Галина Волчек. Театровидение

Андрей Колесников предложил мне написать колонку в «Русский пионер», в номер, посвященный театру.

Наверняка Андрей рассчитывал на веселые истории, которых полно в любом театре. В нашем тоже. Случается, и совсем нередко, что мы, сгибаясь от хохота, рассказываем их не только новичкам, но и друг другу.

Я бы и сама хотела находиться в радостном состоянии, когда травить байки — одно удовольствие.

Не получается. Попробую вам объяснить почему.

О театральном кризисе я слышу столько лет, сколько занимаюсь своей профессией — стаж у меня, как вы знаете, немалый. Разные люди и по разным поводам говорили о нем постоянно. Глубокоуважаемые коллеги обсуждали его на высоких собраниях, посвященных осмыслению всего и вся. О нем то и дело твердили кликуши из «околотеатральной общественности». Его с плохо скрываемой радостью возвещали те, кого я называю «модельерами от театра». Последние под «кризисом театра» часто понимали неуправляемость процесса. Вернее, то, что он управляется не ими. Как бы они ни навешивали ярлыки, какие бы рекомендации зрителю ни давали, как бы ни предвещали смерть одному и триумф другому — прогнозы в большинстве своем расходились с результатами.

Иногда я реагировала на эти выступления резко, иногда — равнодушно, даже посмеиваясь. Но никогда не воспринимала все эти высказывания как нечто, способное всерьез повлиять на «Современник».

Сейчас любители прогнозов мечтают похоронить русский репертуарный театр как неактуальное искусство. Их я не боюсь, так как знаю цену их предсказаниям. Равно как и то, что форма организации театра, которую сформулировали основатели МХТ, — лучшее, что есть в мире. Это настоящее достижение русской культуры. Конечно, необходимы реформы, но только не варварские, не комиссарские — с шашкой наголо все разрушить, а потом из кирпичей строить новое здание. Я верю, что обойдется без катастрофы. Хватит мудрости у одних и силы убеждения у других, чтобы сохранить то, что создавалось десятилетиями. Знаю, что каждый из вас будет защищать эту идею до последнего. Со всей страстью, которой у одаренных артистов всегда в избытке.

По-настоящему страшит меня другое.

Я с огромной тревогой наблюдаю, что время делает с театром. И с нашим, и, уверена, с большинством остальных тоже.

Мы сильны — надеюсь, об этом можно говорить в настоящем времени, — своей общностью, единением вокруг одного дела, вокруг общей идеи. Так было в «Современнике» всегда. И когда репетировали по ночам, еще только мечтая о своем театре, и когда в семидесятые всей труппой отказались ехать на гастроли в Швецию, потому что четверых наших товарищей объявили невыездными, и сейчас, когда объединяемся в горе и радости.

Сегодня слово «мы» не модно. Торжествует другое — «я». Эгоизм, служение себе любимому многим заменили религию. Трудно винить в этом кого-то конкретно. Человек слаб, а ему предлагаются легчайшие формы достижения успеха — не важно, что ты собой представляешь, не важно, что ты сделал. Главное, чего бы это ни стоило, — быть знаменитым. Из всех рупоров вопят и из всех щелей шепчут — существуешь только ты, думай о себе. Надо переступить — переступи, обмануть — обмани, предать — предай.

Сопротивляться этому трудно. Тем, кто слаб духом, — невозможно. Модным или «актуальным» хочется быть каждому.

Это уже привело наше общество к страшным результатам. Может привести и к трагедии. К сожалению, изменить окружающий мир не в наших силах, но все вместе мы можем другое — сохранить наше общее дело, не позволив разрушить его изнутри.

Понятие «я» стало все чаще и чаще даже в театре главенствовать над понятием «мы». Это не чьи-то осознанные действия, не чья-то провокация, не чья-то злая воля. Вы все — хорошие артисты, художники. А значит, не можете не слышать того, что происходит вокруг, не реагировать на это.

Только делать это можно по-разному. Плыть по течению или, отдавая себе отчет в происходящем вокруг, сопротивляться, настаивая на своем. Второе, как вы прекрасно знаете, для художника гораздо более выгодная позиция. К ней я вас и призываю. Ведь сохранение театра, этого нашего «мы», важно и для каждого из наших «я».

Вижу, как то, что кому-то кажется мелочью, может вот-вот начать разрушать театр. Как в течение последних лет меняется отношение артиста к общему делу. И уже не под текущий репертуар и репетиционный график назначаются съемки, а наоборот. Вы прекрасно знаете, что я не против съемок и радуюсь, когда узнаю о ваших актерских победах в кино. Вопрос не в факте съемок, а в том, что первично, что вторично. За этими победами чаще всего стоит именно театр, на сцене которого и становятся артистами.

Не говорю уже, насколько разрушительна для общего дела эта попытка диктовать театру, обусловленная сторонней работой артистов. Может ли сложиться подлинный ансамбль, если один диктует свою волю другим? Пока в этом смысле я не могу ни в кого из вас кинуть камень, но если сегодня не остановиться, очень скоро все станет возможно.

Предельно внимательное и трепетное отношение к собственному «я» порождает и другую, крайне опасную тенденцию: неверие и даже нежелание верить в того, кто рядом. Если коллега в чем-то не соответствует нашим представлениям о том, каким ему следует быть и как действовать в той или иной ситуации, с легкостью необыкновенной реализуется право быть свободным от обязательств перед театром. Соглашаться или не соглашаться с назначением на роль, самому себя освобождать от репетиций, снимать с репертуара спектакли, пользующиеся успехом у зрителей.

Сомнения, споры, дискуссии нужны и даже необходимы. Неприемлема абсолютная уверенность в своей правоте и непогрешимости, в том, что ошибается кто угодно, кроме тебя. На взращивание в себе этого «обладателя единственно верного знания» уходят огромные творческие силы. Бывает, что они отрываются от главного. Самое важное для каждого из нас — сделать хорошо свое дело на сцене или вне ее, а не оценивать, насколько тот или иной коллега соответствует великому или выдающемуся «я».

Олег Ефремов — создатель нашего театра — много лет назад называл все это «каботинством». И страстно ненавидел. Мне кажется, каждый из нас, вне зависимости от возраста и срока работы в театре, обладает сильным иммунитетом против него. Другие люди в «Современнике» не задерживаются. Но бывают ситуации, когда сопротивляемость вирусам, идущим извне, ослабевает. Я очень остро ощущаю опасность для каждого поддаться искушениям сегодняшнего дня. Возможно, последуют какие-то короткие личные победы, сиюминутный триумф и фанфары. Увы, ненадолго. Вы знаете не хуже меня, что легкий успех кончается забвением.

Я уверена, что наш театр справится и с этим испытанием. Верю в стойкость «Современника», в наше общее «мы», в каждого из нас.