LXXIX
Погруженный в раздумья, Иоганн подбросил в печь еще одно полено. Огонь давно разгорелся, и по комнате разливалось тепло. Элизабет сидела рядом на полу.
Пруссак уложил жену на скамью, опустился на колени и держал ее руки в своих.
Все понимали, но никто не осмеливался высказать это вслух: Йозефа не доживет до утра.
Иоганн молча обнял Элизабет и посмотрел на товарища.
Пруссак то и дело гладил Йозефу по лицу, целовал в лоб и наклонялся к ней, если она пыталась что-то сказать.
* * *
Короткий, пронзительный вскрик.
Иоганн вскинул голову. Должно быть, он задремал. Элизабет тоже проснулась.
Пруссак не двинулся с места, но что-то изменилось.
Йозефа перестала дышать.
Лист быстро перекрестился и подошел к скамье. Пруссак мелко трясся, в его заплаканных глазах застыло отчаяние.
– Я ведь так ее любил… – У него дрожали губы; он так крепко сжал руку жены, что побелели костяшки пальцев. – Это не может быть правдой, Иоганн…
Лист опустился на колени рядом с Хайнцем и положил руку ему на плечо.
– Мне жаль, дружище… – Он опустил голову.
Нерешительно подошла Элизабет. По ее лицу катились слезы. Она обняла Иоганна и Пруссака, и так они просидели следующие несколько часов.
