Вершина Часовенного утеса была похожа на башню посреди урагана – гладкий утес вздымался в небо, с трех сторон окруженный кипящим котлом океана.

Небо было серым в черных потеках и тяжело, как камень, нависло над городком и морем. Вода в гавани прибыла и подняла рыбацкие лодочки до окон прибрежных домов. Суденышки крутились и вертелись на гребнях волн.

Море в очередной раз ударило в утес, взметнув в воздух белую пену. Эмма стояла в водовороте кружащихся волн, утопая в запахе моря; над головой взрывалось небо, двузубцы молний вспарывали тучи.

Она раскинула руки. Молнии словно били прямо сквозь нее в камни под ногами и в воду, серо-зелеными почти отвесными пластами встававшую на фоне неба. Гранитные шпили, давшие имя Часовенному утесу, вздымались вокруг словно каменный лес, словно зубцы короны. Скала под ногами была скользкой от влажного мха.

Эмма любила грозы – ей нравилось, как молнии вспарывают небо, нравилось их обнажающее сердце неистовство. Она выбежала из коттеджа, не думая ни о чем: ей отчаянно хотелось убраться подальше до того, как она выпалит Джулиану все то, что знать ему было ни в коем случае нельзя. Пусть думает, что она никогда его не любила, что разбила Марку сердце, что у нее нет никаких чувств. Пусть ненавидит ее, если это значит, что он останется жив и здоров.

И, может, гроза сумела бы отмыть ее начисто, смыть с ее рук то, что ощущалась как кровь их сердец.

Она спустилась по стороне утеса. Камень стал еще более скользким, и она остановилась, чтобы нанести свежую руну равновесия. Стило скользило по влажной коже. Снизу Эмме было видно, где пещеры и приливные озерца заливает кудрявящейся белой водой. На горизонте сверкнула молния; Эмма подняла лицо, чтобы попробовать на вкус соленые капли дождя, и услышала, как вдали трубят в рог.

Ее сердце подскочило в груди. Однажды она уже слышала подобное – когда в Институт прибыло посольство Дикой Охоты. Звук повторился – глубокий, холодный и одинокий, – и Эмма, оскальзываясь, побежала по тропинке обратно на вершину утеса.

Тучи, увидела Эмма, сталкивались в небесах как тяжелые серые валуны; там, где они расступались, вниз лилось бледно-золотистое сияние, освещавшее бурлящий океан. Над гаванью парили черные точки – птицы? Нет, для птиц они были слишком большими, и ни одна птица в такую погоду все равно бы не летала.

Черные точки летели к ней. Теперь они были ближе, четче – больше не точки. Она видела их как есть: всадники. Четверо всадников, облаченных в сверкающую бронзу. Они неслись по небу, как кометы.

Это была не Дикая Охота. Эмма поняла это сразу, сама не зная как. Их было слишком мало, и они были слишком молчаливы. Дикая Охота выезжала с яростным громом оружия. Бронзовые всадники плыли к Эмме беззвучно, словно соткались из облаков.

Можно побежать обратно к коттеджу, подумала она. Но это приманило бы их к Джулиану, и к тому же, они уже взяли курс так, чтобы отрезать ее от тропки назад к дому Малкольма. Они двигались невообразимо быстро. На утесе они оказались бы уже через пару секунд.

Эмма стиснула правой рукой рукоять Кортаны. Она выдернула меч из ножен почти не думая. Ощущение Кортаны в рук заземлило ее, замедлило пульс.

Всадники кружили, зависнув у нее над головой. На мгновение Эмму поразила их странная красота – вблизи кони казались почти что бесплотными, прозрачными как стекло, сотканными из завитков туч и влаги. Они взмыли в воздух – и нырнули вниз, как чайки за добычей. Как только их копыта ударились о твердую почву утеса, кони рассыпались на океанские буруны, каждый обратился во всплеск тающей воды – остались только четверо всадников.

Которые стояли между Эммой и тропинкой. Она оказалась отрезана от всего, кроме моря и крохотного участка утеса у нее за спиной.

Четверо Всадников стояли лицом к лицу с ней. Эмма поставила ноги поуже. Самая вершина хребта была до того узкой, что ее ботинки упирались в камень по обе стороны вершины. Эмма подняла Кортану. Меч сверкнул, по клинку стекала дождевая вода.

– Кто там? – окликнула она.

Четыре силуэта пошевелились, как один, вскинув руки, чтобы отбросить с лиц капюшоны бронзовых плащей. Под капюшонами оказалось еще больше блеска – то были трое высоких мужчин и женщина, все в бронзовых полумасках и с волосами как металлическая нить, заплетенными в свисавшие до лопаток толстые косы.

Доспехи у них были металлические: нагрудники и наручи, сплошь гравированные изображениями волн и моря. А глаза, вперившиеся в Эмму, серые и пронзительные.

– Эмма Корделия Карстерс, – произнес один из них. Он произнес ее имя так, словно говорил на иностранном языке и это давалось ему с трудом. – Рад встрече.

– Ты-то рад, – пробормотала Эмма, крепко сжимая Кортану. Каждый из стоявших перед ней фэйри (она знала, что это фэйри) был вооружен длинным мечом, из-за плеч торчали их рукоятки. И громче спросила: – Что нужно от меня посольству Дворов фэйри?

Фэйри вскинул бровь.

– Скажи ей, Фаль, – произнес другой, но с тем же акцентом. Что-то в нем заставило волоски на руках Эммы встать дыбом.

– Мы Всадники Маннана, – сказал Фаль. – Ты о нас слышала.

Это был не вопрос. Эмма отчаянно пожалела, что рядом нет Кристины. Кристина очень много знала о культуре фэйри. Если бы слова «Всадники Маннана» что-нибудь значили для Сумеречных охотников, Кристина бы это знала.

– Вы часть Дикой Охоты? – спросила Эмма.

Замешательство. Четверо принялись негромко переговариваться, Фаль перегнулся на сторону и сплюнул. Фэйри с жестко очерченным подбородком и презрительным выражением лица ответил вместо него.

– Я Айрмид, сын Маннана, – произнес он. – Мы дети бога. Мы намного старше Дикой Охоты, и намного сильнее.

И тут Эмма поняла, что именно она услышалв в их голосах. Это был не иноземный акцент, а древность, тянувшаяся от начала времен.

– Мы ищем, – сказал Фаль, – и находим. Мы ловчие. Мы бывали и под волнами, и над волнами. Мы бывали и в стране фэйри, и в обителях проклятых, и на полях битв, и во мраке ночи, и при свете дня. За всю нашу жизнь лишь одно мы искали и не нашли.

– Чувство юмора? – предположила Эмма.

– Ей не помешало бы заткнуть свой рот, – сказала женщина-Всадник. – Фаль, может, поможешь ей?

– Еще не время, Этна, – отрезал Фаль. – Нам нужно то, что она скажет. Нам нужно знать, где находится то, что мы ищем.

Рука Эммы, сжимавшая рукоять Кортаны, стала горячей и скользкой.

– Что вы ищете?

– Черную книгу, – ответил Айрмид. – Мы ищем то же, что и ты и твой парабатай. То, что забрала Аннабель Блэкторн.

Эмма невольно сделала шаг назад.

– Вы ищете Аннабель?

– Книгу, – произнес четвертый Всадник глубоким голосом. – Скажи нам, где она, и мы оставим вас в покое.

– У меня ее нет, – сказала Эмма. – И у Джулиана тоже.

– Она лжет, Делан, – сказала Этна.

Делан улыбнулся одними губами.

– Все нефилимы лгут. Не считай нас глупцами, Сумеречный охотник, или мы развесим твои кишки на ближайшем дереве.

– Попробуйте, – предложила Эмма. – Я это дерево вам в глотку вколочу, пока ветки…

– Из ушей не полезут. – закончил фразу Джулиан. Должно быть, он применил руну беззвучия, Эмма не слышала, как он подошел. Он сидел на мокром валуне у тропинки, ведущей к дому, словно просто возник там, соткавшись из туч и дождя. Он был в доспехах, с мокрыми волосами и незажженным клинком серафимов в руке. – Уверен, ты собиралась сказать про уши.

– Определенно, – Эмма улыбнулась ему. Она ничего не могла с собой поделать. Несмотря на их ссору, ее парабатай был здесь, прикрывал ей спину. И теперь они окружили Всадников, зажав их с двух сторон.

Будущее перестало казаться таким уж мрачным.

– Джулиан Блэкторн, – растягивая слова, заметил Фаль, едва удостоив Джулиана взглядом. – Прославленные парабатаи. Как я слышал, при Неблагом Дворе вы дали очень недурное представление.

– Уверен, Король без устали поет нам дифирамбы, – ответил Джулиан. – Слушайте, с чего вы взяли, что мы знаем, где Аннабель и Черная книга?

– При каждом Дворе есть шпионы, – сказала Этна. – Мы знаем, что Королева отправила вас на поиски книги. Король должен получить ее раньше, чем Королева.

– Но мы дали Королеве слово, – сказал Джулиан, – и такого рода обещание не может быть нарушено.

Делан зарычал, его рука вдруг очутилась на рукояти меча. Он переместил ее так быстро, что она казалась размытым пятном.

– Вы люди и лжецы, – произнес он. – Вы можете нарушить любой обещание. И нарушите, когда на кону будет стоять ваша шкура. Например, как сейчас. – Он дернул подбородком в сторону коттеджа. – Мы пришли за книгами и бумагами колдуна. Если вы ничего нам не скажете, просто отдайте их нам, и мы уйдем.

– Отдать их вам? – Джулиан явно был озадачен. – Почему вы просто не… – Он встретился взглядом с Эммой. Она поняла, о чем он думает: почему вы просто не вломились и не забрали их? – Вы не можете войти, так ведь?

– Защитные чары, – подтвердила Эмма.

Фэйри промолчали, но по тому, как упрямо они выпятили челюсти, она поняла, что права.

– Что Король Неблагого Двора даст нам в обмен на книгу? – спросил Джулиан.

– Джулс! – прошипела Эмма. Как он мог просчитывать ходы в такой момент?

Фаль расхохотался. Эмма впервые заметила, что одежда и доспехи фэйри были сухими, словно дождь их не касался. Его взгляд, брошенный на Джулиана, был полон презрения.

– У тебя здесь нет преимущества, сын терний. Отдай нам то, за чем мы пришли, иначе, когда мы отыщем остальную твою семью, мы выжжем им глаза раскаленной кочергой, не исключая маленьких детей.

Тавви. Эти слова пронзили Эмму, словно стрела. Она почувствовала удар, ее тело дернулось и ее захлестнул холод – ледяное дыхание битвы. Она бросилась на Фаля, опуская Кортану в яростном замахе из-за плеча.

Этна завопила, но Фаль ушел из-под удара быстрее, чем океанское течение. Кортана просвистела в воздухе. Остальные фэйри потянулись к мечам, и раздался лязг оружия.

Клинок серафимов в руке у Джулиана вспыхнул и засиял сквозь дождь. Сияние обвилось вокруг Эммы подобно светящимся нитям, отведя удар Этны; Кортана скрестилась с мечом фэйри с такой силой, что Эмма отшатнулась назад.

Лицо Фаля дрогнуло от удивления. Эмма охнула – мокрая, захлебывающаяся дождем, но не чувствуюящая холода. Весь мир превратился в кружащуюся серую вершину. Она бросилась к одному из каменных шпилей и взобралась на него.

– Трусиха! – выкрикнул Айрмид. – Как ты смеешь убегать?

Эмма услышала, как рассмеялся Джулиан, когда она влезла на самый верх шпиля и спрыгнула оттуда на Айрмида с такой силой, что сбила его наземь. Он попытался откатиться в сторону, но замер, когда Эмма нанесла удар ему в висок рукояткой Кортаны. Он вскрикнул от боли.

– Заткнись, – прошипела Эмма. – Не смей трогать Блэкторнов, не смей даже говорить о них…

– Оставь его в покое! – вскрикнула Этна, и Делан прыгнул на них, но Джулиан остановил его взмахом клинка серафимов. Утес взорвался светом, а дождь, казалось, неподвижно завис в воздухе, когда клинок опустился вниз и врезался в нагрудник воина-фэйри.

И разлетелся на куски. Он разбился, словно был сделан изо льда, и Джулиана отбросило назад, сбило с ног, швырнуло на камни и мокрую землю.

Делан расхохотался, приближаясь к нему. Эмма оставила Айрмида там, где тот лежал, и прыгнула следом за воином-фэйри в тот самый миг, когда тот занес меч над Джулианом и опустил его…

Джулиан быстро перекатился вправо, развернулся и вонзил кинжал в бедро Делана. Тот заорал от боли и ярости и развернулся, чтобы дотянуться до Джулиана мечом. Но Джулиан уже вскочил на ноги, с кинжалом в руке.

Из-за туч неожиданно пролился свет, и Эмма увидела, как тени на земле переместились – кто-то стоял у нее за спиной. Она ушла из-под удара как раз в тот миг, когда меч опустился и едва не рассек ей плечо. Она развернулась и увидела Этну. Фаль склонился над лежащим на земле Айрмидом, помогая тому подняться. На мгновение сражаться продолжили лишь Эмма и женщина-фэйри. Эмма перехватила рукоять Кортаны обеими руками и замахнулась.

Этна смеясь, отпрыгнула назад.

– Вы, нефилимы, – презрительно усмехнулась она, – называете себя воинами, а сами обложились защитными рунами и ангельскими клинками! Без них вы ничто, и скоро, очень скоро вы их лишитесь! Мы всё у вас отнимем! Всё, что у вас есть! Всё!

– Хочешь еще раз повторить? – спросила Эмма, уходя из-под меча Этны. Она вспрыгнула на валун и посмотрела на фэйри сверху вниз. – Ну, ту часть, которая про всё? А то до меня с первого раза не дошло.

Этна оскалилась и прыгнула за ней. И на несколько долгих мгновений в мире осталась лишь битва, сияющая дымка дождя, грохот и гул моря под утесом, и всё как будто замедлилось, когда Эмма отшвырнула Этну и бросилась на Айрмида и Фаля, скрестив свой меч с их клинками.

Они были хороши – быстры и ослепительно сильны. Но Кортана в руках у Эммы словно ожила. Ярость наполняла ее мощью, электрическим током, который бурлил в венах и управлял мечом в ее руках, ударяя клинком о клинки, занесенные над ней, заглушая шум моря звоном металла. Эмма почувствовала во рту соленый привкус – крови или океанских брызг, она сама не знала. Мокрые волосы разметались вокруг ее лица, когда она развернулась, чтобы снова скрестить Кортану с мечом фэйри.

Жестокий морок, охвативший ее, развеял гнусный смешок. Она подняла глаза и увидела, что Фаль прижал Джулиана к обрыву утеса. За его спиной скала отвесно уходила в море. Джулиан стоял на фоне серого неба, темные волосы облепили голову.

Эмму охватила паника. Она оттолкнулась от камня и ударила Айрмида в грудь. Фэйри с рычанием опрокинулся на спину, и Эмма бросилась бежать, мысленным взором уже видя Джулиана пронзенным мечом или сброшенным с обрыва, разбившимся о камни или утонувшим в водовороте.

Фаль продолжал смеяться. Он стоял с обнаженным мечом. Джулиан отступил еще на шаг – и пригнулся, быстро и ловко, чтобы подхватить арбалет, спрятанный за нагромождением камней. Он вскинул его к плечу, как раз когда Эмма налетела на Фаля. Она не замедлила движение, не остановилась и вонзила Кортану Фалю между лопаток.

Меч пробил его доспехи и достиг цели. Она почувствовала, как острие клинка вышло с другой стороны, прорезав металлический нагрудник.

За спиной у Эммы раздался пронзительный вопль Этны. Она рвала на себе волосы, причитая на языке, которого Эмма не знала. Но Эмма слышала, как она выкрикивает имя брата: Фаль, Фаль!

Этна начала опускаться на колени. Делан попытался ее подхватить – его искаженное лицо было смертельно белым. Айрмид с ревом вскинул меч и бросился на Эмму, которая пыталась выдернуть Кортану из обмякшего тела Фаля. Она напряглась и рванула еще раз – окровавленный меч высвободился, но времени обернуться уже не оставалось…

Джулиан встрелил из арбалета. Болт просвистел в воздухе – тише, чем дождь – и выбил меч из руки Айрмида. Айрмид взвыл, его рука окрасилась алым.

Эмма развернулась, встала в стойку, занесла меч. По лезвию Кортаны стекали кровь и дождь.

– Ну, кто еще хочет сразиться? – прокричала она. Ветер и вода рвали и заглушали ее слова. – Кто?!

– Пусти, я убью ее! – Этна вырывалась из хватки рук Делана. – Она убила Фаля! Пусти, я перережу ей глотку!

Но Делан качал головой и что-то говорил – что-то про Кортану. Эмма шагнула вперед. Если они не хотят сами идти к ней, она с удовольствием подойдет к ним сама.

Айрмид вскинул руку; она увидела, как у него в пальцах замерцал свет, бледно-зеленый в сером воздухе. Лицо Фэйри исказилось от напряжения.

– Эмма! – Джулиан обхватил ее сзади прежде, чем она успела сделать еще шаг, и потянул назад, прижал к себе в тот самый момент, когда дождь взорвался и принял форму трех коней, вихрящихся созданий из ветра и влаги, которые храпели и били копытами в воздухе между Эммой и оставшимися Всадниками. Фаль лежал на земле, его кровь смешивалась с корнуолльской грязьь, а его братья и сестра запрыгивали на своих скакунов.

Эмму затрясло. Перед тем, как кони взмыли в небо и скрылись среди туч и дождя, один из Всадников помедлил и обернулся. Это была Этна. Ее глаза были полны неверия и смертельной ненависти.

Ты убила древнее и дикое существо, – говорил ее взгляд. – Приготовься к столь же древнему возмездию. И столь же дикому.

– Бежим! – сказала Ливви.

Кит ожидал чего угодно, но только не этого. Сумеречные охотники никогда не убегают. Так ему всегда говорили. Но Ливви сорвалась с места, как пуля, промелькнула мимо Всадника у нее на пути, и Тай помчался за ней.

Кит бросился следом. Они прорвались мимо фэйри и смешались с толпой на Тропе Темзы. Когда Кит догнал Ливви и Тая, он сильно запыхался, а они – нисколько.

Он слышал позади гром. Стук копыт. Нам их не обогнать, – подумал он, но дыхания, чтобы произнести это вслух, не хватило. Свинцово-серый воздух, который он втягивал, казался тяжелым. Темные волосы Ливви струились по ветру, когда она перемахнула через калитку в ограде, отделявшей тропу от реки.

На мгновение она словно застыла в воздухе – руки раскинуты, ветровка хлопает как крылья, – а затем упала вниз, исчезнув из поля зрения. И Тай последовал за ней, боком перемахнув через ограду, и тоже исчез.

В реку? – в смятении подумал Кит, но не стал медлить. Его мышцы охватил знакомый жар, ум напрягся и сосредоточился. Он ухватился за верх калитки, подтянулся и перемахнул на ту сторону.

Падать пришлось не больше метра или двух – и, согнувшись, он приземлился на выступавшую в Темзу бетонную площадку, окруженную невысоким железным ограждением, проломленным в нескольких местах. Тай и Ливви уже были там, скинув куртки, чтобы освободить руки, с клинками серафимов в руках. Кит выпрямился, и Ливви кинула ему короткий меч; Кит понял, почему она побежала – не чтобы спастись, а чтобы найти место для боя.

И, если получится, связаться с Институтом. Тай держал телефон в руке и продолжал тыкать в конпки, уже подняв клинок серафимов, который полыхнул тусклым сиянием на фоне облаков.

Кит обернулся как раз тогда, когда три Всадника проплыли над заграждением и приземлились рядом с ними – сплошь сверкающая бронза и золото, и выхватили мечи из ножен.

– Остановите его! – оскалился Карн, и его братья ринулись на Тая.

Ливви и Кит бросились, чтобы закрыть его собой. На Кита накрыло холодным, жестоким опьянением битвы, но Всадники были быстрее демонов. И сильнее. Кит сделал выпад в сторону Эохайда, но фэйри там уже не было: он осткочил к дальнему краю платформы. Эохайд рассмеялся над выражением лица Кита, и смеялся даже тогда, когда Этарлам мощным ударом выбил телефон у Тая из руки. Телефон проскользил по бетону и упал в реку.

Над Китом нависла чья-то тень. Он тут же вскинул меч вверх и услышал, как кто-то захрипел. Карн рухнул назад, обагрив землю темной кровью. Кит вскочил и прыгнул вперед, на Эохайда, но Ливви и Тай его опередили; их клинки серафимов размытыми пятнами света вспарывали воздух вокруг Всадников.

Но воздух – и только. Кит заметил, что ангельские клинки, судя по всему, не прорезали ни доспехи Всадников, ни даже их кожу – в отличие от меча, которым он сумел достать Карна. На лице Тая было недоумение, а на лице Ливви, нацелившейся клинком серафимов в сердце Эохайду, ярость.

Ее меч сломался у самой рукояти, и сила отдачи чуть не отбросила Ливви, с трудом удержавшуюся на ногах, в реку. Тай обернулся и увидел, как Эохайд занес меч и стал разворачиваться к нему длинным движением по кругу. Кит прыгнул через платформу, сбил Тая на землю.

Клинок вылетел у Тая из руки и упал в Темзу, подняв вихрь огненных брызг. Кит упал на Тая и ударился головой о выступающий кусок дерева. Он почувствовал, как Тай пытается его спихнуть, откатился в сторону и увидел, что над ними стоит Эохайд.

Ливви сражалась с оставшимися двумя Всадниками и билась отчаянно, в вихре сверкающих клинков. Но она была на другом конце платформы. Кит попытался отдышаться, вскинул меч…

Эохайд замер, его глаза сверкали под прорезями маски. Зрачки у него тоже были цвета бронзы.

– Я тебя знаю, – произнес он. – Мне знакомо твое лицо.

Кит уставился на него, открыв рот. Секундой позже Эохайд, усмехнувшись, уже заносил меч… Как вдруг на них упала чья-то тень. Всадник поднял глаза – и тут на него сверху опустилась мускулистая тяжелая рука и схватила изумленного фэйри за шкирку. В следующую секунду он, изрыгая проклятия, взмыл в воздух. Раздался всплеск: Всадника швырнули в реку.

Кит с трудом уселся, Тай – рядом с ним. Ливви с разинутым ртом обернулась к ним. Оба Всадника остолбенели, безвольно опустив мечи и глядя, как грохочущее кружащее нечто приземляется в центре платформы.

Это был конь, а на спине у него сидел Гвин, казавшийся огромным в своем шлеме и похожих на древесную кору доспехах. Это его рука зашвырнула Эохайда в реку. Но тот уже подплыл обратно к платформе и как раз взбирался на нее. Тяжелые доспехи замедляли его движения.

За пояс Гвина крепко держалась Диана; ее темные кудри выбились из прически.

Тай поднялся на ноги, Кит с трудом последовал его примеру. На воротнике толстовки Тая виднелись пятна крови, но Кит не знал чья это кровь – Тая или его собственная.

– Всадники! – громовым голосом пророкотал Гвин. На его руке зиял широкий порез, там, где его все-таки достал меч Эохайда. – Остановитесь.

Диана соскользнула с коня и подошла к тому месту, где Эохайд вылезал из воды. Она вынула меч из ножен и приставила к груди фэйри.

– Не двигайся, – велела она.

Всадник повиновался, молча оскалив зубы.

– Гвин, тебя это не касается, – произнес Карн. – Это дело Неблагого Двора.

– Дикая Охота не склоняется ни перед чьим законом, – сказал Гвин. – Наша воля – это воля ветра. И моя воля сейчас – отослать вас прочь от этих детей. Они под моей защитой.

– Они нефилимы! – резко сказал Этарлам. – Творцы Холодного мира, жестокого и порочного.

– Вы не лучше, – возразил Гвин. – Не знающая жалости свора Королевских гончих.

Карн и Этарлам уставились на Гвина. Эохайд упал на колени. Мгновение тянулось как резина, длилось целую вечность.

Эохайд вдруг вскрикнул и вскочил на ноги, не обращая внимания на неоступно следовавший за ним меч Дианы.

– Фаль, – выговорил он. – Он мертв.

– Этого не может быть, – произнес Карн. – Всадники не умирают.

Но Этарлам испустил пронзительный скорбный вопль, выронил меч и прижал руку к сердцу.

– Его больше нет, – прорыдал он. – Я чувствую это! Наш брат погиб.

– Всадник ушел в Земли Теней, – произнес Гвин. – Желаете ли вы, чтобы я протрубил по нему в рог?

Хотя, по мнению Кита, Гвин был вполне искренен, Эохайд оскалился и чуть не бросился было на Охотника, но меч Дианы коснулся его горла и пустил кровь. Густые темные капли заструились по клинку.

– Довольно! – вскрикнул Карн. – Гвин, за это предательство ты еще заплатишь. Этар, Эохайд, ко мне. Отправимся к братьям нашим и сестре.

Диана опустила меч, и Эохайд, оттолкнув ее плечом, прошествовал к остальным двум Всадникам. Длинными прыжками они взмыли с платформы высоко ввверх, вцепились в блестящие бронзовые гривы своих коней, вскочили им на спины.

Всадники промчались мимо над водой, но голос Эохайда все звенел в ушах у Кита.

Когда они добрались обратно в коттедж, Эмму трясло – от холода и адреналина. Волосы и одежда плотно облепили ее, и Эмма подозревала, что выглядит как мокрая курица.

Она прислонила Кортану к стене и стала устало стягивать с себя насквозь промокшую куртку и ботинки. Она слышала, как Джулиан закрывает дверь, ходит по комнате. А еще в доме было тепло. Должно быть, он заранее развел огонь.

В следующее мгновение она почувтвовала, что в руки ей настойчиво суют что-то мягкое. Джулиан с непроницаемым лицом стоял перед ней и протягивал старое банное полотенце. Она взяла его и принялась вытирать волосы.

Джулиан до сих пор не снял мокрую одежду, только разулся. На концах его волос и ресниц сверкали капли воды.

Эмма вспомнила, как меч звенел о меч, хаос битвы, море и небо. Интересно, подумала она, не так ли Марк чувствовал себя в Дикой Охоте? Когда между тобой и стихией уже ничего не стоит, легко забыть о том, что тянет тебя к земле.

Она подумала о крови на лезвии Кортаны, о крови, ручьям и текущей из-под тела Фаля и смешивавшейся с дождевой водой. Они закатили его труп под каменный навес, чтобы не оставлять на милость непогоды – хотя ему уже было ничем не помочь.

– Я убила Всадника, – тихо, почти шепотом проговорила она.

– Тебе пришлось. – Джулиан крепко, впиваясь пальцами, держал ее за плечо. – Эмма, это был бой не на жизнь, а на смерть.

– Конклав…

– Конклав поймет.

– Волшебный народ не поймет. Король Неблагого Двора не поймет.

По лицу Джулиана скользнул призрак улыбки.

– Не думаю, что мы ему и раньше нравились.

Эмма судорожно вдохнула.

– Фаль загнал тебя на край обрыва, – сказала она. – Я думала, он тебя убьет.

Улыбка Джулиана померкла.

– Прости, – сказал он. – Я заранее спрятал там арбалет…

– Я не знала, – сказала Эмма. – Я обязана чувствовать, что происходит с тобой в битве, понимать это, предугадывать твои действия, но я не знала.

Она отшвырнула полотенце, и оно упало на пол. Кружка, которую разбил Джулиан, исчезла. Должно быть, он всё прибрал.

В душе у Эммы закипало отчаяние. Ничего из того, что она делала, не сработало. Они было ровно в том же положении, что и прежде, только Джулиан этого не знал. Вот и всё, что изменилось.

– Я так старалась, – прошептала она.

Джулиан непонимающе нахмурился.

– В бою? Эмма, ты сделала всё, что могла…

– Не в бою. Я старалась заставить тебя разлюбить меня, – произнесла она. – Я старалась.

Она почувствовала, как он отшатнулся – так, словно даже его душа шарахнулась прочь.

– Это что, настолько ужасно? То, что я тебя люблю?

Эмму снова затрясло, но уже не от холода.

– Это было лучше всего на свете, – сказала она. – А потом хуже всего на свете. И у меня даже шансов не было…

Она осеклась. Он качал головой, разбрызгивая капли воды.

– Придется тебе научиться с этим жить, – сказал он. – Даже если это тебя так пугает. Даже если тебя от этого тошнит. Точно так же, как мне придется пережить всех остальных твоих парней, потому что мы вместе навсегда. Эмма, что бы ни случилось, как бы ты ни называла то, что между нами, мы всегда будем мы.

– Никаких других парней не будет, – сказала она.

Джулиан удивленно посмотрел на нее.

– То, что ты говорил раньше – про помыслы, и одержимость, и желание лишь одного, – сказала она. – Вот это я к тебе и чувствую.

Джулиан выглядел ошарашенным. Она нежно взяла его лицо в ладони, слегка погладила пальцами влажную кожу. Эмма видела, как на шее у него колотится жилка. На лице у него была длинная царапина, тянувшаяся от виска до подбородка. Эмма не знала, получил он ее только что, в битве на утесе, или она была и раньше. Она очень старалась не смотреть на него – и не заметила. Интересно, подумала она, скажет ли он вообще еще хоть слово?

– Джулс! – позвала она его. – Пожалуйста, скажи что-нибудь…

Его руки сжали ее плечи. Эмма ахнула – Джулиан двинулся, тесня ее назад, пока она не прижалась спиной к стене. Он смотрел прямо на нее пугающе яркими, сияющими как морское стекло глазами.

– Джулиан, – сказал он. – Хочу, чтобы ты звала меня Джулианом. И никак иначе.

– Джулиан, – произнесла она, и он накрыл ее губы своими, сухими и обжигающе-горячими, и ее сердце словно остановилось, а затем снова пошло – мотор, разогнавшийся до небывалых оборотов.

Она вцепилась в него так же отчаянно, сжимая его, пока он пил дождь с ее губ, пробуя его на вкус: гвоздика и чай. Она потянулась, чтобы стащить с него свитер. Под свитером была футболка. Тонкая влажная ткань не стала преградой, когда Джулиан прижал Эмму спиной к стене. Его джинсы тоже промокли и облепили тело. Она чувствовала, как он ее хочет, и хотела его не меньше.

Весь мир исчез: остался только Джулиан; жар его кожи, желание быть к нему еще ближе, прижаться к нему всем телом. Каждое его движение ударяло по нервам Эммы как молния.

– Эмма. Господи, Эмма! – он уткнулся в нее лицом, целуя в щеку, в шею, большими пальцами поднырнул под пояс ее джинсов – и потянул вниз. Эмма стряхнула с ног мокрую ткань. – Я так тебя люблю.

С той ночи на пляже как будто прошла уже тысяча лет. Ее руки заново открывали его тело, его шрамы. Когда-то он был таким худым. Она еще помнила его таким – длинным, костлявым и неловким. Уже тогда она его любила, хотя еще сама об этом не знала, любила его всего целиком.

Теперь на нем была одежда, а под ней – гладкие мышцы, твердые и неподатливые. Эмма заново изучала его, запоминала, каков он на ощупь.

– Джулиан, – произнесла она. – Я…

Я люблю тебя, хотела она сказать. Ни Кэмерона, ни Марка я никогда не любила, всегда только тебя, и всегда буду любить только тебя, я вся создана из тебя, как кровь состоит из кровяных клеток. Но он прервал ее страстным поцелуем.

– Не надо, – прошептал он. – Не хочу слышать ничего разумного, только не сейчас. Не хочу логики. Хочу этого.

– Но ты должен знать…

Он помотал головой.

– Не должен, – он опустил руки, взялся за край футболки и стянул ее. С его влажных волос на них обоих падали капли воды. – Я столько времени жил, как будто разломанный на куски, – глухо произнес он, и Эмма знала, чего это ему стоило – ризнание, что он был не властен над собой. – Я должен снова почувствовать себя целым. Пусть ненадолго.

– Это не может продлиться долго, – сказала она, глядя на него. Им не позволят сохранить то, что между ними. – И это разобьет сердце нам обоим.

Он поймал ее за запястье, поднес ее руку к своей обнаженной груди. Прижал ее пальцы к своему сердцу. Оно билось под ее ладонью словно кулак, пробивающий себе дорогу сквозь ребра.

– Разбей мне сердце, – сказал он. – Разбей на кусочки. Я разрешаю.

Синеву его глаз почти полностью поглотили расширившиеся зрачки.

Тогда, на пляже, она не знала, что произойдет. Каким всё это будет между ними. Теперь Эмма знала. И от некоторых вещей невозможно было отказаться – ни у кого не хватило бы на это силы воли.

Ни у кого.

Она, сама не зная, что сейчас сделает, кивнула.

– Да, Джулиан, – сказала она. – Да.

Она услышала, как он застонал. Потом его руки опустились ей на бедра; он приподнял ее, зажав между собой и стеной. В этом чувствовалось отчаяние, словно перед концом света, и Эмма только гадала: неужели так и будет всегда? Когда же настанет время, когда они смогут быть медленными и нежными, тихими и любящими.

Джулиан яростно ее поцеловал, и она забыла о нежности. Осталось лишь это – Джулиан, шепчущий ее имя, пока они отшвыривали в сторону всю ставшую лишней одежду. Он задыхался, его кожа слабо блестела от пота, мокрые волосы прилипли ко лбу; Джулиан поднял Эмму повыше, прижался к ней так резко, что ударился об нее всем телом. Она услышала, как из его горла вырвался отрывистый стон. Когда он поднял лицо – глаза его почернели от желания – она смотрела на него не отрываясь.

– Ты в порядке? – шепнул он.

Эмма кивнула.

– Не останавливайся.

Он нашел ее губы своими, дрожащими, держал ее трясущимися руками. Эмма чувствовала – он борется за каждую секунду самоконтроля. Она хотела сказать ему, что всё хорошо, всё в порядке, но сознание ее покинуло. Она слышала, как волны снаружи яростно колотятся о скалы. Эмма закрыла глаза, и услышала, как Джулиан говорит ей, что любит ее, и обвила его руками, сжимая в объятиях, когда его колени подогнулись и они опустились на пол, цепляясь друг за друга, словно выжившие в кораблекрушении, забросившем их на далекий берег.

Тавви, Рафа и Макса найти было не сложно. Они оказались под крылышком у Бриджет, которая развлекала малышей тем, что позволяла им бесить Джессамину, пока та не принималась сшибать вещи с верхних полок. И Магнус разразился лекцией о том, почему нельзя дразнить привидения.

А вот Дрю нигде не было видно. Она куда-то ушла из своей спальни, в библиотеке или в кабинете ее тоже не оказалось, и дети ее не видели. Возможно, Джессамина могла бы еще чем-то помочь, но Бриджет сказала, что та в гневе унеслась прочь, как только детям надоело ее дразнить, и к тому же, общаться Джессамине нравилось только с Китом.

– Дрю ведь не ушла бы из Института, так? – спросил Марк. Он бродил по коридору, открывая двери одну за другой. – С чего бы она стала это делать?

– Марк, – Кьеран взял юношу за плечи и развернул к себе лицом. Кристина почувствовала, как запястье занемело, словно смятение Марка через связующее заклятье передавалось и ей.

Разумеется, между Марком и Кьераном была связь иного рода, основанная на общем опыте и общих чувствах. Кьеран держал Марка за плечи, сосредоточившись лишь на нем одном, как это умели фэйри. И Марк постепенно расслаблялся – напряжение постепенно покидало его тело.

– Твоя сестра здесь, – сказал Кьеран. – И мы ее найдем.

– Разделимся и поищем, – предложил Алек. – Магнус…

Магнус подхватил Макса на руки и направился вперед по коридору; Тавви и Раф поплелись следом. Остальные договорились встретиться в библиотеке через двадцать минут. Каждому был отведен свой участок Института – Кристине досталось западное крыло, и она спустилась на первый этаж, в бальный зал.

Кристина была этому не рада – воспоминания о том, как она танцевала там сперва с Марком, а затем с Кьераном, смущали и отвлекали. А отвлекаться сейчас не стоило: нужно было искать Дрю.

Она двинулась вниз по лестнице – и застыла. Там, на лестничной площадке, стояла Друзилла – вся в черном, в каштановых косах – черные ленты. Она обернула к Кристине бледное, встревоженное лицо.

– Я тебя ждала, – сказала она.

– Все тебя ищут! – воскликнула Кристина. – Тай и Ливви…

– Я знаю, слышала. Я подслушивала, – перебила Дрю.

– Но тебя не было в библиотеке…

– Прошу тебя, – сказала Дрю. – Ты должна пойти со мной. Времени мало.

Она поспешила вверх по лестнице и Кристина последовала за ней.

– Дрю, Марк волнуется. Всадники очень опасны. Ему нужно знать, что ты в порядке.

– Через секунду я скажу ему, что все со мной хорошо, – сказала Дрю. – Но мне надо, чтобы ты пошла со мной.

– Дрю… – они оказались в коридоре, где находилась большая часть гостевых спален.

– Слушай, – сказала Дрю. – Мне просто надо, чтобы ты это сделала, ладно? Если попытаешься позвать Марка, то клянусь, в этом Институте есть такие места, где я смогу от тебя прятаться целыми днями.

Кристина не смогла сдержать любопытства.

– Как тебе удалось так хорошо изучить Институт?

– Ты бы тоже изучила, если бы каждый раз, как высунешь нос, кто-нибудь пытался заставить тебя сидеть с детьми, – отрезала Дрю. Они дошли до ее спальни. Дрю взялась за дверную ручку и застыла, явно колеблясь.

– Но у тебя в спальне мы смотрели! – возмутилась Кристина.

– Я же тебе говорю, – сказала Дрю. – Укрытия. – Она набрала воздуху в грудь. – Ну ладно, заходи. И не психуй.

Личико Дрю было упрямым и решительным, словно она набиралась мужества перед тем, как сделать что-то неприятное.

– Все в порядке? – спросила Кристина. – Может, тебе лучше поговорить с Марком, а не со мной?

– Это не я хочу с тобой поговорить, – сказала Дрю и толкнула дверь спальни. Кристина шагнула внутрь, чувствуя себя озадаченной.

Сперва она разглядела только тень – силуэт у окна. Потом он встал, и сердце Кристины подскочило к горлу.

Смуглая кожа, спутанные черные волосы, острые черты лица, длинные ресницы. Легкая сутулость, которая, как говорила Кристина, всегда придавала ему такой вид, точно он идет против сильного ветра.

– Хайме! – выдохнула она.

Он раскинул руки, и мгновение спустя она уже крепко его обнимала. Хайме всегда был худой, но сейчас, с выступающими ключицами и торчащими локтями, он казался просто тощим. Он крепко обнял ее, и Кристина услышала, как дверь спальни тихонько закрылась и щелкнул замок.

Она отстранилась и взглянула Хайме в лицо. Он ничуть не изменился – ясные, с озорной искоркой глаза.

– Выходит, – произнес он, – ты и правда по мне скучала.

Ночи, которые она провела из-за него без сна, в рыданиях – потому что он пропал, потому что она его ненавидела, потому что он был ее лучшим другом и она ненавидела его ненавидеть – словно взорвались в ее голове. Кристина закатила ему пощечину, а затем принялась колотить по плечам, по груди – куда только могла дотянуться.

– Ой! – уворачивался он. – Больно же!

– ¡Me vale madre! – Кристина снова его треснула. – Как ты посмел так исчезнуть! Все волновались! Я думала, что ты умер! А ты тут как тут, прячешься в спальне у Друзиллы Блэкторн, за что, кстати, ее братья просто убью тебя, если узнают…

– Всё было не так! – Хайме махал руками, словно пытаясь отвести ее удары. – Я тебя искал.

Кристина уперлась руками в бедра.

– Все это время ты меня избегал, и вдруг выясняется, что ты меня искал, да?

– Я не тебя избегал, – сказал он, вынул из кармана мятый конверт и протянул его ей. С болью в сердце Кристина узнала почерк Диего.

– Если Диего хочет мне написать, необязательно передавать послание из рук в руки, – сказала она. – За кого он тебя держит, за почтового голубя?

– Он не может тебе писать, – сказал Хайме. – Зара проверяет всю его почту.

– Так, значит, ты знаешь про Зару, – сказала Кристина, забирая конверт. – И давно?

Хайме прислонился к большому дубовому столу.

– Давно ли они помолвлены? С тех пор, как вы в первый раз расстались. Но, Кристина, это не настоящая помолвка.

Она села на кровать Дрю.

– А выглядела как настоящая.

Хайме провел рукой по своим черным волосам. Он был немного похож на Диего – очертаниями рта, формой глаз. Хайме всегда был весел там, где Диего был серьезен. Теперь, усталый и исхудавший, он напоминал угрюмых, озабоченных модой юношей, тусовавшихся вокруг кофеен в Колония-Рома.

– Знаю, ты, наверное, меня ненавидишь, – сказал он. – У тебя есть на это все причины. Ты думаешь, я хотел, чтобы наша ветвь семьи взяла на себя управление Институтом потому, что я жаждал власти и плевать на тебя хотел. Но на самом деле у меня была уважительная причина.

– Я тебе не верю, – сказала Кристина.

Хайме нетерпеливо хмыкнул.

– Тина, я не из тех, кто жертвует собой, – сказал он. – Это по части Диего, не по моей. Я только хотел отвести беду от семьи.

Кристина вцепилась пальцами в простыню.

– Какую еще беду?

– Ты знаешь, мы всегда были связаны с фэйри, – начал Хайме. – Вот откуда у тебя медальон. Но этим дело не ограничивалось. По большей части это было неважно. До Холодного мира… Тогда семью обязали сдать всё Конклаву – всю информацию, и всё, что они когда-либо получали от фэйри.

– Но они не сдали, – догадалась Кристина.

– Не сдали, – подтвердил Хайме. – Они решили, что отношения с хадас важнее Холодного мира. – Он пожал плечами. – Существует некое наследство. Всей его силы даже я не понимаю. Диарборны и Когорта потребовали его себе, и мы им сказали, что только Розалес может запустить этот артефакт.

Понимание настигло Кристину. Она была потрясена.

– Поэтому-то и придумали фальшивую помолвку… – сказала она. – Чтобы Зара смогла возомнить, что станет Розалес.

– В точку, – сказал Хайме. – Диего свяжет себя с Когортой. А я заберу наследство и сбегу. Чтобы Диего мог всё свалить на меня – скверный младший братец удрал с артефактом. Помолвка будет длиться и длиться, и наследства они не найдут.

– И это весь ваш план? – спросила Кристина. – Вечно тянуть время?

Хайме нахмурился.

– Кажется, ты не собираешься восторгаться тем, как дерзко я нахожусь в бегах уже несколько месяцев, – заметил он. – Очень храбро и дерзко.

– Хайме, мы нефилимы. Храбрость – это наша работа, – сказала Кристина.

– И некоторым это дается лучше, чем другим, – заметил Хайме. – Ну да ладно. Я бы не сказал, что наш план состоит только в том, чтобы тянуть время. Вовсе нет. Диего пытается выяснить, какие у Когорты слабости. А я – что там с этим наследством.

– Ты этого не знаешь?

Он покачал головой.

– Знаю только, что оно позволяет войти в страну фэйри незамеченным.

– И Когорта хочет войти в страну фэйри, чтобы развязать войну? – догадалась Кристина.

– Звучит логично, – сказал Хайме. – Ну, во всяком случае, с их точки зрения.

Кристина молча сидела на кровати. Снаружи зарядил дождь, вода струилась по оконным стеклам. Она вспомнила, как дождь заливал деревья Чапультепека, как она сидела там с Хайме, смотрела, как он ест дориколос целыми пакетами и облизывает соленые пальцы. И как они говорили – часами, буквально обо всем, о том, что будут делать, когда станут парабатаями и смогут путешествовать по всему миру.

– Куда ты намерен направиться? – наконец спросила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

– Этого я не могу тебе сказать, – он оттолкнулся от стола. – Никому не могу сказать. Я мастер побегов, Кристина, но только до тех пор, пока не говорю, где прячусь.

– Ты сам не знаешь, так ведь? – сказала она. – Собираешься импровизировать.

Он криво улыбнулся.

– Никто меня не знает так, как ты.

– А Диего? – голос Кристины дрогнул. – Почему он мне ничего не рассказал?

– Влюбленные делают всякие глупости, – сказал Хайме тоном человека, который никогда в жизни не был влюблен. – И к тому же, я сам его попросил не говорить.

– Так почему сейчас рассказываешь?

– По двум причинам, – сказал он. – В Нижнем мире ходят слухи, что Блэкторны поднялись против Когорты. Если дойдет до драки, я хочу в ней участвовать. Пошли мне огненное послание. Я приду. – Хайме говорил совершенно искренне. – А во-вторых, чтобы доставить письмо Диего. Он сказал, что, возможно, ты будешь слишком сердита, чтобы его прочесть. Но я надеялся, что теперь… что не будешь.

Кристина посмотрела на конверт, который держала в руке. Его много раз сгибали и складывали.

– Я прочитаю, – тихо сказала она. – А ты разве не останешься? Поешь с нами. У тебя такой вид, словно ты умираешь от голода.

Хайме помотал головой.

– Тина, никто не должен знать, что я тут был. Обещай мне. В память о том, что когда-то мы собирались стать парабатаями.

– Это нечестно, – прошептала она. – И к тому же, Друзилла знает.

– Она никому не скажет… – начал было Хайме.

– Кристина! – это был голос Марка, эхом разнесшийся по коридору. – Кристина, ты где?

Хайме внезапно схватил ее своими сильными руками и заключил в крепкие объятия. Когда он ее отпустил, Кристина легонько коснулась его лица. Ей хотелось сказать ему миллион самых разных вещей – и прежде всего, ten cuidado – береги себя, будь осторожен! Но Хайме уже бросился прочь, к окну. Он распахнул раму, тенью выскользнул наружу и растворился в залитой дождем ночи.