратную таблицу из трех столбцов. «Имя автора», «Произведение» и «Результат». Прищурившись, я быстро метнул взгляд на зевающего Колобка, который сопровождал меня всюду, и перешел к оглавлению. К моему удивлению, в книге действительно хранилась информация о том человеке, который придумал альтернативного уродца.

«Гомункул волшебный, созданный с помощью неизвестной субстанции, набранной дедом и бабкой по сусекам. Кардинальные отличия от каноничной версии – грубиян, хаотически-нейтрален, эмоционально неустойчив. Питает нездоровую тягу к галлюциногенным веществам, запрещенным Императорским двором. Литературный образ создан в апреле две тысячи пятого года в человеческом мире».

— Я пишу эту книгу, — от раздавшегося в тишине голоса Мортимера, я испуганно подпрыгнул и свалился на пол, под непрекращающийся хохот волшебного зеркала. Даже Изабелла не сдержала улыбки, наблюдая за моим шикарным кульбитом. Колдун усмехнулся и протянул мне руку. – Прости. Не хотел тебя напугать, Тимофей.

— Прощаю, — кивнул я, краснея так, словно мне в родню затесался зад шимпанзе. – Получается, что ты ведешь учет всех отклонений, которые встречаются у сказочных созданий?

— Да.

— Зачем? Любовь к информации?

— Не только это, — ответил Мортимер, присаживаясь рядом и поднимая с пола книгу. – Мой преемник должен будет знать, с чего и откуда все пошло.

— Разве это можно изменить? К примеру, Колобка, — спросил я, посмотрев перед этим на круглого уродца, рассекающего вдоль стеллажей с радостным визгом.

— Вполне возможно. Я пока работаю над этим. Сказочные существа меняются лишь тогда, когда некий человек хочет этого. Понимаешь?

— Ага. Некий идиот ужрался вина и придумал историю о том, как Колобок вылупляется из дерьма лисы, ругается матом и жрет мухоморы?

— Верно, — улыбнулся колдун.

— А каноничный образ тоже меняется?

— Нет. Помнишь, я рассказывал тебе о бесконечном множестве миров, включая непроработанные вселенные?

— Помню. Стало быть, оригинальный Колобок обитает в другом мире и вынужден раз за разом попадать лисе на зуб?

— Именно, Тимофей. А его копия, которая живет в этом мире, меняется под воздействием пера того или иного автора.

— То есть, если какой-нибудь автор решит выставить Колобка людоедом, то каноничное создание останется нетронутым, чего нельзя сказать об этой копии? – я ткнул пальцем в уродца, который набегавшись, задремал возле моей ноги, не обращая внимания на ученые диспуты.

— Да. Этот Колобок познает тягу к людскому мясу и перестанет быть хаотически нейтральным. Хотя, он запросто может им остаться, если автор, приписавший ему людоедство, решит не трогать его нынешний образ.

— Шикарно, — вздохнул я. – Бедные создания зависят от больной воли ублюдочных авторов.

— Метко пизданул, Тимка, — встряло волшебное зеркало, тоже внимательно прислушивающееся к беседе. – Только не «ублюдочных авторов», а «мразот ебаных». Так куда красочнее и правдивее. Меня вон тоже изменили, но мне даже по нраву.

— Не всегда изменения идут во вред сказочным созданиям, — кивнул Мортимер и, щелкнув пальцами, сотворил в воздухе небольшой поднос с двумя белыми чашками на нем. – Чаю?

— Если можно, то кофе, — благодарно хмыкнул я. Старик на минуту задумался, а потом протянул мне чашку, от которой вкусно пахло сваренным кофе.- Спасибо, Мортимер. Трудно быть кофеманом.

— Охотно тебе верю, мой мальчик. Я долго обходился без нежно мной любимого чая, а теперь попросту не могу напиться, — улыбнулся колдун, делая аккуратный глоточек.

— Прости, Мортимер. А что тогда с Гензелем и Гретель? Зеркало сказало, что они всегда такими и были. Они уничтожили ведьму и принялись разбойничать.

— Ах, да, — помрачнел колдун, возвращаясь к разговору. – С ними все не так просто. Понимаешь, их такими задумали сами создатели.

— Братья Гримм?

— Они самые, Тимофей. Ты разве не замечал, как жестоки их сказки?

— Замечал. Порой уснуть не мог. Мне все снилась злая мачеха, которую заставили плясать в раскаленных башмаках на свадебном балу Белоснежки.

— Вот. Насколько мне известно, Гензель и Гретель стали такими в воображении Якоба, в первоначальной версии.

— Почему тогда именно эта версия получила жизнь, а не та, что была в каноничной сказке?

— Чем сильнее воля автора, тем реальнее его произведение. Даже написав ту версию сказки, которую все знают, Якоб до конца придерживался первой версии, в которой брат с сестрой были не милыми и наивными детьми, а жестокими созданиями, черпающими вдохновение в муках других. Конечно, в одном из миров живут каноничные герои этой сказки, но жизнь получила более злая версия одного из братьев. Именно злая версия эволюционировала в то, что ты видел. Гензель и Гретель стали разбойниками. С Белоснежкой все по-другому.

— Да, я знаю. Довелось пообщаться, — хмыкнул я, отпивая кофе.

— Хуй знает эту бабу. Запросто могла бы тебе горло вскрыть, а меня заставить показывать ей блядосериалы, — буркнула морда, появившись на зеркальной поверхности.

— Значительную долю в ее изменение внес один польский автор, прославившийся историями о ведьмаке Геральте, — закончил я. Колдун кивнул и, щелкнув пальцами, вновь наполнил стаканы чаем и кофе. – Спасибо, Мортимер.

— Пожалуйста, мой мальчик. Это меньшее, что я могу сделать.

— Если подытожить, то все существа и создания, обитающие в этом мире, являются лишь копиями?

— Нет. Они оригинальны, как оригинальны живущие в других мирах. Закон формальной логики из высшей математики, Тимофей. Здесь вступает в дело эволюция. История не заканчивается, как в книге, а начинает жить своей жизнью. Непредсказуемой и странной. Манера поведения заимствуется у создателей и нашего с тобой родного мира. Поэтому Колобок и зеркало ругается матом, а Гензель, Гретель и Белоснежка занимаются разбоем. Они живут. Хорошо или плохо, но живут, подстраиваясь под нынешние реалии.

— А Изабелла? – девушка, услышав свое имя, испуганно распахнула большие глаза и выронила перо, которым записывала нашу беседу. Мортимер улыбнулся и, наклонившись, поднял перо с пола, после чего протянул его девушке.

— А что с Изабеллой? – спросил колдун.

— Она тоже героиня какой-то сказки или истории?

— Нет. Она – продукт эволюции, если можно так выразиться. Определение грубое и несовершенное, но оно будет более тебе понятно. У нее есть право выбора, чувства, желания. Ее настроение меняется, как у обычного человека. Она может смеяться, плакать или грустить. Совсем, как мы.

— Охренеть, — только и мог молвить я, схватившись за голову. В висках заломило от полученной информации, и я чуть было вновь не очутился на полу, если бы Мортимер, подметив мою растерянность, не прикоснулся сухим пальцем к моему плечу и не пробормотал пару странных слов.

— Тише, Тимофей. Понимаю, что тебя это сбивает с мысли и все кажется невероятным, но это так. Суровая реальность, — хмыкнул он, набивая трубку табаком и доставая из кармана странный аналог спичек. – Изабелла не зависит от авторов или чего-то еще. Она – дитя этого мира, как и множество других людей и созданий. Что уж там. Даже у Белоснежки есть дети.

— Серьезно? – хохотнуло зеркало. – Ей кто-то присунул и оросил ее сморщенную пилотку жиденькой кончиной?

— Грубо, но все так, — улыбнулся Мортимер. – Её дети – дети этого мира и не принадлежат перу авторов.

— А если Колобка кто-то выебет и он вдруг родит говношар с конечностями? – не унималась морда, но после моего громкого шиканья, умолкло, буркнув напоследок. – Пиздеть, не мешки ворочать, Тимка.

— Так они смертны? Они могут умереть? – спросил я, не обратив на слова зеркала внимания. – Белоснежка и прочие существа, созданные человеком.

— Могут. Но через какое-то время они возрождаются, вновь проживают жизнь, придуманную для них автором, и затем получают выбор, как жить дальше.

— Но выбор этот зависит и от автора, который их придумал, — закончил я. Мортимер улыбнулся и кивнул.

— Да. Злое создание может пойти по злому пути, а может и по доброму. Как и доброе может пойти по тропе зла. У каждого из них есть выбор. В этом и прелесть сказочной страны.

— Блядь. И не надоело вам мусолить эту тему? – вклинилось зеркало, когда за окном уже порядочно стемнело, и на небе появились первые звезды. – Кому какая нахуй разница, будет ли Белоснежка жить пай-девочкой или будет ебать все, что шевелится?

— Есть разница, — ответил я. – Если мне посчастливилось сюда попасть, то я должен хоть немного понимать устройство этого мира. А иначе велик риск сойти с ума.

— Тю, — фыркнула морда. – Делов-то. Будешь как Колобок. Жрать мухоморы, пингвинье говно и бессвязно ругаться. Шик же.

— Ага.

— Нога.

— Чего?

— А того, — буркнула волшебная вещь. – Может, сменим ради делихора обстановочку? Пожрать там пойдем или баиньки?

— Зеркало право, — сладко потянулся Мортимер. – За беседой время летит. Предлагаю отужинать и отправиться в постели, а завтра я отвечу на другие вопросы.

— Хорошо, — кивнул я, поднимаясь с табурета. – Мортимер.

— Да, Тимофей?

— А я могу посещать библиотеку?

— Конечно. Если тебе интересно, я не могу этого запретить, — улыбнулся старик. – Я всегда ценил тягу к знаниям.

— Ну, блядь, началось. Тимофей, дверь впереди. Давай левой ногой, потом правой, а остальное само подтянется, — сварливо ответила морда. – До утра мне ваши песни теперь слушать? Заебали уже!

— Ладно уж. Пойдем ужинать, — согласился я и, придержав дверь, пропустил вперед Изабеллу и Мортимера. Затем, свистнув Колобку, отправился вслед за ними.

Однако и за ужином я вновь принялся бомбардировать колдуна вопросами, предварительно оставив волшебное зеркало в своей комнате, чтобы оно не досаждало нам неуместными комментариями и не злило Изабеллу, которая крайне трепетно относилась к площадной брани и постоянно фыркала, стоило волшебной вещи витиевато выругаться.

Мортимер, несмотря на мое любопытство, был подчеркнуто вежлив и перебивал лишь изредка, чтобы узнать то, что случилось в реальном мире за время его отсутствия. Он с грустной улыбкой выслушал о двух войнах, которые сильно перетряхнули наш мир, радостно смеялся, когда я рассказывал ему о последних достижениях в области науки, и внимательно записывал, если я начинал вещать о чем-то незнакомом для него. Как и Изабелла, которая не расставалась с блокнотом. Но был у меня еще один вопрос, который я постоянно откладывал, стараясь не разозлить Великого Колдуна. Впрочем, Мортимер и сам все понял, о чем и сообщил с неизменно вежливой улыбкой.

— Тебя волнуют ингредиенты, необходимые для твоего возвращения, — больше констатировал, чем спросил старик. Я кивнул в ответ и обратился в слух. – Понимаю, Тимофей. Для тебя этот мир чужд и странен. Для меня он тоже был таким. Я долго искал способ, чтобы вернуться домой. Что ни говори, но твой дом там, где твое сердце. А я очень сильно любил старушку Англию.

— Любил? – переспросил я. – Любовь прошла, завяли помидоры?

— Интересно ты выражаешься, — усмехнулся старик. – Можно сказать и так. Меня смутило то же самое, что и тебя.

— Жертва?

— Да. Мне надо было кем-то пожертвовать, чтобы открыть портал. Два других ингредиента тоже непросты, но этот выбил меня из колеи. Я ценю чужие жизни, — грустно ответил Мортимер, набивая трубку и подкуривая от уголька из камина.

— А без этого нельзя обойтись? Я понимаю, что темная материя и все дела, но вдруг, каким-то образом, можно изменить суть требуемого для активации портала?

— Я ищу это довольно давно, Тимофей, и пока безрезультатно. Сегодня ночью я свяжусь со своими коллегами, дабы услышать их мнение по этому вопросу, а завтра сообщу тебе.

— Отрадно слышать, — буркнул я, нанизывая на вилку зеленый горошек. – Не подумайте, ваш мир прекрасен и уникален, но мой дом не здесь. Там осталась учеба, друзья, родные и привычнее как-то что ли. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Конечно, мой мальчик. У меня тоже там остались друзья, коллеги, дом и родина.

— Почему ты решил остаться здесь? Вряд ли тобой двигала только наука, — спросил я. Колдун смущенно покраснел и метнул в сторону Изабеллы осторожный взгляд. Девушка дремала, опершись на руку и, казалось, даже не слышала, о чем мы говорили.

— Я встретил здесь свою любовь, Тимофей, — тихо ответил Мортимер, сделав пару пасов левой рукой. На губах Изабеллы тут же появилась добрая улыбка. Колдун пояснил, заметив мой заинтересованный взгляд. – Она устала. Пусть отдыхает.

— Любовь?

— Да, любовь. Такую любовь, рядом с которой потускнело все. Наука, магия, мысли о возвращении домой. Все.

— Погодите, — нахмурился я и, удивленно открыв рот, уставился немым взглядом на спящую Изабеллу.

— Да, Тимофей. Она моя дочь, только она не знает об этом.

— Но почему?

— Я считаю, что ей так удобнее. Изабелла талантливая девочка с небывалой силой, которая бывает лишь у Великих магов. Я учу ее и присматриваю, потому как этого хотела ее мать.

— Получается, что ты полюбил дочь Маланьи? Лесной ведуньи.

— Да. Это случилось очень давно. Средняя продолжительность жизни в сказочной стране куда больше, чем в нашем родном мире, Тимофей. Я вынужден прятаться за маской старика, в то время как мне всего около сорока лет по земным меркам.

— С ума сойти, — ахнул я, когда Мортимер взмахнул рукой и тихо рассмеялся, наслаждаясь моим удивленным лицом. Передо мной теперь сидел подтянутый черноволосый и кареглазый мужчина, в чертах лица которого сквозил облик того старика, которого я знал.

— Прости. Я вынужден скрывать свой настоящий облик, — виновато хмыкнул он. – В этом мире колдуны обязательно должны выглядеть почтенными старцами. Говорят, что старикам верят больше и чем ты старше, тем якобы могущественнее.

— Вот так новость. Как же вы тогда познакомились с дочерью Маланьи?

— Я закупал лекарственные травы для изучения у местных ведуний. Маланья была очень доброй женщиной и очень умной. Она легко находила даже такие грозные растения, как цветок папоротника, корень мандрагоры, листья арцессиуса и пыльцу цветка синеглазки. В один из таких визитов я и познакомился с ее дочерью Марией. Кто бы мог подумать, что будущий Великий Колдун потеряет голову и напрочь забудет о таких вещах, как понимание сути сказочной магии и способах возвращения домой, — рассмеялся Мортимер. – Было еще кое-что. Я почувствовал в девушке необыкновенную силу. Её не трогали лесные звери, навьи и упыри прятались, когда она выходила ночью одна в лес. Что уж там. Её даже разбойники не смели трогать.

— Но как ты почувствовал ее силу, если ты такой же человек, как и я?

— Мы в сказочной стране, Тимофей. Здесь возможно все, а я, в первую очередь, ученый. Мне удалось понять принцип магии. Уловить саму суть волшебства, которое строится на логических законах и том, что придумали люди из нашего мира. У магии очень тонкий принцип, главенствующей вещью которого является обычная воля. Стоит захотеть и получится то, что я называю, примитивным волшебством. Но за более сложными вещами, типа того же портала в другие миры или каких-то эпических заклинаний, стоит более сложная модель, состоящая из нескольких сложных уровней и условий.

— Приведешь пример? – спросил я, запутавшись в куче непонятных терминов.

— Конечно. Возьмем за образчик заклинание, вызывающее разрушительное землетрясение, — начал колдун. – В этом мире, чтобы сотворить подобное, маг должен основательно подготовиться. Если следовать логике этой магии, то для землетрясения необходим дракон, ибо эти существа всегда вызывали трепет у простого люда. Они ведают стихией и катаклизмами во многих верованиях. Стало быть, для первой ступени необходима частица дракона. Чешуя, крыло, клык, глаз, мясо, кость – что угодно. Лишь бы это было частицей дракона, понимаешь?

— Ага. В таком случае сгодится и обычное слабительное, которое заставляет нутро человека бурлить и негодовать. Человек представляет собой землю, а сила, бурлящая в нем, аналог возмущений земной коры.

— Вот! – воскликнул Мортимер и опасливо покосился на мирно спящую Изабеллу. – Общий принцип ты уже уловил. Логика! По похожему принципу собираются и остальные ингредиенты. Для небольшого землетрясения достаточно частицы дракона, а для более сильного еще кое-что. Я называю эти ингредиенты структуральными составляющими. Они работают в паре с вербальной составляющей.

— Под вербальной составляющей вы имеете ввиду текст заклинания?

— Да. Он дополняет материальную модель, делая ее живой. Иными словами, совокупность логической структуральной составляющей и вербальной есть магия этого мира, Тимофей.

— Вроде понятно. Хоть я и не люблю психологию, но ты доходчиво объяснил.

— Благодарю за похвалу, — расплылся в улыбке Мортимер. – Так вот. Когда ты применяешь вербальную составляющую, то способен уловить магию в другом создании. Она может неспешно течь, подобно ручейку, а может реветь словно водопад. В Марии магия буквально бурлила. Мне достаточно было лишь увидеть ее, чтобы понять это. Маланья подтвердила мои догадки. Она рассказала, что дочь запросто находит даже такие травы, которые обычные маги и колдуны ищут десятилетиями и так и не находят. По взмаху ее руки листва облетала с деревьев, а звери ластились к ней, стоило лишь позвать.

— Дай угадаю. Ты уговорил Марию пойти с тобой?

— Да. Маланья была только рада. Еще бы. Сам кандидат на пост Великого Колдуна заметил ее дочь, но мне было плевать на магию. Девушка меня просто покорила. Она была доброй, усердной и невероятно умной. Схватывала на лету то, чему другие маги учатся годами. В каких-то областях она превосходила даже меня. С ее помощью мне удалось продвинуться в поисках рецепта для моего возвращения. Правда, возникла проблема. Я нашел темное зеркало для построения портала, и оно показало мне существо, которое необходимо принести в жертву, дабы открыть проход.

— Жертвой оказалась Мария, — кивнул я, поняв, к чему клонит колдун.

— Да. Портал между двумя мирами всегда требует жертву. Таков негласный принцип магии сказочной страны. Я не знаю, чем руководствовалось зеркало, но оно показало именно Марию.

— Ожидаемо, — буркнул я. – Театральный принцип, призванный разжечь в читателях жалость к жертве и тому, кто собирается ее принести. Жертвоприношение Исаака в Библии тому подтверждение.

— Верно, Тимофей. Этот мир берет идеи из всего, что когда-либо было написано. И неважно, правда это или вымысел.

— И ты отказался от возвращения домой.

— Отказался. Веришь ли, но я безумно любил Марию и даже в самых крамольных мыслях не смел ей пожертвовать. Зачем мне мой мир, если та, кого я люблю, перестанет существовать?

— Так ты же сказал, что сказочные существа перерождаются и вновь обретают жизнь, как и выбор? – спросил я, нахмурившись.

— Те, кого придумали, могут. А те, кто появился в результате эволюции, нет. Дети сказочных существ смертны, хоть их жизнь и длиннее, чем в нашем мире. Таков порядок, Тимофей.

— Суровый порядок, что еще сказать, — хмыкнул я. – А что случилось после того, как ты отказался от идей вернуться домой? Вы с Марией сыграли свадьбу и стали жить долго и счастливо?

— Почти, — улыбнулся колдун, возвращая себе облик старца. – Мы были примерной семьей. Я усовершенствовал эту башню, днями и ночами изучал устройство магии и был счастлив. Мария поддерживала меня и однажды подарила мне самое прекрасное существо во Вселенной. Изабеллу. Лишь только я взял ее в руки, как понял, что у ребенка тоже есть сила, как и у ее матери. Чистая и незамутненная. Тогда мы приняли решение отправить Изабеллу к Маланье, подальше от искушений столицы. Да что говорить. Я постоянно был занят, Марии тоже дел хватало, и бабка стала идеальным вариантом. Конечно, я планировал отойти от дел и посвятить все свое время семье, но в сказочной стране, как это часто бывает, разразился кризис.

— Кризис? – переспросил я и поежился от слабого сквозняка, вызвавшего мурашки.

— Кризис. Темные из Земли Мертвых перешли границу. Тогда защитный барьер был хлипким и слабым, и им не составило большого труда его преодолеть. С каждым днем сказочная страна погружалась во тьму. Злобные и жестокие создания сжигали деревни и разрушали целые города на своем пути. Они не брали пленных, не обращали детей в рабов. Просто шли вперед, уничтожая все живое, — тихо сказал Мортимер, попыхивая трубкой. – Тогда-то Император зашевелился. Был созван Великий Совет магов и Светлая Триада.

— Какая Триада? – растеряно спросил я.

— Светлая. Три великих светлых правителя, которые ненавидели зло и Темных. Канули в лету времена, когда Темные служили Мрачному Лорду и жили в согласии со Светлыми. Теперь ими правил другой. Мы не называем его имени, ибо такова воля Императора, павшего в Последней битве.

— Звучит пафосно, но на душе все равно кошки скребутся, — честно признался я, тоже закуривая сигарету.

— Согласен, — кивнул Мортимер. – В Последней Битве на Широком плато нам удалось победить ценой невероятных усилий. Мария пожертвовала собой, и предсказание волшебного зеркала сбылось. Она погибла ради сказочного мира, прочтя заклинание «Черного забвения». Лишь два заклинания требуют человеческую жертву. Портал в другой мир и «Черное забвение». Никто и представить не мог, насколько разрушительным окажется заклинание. Будто сама Тьма налетела на вражеские полчища и поглотила их. У меня до сих пор перед глазами эта жуткая картина и сухой треск рвущейся плоти. Как и треск моего разбитого сердца.

— Изабелла так и не узнала, что ее мама погибла в этой битве?

— Узнала. Маланья рассказала, а я настоял на том, что мне лучше оставаться в тени. Темные не простили уничтожения своего войска и поклялись на крови невинных, что еще вернуться за моей душой. Глупо, конечно. Не зря я считаюсь Великим Колдуном. Мне и совету магов удалось создать защиту, построенную на жертве Марии. Эта защита позволяла темным проходить границу, но только тогда, когда их помыслы были относительно чисты и не желали зла всей сказочной стране. Опять же, Порядок, изменить который неспособен даже я. Ладно, вернемся к повествованию. Когда Изабелле исполнилось восемнадцать, Маланья отправила ее в столицу ко мне. Я устроил небольшой фиктивный конкурс, что якобы ищу себе помощника, и ожидаемо выбрал свою дочь. Хотя, она все равно бы победила, Тимофей. Как я уже говорил, в ее венах текла кровь матери, а значит, сила ее магии была на том же уровне и даже больше. Я смирился с потерей той, кого любил, и обратил весь свой пыл на дочь, стараясь рассказать ей обо всем, что знаю сам.

— Грустная история, — тихо произнес я, когда Мортимер закончил свой рассказ и уставился усталым взглядом на пляшущее в камине пламя.

— Грустная, но это жизнь, — ответил он, робко улыбнувшись. – Сказочная жизнь.

— Прости, что надоедаю тебе этим вопросом, но каковы два других ингредиента, необходимых для создания портала? – спросил я.

— Ах, да, — колдун помотал головой, будто приводя себя в чувство, и повернулся в мою сторону. – Как я и говорил, портал относится к разряду великих заклинаний и для его призыва необходимы три вещи. Формально выражаясь – три.

— А если фигурально?

— Первое – кольцо, созданное из трех величайших артефактов Темных. Посоха Проклятой Топи, Глаза прациклопа и Иссохшей длани.

— Чего? – переспросил я. – Мне это снится или названия вы уперли из онлайн-игры?

— Нет, Тимофей. Эти вещи реальны и невероятно могучи.

— Ладно, черт с ними. А второе?

— Роза Ветров.

— Символ или настоящее растение?

— Здесь это настоящее растение, которое есть только в одном месте на севере.

— И третье – это жертва?

— Да.

— А жертва выбирается темным зеркалом?

— Сущностью, создавшей его. Иными словами – самой Тьмой.

— Жуть какая, — честно ответил я, хватаясь за голову. – Не удивительно, что ты отказался от поисков. А еще такой вопрос. Жертва обязательна?

— Если ты действительно хочешь вернуться, я постараюсь определить элемент, которым можно заменить третий ингредиент, но гарантии на нуле, Тимофей.

— Понимаю. Хоть какая-то радостная весть, — зевнул я, что не укрылось от взгляда колдуна. Мортимер тихо рассмеялся.

— Отправляйся в постель, мой мальчик. Утро вечера мудренее. Завтра мы обсудим все более подробно, — хмыкнув, я махнул рукой и, подойдя к выходу из кухни, повернулся в сторону старика. – Мортимер.

— Да? – спросил тот.

— Спасибо, — тихо сказал я. – Я знаю, как тебе тяжело и благодарю за то, что ты решил мне помочь.

Молчание колдуна было мне ответом. Как и его глаза, в которых вновь зажглась давняя боль. Коварная и ноющая.