LXXXV
Иоганн и Элизабет услышали крики и выбежали на улицу. Люди, закутанные в рваные тряпки, появлялись из тумана и исчезали, словно призраки.
– Господи, Иоганн, что происходит? – Элизабет вцепилась ему в руку.
Лист не ответил. Он придержал кого-то из бегущих: это оказалась мать с младенцем на руках. Лица у обоих были бледные, оплетенные черными нитями.
– Что случилось?
Женщина была в панике. Она хотела убежать, но Иоганн не выпустил ее.
– Отвечай!
Женщина рвалась из его хватки.
– А вы не слышали? Солдаты хватают всех подряд.
– Где они?
– Повсюду.
Женщина вырвалась и побежала вниз по улице. Через мгновение ее силуэт растворился в тумане.
У Иоганна вспыхнула перед глазами похожая картина. Он услышал голоса, приказы, крики, разносящиеся под древними сводами. И солдаты, которые вот так же охотились за ними. И если в тот раз судьба оказалась на их стороне – теперь последнее слово было за солдатами.
– Это конец, – позади них появился Пруссак. – Они всех перебьют. Больных, здоровых, неугодных… Всех, кто окажется у них на пути, включая и нас.
Лист схватил его за плечи.
– Соберись! Ты решил сдаться без боя? Где тот человек, с которым я без единой царапины прошел столько сражений?
– Этого человека больше нет, – ответил Пруссак и оглянулся на свой дом. – Я потерял все, что имело для меня значение. Ради чего мне сражаться?
Иоганн выпустил его, и они молча смотрели друг на друга.
– Может, ради них? – спросила Элизабет. – Однажды ты уже вступился за невинных, так почему…
– Это бессмысленно, как ты не понимаешь? – Пруссак повернулся к ней, его голос становился все громче. – Поверь, если б я мог, то вывел бы отсюда всех больных, но теперь слишком поздно. Этот квартал – смертельная ловушка, и все мы – покойники.
– Он прав, Элизабет, – Иоганн взял ее за руку. – Я понимаю, ты хочешь помочь им, но у нас нет шансов. Хорошо, если мы собственную шкуру сможем спасти.
Элизабет смотрела на них обоих. Она еще не встречала мужчин, более отважных и, если не считать того случая с офицерами, более честных.
Крики в тумане становились громче.
Если эти двое говорили, что у них нет шансов, значит, так оно и было.
Взгляд ее упал на дом, где лежала Йозефа. Йозефа, которая пожертвовала собой в катакомбах инквизиции.
– Спасайтесь сами, а я останусь здесь, – Пруссак медленно двинулся обратно к дому.
Элизабет внезапно поняла, что должна делать.
– Вот и мирись с судьбой.
Пруссак замер, потом повернулся к Элизабет. Даже Иоганн изумился, с какой решимостью она это произнесла.
– Да, посмотрите на меня. Мне надоело безучастно ждать все новых невзгод. Йозефа когда-то тоже потеряла мужа и ребенка – и все-таки продолжала жить. Она отдала жизнь ради меня, и мой долг перед ней – жить дальше. – Она скрестила руки на груди, глаза ее пылали. – И если мы не можем помочь другим, так давайте хотя бы пробьемся к порту, уберемся из этого проклятого города и начнем где-нибудь новую жизнь.
Элизабет сама от себя такого не ожидала, но слова как будто сами собой срывались с языка.
Иоганн обнял ее за плечи.
– Не слышал слов мудрее этих. – Он взглянул на Пруссака. – А ты как считаешь?
Тот тяжело вздохнул. Посмотрел на дом, потом снова на Элизабет. Своей решимостью она напомнила ему Йозефу.
Снова послышались отдаленные крики. Пруссак решился.
– Хорошо. Но придется как-то отвлечь солдат, иначе нам не выбраться.
– И что же нам придумать? – спросила Элизабет.
– Предоставьте это мне, – Пруссак снова посмотрел на дом. – Предоставьте это мне…
* * *
Лейтенант Шикард был доволен ходом операции. Потери не превышали допустимых пределов, и он был уверен, что в скором времени к нему приведут Листа и Крамера.
Он ехал верхом за своими людьми, которые прочесывали дома один за другим. Если фон Пранк останется доволен, то и ему достанется щедрая награда, быть может…
– Смотрите, лейтенант!
Шикард поднял голову. Кто-то из солдат показывал в конец улицы.
Из тумана поднималось пламя, все выше и выше.
* * *
– Прощай, Йозефа. Ты навсегда останешься в моем сердце.
Силуэт Пруссака вырисовывался на фоне горящего дома. Пламя уже перекинулось на соседние строения.
Иоганн и Элизабет стояли чуть поодаль, чтобы не мешать прощанию.
– Мой дневник, – сказала негромко девушка. – Знаешь, я оставила его в доме, когда пришли солдаты. Я хотела, чтобы тебе что-нибудь осталось от меня, если инквизиторы… – Она не договорила.
Лист обнял ее.
– Мы выберемся отсюда. Обещаю.
Элизабет кивнула.
– Потому-то я и оставила книгу в доме. Она мне больше не нужна – пусть прошлое останется в прошлом.
Иоганн поцеловал ее.
– Я подарю тебе новую, когда мы доберемся до Зибенбюргена.
Пруссак развернулся и направился к ним. В глазах его блестели слезы, но голос был тверд:
– Здесь нам делать больше нечего. Идемте.
Лист задумался на мгновение.
– Куда? Все улицы перекрыты, ворота заперты…
– Прямая дорога только одна: через Речные ворота, где нас схватили.
– И как нам туда добраться? – Элизабет растерянно смотрела на Пруссака.
– Нам туда и не нужно. Идемте.
* * *
– Пожар! Пожар!
Крики разносились по улицам. Среди больных и солдат началась паника.
– Будь они прокляты, – прорычал лейтенант и развернулся к адъютанту. – Велите беспрепятственно пропустить пожарные бригады и отведите для их поддержки ровно столько солдат, сколько необходимо. Операцию не прерывать.
– Но…
– Не прерывать, я сказал! – рявкнул Шикард.
– Так точно, господин лейтенант!
