Глава 27
– Повтори еще раз имя, фамилию, – попросил Филипп.
Я откинулась на спинку сиденья.
– Клавдия Жестянкина, работала в «Розовой Луне», когда там лечился Афанасий. У женщины есть сын Никита, он вроде недавно уехал за границу. И дочь Майя. Про то, где она сейчас, я ничего не знаю, об этом мать с дочерью не говорили. Подожди, второй звонок на линии от Кисы.
– Лампа! – закричала девочка. – Кукла моя! На целый месяц! Прямо настоящий ребеночек, да? Няня!
В трубке появился голос Краузе.
– Ешь мороженое аккуратно, оно капает.
– Роза Леопольдовна, вы разрешили ребенку эскимо? Что случилось? – напряглась я.
– Сорбет, – поправила няня, – фруктовый лед, он почти без сахара. Лампа, игрушка ужасна! Оторопь берет при взгляде на нее. Прямо не знаю, что делать! Все девочки в школе просто с ума сошли, хотели это чудовище заполучить, но оно досталось Кисоньке! Вот уж не повезло!
Я сразу вспомнила, что временную владелицу пупса определяла мать Гриши, соседа Кисули по парте, которому она помогает в учебе, и ответила:
– Роза Леопольдовна, у детей свой вкус. И забава всего на месяц. Пупс быстро Кисе надоест, я уберу его в шкаф.
– Лампа, для уродца необходимо приобрести кроватку, бутылочки, одежду, еду, – перечислила Краузе, – дьявольское изобретение нужно кормить, укладывать спать.
Я вздохнула.
– Дайте трубку Кисе, сейчас договоримся.
– Колыбельку лучше розовую, – поделилась мечтой Киса, – она же девочка, и платья такого же цвета.
– Как зовут куколку? – поинтересовалась я.
– Клеопатра Евгеньевна.
Я не поверила своим ушам.
– Как?
– Клеопатра Евгеньевна, – радостно повторила Кисуля.
– Вы с няней где?
– Стоим у входа в магазин, съем мороженое, и внутрь пойдем.
– Приеду через пять минут, вместе отправимся за покупками, – решила я.
– Ура! – пришла в восторг Киса. – Уже вижу твою машину! На парковку сворачиваешь. Тебя всегда издали заметно.
– Потому что автомобиль красивый, – засмеялась я.
– Нет! Он всегда самый грязный, – объяснила девочка.
Я припарковалась на площадке, вышла из автомобиля и столкнулась с Кисой, которая стремглав подбежала к машине и сунула мне довольно большой кулек.
– Вот она! Подними край одеяла.
Я послушалась и вздрогнула. На секунду мне показалось, что на меня смотрит настоящий, на редкость некрасивый младенец.
– Лампа, с ней надо поздороваться, – подсказала Киса.
– Добрый день, Клепа, – послушно произнесла я, – рада встрече.
В ту же секунду «новорожденная» заорала с такой силой, что у меня заболели уши.
– Ой, ой, ой, – перепугалась Кисуля, – Клеопатра Евгеньевна, прости, прости, прости! Лампуша правил не знает.
Кукла вмиг замолчала, девочка схватила меня за руку.
– Лампушенька! Сейчас объясню!
Малышка затараторила, проглатывая окончания слов, и вскоре я оказалась полностью в курсе дела. «Младенец» – экспериментальный проект. Он полностью имитирует ребенка, требует еды, смены подгузников, прогулок, ласки, внимания. Но, в отличие от крохотного дитяти, электронный собрат крайне нервно реагирует, если кто-то обращается к нему фамильярно «Клепа» или еще как-нибудь. Пупса надо именовать исключительно Клеопатра Евгеньевна. В противном случае новорожденная принимается вопить. Сначала крик тихий, но если перед «ребенком» не извиняются, градус визга повышается.
– Кому пришло в голову обозвать это Клеопатрой Евгеньевной? – задала я вопрос, который давно вертелся на языке.
Кисуня откашлялась.
Я решила сменить тему беседы.
– Давай назовем игрушку попроще: Таня, Лена, Оля… Зачем ей отчество.
– Когда владелица куклы говорит отчество, это приучает девочку к уважительному обращению со своим будущим малышом, воспитывает в ней материнские качества, – выпалила Киса, – она Клеопатра Евгеньевна, и никак иначе.
Сразу стало понятно: Киса цитирует чужие слова. Я решила не спорить.
Минут через пять мы с Краузе и Кисой вошли в отдел игрушек. Я посмотрела на ценники, которые болтались на кукольных кроватках, и обомлела.
– Двадцать пять тысяч?
– Есть и дешевка за шесть тыщ, – ответила продавщица и поставила на прилавок предмет мебели размером со спичечный коробок. – Пожалуйста! Колыбель для мышонка.
– У нас Клеопатра Евгеньевна, – занервничала Киса, – ей такая фигня на нос не налезет. Вот, глядите, она большая!
Я поостереглась делать ребенку замечание при посторонних, дома объясню, что слово «фигня» лучше заменить, надо сказать: «Такая милая колыбелька моей куколке мала».
– Для твоей великанши кровать не может стоить одну копейку, – менторски завела торговка, – впрочем, никому свой самый лучший ассортимент по самым удачным в Москве ценам я не навязываю. Походите, поищите, авось найдете брюлик за картофельный очисток.
Я, кипя от негодования, покинула лавку, вошла в другой магазин. Первое, что увидела, оказалась та же самая кровать, но теперь за нее требовали тридцать две тысячи! Мое возмущение взметнулось десятибалльной волной.
– Почему у вас такой ценник? У соседей двадцать пять тысяч за эту фигню требуют!
– Не нравится, не берите, – меланхолично ответила девушка за прилавком, – мы элитная точка, для тех, кто на своих детях не экономит. Вон, поинтересуйтесь, на доске покупателя висит вырезка из журнала. Там очень крупный психолог, академик международных и российских академий Басамолов пишет, что малыши, которым родители приобретали дешевых лялек с мебелью из картона, вырастают серийными маньяками.
– Киса, шагаем дальше, – велела я.
– Лампуша, – тихо сказала девочка, когда мы двинулись вперед по галерее, – я не хотела в магазине говорить. Но слово «фигня» в твоем возрасте произносить неприлично.
Побродив час по магазинам, я поняла, что двадцать тысяч за колыбель для куклы размером с младенца не очень дорого, и приуныла.
– Кисонька, хочешь сахарную вату? – неожиданно предложила Краузе.
– Ты шутишь? – спросила девочка.
– Нет, дорогая, – улыбнулась няня, – иди в кафе, купи себе лакомство. Только белое, не цветное!
– Йо-хо-хо! – запрыгала Киса. – Это полнолуние. Сегодня Анна Матвеевна, историчка, обозвала в коридоре математичку Елену Петровну словом, которое мне повторять нельзя! Директор сказала: «На дворе полнолуние, поэтому народ с ума сошел, бесится». Сейчас Роза Леопольдовна сама мне сахарную вату предложила, а всегда говорила: «Не знаю, какой голод наступить должен, чтобы я тебе разрешила этот ужас даже понюхать». Лампа! Полнолуние долго длится?
– Не знаю, – честно ответила я, – может, дня два.
С воплем «ура» девочка помчалась в кафе.
Краузе прищурилась.
– Влиянию спутника Земли подвержены только оборотни и вампиры. А я нормальный человек. Выгляжу обычно.
– Согласна, но для вас необычно отправить ребенка за липкой мочалкой на палочке, – вежливо заметила я.
– Хотите потратить двадцать пять тысяч на фигню? – поинтересовалась няня.
Я хихикнула, восхитительное словечко «фигня» уже произносят все.
– Или вам более по душе кроватка за тысячу семьсот три рублика? – продолжала Краузе.
– Второе предложение намного приятнее, – вздохнула я, – но после прогулки по магазинам игрушек я понимаю, что это фантастика.
Роза Леопольдовна показала на витрину, возле которой мы вели разговор:
– Как вам эта кроватка?
Я пришла в восторг.
– Прелесть! Плетеная! С розовыми кружевами. Наверное, на ценнике ошибка. Забыли нули приписать. Хотя…
– Что? – спросила няня.
– Мебель без ножек, – вздохнула я, – Киса скажет, что младенец простудится, на полу дует.
– Рядом тумбочка, тоже якобы плетенная из прутьев, – продолжала Краузе, – думаю, на самом деле это пластик. На нее можно водрузить ложе. Мы с вами находимся перед зоомагазином. Поэтому я и отправила Кисулю за вожделенной ватой. Не нашла другого повода, чтобы удалить ребенка. Хотела без малышки вам кроватку показать.
– Прекрасный вариант! – обрадовалась я. – Подставка продается за триста рублей. Кошелек не слишком пострадает. Выглядит мило. Есть лишь одно «но». Киса определенно не захочет, чтобы Клеопатра Евгеньевна спала в корзинке для кошки.
Краузе повернулась налево.
– Вон там в центре зала есть ларек с разной чепухой. Я договорюсь с продавщицей, пообещаю ей рублей двести, если она нам подыграет, «продаст» кроватку для куклы. За ватой змеится очередь, Киса пока в ее конце. Мы успеем все организовать.
– Вы гений! – восхитилась я.
