29
Сумрак бездны
В Аликанте сияло солнце.
Впервые Эмма побывала в Идрисе зимой, холодной как смерть, и смерть тогда была повсюду – ее родителей только что убили, а Темная война опустошила город. Тела убитых на улицах Сумеречных охотников не успевали сжигать, и трупы сложили в Зале как брошенные детские игрушки.
– Эмма… – Джулиан прохаживался по длинному коридору в Гарде, мимо множества дверей, каждая из которых вела в кабинет какого-нибудь чиновника. Между дверей были окна, впускавшие внутрь яркий свет позднего лета, и гобелены, изображавшие важные события из истории Сумеречных охотников. У большинства наверху были вытканы строки с описанием: «Битва при Бунде», «Последний бой Валентина», «Схватка в Париже», «Восстание». – Помнишь?..
Она помнила. Пять лет назад они стояли на этом самом месте и слушали, как Люциан Греймарк и Джия Пенхоллоу обсуждают изгнание Марка и Хелен – пока Эмма не распахнула дверь и не наорала на них. Это был один из немногих случаев, когда она видела Джулиана потерявшим самообладание. У нее до сих пор, даже сейчас, звенел в ушах его голос: «Вы обещали, что, пока Марк жив, Конклав его не бросит – вы обещали!»
– Как будто можно такое забыть, – сказала она. – Тут мы и сказали Консулу, что хотим стать парабатаями.
Джулиан коснулся ее руки. Лишь краткое соприкосновение пальцев – оба они понимали, что в любой момент в коридоре может появиться кто угодно.
Путь до Аликанте оказался трудным – Магнус сумел создать портал, но это лишило его последних сил так, что Эмма даже испугалась. К тому моменту, как появились привычные кружащиеся огоньки, он опустился на колени, и ему пришлось опереться на Марка и Джулиана, чтобы встать.
Но он отмахнулся от их тревоги и сказал, что они должны поторопиться. Идрис окружен защитными чарами, и попасть туда через портал сложно, поскольку кто-то должен быть на другой стороне, чтобы встретить тебя. Теперь с ними был Кьеран, и всё стало вдвое сложнее. И, хотя Джия сняла на время с Гарда защиту против фэйри, временное окно для безопасного перемещения было коротким.
Портал привел Аннабель в ужас.
Она никогда еще такого не видела, и несмотря на всё, через что ей пришлось пройти, несмотря на жуткую магию Малкольма, которой она была свидетелем, водоворот хаоса в дверном проеме заставил ее вскрикнуть от страха.
Но после того, как все Сумеречные охотники вошли в портал, она прошла его вместе с Магнусом, сжимая в руках Черную книгу и уткнувшись чародею лицом в плечо.
И всё это лишь ради того, чтобы на другой стороне ее встретила толпа членов Совета и лично Консул. Джия побелела как полотно, увидев Аннабель, и изумленно произнесла:
– Это что, правда она?
Магнус на мгновение встретился взглядом с Консулом.
– Да, – твердо сказал он. – Это она.
Посыпались вопросы, но Эмма не могла винить членов Совета. Когда Джулиан вышел из библиотеки и сообщил ожидавшим его Магнусу и Эмме, что Аннабель отправляется с ними в Идрис, ему тоже пришлось отвечать на вопросы.
Он изложил свой план, и Эмма заметила, какое у Магнуса стало лицо. Чародей смотрел на Джулиана со смесью изумления, уважения и чего-то, что даже напоминало ужас.
Но, скорее всего, это было просто удивление. В конце концов, Магнус пресиполнился оптимизма и тут же отправил огненное послание Джие, чтобы та знала, чего ожидать.
Когда с пальцев Магнуса полетели синие искры, Эмма потянула Джулиана в сторону.
– Что насчет книги? – прошептала она. – Что насчет Королевы?
Глаза Джулиана блестели.
– Если это сработает, Аннабель отдаст нам Черную книгу, – шепотом ответил он, гляда на дверь в библиотеку так, словно Аннабель, сидевшая за ней, была ответом на все их молитвы. – А если нет… Ну, на этот случай у меня тоже есть план.
Возможности спросить у него, что это за план, не оказалось: Аннабель вышла из библиотеки, вид у нее был смущенный. Сейчас, когда вокруг нее поднялась суета, она казалась еще более напуганной: Кьеран вызвал часть огня на себя, выйдя вперед и объявив, что он посланник Королевы Благого Двора, прибывший на переговоры с Советом Сумеречных охотников от имени Благого Двора. Его ожидали, но это вызвало очередной всплеск ажиотажа.
– Восстановите защитные чары, – велела Джия, наклонив голову к Кьерану. Лицо ее было учтивым, но намек оказался ясен: хоть Кьеран и прибыл им на помощь, но Конклав по-прежнему относится с величайшим недоверием всем чистокровным фэйри.
Марк и Кристина двинулись к Кьерану, словно желая его защитить, а Магнус тем временем тихо говорил о чем-то с Консулом. Мгновение спустя Джия кивнула и жестом подозвала Эмму и Джулиана.
– Если хотите поговорить с Робертом, вперед, – сказала она. – Но не слишком затягивайте, заседание уже скоро.
Эмма не удивилась, увидев, что, когда они с Джулианом направились к кабинетам Гарда. Ливви, Тай, Кит и Дрю окружили Аннабель, словно хотели защитить ее. Особенно Тай – подбородок выпячен, кулаки сжаты. Интересно, подумала Эмма, он чувствует себя в ответе за Аннабель потому, что ее привело к ним его письмо, или просто ощущает некую близость с теми, кто не вписывается в рамки «нормальности» по меркам Конклава?
Распахнулась дверь.
– Можете войти, – объявил стражник. Это оказался Мануэль Вильялобос в форме Центуриона. Он вздрогнул от удивления, увидев их, но тут же улыбнулся. – Нежданное удовольствие, – сказал он.
– Мы не к тебе пришли, – сказал Джулиан. – Хотя приятно видеть, что ты теперь открываешь Инквизитору двери. Он там?
– Впустите их, Центурион, – окликнул Роберт, и Эмме не нужно было другого разрешения, чтобы оттолкнуть Мануэля и пойти дальше по коридору. Джулиан последовал за ней.
В конце короткого коридора оказался кабинет Инквизитора. Тот сидел за столом и, казалось, почти не изменился с тех пор, как Эмма видела его в Институте Лос-Анджелеса. Крупный мужчина, над которым возраст только недавно начал одерживать победу: легкая сутулость и седина в темных волосах. Роберт Лайтвуд, сидевший за массивным письменным столом из красного дерева, представлял собой внушительное зрелище.
Мебели в комнате почти не было, за исключением стола и двух кресел. Над незажженным камином висел гобелен, вроде тех, что украшали коридор. Этот назывался «Битва при Буррене». Фигурки в красном сражались с фигурками в черном – Сумеречные охотники против темных воинов Себастьяна Моргенштерна, – а над схваткой темноволосый лучник, стоя на накренившемся валуне, держал лук с натянутой тетивой. Любому, кто его знал, было очевидно, что это Алек Лайтвуд.
Эмма задумалась, что чувствовал Роберт Лайтвуд, который, сидя каждый день у себя в кабинете, смотрел на портрет сына – героя знаменитой битвы. Конечно же, гордость, но наверняка и удивление, что он создал этого человека… Этих людей – ведь Изабель Лайтвуд по части героизма не отставала, – потрясающих и грозных.
Однажды Джулиан, подумала Эмма, будет так же гордиться Ливви, Таем, Тавви и Дрю. Но ее родителей лишили возможности испытать эти чувства. У нее никогда не было шанса сделать так, чтобы они ими гордились. Ее захлестнула знакомая волна горечи и негодования.
Роберт жестом предложил им сесть.
– Я слышал, вы хотите со мной поговорить, – сказал он. – Надеюсь, вы не собираетесь меня отвлекать.
– Отвлекать от чего? – спросила Эмма, сидя на неудобном кресле в стиле восемнадцатого века.
– От того, что вы задумали. – Он откинулся на спинку кресла. – Итак, в чем дело?
Сердце Эммы словно перевернулось. Хорошая это идея или ужасная? Ей была невыносима сама мысль о том, что им с Джулианом придется бросить свои чувства под ноги Конклаву.
Джулиан подался вперед и заговорил. Он казался абсолютно спокойным, пока рассказывал об их с Эммой детской дружбе, привязанности друг к другу, о решении стать парабатаями, вызванном Темной войной и тем, что оба они потеряли родителей. Он говорил о разумном решении – в котором никто не был виноват, да и кто бы стал винить кого-то из них? Все они потеряли кого-то на Темной войне. Никто не виноват в том, что пренебрег деталями. Неверно понял их чувства.
Глаза Роберта Лайтвуда раскрывались все шире. Он молча слушал, как Джулиан рассказывает о том, что они с Эммой чувствуют друг к другу. Как они оба независимо друг от друга поняли, что именно испытывают, боролись с собой, но в конце концов признались друг другу и решили искать помощи у Инквизитора.
– Мы знаем, что нарушили Закон, – закончил Джулиан, – но это было не намеренно и не по нашей воле. Нам нужна ваша помощь.
Роберт Лайтвуд поднялся на ноги. За окном Эмма видела стеклянные башни, сверкавшие в лучах закатного солнца, как горящие знамена. Она едва могла поверить, что утром они сражались с Всадниками во дворе лондонского Института.
– Никто еще не просил меня отправить их в изгнание, – наконец, сказал он.
– Но вас самого однажды изгоняли, – заметил Джулиан.
– Да, – сказал Роберт. – С женой, Маризой, и Алеком, когда он был совсем еще малышом. И за дело. Изгнание – штука одинокая. А для кого-то такого юного, как Эмма… – он поглядел на них. – Кто-нибудь еще про вас знает?
– Нет. – Голос Джулиана был спокоен и тверд. Эмма понимала, что он пытается защитить тех, кто догадался или кому рассказали – но это все равно ее напугало: то, что он способен лгать так абсолютно искренне.
– И вы уверены? Это не преходящая влюбленность, и не просто… чувства к парабатаю могут быть очень сильны. – Роберт говорил с явной неловкостью, сцепив руки за спиной. – Их легко истолковать превратно.
– Мы абсолютно уверены, – сказал Джулиан.
– Обычной мерой будет разделение, а не изгнание. – Роберт переводил взгляд с Джулиана на Эмму и обратно с таким видом, словно до сих пор не мог поверить своим глазам. – Но вы хотите не этого. Я уже вижу. Вы не пришли бы ко мне, если бы думали, что я могу предложить вам только стандартные меры – разделение, лишение меток.
– Мы не можем рисковать нарушением Закона и наказаниями, которое то влечет. – Голос Джулиана был по-прежнему спокоен, но Эмма видела его руки с побелевшими костяшками, впившиеся в подлокотники кресла. – Я нужен своей семье. Мои братья и сестры еще малы, и они сироты. Я их вырастил, и я не могу их оставить. Это не обсуждается. Но мы с Эммой понимаем, что не можем на себя положиться и просто держаться подальше друг от друга.
– Итак, вы хотите, чтобы вас разлучил Конклав, – сказал Роберт. – Вы хотите изгнания, но не желаете ждать, пока вас поймают. Вы пришли ко мне, чтобы иметь возможность выбрать, кто из вас отправится в изгнание, на какой срок и какое наказание Конклав, по моим указаниям, вам назначит.
– Да, – сказал Джулиан.
– И, хоть вы этого и не говорите, я думаю, что вы хотите и части того воздействия, которое изгнание на вас окажет, – добавил Роберт. – Оно уничтожит вашу связь. Может быть, вы рассчитываете, что так вам будет проще разлюбить друг друга.
Ни Эмма, ни Джулиан не произнесли ни слова. Инквизитор подобрался пугающе близко к истине. Лицо Джулиана было совершенно бесстрастно; Эмма постаралась заставить себя принять такое же выражение. Роберт постукивал друг о друга сведенными домиком пальцами.
– Мы просто хотим суметь стать нормальными парабатаями, – наконец сказал Джулиан, но Эмма слышала беззвучные слова за сказанными вслух: Мы никогда друг от друга не откажемся, никогда.
– Серьезное требование. – Эмма напряглась, стараясь расслышать в голосе Инквизитора упрек или недоверие, но тот говорил нейтрально. Это ее напугало.
– У вас же был парабатай, – в отчаянии сказала она. – Разве нет?
– Майкл Вэйланд, – ледяным тоном проговорил Роберт. – Он погиб.
– Мне очень жаль. – Эмма уже это знала, но ее сочувствие было искренним. Мало что она могла представить себе ужаснее гибели Джулиана.
– Держу пари, он хотел бы, чтобы вы нам помогли, – сказал Джулиан. Эмма понятия не имела, говорит ли он, зная натуру Майкла Вэйланда, или же основываясь лишь на интуиции, на искусстве читать глаза людей, видеть истину в том, как те хмурятся или улыбаются.
– Майкл бы… да, – пробормотал Роберт. – Он хотел бы. Именем Ангела. Изгнание станет для Эммы тяжелым бременем. Я могу попытаться ограничить наказание, но ты все равно потеряешь некоторые свои силы как нефилима. Чтобы посетить Аликанте, тебе понадобится разрешение. Некоторые метки ты использовать не сможешь. Клинки серафимов для тебя зажигаться не будут.
– У меня есть Кортана, – сказала Эмма. – Больше мне ничего не нужно.
Роберт грустно улыбнулся.
– Если начнется война, ты не сможешь в ней участвовать. Вот почему меня вернули из изгнания – потому что вернулся Валентин и развязал Темную войну.
Выражение лица Джулиана было таким напряженным, что скулы выделялись, словно ножи.
– Мы не согласимся на изгнание, если Эмме не будет дозволено сохранить столько сил нефилима, чтобы быть в безопасности, – сказал он. – Если из-за этого изгнания она пострадает…
– Изгнание – это ваша идея, – заметил Роберт. – Вы уверены, что сможете разлюбить друг друга?
– Да, – солгал Джулиан. – В любом случае, расставание будет первым шагом, ведь так? Мы просто просим о скромных дополнительных гарантиях.
– Я кое-что слышал, – произнес Роберт. – Закон против любви между парабатаями существует не просто так. Я не знаю точно, почему, но догадываюсь, что это что-то важное. Если бы я только думал, что вы знаете, в чем там дело… – он покачал головой. – Но вам наверняка неоткуда. Я мог бы поговорить с Безмолвными Братьями…
Нет, – подумала Эмма. Они и так слишком много поставили на кон, но если Роберт узнает о проклятии, они будут плавать в очень опасных водах.
– Магнус сказал, что вы нам поможете, – мягко заметила она. – Он сказал, что мы можем вам доверять, и что вы нас поймете и никому этого не выдадите.
Роберт поднял глаза на гобелен, висевший над камином. На Алека. Он коснулся перстня Лайтвудов у себя на пальце; скорее всего, бессознательно.
– Я доверяю Магнусу, – решил он. – И я очень многим ему обязан.
Он смотрел куда-то вдаль. Эмма не знала точно, думает ли он о прошлом или о будущем; они с Джулианом сидели как на иголках, пока Инквизитор размышлял. Наконец он сказал:
– Ну хорошо. Дайте мне несколько дней – вам двоим придется остаться в Аликанте, пока я не уточню, как устроить церемонию изгнания, и жить в разных домах. Мне нужно видеть, что вы достаточно усилий вкладываете, чтобы друг друга избегать. Это ясно?
Эмма с усилием сглотнула. Церемония изгнания. Она надеялась, что Джем сможет на ней присутствовать: Безмолвные Братья председательствовали на всех церемониях, и хотя он больше не был одним из них, на их с Джулианом церемонии парабатаев он все равно присутствовал. Если бы он мог быть там с ней, ей было бы чуть менее одиноко.
Она видела, какое лицо у Джулиана: он выглядел примерно так же, как она себя чувствовала – словно внутри него боролись облегчение и ужас.
– Спасибо, – произнес он.
– Спасибо, Инквизитор, – эхом повторила она, и вид у Роберта стал удивленный. Она заподозрила, что никто и никогда еще не благодарил его за приговор к изгнанию.
Кристина никогда еще не бывала в Зале Совета Гарда. Тот имел форму подковы, ряды скамеек сходились к помосту, стоявшему на небольшом возвышении; высоко наверху, на втором балконе, имелось еще больше скамеек и стульев. Над помостом висели огромные золотые часы, роскошно украшенные изящными спиралями и повторяющейся латинской фразой – ULTIMA THULE – что опоясывала циферблат. За помостом была невообразимая стена, сплошь состоявшая из окон, из которых открывался вид вниз, на Аликанте. Кристина чуть приподнялась на цыпочки, чтобы разглядеть извилистые улицы, синие прорези каналов, демонические башни, высившиеся на фоне неба, словно стеклянные иглы.
Зал начинал заполняться. Аннабель и Кьерана увели в комнату ожидания вместе с Магнусом. Остальных впустили пораньше, и они заняли скамьи в первых двух рядах. Тай, Кит и Ливви беседовали между собой. Дрю тихо сидела сама по себе и, казалось, глубоко задумалась. Кристина почти уже двинулась было к ней, когда кто-то легонько постучал ее пальцем по плечу.
Это оказался Марк. Он тщательно нарядился для визита в Совет, и сердце Кристины при взгляде на него сжалось – так роскошно он выглядел в отглаженном старомодном костюме, словно чудесно раскрашенная старая фотография. Темный сюртук и жилет хорошо на нем сидели, а белокурые волосы Марк зачесал так, чтобы прикрыть кончики ушей.
Он даже побрился, и чуть-чуть порезался на подбородке – что было довольно странно, потому что никакой достойной упоминания растительности на лице у Марка не было. Кристине он показался похожим на маленького мальчика, который хочет произвести хорошее впечатление в первый день в школе. Кристине стало его жалко – он так переживал из-за мнения людей, что бросили его в Дикой Охоте, несмотря на мольбы его семьи, просто за то, что он был тем, кем был.
– Думаешь, с Кьераном все будет в порядке? – спросил Марк. – Послу Двора следовало бы оказывать больше почтения. Вместо этого они побежали восстанавливать чары почти сразу, как мы прибыли.
– С ним все будет хорошо, – заверила его Кристина. И Кьеран и Марк, подумала она, сильнее, чем думает другой – может, потому, что в Охоте они были так уязвимы. – Хотя не представляю себе, чтобы Аннабель преуспела в светской беседе. По крайней мере, там с ними Магнус.
Марк натянуто улыбнулся, когда в зале раздались негромкие голоса. Центурионы явились при полном параде, в алой, серой и серебряной форме с серебряными значками, приколотыми так, чтобы все их видели. У каждого был посох из чистого адаманта. Кристина узнала кое-кого из Лос-Анджелеса – например, Саманту, подружку Зары с худым противным личиком, и Раджана, который озабоченно оглядывал комнату.
Процессию возглавляла Зара с высоко вскинутой головой; ее рот был похож на ярко-красную рану. Когда она прошла мимо Марка и Кристины, ее губы скривились от отвращения. Но почему рядом с ней не было Диего? Разве он с ними не приехал? Но нет, вот и он – почти в самом конце ряда, с лицом, серым от усталости, но тем не менее он был тут.
Он задержался перед Марком и Кристиной, пока другие Центурионы проходили мимо.
– Я получил твое послание, – тихо сказал он Кристине. – Если ты этого хочешь…
– Что за послание? – спросил Марк. – Что происходит?
Рядом с Диего появилась Зара.
– Воссоединение, – произнесла она. – Как это мило! – она улыбнулась Кристине. – Уверена, вы все будете счастливы узнать, как славно все шло в Лос-Анджелесе после вашего отбытия.
– Очень впечатляюще с твоей стороны – убить Малкольма, – заметил Марк. Глаза у него были непроницаемые и блестящие. – Кажется, это было отмечено заметным продвижением по службе. Заслуженным, я уверен.
– Благодарю! – Зара беззвучно рассмеялась и взяла Диего под локоть. – Ох! – воскликнула, изображая оживление. – Смотрите!
В зал вошли новые Сумеречные охотники. Они были самого разного возраста, и пожилые, и юные. Некоторые из них были в форме Центурионов, но большинство пришли в доспехах или в обычной одежде. Необычного в них было только то, что все они несли плакаты и транспаранты. «ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬ ВСЕХ КОЛДУНОВ». «НИЖНЕМИРЦЕВ НЕОБХОДИМО ВЗЯТЬ ПОД КОНТРОЛЬ». «СЛАВА ХОЛОДНОМУ МИРУ». «ГОЛОСУЙ ЗА РЕЕСТР». Среди них был бесстрастный человек с каштановыми волосами и невыразительным лицом – таким, которое потом и не вспомнить. Он подмигнул Заре.
– Мой отец, – гордо сообщила она. – Реестр – его идея.
– Какие интересные плакаты, – сказал Марк.
– Как прекрасно, что люди выражают свои политические убеждения, – сказала Зара. – Холодный мир дал начало целому поколению революционеров.
– Редкий случай, – заметила Кристина, – чтобы революция требовала ограничить права людей, а не расширить.
На мгновение маска Зары дала трещину, и Кристина смогла заглянуть за вежливое притворство, нарочито инфантильные манеры и голосок с придыханием. За всем этим скрывалось нечто холодное, лишенное всякой теплоты, сочувствия и привязанностей.
– Люди, – сказала Зара. – Какие еще люди?
Диего взял ее под руку.
– Зара, – произнес он. – Пойдем, займем наши места.
Марк и Кристина молча смотрели им вслед.
– Надеюсь, Джулиан прав, – сказала Ливви, глядя на пустой помост.
– Обычно он прав, – сказал Тай. – Не во всем, но в таких вещах – да.
Кит сидел между близнецами, что означало, что переговариваются они через его голову. Он сам толком не знал, как очутился в таком положении. Не то чтобы он был против – или вообще это замечал. Он впал почти в полное молчание – чего с ним обычно никогда не бывало – из-за того, где именно находился: в Аликанте, сердце страны Сумеречных охотников, глядя на легендарные демонические башни.
Он влюбился в Идрис с первого взгляда, и совершенно этого не ожидал.
Это было все равно, что войти в сказку, и не в одну из тех, к каким он привык на Сумеречном базаре – где феи всегда были чудовищами. В сказку, которую он видел по телевизору и в книгах, когда был маленький – в мир величественных замков и дремучих лесов.
Ливви подмигнула Киту.
– У тебя такой вид…
– Какой?
– Идрис произвел на тебя впечатление. Признай это, мистер «Меня Ничто Не Впечатляет».
Ничего такого делать Кит не собирался.
– Мне часы нравятся, – сказал он, показывая на них пальцем.
– Об этих часах есть легенда. – Ливви, глядя на него, шевельнула бровью. – На секунду, пока они отбивают час, врата Рая открываются. – Ливви вздохнула, задумалась. – Что до меня, то Рай – это когда наш Институт снова станет нашим. И все мы отправимся домой.
Это удивило Кита; он думал об этой поездке в Идрис как о финале их безумного приключения. Они вернутся в Лос-Анджелес, и он начнет тренироваться. Но Ливви была права: еще ничего не было известно наверняка. Он покосился на Зару и на ее ближний круг, ощетинившихся уродливыми плакатами.
– Еще остается Черная книга, – заметил Тай. Он был аккуратно причесан и выглядел необычно официально; Кит привык, что Тай ходит по-простому, в джинсах и толстовках с капюшоном, и при красивом Тае, выглядевшем старше своих лет, он чувствовал себя немного скованно. – Королеве она все еще нужна.
– Аннабель отдаст ее Джулсу. Думаю, он способен выпросить что угодно у кого угодно, – сказала Ливви. – Или выманить. Но да, я бы очень хотела, чтобы им не пришлось потом в самом деле встречаться с Королевой. Мне даже говорить о ней стремно.
– Кажется, про это есть поговорка, – сказал Кит. – Что-то про неубитого медведя и его шкуру.
Тай вдруг застыл, словно гончая, увидевшая лису.
– Ливви.
Сестра проследила за его взглядом, и Кит тоже. К ним через толпу пробиралась улыбающаяся Диана, на темной скуле блестела татуировка с карпом кои.
С ней рядом шли две молодые женщины лет чуть за двадцать. Одна очень напоминала Джию Пенхоллоу; у нее были такие же темные волосы и решительный подбородок. Другая была удивительно похожа на Марка Блэкторна – вьющиеся золотистые волосы и заостренные уши. Обе были одеты не по сезону тепло, словно явились откуда-то, где было холодно.
Кит понял, кто это, за мгновение до того, как Ливви просияла как солнце.
– Хелен! – завопила она и бросилась сестре на шею.
По Гарду разносился бой часов из Зала Совета, призывая нефилимов на заседание.
Роберт Лайтвуд настоял, что лично проводит Джулиана из своего кабинета в комнату, где ожидали Магнус, Кьеран и Аннабель. К несчастью для Эммы, это означало, что по пути в Зал Совета ей никак не отделаться от Мануэля в роли проводника.
Эмма мечтала хотя бы мгновение провести наедине с Джулианом, но этому было не суждено сбыться. Прежде, чем разойтись, они сухо переглянулись.
– Ждешь не дождешься заседания? – спросил Мануэль. Он держал руки в карманах, светлые волосы были искусно растрепаны. Эмма удивилась, что он не насвистывает.
– Никто его не ждет, – сказала Эмма. – Заседания – это неизбежное зло.
– О, ну я бы не сказал, что так уж и никто, – заметил Мануэль. – Зара обожает заседания.
– Кажется, она вообще любит пытки, – пробормотала Эмма.
Мануэль развернулся и пошел по коридору спиной вперед. Они были в одном из наиболее широких проходов, построенных после того, как Гард сгорел во время Темной войны.
– Не думала податься в Центурионы? – спросил он.
Эмма покачала головой.
– Им нельзя иметь парабатая.
– Я всегда думал, как обидно – вы с Джулианом Блэкторном, – сказал Мануэль. – Да ты только посмотри на себя. Ты хорошенькая, ты знаешь свое дело, ты Карстерс. А Джулиан… он все время возится с малышами. В свои семнадцать уже старик.
Интересно, подумала Эмма, что будет, если выкинуть Мануэля в окно. Наверное, заседание отложат.
– Да я просто вслух рассуждаю. Даже если ты не хочешь ехать в Схоломант, Когорте люди вроде тебя пригодятся. За нами будущее. Сама увидишь! – Его глаза блестели. На мгновение из них исчезло веселье. Это был блеск настоящего фанатизма, и, увидев его, Эмма почувствовала себя опустошенной.
У дверей Зала Совета никого не было. Эмма выставила ногу и сделала Мануэлю подножку. Тот грохнулся на пол и тут же поднялся на локтях. Вид у него был разъяренный. Эмма не думала, что ему больно. Пострадало только его самолюбие, в чем, собственно, и был весь смысл.
– Очень ценю твое предложение, – сказала она, – но если присоединиться к Когорте означает на всю жизнь застрять на горе с кучкой фашистов, то я, пожалуй, выберу жить в прошлом.
Она перешагнула через Мануэля и, входя в Зал, услышала, как он что-то прошипел по-испански. Эмма напомнила себе при случае узнать у Кристины перевод этих слов.
– Джулиан, ты не обязан тут быть, – твердо сказала Джия.
Они сидели в большой комнате. Из панорамного окна открывался вид на Броселиандский лес. Обстановка была на удивление изящной, хотя Джулиану всегда казалось, что весь Гард состоит из темного камня и тяжелого дерева. Здесь же были парчовые обои и позолоченная обитая бархатом мебель. Аннабель сидела в старинном кресле и выглядела не очень здоровой. Магнус, прислонившись к стене, явно скучал. Он тоже выглядел усталым, тени у него под глазами были почти черными. А Кьеран стоял у панорамного окна и пристально разглядывал небо и деревья.
– Я бы хотела, чтобы он остался со мной, – сказала Аннабель. – Я тут ради него.
– Аннабель, мы все очень ценим, что ты пришла, – сказала Джия. – Особенно учитывая, что у тебя уже был неприятный опыт общения с Конклавом.
Голос ее был спокоен. Интересно, подумал Джулиан, сохранила бы Джия свое спокойствие, если бы видела, как Аннабель, вся в крови, воскресает из мертвых, и наносит Малкольму удар кинжалом в сердце?
Кьеран отвернулся от окна.
– Мы знаем Джулиана Блэкторна, – сказал он. С тех пор, как Джулиан впервые его увидел, он стал говорить почти как человек, его фейский акцент постепенно стирался. – Вас мы не знаем.
– «Мы» – это значит вы с Аннабель? – уточнила Джия.
Кьеран выразительно обвел рукой всю комнату.
– Я здесь, потому что я посланник Королевы, – сказал он. – Аннабель Блэкторн здесь по своим собственным причинам. А Магнус – потому, что терпит всех вас ради Алека. Но тем не менее, я полагаю, что помыкать нами – не самая удачная идея.
– Аннабель – Сумеречный охотник, – сказал Роберт.
– А я принц страны фэйри, – перебил его Кьеран. – Сын Короля, Кронпринц Морозного Двора, Хранитель Холодного Пути, Дикий Охотник и Меч Воинства Эльфов. Не докучайте мне.
Магнус прочистил горло.
– Вообще он дело говорит.
– Насчет Алека? – вскинул бровь Роберт.
– В общем и целом, – сказал Магнус. – Кьеран – обитатель Нижнего мира. Аннабель приняла от Конклава участь хуже смерти потому, что переживала за обитателей Нижнего мира. Там в Зале Совета собралась Когорта. Сегодня они попытаются захватить власть. Помешать им важнее, чем выяснять, где Джулиан должен стоять согласно протоколу.
Джия коротко взглянула на Магнуса.
– А ты? – неожиданно мягко спросила она. – Бейн, ты ведь сам обитатель Нижнего мира.
Магнус медленно и устало пожал плечами.
– О, – произнес он. – Что до меня, то я…
Бокал выскользнул у него из руки, упал на пол и разбился, и в следующее мгновение Магнус рухнул следом, его голова ударилась о камень с жутким звуком.
Джулиан бросился к нему, но Роберт перехватил его.
– Ступай в Зал Совета, – велел он. Джия стояла на коленях рядом с Магнусом, положив руку магу на плечо. – Приведи Алека.
Он отпустил руку Джулиана, и Джулиан бросился бежать.
Эмма в немом ужасе проталкивалась по Залу Совета. Всякое удовольствие, испытанное ею от пинка Мануэлю, рассеялось. Весь зал словно превратился в вихрь гадких выкриков и размахивания плакатами: «ОЧИСТИМ КОНКЛАВ», и «РЕЗЕРВАЦИИ ДЛЯ ВЕРВОЛЬФОВ – ВОТ ОТВЕТ», и «КОНТРОЛИРУЙТЕ НИЖНЕМИРЦЕВ».
Она пробралась мимо кучки народу, в центре которой стояла Зара, и расслышала, как кто-то говорит: «Поверить не могу, что после того, как Конклав облажался, тебе пришлось самой убивать это чудовище Малкольма Фейда!» Зазвучал общий хор согласных. «Сразу видно, чего ждать, если разрешить колдунам творить, что они хотят, – добавил другой голос. – Они забрали себе слишком много власти. В этом нет никакого насущного смысла».
Большинство лиц в зале были Эмме незнакомы. Она должна была бы знать тут больше народу, подумала она, но Блэкторны вели своего рода затворническую жизнь, редко когда выбираясь из Института Лос-Анджелеса.
Среди незнакомых лиц она заметила Диану, как всегда, высокую и царственную. Та шагала сквозь толпу, а за ней спешили две знакомые фигуры. Алина и Хелен, обе разрумянившиеся, закутанные в тяжелые шубы и шали. Должно быть, они только что прибыли с острова Врангеля.
Теперь Эмма разглядела и остальных Блэкторнов – Ливви, Тай и Дрю сорвались с мест и побежали к Хелен, которая склонилась, распахнула объятия и всех их крепко прижала к себе.
Хелен отбросила назад волосы Дрю и, заливаясь слезами, обнимала близнецов. Марк тоже был там, направляясь к сестре, и Эмма с улыбкой смотрела, как они бросились друг другу на шею. Смотреть на это было по-своему больно – ей с родителями было больше никогда такого не испытать, никогда не обнять их и не сжать их рук снова – но это была хорошая боль. Марк поднял сестру в воздух, и Алина с улыбкой смотрела, как они обнимаются.
– Мануэль Вильялобос прихрамывает, – сказала Кристина. Она подошла к Эмме сзади и обняла ее со спины, пристроив подбородок подруге на плечо. – Твоих рук дело?
– Возможно, – промурлыкала Эмма. Кристина хихикнула. – Он пытался уговорить меня вступить в Когорту. – Она обернулась и стиснула руку Кристины. – Мы же их разгромим. Они не победят. Правильно? – она посмотрела на медальон Кристины. – Скажи мне, что Ангел на нашей стороне.
Кристина покачала головой.
– Я волнуюсь, – призналась она. – За Марка, за Хелен… и за Кьерана.
– Кьеран свидетель перед Конклавом. Когорта и пальцем не может его тронуть.
– Он принц фэйри. Само воплощение всего, что они ненавидят. И я не думала, что понимала, как сильно они ненавидят, пока мы не прибыли сюда. Они не захотят, чтобы он говорил, и совершенно точно не захотят, чтобы Совет его слушал.
– Поэтому мы и здесь – чтобы заставить их слушать, – начала Эмма, но Кристина изумленно уставилась ей за спину. Эмма обернулась и увидела Диего. Как ни странно, тот был без Зары и указывал Кристине на пустой ряд стульев.
– Я должна с ним поговорить, – сказала Кристина. Она сжала плечо Эммы и на ее лице внезапно вспыхнула надежда. Эмма пожелала ей удачи, и Кристина растворилась в толпе, оставив Эмму оглядываться в поисках Джулиана.
Ее парабатая нигде не было видно. Зато Эмма увидела плотную группку Сумеречных охотников, в том числе и Марка, и внезапный серебристый проблеск оружия. Саманта Ларкспир обнажила угрожающего вида клинок. Эмма направилась на звук повышенных голосов, заранее нащупывая рукоять Кортаны.
Марк любил всех своих братьев и сестер совершенно одинаково. И все же Хелен была особенной. Она была как он – наполовину фэйри, склонная к тем же искушениям. Хелен даже утверждала, будто помнит их мать, Нериссу, хотя Марк ее не помнил.
Он поставил Хелен на ноги и взъерошил ее светлые волосы. Ее лицо изменилось, она стала выглядеть старше. Морщинок вокруг глаз не было, кожа не загрубела – просто что-то в ее чертах стало другим. Интересно, подумал Марк, а давала ли она все эти годы имена звездам, как он: Джулиан, Тиберий, Ливия, Друзилла, Октавиан. И она добавила бы еще одну, которой у него не было: Марк.
– Я хотел бы с тобой поговорить, – сказал он. – О Нене, сестре нашей матери.
Когда Хелен ответила, в ее голосе звучала нотка фейской официальности:
– Диана рассказала, что вы виделись в стране фэйри. Я знаю о ней, но не знаю, где ее искать. Мы должны будем о ней поговорить, и о других, не менее насущных вопросах. – Она подняла на него глаза, вздохнула и коснулась его щеки. – Когда это ты так вырос?
– Думаю, пока был в Охоте. Мне следует извиниться?
– Ни в коем случае. Я боялась… – Она отступила на шаг, чтобы окинуть его слегка озадаченным взглядом. – Думаю, мне стоит поблагодарить Кьерана Королевского сына за то, что он о тебе заботился.
– И мне – Алину, за заботу о тебе.
Хелен улыбнулась.
– Она свет моих дней. – Она подняла глаза на огромные часы над помостом. – Марк, у нас мало времени. Если все пойдет так, как мы надеемся, то мы сможем беседовать вечно. Но, как бы там ни было, мы с Алиной на эту ночь останемся в Аликанте, и, судя по словам Джии, ты тоже. Это даст нам возможность поговорить.
– Зависит от того, как все сегодня пройдет, не так ли? – прервал их резкий голос. Это была Саманта Ларкспир. Марк смутно вспомнил, что у нее еще был очень похожий на нее брат.
На ней был доспех Центуриона, а в руках она держала табличку с надписью «ХОРОШИЙ ФЭЙРИ – МЕРТВЫЙ ФЭЙРИ». Внизу плаката расплылась клякса чего-то вроде черной краски.
– Старо как мир, – заметил Марк. Но Хелен побледнела, не в силах отвести глаза от надписи на плакате.
– После сегодняшнего голосования я буду очень удивлена, если отребье вроде вас продолжат пускать в Аликанте, – сказала Саманта. – Радуйтесь, пока можете.
– Ты говоришь с женой дочери Консула, – с раздувающимися ноздрями оборвала ее Алина. – Следи за языком, Саманта Ларкспир.
Саманта издала странное, захлебывающееся шипение и потянулась к оружейному ремню, выхватив кинжал с толстой, снабженной гардой рукоятью. Марк видел, как к ним сквозь толпу проталкивается ее брат – такой же бледный и черноволосый. Хелен положила руку на рукоять клинка серафимов на поясе. Марк инстинктивно потянулся к собственному мечу, приготовившись к схватке.
Кит таращился в потолок, когда Джулиан опустил руку ему на плечо.
Он лениво развалился на стуле, любуясь Аликанте через большое окно за деревянной штукой в конце комнаты, похожей на сцену. Кит старательно не смотрел на то, как Ливви и Тай приветствуют сестру. Что-то в тесной куче обнимавшихся Блэкторнов, восклицавших друг над другом, напомнило ему, насколько он все-таки не один из них, так, как ничего после Лос-Анджелеса еще не напоминало.
– Твоя сестра здесь, – сказал он Джулиану и указал пальцем. – Хелен.
Джулиан бросил на братьев и сестер быстрый взгляд; Кит почувствовал, что тот уже в курсе. Джулиан казался напряженным и чуть ли не искрился по краям, словно оборванный электрический провод.
– Мне надо, чтобы ты кое-что сделал, – сказал он. – Алек охраняет восточный вход в Зал. Найди его и приведи к Магнусу. Скажи, что Магнус в гостевых комнатах Консула. Он поймет, где это.
Кит снял ноги со спинки стула впереди.
– Зачем это?
– Просто доверься мне. – Джулиан выпрямился. – Постарайся, чтобы это выглядело как твоя собственная идея, как будто ты хочешь Алеку что-то показать или чтобы он помог тебе кого-то найти. Не хочу возбуждать ничьего любопытства.
– Вы же не собираетесь на самом деле драться посередь Зала Совета, так ведь? – спросила Эмма. – В смысле, ну это же незаконно и всякое такое. – Она поцокала языком. – Плохая идея, Саманта. Убери-ка этот кинжал.
Группка – Хелен, Алина, Марк и Саманта – обернулась на Эмму с таким видом, словно та явилась из ниоткуда в клубах дыма. Все они слишком разозлились, чтобы заметить, как она подошла.
Золотые часы у них над головами принялись настойчиво отбивать время. Толпа начала рассасываться – Сумеречные охотники искали свободные места на рядах перед помостом. Дейн Ларкспир, приближавшийся было к сестре, завис на середине прохода; Эмма, к собственному удивлению, увидела, что дорогу ему преграждает Мануэль.
Может, Мануэль тоже считал, что Центурион, задирающийся в Зале Совета, плохая идея. Зара смотрела туда же, злобно поджав губы.
– Не тебе давить на меня титулом, Алина Пенхоллоу, – отрезала Саманта, но затолкала кинжал обратно в ножны. – Не после того, как ты вышла за эту… за эту штуку.
– Это ты рисовала? – перебила Эмма, ткнув пальцем в размазанный набросок у Саманты на плакате. – Это что, типа мертвый фэйри?
Она была вполне уверена, что так оно и есть. На наброске имелись ручки, ножки и стрекозиные крылышки – ну, или что-то вроде.
– Впечатляет, – заявила Эмма. – Да у тебя талант, Саманта. Настоящий талант.
Саманта явно такого не ожидала.
– Ты правда так думаешь?
– Господи, да нет, конечно, – сказала Эмма. – А теперь иди садись, Зара тебе уже машет.
Саманта поколебалась, а затем отвернулась. Эмма схватила Хелен за руку и двинулась к длинной скамье, на которой расселись Блэкторны. Ее сердце колотилось. Не то чтобы Саманта представляла собой большую опасность, но если бы они что-то затеяли, а остальные приятели Зары подключились, это могло бы превратиться в настоящую схватку.
Алина и Марк шли по обе стороны от них. Хелен обвила пальцами руку Эммы.
– Я это помню, – тихо сказала она и погладила шрам, который много лет назад оставила Кортана, когда Эмма прижала клинок к себе после смерти родителей.
Когда Эмма очнулась в мире, где ее родители ушли навсегда, рядом с ней была Хелен – хотя это Джулиан вложил ей в руки меч.
Но теперь Кортана висела у нее за спиной. Теперь у них был шанс исправить несправедливости прошлого, совершенные Конклавом против Хелен, Марка и подобных им, и несправедливость, совершенную Конклавом против Карстерсов. Поэтому осознавать, что скоро ее изгонят, что при воссоединении Блэкторнов ее с ними не будет, становилось еще больнее.
Приближаясь к Блэкторнам, они зашагали быстрее, и наконец увидели Джулиана, стоявшего в окружении братьев и сестер. Он перехватил взгляд Эммы. Даже издалека она увидела, что его глаза стали почти черными.
Не спрашивая, она уже поняла: что-то пошло не так.
Угнаться за Алеком Лайтвудом оказалось непросто. Он был старше Кита, и ноги у него были длиннее, и как только Кит сказал ему, что он нужен Магнусу, Алек бросился бежать.
Кит не был уверен, что если кто-нибудь их остановит, выдуманное прикрытие – мол, он хочет, чтобы Алек показал ему Гард – сработает. Но никто их не остановил. Часы продолжали бить и все торопились в главный Зал Совета.
Они ворвались под высокие своды покоев Консула и увидели Магнуса – он лежал на длинном диване. Кьеран и Аннабель стояли в разных углах и таращились, словно кошки, попавшие в незнакомое место.
Джия и Роберт стояли рядом с диваном; Алек двинулся к нему, но отец шагнул вперед и положил руку ему на плечо.
Алек замер там, где стоял, и напрягся всем телом.
– Пусти меня, – сказал он.
– Он в порядке, – сказал Роберт. – Только что тут был Брат Енох. Его магия израсходована, и он ослабел, но…
– Я знаю, что он не в порядке, – отрезал Алек, проталкиваясь мимо Инквизитора. Роберт увидел, как его сын опускается на колени у длинной кушетки. Алек отбросил волосы Магнуса со лба, чародей заворочался и что-то пробормотал.
– Ему уже давно нехорошо, – тихо сказал Алек. – Его магия так быстро расходуется. Я говорил ему поехать в Спиральный Лабиринт, но времени не было.
Кит смотрел во все глаза. Даже до встречи с Магнусом он, конечно же, уже был о нем наслышан; Магнус в Нижнем мире был знаменитостью. А когда они познакомились, чародей был так полон движения и энергии – вихрь суховатого юмора и синего огня. Он никогда даже не думал, что Магнус может заболеть или устать.
– Ему никак нельзя помочь? – спросила Аннабель. Она дрожала от напряжения и нервно сжимала и разжимала кулачки. Кит впервые заметил, что на правой руке у нее не хватает пальца. Раньше он особенно к ней не присматривался – Аннабель наводила на него жуть. – Он… он мне нужен.
Алек, к его чести, не взорвался.
– Ему нужно отдохнуть, – сказал он. – Мы могли бы отложить заседание…
– Алек, мы не можем, – мягко проговорила Джия. – Магнусу очевидно нужно отдохнуть. Аннабель, о тебе позаботятся. Я обещаю.
– Нет. – Аннабель вжалась в стену. – Я хочу, чтобы со мной был Магнус. Или Джулиан. Приведите Джулиана.
– Что тут происходит? – Кит сразу узнал ее голос, даже до того, как обернулся и увидел в дверях Зару. Ее помада на бледном лице казалась жестким мазком кровью. Зара смотрела на Магнуса и усмехалась уголком рта.
– Консул, – произнесла она и отвесила Джие поклон. – Все собрались. Следует ли мне сообщить им, что заседание откладывается?
– Нет, мисс Диарборн, – сказала Джия, разглаживая свою расшитую мантию. – Спасибо, но ваша помощь нам здесь не требуется. Заседание пройдет, как планировалось.
– Диарборн, – повторила Аннабель. Она не сводила с Зары глаз – теперь бесстрастных и блестящих, как у змеи. – Ты Диарборн.
Зара, казалось, была немного озадачена – словно пытаясь понять, кто Аннабель может быть такая.
– Зара большая сторонница ограничения прав обитателей Нижнего мира, – ровно заметила Джия.
– Мы заинтересованы в безопасности, – явно уязвленная, сказала Зара, – вот и всё.
– Лучше бы нам уже идти, – произнес Роберт Лайтвуд. Он всё еще не сводил глаз с Алека, но Алек на него не смотрел; он сидел рядом с Магнусом, положив руку тому на щеку. – Алек, если я тебе понадоблюсь, пошли за мной.
– Пошлю Кита, – не оборачиваясь, сказал Алек.
– Я за тобой вернусь, – сказал Роберт Кьерану, который все так же молча стоял у окна – едва различимая тень в полных теней покоях. Кьеран кивнул.
Роберт коротко сжал плечо Алека. Джия протянула Аннабель руку, и, еще раз смерив Зару взглядом, та вышла из комнаты вслед за Консулом и Инквизитором.
– Он что, заболел? – спросила Зара, глядя на Магнуса с отстраненным интересом. – Не думала, что колдуны болеют. Разве не забавно выйдет, если он умрет раньше, чем ты? Я имею в виду, раз уж он бессмертный… Ты, наверное, думал, что выйдет наоборот.
Алек медленно поднял голову.
– Что?
– Ну, я хотела сказать, что раз Магнус бессмертный, а ты, знаешь ли, нет, – объяснила Зара.
– Он что, бессмертный? – Алек говорил таким ледяным тоном, какого Кит в жизни не слышал. – Что же ты мне раньше-то не сказала. Я бы обратил время вспять и нашел себе смертного муженька, с которым можно вместе состариться.
– Но разве так было бы не лучше? – возразила Зара. – Тогда вы могли бы состариться и умереть вместе.
– Вместе? – повторил Алек. Он почти не шевелился и не повышал голоса, но его гнев затопил всю комнату. Даже Заре стало не по себе. – И как бы ты предложила это устроить? Вместе спрыгнуть с утеса, как только один из нас заболеет?
– Как вариант, – надулась Зара. – Ты не можешь не согласиться, что твое положение – трагедия.
Алек поднялся на ноги и в этот миг он стал тем самым знаменитым Алеком Лайтвудом, о котором Кит столько слышал – героем битв прошлого, смертоносно метким лучником.
– Это то, чего я хочу, и то, что я выбрал, – сказал он. – Как смеешь ты говорить мне, что это трагедия? Магнус никогда не притворялся, не пытался убедить меня в том, что будет легко, но выбрать Магнуса – одно из самых легких решений, что я когда-либо принимал. Все мы смертны, Зара, и никто не знает, скоро или нескоро нас настигнет смерть. Даже ты, наверное, об этом слышала. Я понимаю, что ты намеревалась проявить грубость и жестокость, но сомневаюсь, что ты планировала выказать еще и глупость.
Она покраснела.
– Но если ты умрешь от старости, а он будет жить вечно…
– Тогда он будет рядом с Максом, и мы оба этому счастливы, – отрезал Алек. – А я буду единственным в своем роде счастливцем, потому что кто-то всегда будет обо мне помнить и всегда будет меня любить. Магнус не станет скорбеть вечно, но помнить меня и любить меня он будет до конца времен.
– И почему ты так в этом убежден? – спросила Зара, но в голосе у нее зазвучала нотка неуверенности.
– Потому что он в три тысячи раз больше человек, чем ты, – сказал Алек. – А теперь пошла вон отсюда, пока я не подверг его жизнь опасности и не разбудил его, чтобы тебя превратили в горящий мусорный бак. Чтобы твоя форма, знаешь ли, отвечала содержанию.
– Ой! – воскликнула Зара. – Как грубо!
Кит подумал, что это было не просто грубо – Алек говорил всерьез. Он надеялся, что Зара останется и даст ему возможность проверить эту догадку. Но она двинулась к выходу, задержавшись в дверях, чтобы смерить их обоих неприязненным взглядом.
– Да ладно тебе, Алек, – сказала она. – Истина в том, что Сумеречные охотники и обитатели Нижнего мира и не должны быть вместе. Вы с Бейном – позор для всех. Но тебе же мало, что Конклав разрешил тебе извратить твое ангельское наследие. Ты хочешь и всех нас принудить к тому же.
– Правда, что ли? – спросил Кьеран, о чьем присутствии Кит уже почти забыл. – Вам всем придется переспать с Магнусом Бейном? Как воодушевляюще.
– Заткнись, эльфийская дрянь, – процедила Зара. – Ты еще попомнишь. Ты встал не на ту сторону! Ты, и эти Блэкторны, и Джейс Эрондейл, и эта рыжая сучка Клэри… – Она тяжело дышала, ее щеки горели. – Я еще порадуюсь, когда вы все падете, – бросила она и вылетела прочь из комнаты.
– Она что, в самом деле сказала «извратить твое ангельское наследие»? – ошеломленно уточнил Алек.
– «Эльфийская дрянь», – пробормотал Кьеран. – Как сказал бы Марк, это что-то новенькое.
– Ушам своим не верю. – Алек снова уселся рядом с диваном и подтянул колени к груди.
– Ни одно ее слово меня не удивило, – сказал Кьеран. – Такие уж они. Такими их сделал Холодный мир. Они боятся нового и незнакомого и полны ледяной ненависти. Зара Диарборн, может, и кажется смешной, но не совершайте ошибку – не стоит недооценивать ее и Когорту. – Он снова поглядел в окно. – Такая ненависть способна уничтожить весь мир.
– Это очень странная просьба, – заметил Диего.
– Это ты у нас тут в фиктивных отношениях, – сказала Кристина. – Уверена, от тебя и более странных вещей хотели.
Диего рассмеялся, но довольно невесело. Они сидели в Зале Совета через ряд от Блэкторнов. Часы закончили бить, оглашая начало заседания, и зал был полон, хоть на помост пока никто еще не вышел.
– Я рад, что Хайме тебе рассказал, – произнес он. – Эгоистичная радость. Я мог бы вытерпеть твою ненависть, но не твое презрение.
Кристина вздохнула.
– Не уверена, что вообще когда-нибудь презирала тебя по-настоящему, – заметила она.
– Я должен был рассказать тебе больше, – продолжил он. – Я хотел, чтобы ты была в безопасности, и убеждал себя, что Когорта и их планы тебя не касаются. Я не знал, что они хотят захватить Институт Лос-Анджелеса, пока не стало слишком поздно. И я ошибся в Мануэле не меньше, чем в остальных. Я доверял ему.
– Я знаю, – сказала Кристина. – И не виню тебя. Я… Просто мы так долго были Кристиной-и-Диего. Парой, вместе. А когда это закончилось, от меня словно осталась половина. Когда ты вернулся, я думала, что всё могло бы стать как прежде, и я старалась, но…
– Ты больше меня не любишь, – закончил он.
Она помедлила.
– Нет, – произнесла она, – не люблю. Не так, как раньше. Я словно пыталась вернуться в то место из детства, в котором все казалось идеальным… Но оно никогда не остается прежним, потому что ты сам меняешься.
Кадык Диего дернулся.
– Не могу тебя винить. Я и сам себе сейчас не очень-то нравлюсь.
– Может, будет лучше, если ты будешь нравиться себе чуть больше. Это было бы очень по-доброму, Диего.
Он покачал головой.
– Ты-то понимаешь в доброте, раз сжалилась над фэйри, сбившемся с пути.
– Это не жалость, – произнесла Кристина. Она оглянулась. Зара недавно вышла из зала и до сих пор не вернулась. Саманта, впрочем, продолжала испепелять ее взглядом – очевидно, решила, что Кристина пытается увести у Зары жениха. – Они меня пугают. После того, как он даст показания, они его убьют.
– Когорта пугает, – согласился Диего. – Но Когорта – это еще не Центурионы, и не все Центурионы такие, как Зара. Раджан, Дивья, Джен – хорошие люди. Как у Конклава, у их организации рак сердца. Часть тела здорова, а часть больна. Наша задача – найти способ уничтожить болезнь, но не убить при этом все тело.
Двери Зала Советов распахнулись. Консул, Джия Пенхоллоу, вошла в развевающейся мантии, расшитой серебром.
Разговоры стихли. Кристина откинулась на спинку стула, а Джия стала подниматься по ступеням помоста.
– Нефилимы, благодарю всех, что прибыли, несмотря на позднее извещение. – Консул стояла перед длинным деревянным подиумом, основание которого было украшено четырьмя латинскими «C». В ее черных волосах блестела седина, которой Эмма раньше не помнила, а в уголках глаз появились морщинки. Быть Консулом во время необъявленной войны наверняка тяжело. – Большинство из вас знает о Малкольме Фейде. Он был одним из самых верных наших союзников. По крайней мере, мы так думали. Несколько недель назад он нас предал, и даже сейчас до нас продолжают доходить новости о его кровавых и ужасных преступлениях.
Пронесшийся по залу приглушенный ропот напомнил Эмме шум прибоя. Она пожалела, что рядом нет Джулиана – и она не может толкнуть его плечом, или сжать его руку, но, помня об указаниях Инквизитора, и после того, как Джулиан рассказал ей, что Магнус упал в обморок, они сели на противоположных концах длинной скамьи.
– Я обещал Аннабель, что с ней будет Магнус, – тихо сказал он ей, не желая, чтобы младшие Блэкторны услышали и запаниковали. – Я дал ей слово.
– Ты никак не мог этого предвидеть. Бедняга Магнус. Откуда нам было знать, что он болен?
Но она вспомнила, как сама говорила: «Не обещай ничего, что не сможешь выполнить», и похолодела.
– У предательства Фейда есть долгая предыстория, которая, возможно, вам неизвестна, – продолжила Джия. – В 1812 году он влюбился в девушку из Сумеречных охотников, Аннабель Блэкторн. Ее семья воспротивилась ее браку с колдуном. В конце концов, Аннабель убили другие нефилимы. Малкольму сообщили, что она стала Железной Сестрой.
– Почему они и его тоже не убили? – выкрикнул кто-то в толпе.
– Он был могучим чародеем. Он представлял собой ценность, – сказала Джия. – Было решено оставить его в покое. Но когда он узнал об истинной участи Аннабель, он обезумел. Последние сто лет он хотел отомстить Сумеречным охотникам.
– Миледи, – произнесла Зара, которая только что вошла в Зал и с очень прямой спиной стояла в проходе. – Вы так рассказываете об этом, как будто хотите внушить нам сочувствие к девушке и колдуну. Но Малкольм Фейд был чудовищем. Убийцей. Влюбленность в него какой-то девушки не оправдывает его деяний.
– Я нахожу, – сказала Джия, – что между оправданием и объяснением есть разница.
– В таком случае, к чему нам излагают это объяснение? Колдун мертв. Я надеюсь, это не какая-то попытка выжать из Совета репарации. Никто, связанный с этим чудовищем, не заслуживает никакой компенсации за его гибель.
Джия бросила на нее взгляд, острый как нож.
– Я понимаю, Зара, что в последнее время ты очень активно занималась делами Совета, – произнесла она. – Но это не означает, что ты вправе перебивать Консула. Ступай и садись.
Мгновение спустя Зара со злобным видом уселась. Алина вскинула кулак.
– Давай, мам, – прошептала она.
Однако кто-то поднялся, чтобы занять место Зары.
– Консул, – произнес он. – Мы не невежды; нам сообщили, что на этом заседании будут даны значимые свидетельские показания, которые могут повлиять на Конклав. Не пора ли представить нам этого свидетеля? Если он, конечно, и в самом деле существует?
– О, она существует, – сказала Джия. – Это Аннабель. Аннабель Блэкторн.
Шепотки, звучавшие в зале, теперь превратились в ревущую волну. Мгновение спустя появился мрачный Роберт Лайтвуд. За ним шагали два стражника, а между ними шла Аннабель.
Поднимаясь на помост рядом с Инквизитором, Аннабель казалась очень маленькой. Черная книга висела у нее за спиной на ремешке, и от этого Аннабель выглядела еще младше – как девочка, идущая в школу.
По залу пронеслось шипение. Нежить, расслышала Эмма, а еще нечистая. Аннабель прижалась к Роберту.
– Это возмутительно! – выкрикнул отец Зары. – Разве мы все не достаточно претерпели от разъедающей грязи темных воинов? Неужели обязательно выводить нам на глаза эту штуку?
Джулиан вскочил на ноги.
– Темные воины не были нежитью, – заявил он, оборачиваясь лицом к Залу. – Их Обратили с помощью Адской Чаши. Аннабель – тот же человек, что и при жизни. Малкольм пытал ее, годами держал в полумертвом состоянии. Она хочет нам помочь.
– Джулиан Блэкторн, – презрительно протянул Диарборн. – Дочь мне о тебе рассказывала – твой дядюшка тронулся, вся семья у тебя тронутая, и только полный безумец нашел бы хорошей идеей…
– Не смейте, – чистым и сильным голосом произнесла Аннабель, – так с ним говорить. Он моя кровная родня.
– Блэкторны, – процедил Диарборн. – Кажется, они все или чокнутые, или дохлые, или и то и другое разом!
Если он и ожидал в ответ смеха, то напрасно. В зале стояло молчание.
– Сядьте, – холодно велела Диарборну Консул. – Судя по всему, сложности с достойным нефилимов поведением в обществе у вас семейные. Посмейте перебить меня еще раз – и вас вышвырнут из Зала.
Диарборн сел, глаза его полыхали гневом. И не у него одного. Эмма быстро оглядела зал и заметила то тут, то там группки, с ненавистью смотревшие на помост. Она подавила тревогу; Джулиан протолкался в проход и стоял лицом к залу.
– Аннабель, – тихо, ободряюще сказал он. – Расскажи им о Короле.
– Король Неблагого Двора, – негромко начала Аннабель. – Лорд Теней. Он был в союзе с Малкольмом. Важно, чтобы вы все это узнали, потому что даже теперь он все еще планирует уничтожить Сумеречных охотников.
– Но Волшебный народ слаб! – на ноги, обеспокоенно сверкая глазами, вскочил человек в расшитой тунике. Кристина прошептала Эмме на ухо, что это глава Института Марракеша. – Годы Холодного мира их ослабили. Королю нечего и надеяться выстоять против нас.
– Не в столкновении равных армий, нет, – всё тем же тихим голоском продолжила Аннабель. – Но Король подчинил себе силу Черной книги и узнал, как лишать нефилимов их сил. Как гасить наши руны, клинки серафимов и колдовские огни. Вы будете сражаться с его войском, будучи не сильнее простецов…
– Это никак не может быть правдой! – это оказался худой темноволосый человек, которого Эмма помнила по давнему обсуждению Холодного мира. Лазло Балох, глава Института Будапешта. – Она лжет.
– У нее нет причин лгать! – Диана тоже вскочила и расправила плечи, точно готовясь к бою. – Лазло, да из всех на свете…
– Мисс Рейберн, – лицо венгра посуровело. – Я думаю, все мы знаем, что вам-то как раз следует воздержаться от участия в дискуссии.
Диана застыла.
– Вы братаетесь с фэйри, – продолжил он, брызгая слюной. – За вами наблюдали.
– Ох, Лазло, клянусь Ангелом, – сказала Консул. – Диана тут ни при чем, разве что она имела несчастье разойтись с вами во мнениях!
– Лазло прав, – сказал Гораций Диарборн. – Блэкторны симпатизируют фэйри, они предали Закон…
– Но мы не лжецы, – прервал его Джулиан. Его голос был как оледеневшая сталь.
Диарборн заглотил наживку.
– И что это должно означать?
– Ваша дочь не убивала Малкольма Фейда, – произнес Джулиан. – Это сделала Аннабель.
Зара вскочила на ноги, как марионетка, которую потянули за ниточки.
– Ложь! – взвизгнула она.
– Это не ложь, – возразила Аннабель. – Малкольм воскресил меня из мертвых. Для этого он воспользовался кровью Артура Блэкторна. И за это, и за мучения и предательство, которым он меня подверг, я его убила.
Теперь зал словно взорвался. Крики эхом отдавались от стен. Саманта и Дейн Ларкспиры вскочили, потрясая кулаками. Гораций Диарборн ревел, что Аннабель лжет, как и все Блэкторны.
– Довольно! – прокричала Джия. – Тишина!
– La Spada Mortale, – маленькая, оливково-смуглая женщина поднялась на одном из задних рядов. Платье на ней было скромное, но увесистое ожерелье сверкало драгоценными камнями. Волосы у нее были темно-седые и ниспадали почти до бедер, а в голосе звучало достаточно властности, чтобы перекрыть царивший в комнате шум.
– Что ты говоришь, Кьяра? – переспросила Джия. Эмма знала, кто это – Кьяра Малатеста, глава Римского Института в Италии.
– Меч Смерти, – перевела Кьяра. – Если вы сомневаетесь, что эта личность, если можно ее так называть, говорит правду, испытайте ее Маэллартахом. Тогда мы сможем прекратить бессмысленные споры о том, лжет она или нет.
– Нет, – Аннабель в панике огляделась. – Только не Меч…
– Вот видите, она лжет, – сказал Дейн Ларкспир. – Она боится, что Меч откроет нам правду!
– Она боится Меча, потому что в Совете ее пытали! – воскликнул Джулиан. Он двинулся было к помосту, но два стражника Совета остановили его. Эмма начала вставать с места, но Хелен заставила ее сесть обратно.
– Пока не время, – прошептала Хелен. – Ты сделаешь только хуже… Она должна хотя бы попытаться…
Но сердце у Эммы колотилось все сильнее. Джулиана все еще не подпускали к помосту. Каждый нерв Эммы словно закричал, когда Роберт Лайтвуд отошел, а потом вернулся с чем-то длинным, острым и серебристым. С чем-то сверкавшим, как темная вода. Она увидела – почувствовала – как Джулиан судорожно втянул воздух. Он держал в руках Меч Смерти и знал, какую боль тот причиняет.
– Не делайте этого! – взмолился он, но голос его потонул в потоке остальных голосов и гомоне, когда Сумеречные охотники вскочили на ноги, пытаясь разглядеть, что происходит.
– Это грязная нежить! – выкрикнула Зара. – Надо положить конец ее страданиям, а не выставлять ее перед Советом!
Аннабель побелела. Эмма чувствовала напряжение Джулиана, знала, о чем он думает: будь здесь Магнус, тот объяснил бы им, что Аннабель не живой мертвец, а живой Сумеречный охотник. Магнус был одним из немногих обитателей Нижнего мира, пользовавшихся доверием Конклава. Если бы он смог присутствовать на заседании, ничего бы этого не произошло.
Магнус, – подумала Эмма, – ах, Магнус, надеюсь, с тобой все в порядке. Если бы ты только был с нами.
– Меч определит, в состоянии Аннабель давать показания, – резко, так, что ее голос донесся до самых задних рядов, произнесла Джия. – Таков Закон. Отойдите и дайте Мечу Смерти делать свое дело.
Толпа умолкла. Орудия Смерти были величайшей известной Сумеречным охотникам силой после самого Ангела. Даже Зара заткнулась.
– Не торопись, – сказал Роберт, обращаясь к Аннабель. Сочувствие на его лице удивило Эмму. Она помнила, как он сунул клинок в руки Джулиану, а ведь тому было всего двенадцать лет. Она еще долго злилась на Роберта, хотя Джулиан вроде бы не таил на него обиды.
Аннабель тяжело дышала, как загнанный кролик. Она посмотрела на Джулиана, который ободряюще кивнул ей, и медленно протянула руки.
Когда она взяла Меч, все ее тело содрогнулось, словно она налетела на колючую проволоку под напряжением. Лицо Аннабель напряглось, но она держала Меч невредимой. Джия с видимым облегчением выдохнула. Меч подтвердил – Аннабель и в самом деле Сумеречный охотник. В Зале по-прежнему царила тишина, собравшиеся смотрели во все глаза.
И Консул, и Инквизитор отступили на шаг, уступая Аннабель больше места. Она стояла посреди помоста – одинокая фигурка в платье с чужого плеча.
– Как ваше имя? – обманчиво мягким тоном спросил Роберт.
– Аннабель Каллисто Блэкторн, – задыхаясь, выговорила она.
– С кем вы стоите на этом помосте?
Она в отчаянии переводила глаза с Роберта на Джию.
– Я вас не знаю, – выдохнула она. – Вы Консул и Инквизитор – но не те, которых я помню. Вы явно Лайтвуд, но… – она помотала головой, но затем просияла. – Роберт, – произнесла она. – Джулиан называл вас Робертом.
Саманта Ларкспир издевательски рассмеялась, и к ней присоединились еще несколько людей с плакатами.
– Да у нее мозгов не хватит, чтобы давать нормальные показания!
– Молчать! – прогремела Джия. – Мисс Блэкторн, знали ли вы… Были ли вы любовницей Малкольма Фейда, верховного колдуна Лос-Анджелеса?
– Когда я его знала, он был просто колдуном, без титула, – голос Аннабель дрожал. – Прошу вас. Спросите, убила ли я его, я не смогу долго это выносить.
– Не вам выбирать, что мы здесь обсуждаем, – Джия говорила не зло, но Аннабель вздрогнула.
– Это ошибка, – прошептала Эмме Ливви. – Им надо просто спросить ее про Малкольма и закончить с этим. Они не могут превращать это в допрос.
– Все будет хорошо, – сказала Эмма. – Иначе быть не может.
Но ее сердце колотилось. Остальные Блэкторны напряженно следили за происходящим. По другую сторону от Эммы, вцепившись в подлокотники кресла, застыла Хелен. Алина растирала ей плечо.
– Спросите ее, – сказал Джулиан. – Джия, просто спросите.
– Джулиан, хватит, – сказала Джия, но обернулась к Аннабель, выжидающе глядя на нее темными глазами. – Аннабель Каллисто Блэкторн, это вы убили Малкольма Фейда?
– Да, – голос Аннабель словно сгустился от ненависти и стал сильнее. – Я его выпотрошила и смотрела, как он истекает кровью. Зара Диарборн ничего не делала. Она вам всем врала.
По залу пронесся вздох. Джулиан на мгновение расслабился, и державшие его стражники ослабили хватку. Зара, побагровев, стояла в толпе.
Слава Ангелу, – подумала Эмма. – Теперь-то им придется прислушаться.
Аннабель стояла лицом к залу с Мечом в руке, и в этот миг Эмма поняла, во что влюбился Малкольм. Аннабель казалась гордой, торжествующей, прекрасной.
Что-то пролетело у нее над головой и ударилось о кафедру. Бутылка, подумала Эмма – стекло разлетелось во все стороны. Кто-то ахнул, потом хихикнул, и в воздух полетели другие предметы – толпа, кажется, швырялась всем, что попадалось под руку.
Не вся толпа, поняла Эмма. Только Когорта и ее сторонники. Их было не очень много, но достаточно. А ненависти у них хватило бы на весь зал, и еще осталось бы.
Эмма перехватила взгляд Джулиана и увидела в его глазах отчаяние. Они надеялись на лучшее. Даже после всего, через что им пришлось пройти, они почему-то надеялись на лучшее.
Многие Сумеречные охотники действительно вскочили на ноги и теперь кричали на Когорту, требуя прекратить. Но Аннабель упала на колени, опустив голову, все еще сжимая Меч. Она не подняла рук, чтобы защититься от летящих в нее предметов – те разбивались о пол, о кафедру, попадали в окно. Бутылки и сумки, монеты и камни, даже часы и браслеты…
– Прекратите! – закричал Джулиан, и холодной ярости в его голосе оказалось достаточно, чтобы как минимум несколько человек остановилось. – Именем Ангела, это правда. Она говорит правду! Про Малкольма, про Короля Неблагого Двора…
– Откуда нам это знать? – прошипел Диарборн. – Кто сказал, что Меч Смерти действует на эту… эту тварь? Она полна скверны…
– Она чудовище! – выкрикнула Зара. – Это заговор, чтобы втянуть нас в войну с Неблагим Двором! Блэкторнам дела нет ни до чего, кроме их выдумок да их грязной фейской родни!
– Джулиан! – выдохнула Аннабель, так сильно стиснув Меч Смерти, что на руках там, где она сжимала клинок, показалась кровь. – Джулиан, помоги мне… Магнус… где Магнус…
Джулиан принялся вырываться из хватки стражников. Роберт поспешил вперед, раскинув могучие руки.
– Довольно, – сказал он. – Аннабель, пойдем со мной…
– Оставьте меня в покое! – хрипло вскрикнула Аннабель и отшатнулась, поднимая Меч. Эмма неожиданно и холодно вспомнила две вещи:
Меч Смерти был не просто орудием правосудия. Он был оружием.
И Аннабель была Сумеречным охотником с клинком в руке.
Словно не веря в то, что происходит, Роберт сделал еще один шаг к Аннабель, протягивая к ней руки, словно мог успокоить ее, убедить. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, и она подняла меч, преграждая ему путь.
Меч вспорол мантию Роберта Лайтвуда и вонзился ему в грудь.
Кит чувствовал себя так, словно забрел в чужую больничную палату, а обратно его уже не выпустили. Алек сидел рядом с Магнусом, время от времени касался его плеча или что-то негромко говорил. Кьеран глядел в окно так, словно мог перенестись по ту сторону стекла.
– Не хочешь… В смысле, может, кому-нибудь стоит рассказать детям? Максу и Рафу? – наконец спросил Кит.
Алек поднялся и подошел к стоявшему на столике кувшину и налил воды в стакан.
– Не сейчас, – сказал он. – В доме, с моей матерью, они в безопасности. Им не нужно… Магнусу не нужно… – Он сделал глоток воды. – Я надеялся, что он поправится и нам не придется ничего им говорить.
– Ты говорил, что знаешь, что с ним не так, – заметил Кит. – Это… опасно?
– Не знаю, – ответил Алек. – Но одно я знаю точно. Такое не только с ним, с другими колдунами тоже. Тесса и Джем пытались выяснить причину или найти лекарство, но она тоже заболела…
Он осекся. До них донесся глухой рев, словно волны вздымались, грозя вот-вот обрушиться на берег. Алек побелел.
– Такое я уже слышал, – произнес он. – В Зале что-то происходит.
Кьеран одним плавным движением соскользнул с подоконника.
– Это смерть.
– Вовсе не обязательно, – возразил Кит, прислушиваясь.
– Я чую кровь, – сказал Кьеран, – и слышу крики. – Он взобрался на подоконник и сдернул одну из портьер. Ухватившись за карниз с остро заточенными концами, он спрыгнул на пол и взмахнул карнизом, как копьем. Его черно-серебряные глаза сверкали. – Когда они придут, то не найдут меня безоружным.
– Вам лучше остаться здесь. Обоим. Я выясню, что происходит, – сказал Алек. – Отец…
Дверь распахнулась. Кьеран метнул карниз. Диего, только что появившийся в дверях, пригнулся, и карниз просвистел у него над головой, ударился о стену и накрепко засел в ней.
– ¿Que chingados? – оторопело спросил Диего. – Какого черта?
– Он думает, что ты пришел нас убивать, – объяснил Кит. – Это правда?
Диего закатил глаза.
– В Зале всё плохо, – сообщил он.
– Кого-то ранили? – спросил Алек.
Диего замялся.
– Твой отец… – начал было он.
Алек поставил стакан и подошел к Магнусу. Он склонился и поцеловал чародея в лоб и в щеку. Магнус не пошевелился, продолжал мирно спать, закрыв кошачьи глаза.
Кит ему завидовал.
– Оставайтесь тут, – велел Алек Киту и Кьерану. Затем развернулся и вышел из комнаты.
Диего мрачно поглядел ему вслед. Кита замутило. У него было чувство, что, что бы ни случилось с отцом Алека, это явно была не мелочь.
Кьеран выдернул карниз из стены и направил острием на Диего.
– Ты доставил послание, – произнес он. – Теперь ступай. Я защищу мальчика и колдуна.
Диего покачал головой.
– Я здесь, чтобы забрать тебя, – он указал пальцем на Кьерана, – и увезти тебя в Схоломант.
– Я никуда с тобой не поеду, – отрезал Кьеран. – У тебя нет никакого понятия о морали. Ты навлек бесчестье на леди Кристину.
– Ты понятия не имеешь, что произошло между мной и Кристиной, – ледяным тоном прибавил Диего. Кит заметил, что Безупречный Диего выглядит несколько небезупречно. Под глазами у него залегли глубокие лиловые тени, смуглая кожа пожелтела. Тонкие черты заострились от усталости и напряжения.
– Говорите о фэйри что угодно, – сказал Кьеран, – но мы никого не презираем сильнее тех, кто предал вверенное им сердце.
– Это Кристина, – сказал Диего, – попросила меня прийти сюда и забрать тебя в Схоломант. Если ты откажешься, то ты навлечешь на ее желания бесчестье.
Кьеран оскалился.
– Ты лжешь.
– Не лгу, – сказал Диего. – Она боялась за твою безопасность. Ненависть Когорты – все равно что чумная яма, а в Зале все сошли с ума. Если ты пойдешь со мной, то будешь в безопасности, но в ином случае ничего не обещаю.
– И как же я буду в безопасности в Схоломанте, с Зарой Диарборн и ее приятелями?
– Ее там не будет, – объяснил Диего. – Они с Самантой и Мануэлем собираются остаться здесь, в Идрисе, в средоточии власти. Они всегда хотели только власти. Схоломант же – место мирной учебы, – он протянул руку. – Пойдем со мной. Ради Кристины.
Кит смотрел на это, затаив дыхание. Момент был очень странный. Он успел достаточно узнать о Сумеречных охотниках, чтобы понимать, что именно значит то, что Диего – Центурион, и какие законы он нарушает, предлагая тайно переправить Кьерана в Схоломант. И он достаточно знал о гордости Волшебного народа, чтобы понимать, на что пойдет Кьеран, если согласится.
Снаружи вновь раздался рев.
– Если ты будешь тут, – осторожно сказал Кит, – и Когорта на тебя нападет, Марк и Кристина захотят тебя защитить. И в процессе им может достаться.
Кьеран положил карниз на пол и посмотрел на Кита.
– Скажи Марку, куда я направился, – попросил он. – И передай Кристине мою благодарность.
Кит кивнул. Диего наклонил голову, а затем шагнул вперед и неловко взял Кьерана под руку. Пальцами другой руки он нажал на значок Primi Ordines у себя на груди.
Прежде, чем Кит успел хоть что-нибудь сказать, Диего с Кьераном исчезли – лишь на том месте, где они стояли, поднялся вихрь яркого света.
Стражники рванулись вперед, а Джия подхватила оседающее тело Роберта. С лицом словно маска ужаса, она опустилась на колени, выхватывая стило, выводя на обмякшей, болтающейся руке Роберта ираци.
Вокруг них обоих растекалась его кровь – медленно расползающаяся алая лужа.
– Аннабель! – еле слышно произнес потрясенный Джулиан. Эмма видела бездну вины, разверзшуюся у него под ногами. Он принялся лихорадочно вырываться из рук стражников. – Пустите меня, пустите!..
– Все назад! – завопила Джия. – Никому не приближаться!
Она стояла на коленях рядом с Робертом, с мокрыми от крови руками, и пыталась нанести на него целебную руну.
Еще пара стражников тяжело взбежала по ступенькам и, услышав ее слова, замерла. Аннабель, в забрызганном кровью синем платье, выставила перед собой Меч. Кровь Роберта уже впитывалась в клинок, как вода в губку.
Джулиан вырвался и запрыгнул на окровавленный помост. Эмма тут же вскочила на ноги, Кристина пыталась поймать ее за футболку, но тщетно: Эмма уже взбиралась на узкую спинку скамьи.
Благодарение Ангелу за все часы, что я провела, тренируясь на балках в Институте, – подумала Эмма и побежала, спрыгнув с края скамейки в проход. На нее кричали, ей что-то кричали, рев стоял кругом, как волны; она не обращала на все это внимания. Джулиан медленно поднялся, глядя на Аннабель.
– Не подходи! – взвизгнула та, размахивая Мечом Смерти. В ее руках он словно светился, даже пульсировал. Или Эмме это просто показалось? – Не подходи ко мне!
– Аннабель, прекрати. – Джулиан говорил спокойно, подняв руки, чтобы показать, что они пусты.
Пусты? – возмутилась Эмма. – Где его меч, где его оружие?
Широко раскрыв честные глаза Джулиан продолжал:
– Ты только все усугубляешь.
Аннабель тяжело дышала сквозь слезы.
– Лжец! Прочь, отойди от меня…
– Я никогда тебе не лгал.
– Ты говорил, что они отдадут мне Блэкторн-Мэнор! Ты говорил, что Магнус меня защитит! Но посмотри! – Она широко повела рукой. – Я для них полна скверны, презренная преступница…
– Ты всё еще можешь вернуться. – Голос Джулиана был удивительно спокоен. – Положи Меч.
На мгновение Аннабель вроде бы заколебалась. Эмма уже была у подножия лестницы, ведущей на помост. Она увидела, как хватка Аннабель на рукояти Меча слабеет…
Джия встала. Ее мантия насквозь промокла от крови Роберта, стило безвольно повисло в руке.
– Он мертв, – произнесла она.
Эти слова словно отворили клетку, и звери вырвались наружу. Стражники взлетели по ступеням и прыгнули на Аннабель с обнаженными мечами. Та развернулась с нечеловеческой быстротой и сделала выпад, вспоров Мечом грудь и одному, и другому. Когда они повалились, раздались крики, и Эмма, выхватывая из ножен Кортану, взбежала на помост и перепрыгнула к Джулиану, закрыв его собой.
Отсюда ей было видно весь Зал Совета. Тот превратился в бойню. Некоторые выбегали в двери. Блэкторны и Кристина вскочили на ноги и прорубались к помосту, хотя шеренга стражников их не пропускала. Ливви на глазах у Эммы нырнула под руку стражника и принялась проталкиваться к ним с Джулианом. В руке у нее сверкал длинный меч.
Эмма оглянулась на Аннабель. Вблизи было ясно – что-то у нее внутри сломалось. Она выглядела совершенно безучастной, глаза погасли. Аннабель скользнула по Эмме равнодушным взглядом. В зал ворвался Алек. Он потрясенно смотрел на помост, его лицо было искажено горем.
Аннабель прыгнула на Джулиана как кошка, вспарывая воздух перед собой мечом. Вместо того, чтобы отбить выпад Аннабель Кортаной, Эмма бросилась в сторону, сбив Джулиана на гладкие доски помоста.
На мгновение он очутился совсем рядом; они были вместе, тело к телу, и она ощутила, как наполняет ее сила парабатаев. Меч Смерти вновь опустился, и они отскочили в сторону друг от друга, удвоив свою силу, а клинок вонзился в дерево у них под ногами.
Зал полнился криками. Эмме показалось, что она слышит, как Алек зовет Роберта: «Папа, папа!». Она подумала о гобелене с его портретом в кабинете у Роберта, подумала об Изабель. И развернулась с Кортаной в руке, плашмя ударив по Маэллартаху.
Оба клинка задрожали. Аннабель отдернула руку, которой держала Меч, ее взгляд вдруг стал диким. Кто-то громко звал Джулиана. Это была Ливви, карабкавшаяся на помост сбоку.
– Ливви! – заорал Джулиан. – Убирайся отсюда!..
Аннабель вновь замахнулась, и Эмма вскинула Кортану, отбивая выпад, тесня Аннабель, ударив ее изо всех сил. Они скрестили клинки. Раздался оглушительный лязг…
…и Меч Смерти разлетелся на куски.
Во клинку пробежала зубчатая трещина, верхняя половина отвалилась. Аннабель вскрикнула и отшатнулась, а из сломанного меча, как смола из срубленного дерева, хлынула черная жидкость.
Эмма рухнула на колени. В руку, которой она держала Кортану, словно ударила молния. Запястье гудело, Эмму трясло. Она вцепилась в рукоять Кортаны правой рукой, отчаянно стараясь не выронить меч.
– Эмма! – Джулиан держал руку скованно, как будто его тоже задели.
Боль в запястье постепенно стихала. Эмма попыталась встать на ноги, споткнулась и прикусила губу от досады. Как ее тело смеет ее предавать?
– Я в порядке… в порядке…
Увидев сломанный Меч Смерти, Ливви ахнула. Она уже забралась на помост; Джулиан протянул руку, и Ливви бросила ему свой меч. Джулиан ловко поймал его и повернулся к Аннабель, которая не могла отвести глаз от сломанного клинка в своей руке. Консул тоже видела, что произошло, и уже направлялась к ним.
– Все кончено, Аннабель, – произнес Джулиан. Он выглядел не торжествующим, а очень усталым. – Кончено.
Аннабель глухо зарычала и прыгнула. Джулиан вскинул клинок. Но Аннабель пролетела мимо, ее черные волосы летели за ней, как шлейф. Она оторвалась от земли и на мгновение стала поистине прекрасна – Сумеречный охотник в зените цветущей славы, – а затем легко приземлилась на деревянный пол на краю помоста и вонзила зазубренный обломок клинка Ливви в сердце.
Глаза Ливви широко распахнулись. Она приоткрыла рот, как будто удивилась, увидев что-то маленькое и неожиданное – например, мышь на кухонном столе. Опрокинутую вазу с цветами, сломанные наручные часы. А не что-то огромное. Не что-то ужасное.
Аннабель, тяжело дыша, отступила. Она больше не казалась прекрасной. Ее платье и рука стали красными и черными.
Ливви с недоумением коснулась рукояти Меча, торчавшей у нее из груди. Ее щеки залила краска.
– Тай? – прошептала она. – Тай, я…
Колени Ливви подогнулись, и она упала на спину. Клинок был похож на вцепившееся ей в грудь большое мерзкое насекомое – на металлического комара, сосавшего кровь, бежавшую из раны, алую с черными разводами от меча, и растекавшуюся по полу.
Тай, стоявший в проходе Зала Совета, поднял голову и его лицо посерело. Эмма понятия не имела, видит ли он их за собравшейся толпой – видит ли сестру, видит ли, что случилось, но вдруг он прижал руки к сердцу, упал на колени и, как Ливви, упал наземь.
Джулиан издал звук. Эмма не могла его даже описать – не человеческий звук, не вой и не вопль. Этот звук словно вырвали у него изнутри, будто что-то продиралось наружу прямо из груди. Он выронил меч, который Ливви принесла ему, так сильно рискуя, упал на колени, подполз к ней и прижал ее к себе.
– Ливви, Ливви, моя Ливви, – шептал он, баюкая сестру, торопливо убирая с ее лица мокрые от крови волосы. Крови было так много… За несколько секунд она покрыла Джулиана с ног до головы; вся одежда Ливви насквозь пропиталась кровью, даже в туфлях хлюпала кровь. – Ливия… – Руки Джулиана тряслись, он достал стило, приставил его к ее руке.
Целебная руна исчезла, как только он ее нарисовал.
Эмму как будто ударили под дых. Некоторые раны были неподвластны ираци. Целебные руны исчезали с кожи только в том случае, если в деле был замешан магический яд – или если человек был уже мертв.
– Ливия! – Нголос Джулиана стал громче, перебивая сам себя, словно накатывавшая на море волна. – Ливви, маленькая моя, пожалуйста, солнышко, открой глаза, это Джулс, я тут с тобой, я всегда с тобой, пожалуйста, пожалуйста…
Перед глазами у Эммы взорвалась чернота. Боль в руке прошла; она не чувствовала ничего, кроме ярости. Ярости, заслонившей от нее все на свете – кроме скорчившейся за кафедрой Аннабель, которая смотрела на Джулиана, баюкавшего мертвое тело сестры. Смотрела на дело рук своих.
Эмма вихрем развернулась и пошла на Аннабель. Той некуда было деваться. Стражники оцепили помост. В Зале продолжал бурлить хаос.
Эмма надеялась, что Тай потерял сознание и ничего этого не видит. В конце концов он очнется, и ужас того, что его встретит, погнал Эмму вперед.
Аннабель отшатнулась, поскользнулась и повалилась на пол. Она подняла лицо на нависшую над ней Эмму – то превратилось в маску ужаса.
В голове у Эммы зазвучал голос Артура: «Милосердие лучше мести». Но шепот Джулиана и рыдания Дрю его заглушили.
Она опустила Кортану, рассекая воздух, точно косой – но пока меч летел вниз, из окна за спиной у Аннабель мощно, словно взрыв, повалил чернильно-черный дым. Эмму отбросило взрывной волной. Падая на колени, она успела заметить в дыму движущиеся очертания – проблеск золота, промельк символа, который навеки отпечатался у нее в мозгу: преломленная надвое корона.
Дым исчез, а вместе с ним – и Аннабель.
Эмма свернулась в клубок над Кортаной и прижала клинок к себе. Душу, словно ржавчина, точило отчаяние. Повсюду вокруг раздавались все более громкие голоса, крики и вопли. Она видела, как Марк склонился над скорчившимся на полу Таем. Плечи Марка тряслись. Хелен пробивалась сквозь толпу к ним обоим. Дрю сидела на полу и рыдала, закрыв лицо ладонями. Алек привалился к дверям Зала и глядел на постигшую их катастрофу.
А перед ней сидел Джулиан, не видя и не слыша ничего, кроме Ливви, лежавшей у него в объятиях. Она казалась хрупкой горсткой пепла или снега, чем-то быстротечным, что случайно упало ему в руки: лепесток цветка из страны фэйри, белое перышко с ангельского крыла. Маленькая девочка-видение, воспоминание о сестренке, тянущей руки вверх: Джулиан, Джулиан, понеси меня.
Но душа, дух, который делал ее именно Ливви, уже отлетел в далекие, недосягаемые края, хоть Джулиан и продолжал гладить ее по волосам и умолял проснуться и посмотреть на него еще хоть раз.
Высоко над Залом Совета золотые куранты принялись отбивать время.
