Паркет сиял, как лоснящаяся поверхность скрипки, и издавал мелодичные звуки под шагами Офелии и Хранителя печатей. В коридоре Лунного Света повсюду искрились хрустальные люстры, позолотой сверкали книги, настенные часы, картинные и оконные рамы.

– Мы пришли, мадемуазель Главная семейная чтица! – объявил Хранитель печатей скорбно и торжественно, как будто перед ними стоял гроб. – Вот покои нашего несчастного господина посла.

Офелия кивнула и вошла, не в силах вымолвить ни слова. Она сотни раз проходила перед этой дверью, когда здесь, на последнем этаже Лунного Света, жила Беренильда, но ей никогда не доводилось в нее входить.

– Придется еще немного потерпеть, мадемуазель Главная семейная чтица, – проворковал Хранитель. – Я должен получить разрешение родных на снятие печати.

И он указал на красную восковую печать размером с тарелку в центре двери, ведущей в спальню. Она должна была устрашить любого, кто захотел бы войти, хотя не соединялась с замком ни ленточкой, ни шнурком.

– Не открывайте дверь, пока я не сниму печать, – предупредил Хранитель. – Иначе вам придется пережить очень неприятную иллюзию. Могу я предложить вам взглянуть на детали расследования? – и он передал Офелии толстую папку. – А я тем временем выполню последние формальности, мадемуазель Главная семейная чтица.

В устах Хранителя печатей титул Офелии звучал как насмешка. Этот Мираж компенсировал свой малый рост напыщенной речью и внушительным париком с лентами. Он вышел из приемной, звонко стуча по паркету высокими серебряными каблуками.

Офелия села за маленький столик, позолоченный, как и вся остальная мебель, и открыла папку. Она сразу отказалась от мысли прочитать длинный протокол заседания – текст так изобиловал юридическими терминами, что она не поняла даже первую строчку. Зато ее очень заинтересовали письма, напечатанные на машинке. Одни были адресованы начальнику полиции, другие – шеф-редактору «Nibelungen», третьи – графу Харольду. Все письма заканчивались одинаковыми угрозами: БОГУ УГОДНО ВАШЕ МОЛЧАНИЕ; БОГ ОСУЖДАЕТ ВАШЕ ПОВЕДЕНИЕ; БОГ ТРЕБУЕТ ВАШЕГО НАКАЗАНИЯ.

Сомнений больше не оставалось: и пропавших Миражей, и Офелию шантажировал один и тот же человек. Ее тревога возросла, когда она заметила на всех письмах одинаковые следы от пинцета. Опытный аноним все предусмотрел, не оставив Офелии ни малейшей возможности провести экспертизу.

– Вот регистрационная книга, мадемуазель Главная семейная чтица.

Увидев перед собой Филибера, Офелия подумала: сколько же времени он стоял так, протягивая ей журнал посещений в кожаном переплете? У этого скучного управляющего с невыразительной физиономией был просто талант заставать Офелию врасплох.

– Спасибо, – сказала она, листая журнал.

– Как может убедиться мадемуазель Главная семейная чтица, – пояснил Филибер, – в Лунном Свете уже давно не принимали гостей, за исключением злосчастного графа Харольда. Теперь господа придворные делают здесь только короткий переход между двумя лифтами.

– Думаю, они тоже боятся исчезнуть, – заметила Офелия, возвращая журнал. – Значит, Арчибальд… я имею в виду, господин посол вошел в эту дверь и уже не вышел?

– Именно так, мадемуазель Главная семейная чтица. Месье объявил, что хочет отдохнуть, и велел разбудить его к ужину. Когда слуги вошли, его кровать была пуста.

– А он… гм… отдыхал один?

– Один, мадемуазель Главная семейная чтица.

– А он… мог выйти незамеченным?

Офелии было не по себе: насколько легко она читала предметы, настолько же стеснялась, опрашивая людей.

– Нет, мадемуазель Главная семейная чтица, охрана замка постоянно обходит коридоры.

Офелия вздрогнула от неожиданности: при этих словах дежурившие в холле жандармы все как один щелкнули каблуками.

– Э-э… а он не мог выйти через другую дверь?

– Нет, мадемуазель Главная семейная чтица. Других дверей, ведущих в спальню господина посла, нет.

У Офелии мелькнуло подозрение, что Филибер подсмеивается над ней, отвечая на вопросы подчеркнуто официально, со всей серьезностью. Но, взглянув в лицо управляющего, девушка поняла: Филибер потрясен исчезновением Арчибальда даже больше, чем она могла от него ожидать.

– Вы не знаете, господин посол получал письма, похожие на эти? – спросила Офелия, указывая на папку, лежащую на столе.

– Насколько мне известно, нет, мадемуазель Главная семейная чтица.

Легкая дрожь в голосе управляющего навела Офелию на мысль: он говорит не все, что знает.

– Давайте забудем про формальности, – предложила она. – У вас есть своя гипотеза того, как это произошло?

Филибер взглянул на нее с изумлением.

– Мадемуазель намекает, что я похитил собственного хозяина?

– Нет, конечно же нет, – смущенно пробормотала Офелия.

– Тем лучше, – сказал Филибер, кланяясь. – Тогда, с разрешения мадемуазель Главной семейной чтицы, я пойду узнать, не требуется ли моя помощь еще где-нибудь.

С подчеркнутой поспешностью он вышел из приемной в коридор. И, наверное, плохо прикрыл за собой дверь, потому что Офелия вдруг услышала:

– Ради бога, Филибер, не ходите с таким похоронным видом! Насколько я знаю, мой брат еще не умер.

Брови Офелии поползли вверх, когда она узнала суровый голос Пасьенции. Из семи сестер Арчибальда она первой оправилась после исчезновения брата благодаря чудо-кофе – изобретению министерства гастрономии. Это была просто горячая вода, но специально созданная для нее ярчайшая вкусовая иллюзия бодрила сильнее настоящего кофе.

– Как мадемуазель себя чувствует? – спросил Филибер. Со своего места Офелия с трудом различала его голос.

– Чувствую, что я сознательнее моих сестер. В доме все распустились, должен же кто-то показать пример.

– Есть ли у мадемуазель какие-то новости о месье?

– Филибер, вы без конца об этом спрашиваете. Повторяю вам еще раз: у меня сейчас нет связи с Арчи. Мне и без того тяжело: когда я пытаюсь думать о нем, меня неудержимо клонит в сон.

– Но, возможно, у мадемуазель всплыло какое-нибудь воспоминание… вспомнилась какая-нибудь подробность?

– Все произошло так быстро, что я ничего не успела понять. Вот что, сделайте милость: приготовьте мне еще чашечку чудо-кофе.

Молчание нарушало лишь позвякивание фарфора. Вощеные и позолоченные деревянные поверхности комнаты обладали великолепными акустическими свойствами, усиливая каждый звук. Даже если бы Офелия не хотела слушать этот разговор, она не могла бы его не слышать.

– Что сейчас делает наша Главная семейная чтица?

– Она ждет, мадемуазель Пасьенция.

– Пусть еще подождет. Я не буду принимать решение в спешке, тем более что делаю это первый раз в жизни. Обычно подобными вещами занимается Арчи… Так вы советовали мне, господин Хранитель печатей, не давать согласие на чтение?

Папка, которую Офелия просматривала, чуть не выпала у нее из рук.

– Берегите себя, дорогая мадемуазель, – раздался елейный голос Миража. – Судя по всему, мы имеем дело с типичной дилетанткой. Дождемся лучше господина интенданта. Он, конечно, тоже некомпетентен, но в меньшей степени.

– Я никому не позволю, даже вам, дорогой кузен, называть господина Торна некомпетентным. Да, ему не хватает хороших манер. Но он самый сведущий человек из всех, кого я знаю.

Судя по мягкому тембру, в разговор вступил барон Мельхиор. Подавленная новыми обязанностями, Офелия порадовалась бы, если бы назначенный Фаруком помощник защищал и ее с таким же жаром.

– Мне было бы спокойнее в присутствии господина интенданта, – добавил барон Мельхиор озабоченно, – но никто не знает, где он сейчас и когда вернется. К тому же наш монсеньор Фарук сильно разгневается, когда узнает, что мы, Миражи, чиним препятствия расследованию. Не забывайте, отныне я имею к этому делу прямое отношение. И вы тоже, дорогой кузен.

– Расследование? Какое расследование, господин министр элегантных искусств? Эта маленькая иностранка не имеет никакого понятия о том, как нужно действовать.

– Возможно, господин Хранитель печатей, – согласился барон Мельхиор, – но именно ради встречи с этой маленькой иностранкой наш монсеньор Фарук приказал перенести весь Небоград на Опаловое побережье. Кстати, об иностранках: вы не знаете, где госпожа архитектор? Она всегда состояла в дружеских отношениях с господином послом и знает Лунный Свет лучше, чем кто-либо. Ее помощь была бы незаменима.

– Матушка Хильдегард – дама очень независимая, месье. Вот уже несколько недель она не появляется на строительных площадках Лунного Света… Я уж не говорю о перепланировках, которые она должна была сделать еще несколько месяцев назад! Стоит нам увидеть ее в конце коридора, как она исчезает в первой же Розе Ветров.

Офелия нахмурилась. Даже на расстоянии она слышала неприязнь в голосе Филибера.

– Очень странное поведение, – заметил барон Мельхиор. – Вот только знает ли она, что случилось с господином послом?

– Понятия не имею, месье. Мой хозяин очень сожалел, что не может поговорить с собственным архитектором.

– Нет никого неуловимее аркантерровца, который не хочет, чтобы его нашли, – ухмыльнулся Хранитель печатей. – Между нами, все это мне кажется довольно подозрительным.

– И потом, есть еще кое-что, месье. Роза Ветров, связывающая Полюс и Аркантерру… Я заведую ключом от нее, а доступ туда строго контролируется.

– И что дальше, Филибер?

– По неизвестной мне причине, месье, переход закрыли. Я это обнаружил час назад. Теперь за дверью обычная комната.

– Очень досадно, – помолчав, откликнулся барон Мельхиор. – Если госпожа Хильдегард вернулась на свой родной ковчег и закрыла за собой переход, мы не скоро ее увидим.

– Никогда не могла понять, почему мой брат так привязан к этой старухе, – резко сказала Пасьенция. – Госпожа Хильдегард – карьеристка и интриганка. И я полагаю, что наша Главная семейная чтица – того же поля ягода, – прибавила она, к изумлению Офелии. – Изображает из себя недотрогу, а сама проникает в нашу жизнь, как архитекторша проникала в наши дома… – (Зевок прервал Пасьенцию посреди фразы.) – Еще чашечку чудо-кофе, пожалуйста. Иностранка заполучила такое место при дворе, потому что сумела воспользоваться доверием моего брата. А что, если она начнет раскапывать дела нашего посольства?

Офелия была ошеломлена. «Карьеристка»? Она не просила взваливать на нее ответственность за пропажу четырех человек!

Все придворные возненавидели ее за это назначение и возненавидят еще больше, если она не найдет пропавших, а Фарук откажет в покровительстве ей и ее семье. Хуже того, она получала такие же угрозы, как те, кого ей поручили спасти. На самом деле ее единственной «амбицией» было желание как можно дольше оставаться в живых.

– Подозреваю, что чтица влияет даже на вас, господин министр, – продолжала Пасьенция с некоторым раздражением в голосе. – Я не имею в виду вашу должность помощника.

– На меня? – запротестовал барон. – Помилуйте!

– Мадемуазель Пасьенция права, дорогой кузен. Вас уже несколько раз ловили на том, что вы заключаете сделки с этим бастардом интендантом и его маленькой иностранкой. Вам надо следить за своим кругом общения. Вы пренебрегаете интересами вашего собственного клана.

Офелия вздрогнула, услышав голос барона Мельхиора. Всегда учтивый и сдержанный, сейчас он разносился по коридору громовыми раскатами:

– Клан, клан, клан! Я министр правительства, а не клана! Я посвящаю свою жизнь только одному, господин Хранитель печатей: создать из нас всех цивилизованное общество, а вы не облегчаете мне эту задачу! Закройте дверь, Филибер, – прибавил он неожиданно более спокойным тоном. – Не хватало еще, чтобы мадемуазель Главная семейная чтица нас услышала.

Голоса затихли, и Офелия снова оказалась в тишине приемной. От безысходности она начала размышлять, яростно грызя швы своей перчатки. Пока все собравшиеся строили догадки о ней, где-то погибал Арчибальд.

«Держитесь подальше от иллюзий».

Это были его последние слова, обращенные к Офелии. Но что он имел в виду? Почему Арчибальд ничего не сказал ей прямо, а ограничился недомолвками?

Офелия еще яростнее принялась грызть перчатку. У нее было двадцать четыре часа. Двадцать четыре часа перед открытием съезда Семейных Штатов. Двадцать четыре часа перед тем, как прервется телепатическая связь с Арчибальдом. Через двадцать четыре часа наступит черед предъявленного ей самой ультиматума. Она смотрела на отчет, который лежал перед ней. Появится ли скоро в нем и ее имя?

Офелия поправила на носу очки. Когда она просила о собственном кабинете чтения, разве не хотела она, чтобы ее руки служили поиску истины? Итак, сейчас или никогда! Если у нее есть хоть малейший шанс узнать, кто этот искусный шантажист, использующий имя Бога, чтобы запугивать людей, она должна его найти.

– Три раза!

Офелия обернулась. Ее мать с громким топотом ворвалась в приемную.

– Пока я шла сюда из туалета, меня три раза чуть не арестовали жандармы! А тебе, конечно же, все равно! Уже поздно, – добавила она, взглянув на настенные часы. – Заканчивай скорее читать, дочь моя, и вернемся в отель.

– Мама, возвращайтесь без меня, – посоветовала Офелия. – Это так быстро не делается.

Мать направилась к ней, взметнув вихрь своими юбками, и остановилась, только подойдя к дочери вплотную.

– Мы обе прекрасно знаем: ты не способна сделать то, чего ждет от тебя этот странный господин Фарук. Не принимай эту комедию близко к сердцу. Играй по их правилам, пока не наступит день свадьбы, пусти им пыль в глаза, прочитай одну-две вещи, а потом я отвезу тебя домой.

Пускать пыль в глаза? Неуместней такого совета Офелия и представить себе не могла – тем более от женщины, всегда ей объяснявшей, как важно хорошо делать свою работу.

– Мама, пожалуйста, первый раз в жизни прошу вас: доверьтесь мне. Так надо.

– А это что за чепуха?

Мать склонилась над столиком, но Офелия поспешно убрала папку, опасаясь, что ей на глаза попадутся строки с угрозами.

– Совершенно конфиденциальные сведения, мама.

Мать не могла устоять на одном месте и устремилась к двери, за которой находилась спальня Арчибальда.

– Здесь происходит твое чтение?

– Нет, мама, не трогайте эту…

Офелия не услышала своих последних слов. Едва пальцы матери коснулись ручки двери, как тревожно завыла сирена и печать на двери побагровела будто расплавленный металл. Это была самая оглушительная слуховая иллюзия в жизни Офелии. Она увидела, как мать заткнула уши и что-то ей кричит, но ни один звук не достигал ее слуха. Ей казалось, что в голове у нее гудит колокол.

В приемную тут же вбежали барон Мельхиор, управляющий Филибер и Хранитель печатей. Последний просеменил к двери, простым щелчком заставил печать замолчать и в заключение проверил, не покосился ли парик у него на голове.

– Вы не должны были открывать эту дверь, мадемуазель Главная семейная чтица, – проворковал он сладким голосом. – Наше совещание еще не закончилось. Почему вы не изучаете документы, как я предлагал вам, а?

– Может быть, мадемуазель Главная семейная чтица хочет поторопить меня с решением?

В приемную вошла Пасьенция с фарфоровым блюдечком в одной руке и изящной чашечкой в другой. Молодая женщина походила на лебедя своей длинной тонкой шеей, белым платьем и белокурыми с серебристым отливом волосами, шелковистыми, как оперение. Пасьенция была самой уравновешенной и рассудительной среди сестер. Выглядела она утомленной, хотя и пыталась это скрывать.

– Или, может быть, – продолжала она, сделав глоток чудо-кофе, – мадемуазель вице-рассказчица хочет решать за меня?

Офелия напряглась, услышав эти слова. «Мадемуазель вице-рассказчица»? Конечно, это могло быть совпадением, но именно так называл ее автор последнего анонимного письма.

– За нее решаю я, – вмешалась мать Офелии, выпятив внушительный бюст. – Я понимаю, вы потрясены несчастьем, которое на вас свалилось, но заставлять нас заниматься пустяками просто неприлично! Пойдем, дочь моя, пусть эти люди сами справляются со своими проблемами.

– Нет.

Офелия вынула из кармана платья носовой платок в горошек, высморкалась в него несколько раз, чтобы заложенный нос не помешал ей высказаться, и решительно подняла голову. В Оптическом театре она умела заставить себя слушать, и сейчас был самый подходящий случай воспользоваться этим опытом.

– Я слышала то, что вы обо мне сейчас говорили.

Хранитель печатей и барон Мельхиор смущенно переглянулись, а невозмутимая Пасьенция лишь сделала еще глоток чудо-кофе. Офелия сосредоточила все свое внимание на ней и указала на запечатанную дверь:

– Вы считаете меня ни на что не способной? Если в спальне есть хоть одна вещь, ставшая свидетельницей того, что произошло с вашим братом, я заставлю ее говорить. Вы называете меня амбициозной? Я – профессиональная чтица, а значит, соблюдаю профессиональную этику. Внутренние дела посольства не выйдут за его пределы. Я не уеду, пока не выполню то, ради чего приехала, но и без вашего согласия не стану ничего делать. Мадемуазель Пасьенция, велите сейчас же снять печать с двери. У меня есть только одни сутки, чтобы найти вашего брата. Сделайте это не для меня, а для него.

Мать Офелии, прижав руку к груди, изумленно смотрела на дочь. Однако ответить никто не успел: заскрипел паркет, и все головы повернулись ко входу в приемную. В позолоченной дверной раме появилась огромная фигура Торна.

Он стоял, тяжело переводя дыхание.