У Офелии застучало в висках, неизвестно отчего – то ли от внезапного облегчения, то ли, наоборот, от возросшего напряжения. Памятуя о том, что произошло между ними на крепостной стене, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы ее голос предательски не задрожал, и приветливо обратилась к Торну:

– Вы появились как раз вовремя. Мы все вас ждали.

Но улыбка тут же сошла с ее губ. С плаща Торна ручьями текла вода, и камердинер Лунного Света, который шел позади, незаметно вытирал за ним лужицы. Глаза Торна сверкали, как молнии.

– Не разрешайте чтение, – приказал он Пасьенции. – Я беру расследование на себя. Что же до вас, – сказал он, повернувшись к Офелии, – вы освобождены от своих новых обязанностей. Немедленно возвращайтесь в отель.

Очки на носу Офелии побледнели. Не такой поддержки она ждала от Торна.

– Вы не можете требовать этого от меня.

Торн выпрямился перед Офелией, и она инстинктивно встала на цыпочки, храбро выдерживая его горящий взгляд.

– Конечно, могу. Я интендант и ваш будущий муж.

– Но я должна читать, хотите вы того или нет!

Торн задыхался, но было непонятно отчего: то ли оттого, что ему пришлось в спешке добираться сюда через весь Небоград, то ли от гнева. Какая муха его укусила? Офелия могла понять его раздражение, но почему он так зол на нее?

– Я запрещаю вам читать все, что связано с исчезновениями, – проговорил Торн сквозь зубы. – Они вас никоим образом не касаются, понятно? А вы замолчите, – прибавил он резко, отмахнувшись от матери Офелии, которая уже открыла рот, чтобы высказать свое мнение. – Напоминаю наш уговор: до свадьбы вы ни во что не вмешиваетесь. Ни во что.

Офелия вспомнила, как ее мать однажды прищемила пальцы дверцей фиакра. Сейчас у нее было точно такое же выражение лица.

Но тут, смущенно покашливая, вмешался барон Мельхиор:

– Послушайте, господин интендант, в принципе, вы не можете запретить вашей невесте выполнить миссию, которая ей поручена. Сам монсеньор Фарук назначил ее Главной семейной чтицей, а меня – ее помощником. Поскольку эта должность ранее не существовала, никто не может в полной мере знать соответствующих ей полномочий. Наш министр протокола как раз изучает данный вопрос.

Торн испепелил взглядом барона Мельхиора, но тот лишь улыбнулся и повернулся к Пасьенции, колыхаясь всем телом, как воздушный шар.

– Решение остается за вами. Даете ли вы разрешение мадемуазель Главной семейной чтице?

Все устремили взгляды на Пасьенцию. Молодая женщина долго изучала дно своей пустой чашки, затем подняла глаза к Торну:

– До сих пор вы были неспособны найти хоть кого-нибудь из троих пропавших, а сейчас речь идет о моем брате. Неприятно признаваться, но, если бы он находился здесь, он доверил бы чтение вам, – добавила она, обращаясь уже к Офелии. – Я даю вам разрешение. Пусть снимут печать.

Торн смотрел на Пасьенцию с таким видом, как будто хотел заткнуть ей рот ее же фарфоровой чашкой.

Хранитель печатей взмахнул рукой, и печать, которая выглядела толстым куском воска, исчезла с поверхности двери, как след мела с доски.

– Спасибо, что доверяете мне, – пробормотала Офелия.

Пасьенция сама открыла дверь, и луч света из приемной рассек темноту спальни, как золотой клинок.

– Я вам не доверяю. Попробуйте не найти моего брата, и я превращу вашу жизнь в ад.

С этими словами, сказанными бесстрастным тоном, Пасьенция повернула электрический выключатель. Офелия застыла в изумлении, впервые увидев спальню Арчибальда. Если бы ее попросили представить себе домашнее гнездышко такого человека, она бы живо нафантазировала себе горы подушек, разбросанные безделушки, картины с игривыми сюжетами – короче, запретные утехи и творческий беспорядок.

Она совершенно не ожидала, что увидит пустую комнату.

В самом центре стояла лишь старая кровать кованого железа. Стены и потолок были сплошь в трещинах. Спальня Арчибальда имела неряшливый вид, вполне соответствующий его стилю одежды. Несмотря на то что в приемной было тепло, в комнате стоял полярный холод, как будто тепловая иллюзия здесь не действовала.

– Не понимаю, – призналась Офелия, озираясь по сторонам. – Где лежат личные вещи Арчибальда?

– Нигде, мадемуазель Главная семейная чтица, – объявил с порога Филибер. – У господина посла комната всегда была в таком виде.

– Ничего себе, – вздохнул барон Мельхиор, обводя покои критическим взглядом великого кутюрье. – Слишком уж… концептуально, на мой вкус. Неужели господин посол не мог заказать себе одну-две иллюзии? Небольшой штрих в стиле рококо, и интерьер сразу бы заиграл.

Все столпились на пороге спальни, чтобы не мешать поискам. У Офелии возникло чувство, что ей предстоит оправдываться перед судом присяжных. Ее уверенность понемногу испарялась. Комната без личных вещей? Более сурового испытания нельзя было и придумать. Но девушка храбро расстегнула перчатки, решив не отчаиваться раньше времени.

– Обязаны ли вы читать кровать? – уточнила Пасьенция. – Это неприлично для девушки вашего возраста.

Ее равнодушное лицо не имело ничего общего с выражением лица Торна: он не сводил с Офелии глаз, как будто она могла в любую минуту сотворить какую-нибудь непоправимую глупость. А ее мать, прищурившись, переводила взгляд с Пасьенции на Торна, словно не могла решить, кто из них двоих оскорбил ее сильнее. Как ни странно, из всех присутствующих, похоже, больше других ждал от этого чтения Филибер.

– У меня нет выбора, – ответила наконец Офелия.

– А пол? – спросила Пасьенция. – А стены? Они ведь не сильно отличаются от того, что вы обычно читаете?

– Очень отличаются. Эти поверхности гораздо обширнее, и отпечатки на них смазаны. Мы оставляем следы на объекте только при непосредственным контакте с ним. Стены люди трогают редко, по полу ходят в обуви. А подошвы, как правило, мешают контакту.

Офелия подошла к кровати, не очень-то представляя, с какого места начнет ее читать. Постель даже не была разобрана. Только по центру кровати пролегала неглубокая вмятина – видимо, Арчибальд просто лежал поверх покрывала.

Офелию интересовали только последние минуты перед похищением, а не все те ночи, которые посол провел под одеялом – один или с кем-то. Она положила руку на покрывало и сразу ощутила легкое покалывание в подушечках пальцев, пока еще слишком слабое, чтобы оно могло ей помочь. Девушка медленно провела по ткани ладонью, словно волшебной палочкой, в поисках мест, которые больше всего пропитались эмоциями Арчибальда. Внезапно Офелия погрузилась в пучину скуки. И чем больше она старалась забыться в праздниках, чем больше упивалась наслаждениями и нарушала приличия, тем сильнее становилась тоска.

Это были не ее чувства, а чувства Арчибальда, скрывавшиеся за его обычной беспечной улыбкой. Теперь Офелия поняла, что, проходя мимо него каждый день, не давала себе труда узнать его по-настоящему. Она продолжала неторопливо, сантиметр за сантиметром, ощупывать покрывало в надежде найти что-нибудь необычное, неожиданное, уловить хоть какой-то импульс, любую мелочь, которая нарушила бы эту бездонную скуку, пронизавшую каждую ниточку ткани.

И когда Офелию захлестнула паника, а ее очки пожелтели, она поняла, что на этот раз эмоции родились в ней самой. Кровать ничего, абсолютно ничего не сообщила ей об исчезновении Арчибальда!

– Я знаю, что у вас уже нет связи с вашим братом, – сказала Офелия, обернувшись к Пасьенции. – Но, может быть, вы способны переместиться в его тело? Я однажды видела, как Арчибальд… э-э… позаимствовал тело Валькирии. Вероятно, вы бы могли…

– Нет, – отрезала Пасьенция. – Член Паутины может воспользоваться телом другого человека только с его согласия. Дело не в принципах: если мой брат не открывается мне, я физически не могу занять его место.

– Надо ли это понимать так, что ваше чтение потерпело неудачу?

Офелия холодно посмотрела на Торна. Хищный взгляд, черный плащ и треугольник крупного носа – все делало его похожим на зловещую птицу. Она не ждала от него поддержки, но он мог хотя бы не делать таких заключений.

– Нет. Я еще не закончила.

Офелия спросила себя, не распространить ли чтение на подушки, простыни и матрас, но тут к ней подошел барон Мельхиор.

– А вот это – вовсе не плод моего воображения! И может пролить некоторый свет…

Позолоченным набалдашником своей трости он ткнул в лежавшее на покрывале металлическое колечко, которое Офелия, к своему стыду, не заметила раньше. Она осторожно взяла его рукой в перчатке, чтобы рассмотреть поближе. Что это? Кольцо? Брелок для ключей? Серьга?

Офелия сделала глубокий вдох, чтобы унять возбуждение. Этот предмет – может быть, последний шанс понять, что же произошло с Арчибальдом, и она не должна его упустить. Она сняла перчатку, сосредоточилась и осторожно коснулась кольца.

В голове у нее как будто вспыхнула молния. Мгновенно возник образ, и на какую-то долю секунды Офелия стала Арчибальдом. Она видела, чувствовала и думала то же, что и он.

– Это не серьга и не брелок, – тихо сказала она, скорее себе, чем другим.

Перед ней было кольцо от песочных часов. Посол лежал на кровати и смотрел на потолочный светильник сквозь прозрачную голубую колбу. На часах виднелась пластинка с указанием производителя: «Семейная мануфактура M. X. & Co».

Подняв глаза, Офелия обнаружила, что все собрались вокруг нее в напряженном ожидании.

– Ну что? – спросила Пасьенция, впервые в жизни теряя хладнокровие. – Что это? Что вы видите?

«Держитесь подальше от иллюзий».

– Голубые часы, – выдохнула девушка. – Они похитили пропавших. И Арчибальд это знал.