LXXI
Иоганн и Пруссак стояли у чердачного окна и смотрели на фасады противоположных домов. Внизу улицы патрулировали солдаты городской гвардии. В эркерах также стояли часовые.
– Обложили, ничего не скажешь, – проговорил Пруссак.
– Непросто будет перебраться, – добавил Лист.
– Несколько умников уже попробовали пару дней назад, – прохрипел голос из темноты.
Иоганн и Хайнц резко обернулись. Понадобилось время, чтобы разглядеть говорящего.
В углу сидел пожилой мужчина: седые волосы растрепаны, голубые глаза поблескивают в темноте. Молодая женщина спала, положив голову ему на колени. По ее лицу переплетались черные вены, рот был перепачкан в крови. Рядом с ними лежала мертвая собака; задние ноги были искромсаны, подле нее лежал нож и куски мяса.
– Вы жрете мертвую дворнягу? – Иоганн брезгливо поморщился.
– Живой это вряд ли понравилось бы, – съязвил старик и потянулся к ножу.
– Давайте без глупостей, – сказал Пруссак. – Мы не тронем вашей добычи. Так кто пытался перебраться на ту сторону?
– Три сопляка. Это было два дня назад или три. Сколотили вместе несколько досок, перебросили на противоположный карниз и решили перелезть. Думали, они умнее всех… – Старик закашлялся.
– А потом?
– Первого подстрелили стражники, когда тот почти уже перебрался. Потом доски переломились, и двое других полетели вниз. С такой высоты приземлиться на мостовую… хорошего мало.
Пруссак кивнул.
– Да уж, представляю.
Иоганн порылся в кармане и бросил женщине крейцер.
– Купите что-нибудь поесть.
Старик с неожиданным проворством схватил монету.
– Да поможет вам Бог.
Они ушли с чердака.
* * *
Иоганн и Пруссак стояли перед домом. Темные тучи нависли над городом, падали первые крупные капли дождя.
– Наши шансы тают на глазах, – заметил Лист.
– Твоя правда. Остаются только катакомбы.
– А если их тоже стерегут?
– Не знаю. Но если у тебя есть идея получше, я тебя слушаю. – Пруссак посмотрел на него с вызовом.
Иоганн понимал, что Хайнц хотел как лучше, и ему стало совестно.
– Как попасть в катакомбы?
Пруссак криво усмехнулся.
– Извинения принимаются. Проходов много, но самый неприметный – в подвале у старого Валентина на Еврейской площади.
* * *
Чем ближе они подходили к Еврейской площади, тем больше становилось народу. Где-то в отдалении звенел колокол.
– Что там такое? – спросил Иоганн.
Вскоре толпа запрудила улицу, и идти дальше стало невозможно. Пруссак поднялся на цыпочки, чтобы разобраться в происходящем. Толстая служанка ткнула его локтем в ребра.
– Не толкайся, олух, тут очередь!
– Какая очередь, сударыня?
– За искуплением. Нам даруют искупление всех грехов, – воскликнул нищий с расцарапанным лицом.
Иоганн и Пруссак переглянулись, совершенно сбитые с толку.
* * *
Перед воротами на Шультергассе остановилась украшенная карета, запряженная двумя чистокровными жеребцами. В карете стоял человек в пышном духовном одеянии и беспрерывно звонил в золотой колокол. Когда все внимание сосредоточилось на нем, колокольный звон стих.
– Слушайте же! – вскричал мужчина. – Близится час искупления. Господь готов простить ваши прегрешения, и ваши души будут спасены!
Йозефа и Элизабет вышли из дома и с любопытством следили за происходящим.
– Не падайте духом! Господь хочет лишь проверить, достойны ли вы Его!
К карете стекалось все больше народу. Матери брали детей на руки и поднимали повыше; старики и калеки тянули к проповеднику руки, глаза их были полны надежды.
Элизабет внимательнее присмотрелась к человеку на карете.
– Это же… – Она запнулась. – Базилиус?
В этот момент послушник встретился с ней взглядом. Он поспешно отвел глаза, но Элизабет не сомневалась, что он узнал ее.
Йозефа взглянула на нее с недоумением.
– Кто?
– И он заговорил… – продолжала Элизабет. – Крысеныш!
– Деяниями своими покажите вашу готовность!
По толпе прошел ропот.
Йозефа забеспокоилась.
– Не нравится мне это. Пойдем лучше в дом.
– Готовность безоговорочно принять Господа нашего Христа и отречься от дьявола!
Базилиус театрально раскинул руки, и толпа бросилась врассыпную. Женщины прижимали к себе детей и бежали прочь, старики и больные прятались по извилистым переулкам. Всем вдруг стало ясно, чего добивалась церковь: доказательства веры.
Подкрепленного кровью.
Йозефа схватила Элизабет за руку и потащила ее в дом.
* * *
В лицо Базилиусу прилетел гнилой кочан капусты. Послушник обвел свирепым взглядом окна домов.
Того, кто не стремится к спасению, приходится спасать силой.
Базилиус дал знак стоявшему позади него капитану, и его люди обступили карету.
– Где их искать? – спросил капитан.
Послушник показал на покосившийся дом за воротами.
Потом махнул кучеру, чтобы трогал. Солдаты принялись без разбору хватать людей и тащили их к повозкам, стоявшим дальше по переулку. Водруженные на них клети придавали им сходство с передвижными тюрьмами.
Йозефа слышала крики схваченных. Она взглянула на Элизабет. Та открыла люк в подвал и сбросила туда книгу, в которой что-то писала все эти дни. Затем снова выглянула через маленькое окно.
К дому шагали четверо солдат.
* * *
Когда раздались крики, толпа хлынула прочь; люди расталкивали друг друга, упавших затаптывали. Иоганн и Пруссак втиснулись в подворотню.
– Сначала кроткие, как ягнята, а теперь топчут друг друга, – проворчал Пруссак. – Поди пойми этих австрияков!
Но Листу было не до шуток – его мысли занимала Элизабет.
Когда толпа схлынула и раненые стали подниматься, Иоганн и Пруссак поспешили к дому. Они вышли на Шультергассе. Последняя из повозок как раз завернула за угол, слишком быстро, чтобы можно было ее разглядеть.
Они остались одни, переулок словно вымер.
– У меня плохое предчувствие, – Пруссак с тревогой взглянул на Иоганна.
Как по команде они побежали к воротам, ввалились во двор и остановились как вкопанные. Дверь в дом была распахнута настежь.
Нетрудно было понять, что это значило.
Друзья вбежали в дом. Мебель была опрокинута, люк под лестницей стоял открытый. Пруссак заглянул в подвал.
– Там никого.
– Может, им удалось сбежать… – Иоганн и сам в это не верил.
– Солдаты, скорее всего, схватили их, чтобы выманить нас.
– Зачем же они переловили половину улицы?
– Чтобы уж наверняка.
Листу стало нечем дышать. Он вышел во двор. Пруссак медленно последовал за ним.
Бессильная ярость охватила Иоганна, мысли не укладывались в голове. Пруссак опустился на скамейку перед домом, вид у него был подавленный.
Лист схватил ведро у колодца и с ревом запустил им в курятник. Ведро разбилось об угол, и послышался испуганный возглас. Иоганн бросился на крик и выволок из курятника полную женщину. Старая карга со второго этажа.
Иоганн схватил ее за волосы, вынул нож и приставил к ее горлу.
– Что здесь произошло? – закричал он. – Где они?
Женщина смотрела на него, парализованная ужасом, и не смогла вымолвить ни слова.
Иоганн надавил кнопку на рукояти, и клинок выскочил на половину своей длины.
– Я заколю тебя как свинью, если не скажешь, где они, – пригрозил он.
– Кто «они»? – сумела выдавить женщина.
– Элизабет и Йозефа, две женщины из этого дома!
– Они всех схватили и увезли. – Женщину била дрожь.
– Солдаты?
– Да, именем церкви.
Лист замер.
– Инквизиция, – сдавленно прошептала женщина. – Забрали всех, кто был во дворе…
– Кроме тебя, – сказал Иоганн.
– Я спряталась. Я не имею к этому отношения, клянусь пресвятой девой Марией!
Лист задвинул клинок обратно в рукоять.
– Убирайся с глаз долгой.
Он выпустил ее. Женщина схватилась за горло и выбежала за ворота.
Иоганн без сил опустился на скамейку рядом с Пруссаком.
– Я был готов заколоть ее.
– Знаю.
Лист привалился к стене, с жадностью втянул воздух.
– И даже ты не остановил бы меня.
– Знаю.
Иоганн поднялся и пристально посмотрел на друга.
– Мы должны разыскать наших женщин. И наказать тех, кто стоит за этим, кто бы это ни был.
Пруссак тоже поднялся.
– Знаю.
