Беренильда предложила Офелии сесть в сани, запряженные тройкой белоснежных коней. Там уже сидела Валькирия, такая мрачная, словно ей предстояло участие в траурном кортеже. Офелия слегка удивилась, заметив привязанный сзади большой чемодан. Неужто им предстоит долгое путешествие?

Тройка отъехала от гостиничного подъезда и помчалась через рабочие кварталы города. При виде экипажа мужчины снимали шапки, а женщины приседали в реверансах, подбирая пышные юбки. Беренильда, как святая покровительница, ласково улыбалась каждому из них. Пока проезжали по улицам Опалового побережья, Офелия узнала новую, доселе совершенно неизвестную сторону личности Беренильды. На каждой стене, в каждой витрине виднелись старые вывески: «Бесплатный суп Беренильды», «Больница Беренильды», «Воспитательный дом Беренильды». Аристократка, жившая в роскоши и приятном безделье, преображалась здесь в благодетельницу, не жалевшую сил для процветания этого курортного края.

И, однако, ее взгляд по-прежнему омрачала непонятная грусть.

– Нам нужно кое-что обсудить, – сказала ей Офелия. – Я получила…

– Не здесь, – оборвала ее Беренильда. – Поговорим, когда приедем.

И Офелии пришлось сдержать свое нетерпение. Теперь экипаж двигался очень медленно, чтобы не растрясти Беренильду. Свернув на дорогу, ведущую прочь от города, он миновал соляные болота и поднялся на скалистый берег фьорда. Здесь, на высоте, снег никогда не таял и ели выглядели великанами в изумрудно-серебристых одеяниях. Офелия поджала озябшие ноги: она не забыла взять шарф и накинуть пальто, но не подумала о туфлях.

Справа от них, вдоль прибрежных скал, простирались железнодорожные пути, а слева тянулась полоска моря. В этих краях оно было таким соленым, что в нем не водилась рыба, одни только водоросли да планктон, и, однако, именно море царило в здешних местах. Когда солнце на миг пробилось сквозь облака и заиграло на воде золотыми вспышками, блеклые пастельные краски пейзажа сменились сочной гуашью. Офелия видела это превращение изо дня в день, но не уставала им любоваться.

Однако удовольствие было недолгим: тройка проехала по еловой аллее и остановилась перед воротами здания с круглыми окнами и вывеской на фронтоне:

При виде этих слов Офелии захотелось сбежать отсюда.

– Мы… мы приехали навестить вашу матушку? – обратилась она к Беренильде.

За прошедшее время девушка успела напрочь забыть о бабушке Торна. Меньше всего ей сейчас хотелось общаться со старой лицемеркой. От Беренильды она до сих пор скрывала, что эта дама ненавидела и Торна, и ее, Офелию, и всеми силами пыталась сжить их со свету. А уж в данный момент, когда над Офелией нависла новая смертельная угроза, ей и вовсе было не до разоблачений.

Беренильда в сопровождении Валькирии вошла в здание величавой поступью королевы. Офелия не постигала, как женщина с таким огромным животом может двигаться настолько грациозно. Сама она рядом с Беренильдой выглядела неуклюжей замарашкой с босыми ногами, торчавшими из-под пальто. Войдя в вестибюль, девушка зажмурилась, ослепленная безупречной белизной кафельных стен и водопадами дневного света, щедро лившегося в помещение через огромные окна. Правда, тут сильно пахло дезинфекцией, и она с сожалением вспомнила о смолистых ароматах елей.

Офелия покорно шла за Беренильдой и Валькирией по длинной галерее с рядами шезлонгов, в которых недвижно лежали дряхлые пациенты. Что она скажет бабушке Торна, когда увидит ее?

«Как ваше самочувствие, дорогая мадам? Когда вы меня убьете – сегодня или попозже?»

Беренильда прошла в другое крыло здания, на сей раз безлюдное. Или почти безлюдное: к ним подошла медсестра в белом чепце с широкими крыльями.

– Добрый день, госпожа Беренильда. Ваша матушка будет рада вас увидеть.

– Я привезла ей кое-какие личные вещи. Вы уверены, что этот визит не нанесет вреда ребенку?

– О, нет, мадам, мы лечим легочные заболевания, но ни одно из них не заразно. Не беспокойтесь, вам будет здесь очень удобно.

– Разве мы не вернемся в отель? – удивилась Офелия, пока сестра вела их по коридору.

– Вы вернетесь, – ответила Беренильда. – Я вам скоро все объясню, но сначала мне нужно поговорить с матушкой.

Сестра дважды тихонько стукнула в дверь и распахнула ее, не дожидаясь ответа. Беренильда вошла в палату, поддерживая обеими руками живот, и прикрыла за собой дверь, прежде чем Офелия и Валькирия успели за ней последовать.

– Подождите меня в коридоре, – шепнула она в щелку, – я скоро.

Офелия молча кивнула. Она успела заметить позади Беренильды то, что потом долго не сможет забыть: иссохшее старческое тело, мертвенно-бледное – белее, чем простыни, – лицо и широко раскрытые глаза, устремленные на потолок; из горла больной вырывалось хриплое, свистящее дыхание. Не будь Офелия уверена, что эта женщина – бабушка Торна, она никогда не узнала бы ее.

Потрясенная увиденным, она отошла от двери и присела на подоконник. Подумать только: еще несколько минут назад Офелия боялась, что эта старуха представляет для нее смертельную угрозу…

– Я и не знала, что она так плоха, – сказала девушка Валькирии, которая тоже подошла к окну, шелестя платьем. – Мне было известно, что у нее слабые легкие… но не настолько же…

Внезапно она начала чихать так неудержимо, что даже не смогла закончить фразу.

– Возьмите.

Офелия изумленно взглянула на носовой платок, протянутый Валькирией. Они прожили бок о бок уже много месяцев, но сегодня девушка впервые услышала ее голос. Она робко высморкалась в платок, стыдясь того, что запачкала такую красивую вещь: ей показалось, что он сделан из той же черной, искусно вышитой материи, что и роброн.

– Спасибо, мадам.

Но ее изумление перешло в столбняк, когда Валькирия лукаво улыбнулась, отчего по всему ее лицу разбежались морщинки.

– Оставьте церемонии, прошу вас, не нужно больше никаких «мадам». Это ведь я, Арчибальд.

– Что-о-о?

Хорошо воспитанные девушки не должны так говорить, Офелии постоянно внушали это, но сама она считала, что бывают обстоятельства, извиняющие любую неучтивость. «Валькирия» присела рядом с ней. Занятная вышла картина: старая дама, обычно в высшей степени достойная и чопорная, сейчас устроилась на подоконнике, неуклюже комкая свое пышное платье.

– Я его одолжил всего на минутку. Оно очень неудобное, но мне нужно было приватно побеседовать с вами.

Увидев, какой бесстыжий взгляд «Валькирия» устремила на ее босые ноги, Офелия рассталась с последними сомнениями: так смотреть мог только Арчибальд, и никто иной.

– Значит, вы способны еще и на это? – пролепетала девушка, стараясь прикрыть ноги полами пальто. – Вы можете присвоить себе чужое тело?

– Конечно, – ответил Арчибальд со щербатой ухмылкой Валькирии. – Но только если его владелец – член Паутины и если он на это согласен. Однако мне нельзя долго в нем задерживаться, так что слушайте меня внимательно. Я сейчас веду свое частное расследование по поводу исчезновений в Лунном Свете. И то, что я успел поразведать, очень скверно пахнет.

– Но что именно? – с тревогой спросила Офелия. – Кого вы подозреваете?

– Дело обстоит так: я, кажется, нащупал верное направление, но предпочитаю заниматься этим лично. И пока у меня не будет полной уверенности в своей правоте, не скажу ни слова никому, даже моим родным.

Офелия подумала: не очень-то удобно играть в прятки с людьми, которые постоянно следят за каждым вашим шагом. Внезапно морщинистое лицо Валькирии судорожно перекосилось, не теряя улыбки; это была самая фантастическая гримаса, которую Офелия когда-либо видела у человека.

– Я рекомендую вам быть крайне осторожной. И старайтесь избегать Двора – чем дольше, тем лучше.

Офелия съежилась. После анонимного письма она только об этом и мечтала. К счастью, пока что Фарук ничего не сообщил ей по поводу обещанной новой работы. Впрочем, жизнь вдали от Двора все равно не решала ее проблему. Могла ли она довериться Арчибальду и рассказать ему о шантажисте, который угрожал ей смертью?

– И пусть Беренильда хорошенько заботится о своем будущем ребенке, – добавил он, пока девушка колебалась. – Я желаю стать крестным здорового, красивого младенца! Да, еще о моих сестрах: старайтесь не терять их из виду.

– Но они здесь лишь потому, что вы заставили их приехать. А я не имею на них никакого влияния, они и разговаривают-то со мной сквозь зубы.

– Ну еще бы, они ведь ревнуют, – ухмыльнулся Арчибальд.

Да, странно было слушать, как Валькирия говорит, но еще более странно выглядела эта ее ухмылка.

– Ревнуют?

– Мои сестры не понимают, отчего вы меня так занимаете. Они-то считают вас довольно скучной непривлекательной особой.

– Ну и ладно, – спокойно ответила Офелия. – А у вас есть какие-нибудь новости о Торне?

«Валькирия» зловеще ухмыльнулась:

– Откуда мне знать? Он ведь помолвлен с вами, а не со мной. Одному богу известно, чем занят господин интендант и где он пропадает. Не хочу вас обидеть, но, по-моему, он интересуется моими пропавшими гостями не больше, чем вашей свадьбой.

Офелия сунула руку в карман пальто, где тихонько тикали часы Торна. Сколько уже раз она их роняла, царапала и разлаживала, однако их тончайшая механика все же устояла перед ее неловкостью. Девушка объясняла молчание жениха его расследованием в Лунном Свете, но если даже Арчибальд не знает, где он находится… Ей почему-то вспомнились разлетевшиеся бумаги в кабинете Торна и сам он, окровавленный, с нацеленным на нее пистолетом. Что, если он тоже получал письма с угрозами?!

– Здесь у нас нет телефонной связи с Небоградом, – сказала она. – Господин посол, не могли бы вы позвонить в интендантство? Просто чтобы узнать… э-э-э… не случилось ли чего плохого.

«Валькирия» так недоуменно подняла брови, что ее лоб стал похож на гармошку.

– Вы это серьезно? Неужели вы беспокоитесь за Торна?

– И за вас тоже, – вздохнув, нехотя призналась Офелия. – Хотя не уверена, что вы оба это заслужили. А теперь мой вам совет: будьте осторожны в своем расследовании и не суйте нос, куда не надо.

Она подскочила, когда «Валькирия» нагнулась к ней, поцеловала в лоб и хитро подмигнула:

– А вы не суйте нос ко Двору, малышка Офелия. И главное, держитесь подальше от иллюзий.

– От иллюзий? При чем тут иллюзии?

Но тут лицо Валькирии сурово замкнулось, глаза перестали искриться, а морщинистые руки аккуратно расправили смятый роброн.

– Ваш корреспондент отключился.

– Но я не поняла… что Арчибальд имел в виду?

– К великому моему счастью, я не разделяю его мысли, – объявила Валькирия. – Меня наняли, чтобы охранять Беренильду, а не развлекать вас разговорами.

С этими словами старая дуэнья погрузилась в чопорное молчание. Офелия вцепилась зубами в свои перчатки. Наверно, ей все же следовало рассказать Арчибальду о письме. Свяжется ли он с интендантством, как она просила? Небоград парил в высях слишком далеко от Опалового побережья, чтобы Офелия могла добраться до него сквозь зеркало. Обернувшись, она посмотрела в окно, на хвойный лес. Всякий раз, как солнце выглядывало из-за облаков, оно заливало Офелию ярким светом, и на стекле появлялось ее отражение: хрупкая девушка со встрепанными волосами, унылым выражением лица и шарфом вокруг шеи, который уже начинал нетерпеливо подрагивать.

В коридоре отворилась и захлопнулась дверь. Офелия вскочила как ужаленная. Беренильда шла, вцепившись в свой живот, как в спасательный круг, такая бледная, словно из нее выкачали всю кровь.

– Мадам?.. – окликнула ее Офелия.

– Мне… мне хотелось бы выйти на воздух, – с трудом выговорила Беренильда, опершись на протянутую руку девушки. – Пойдемте со мной, прошу вас. А вы, – обратилась она к Валькирии, – следуйте за нами, пожалуйста, но поодаль, нам нужно поговорить с глазу на глаз.

Озадаченная Офелия вывела Беренильду из здания, и они молча пошли через парк. Влажная трава липла к босым ступням, но Беренильда так тяжело опиралась на девушку, что той было не до жалоб.

– Вы не хотели бы присесть, мадам?

– Нет, давайте пройдемся еще немного, если вы не против.

Беренильда озиралась на ходу, пристально разглядывая пациентов санатория, принимавших солнечные ванны. Казалось, она кого-то ищет.

Офелия почувствовала, как ее спутница вздрогнула, когда поблизости раздался смех. Какая-то женщина в промокшем от росы белом платье, стоя на коленях, собирала морошку под бдительным надзором сиделки. Она внимательно, с детским восхищением рассматривала на свет каждую ягоду, потом клала ее в рот и разражалась веселым смехом, как будто в жизни не пробовала ничего вкуснее. В ее длинных белокурых волосах поблескивала седина, на вид ей было лет пятьдесят. Офелия никогда еще не встречала такой диковинной татуировки: лицо незнакомки, ото лба до подбородка, от виска к виску, рассекал большой черный крест.

Офелии стало ясно, что Беренильда искала в саду именно эту женщину, впавшую в детство. Однако она смотрела на нее издали, не проявляя желания подойти ближе.

– Я никогда не была хорошей матерью.

Девушка ожидала любых откровений, но не этого. Она подняла глаза на Беренильду, надеясь поймать ее взгляд, но та стояла неподвижно, и Офелия видела только ее чистый, надменный профиль мраморной статуи.

– Я с большим интересом наблюдала за вашей матушкой, – бесстрастно продолжала Беренильда. – Могу поспорить, что, когда вы были маленькой, она стремилась держать вас возле своей юбки. А на Полюсе, при Дворе, нравы несколько иные. Мы отсылаем своих детей в провинцию, поручаем заботу о них кормилицам, затем учителям, а позже, когда они вырастают, возвращаем их домой, чтобы ввести в общество. Именно так меня растила моя мать, и точно так же я растила своих детей. Томас был первым, кого я лишилась. Меня не было с ним, когда это произошло, – он умер от яда на руках у кормилицы. Вы, верно, думаете, что после этого я изменила своим привычкам? – спросила она с олимпийским спокойствием. – Разумеется, нет. Я скрыла свое горе и оставила Пьера и мою маленькую Марион в той же далекой провинции, убедив себя, что там они будут в большей безопасности, чем при Дворе. Я обещала им, что, когда немного приду в себя, мы будем жить вместе…

Офелии был уже известен конец этой истории, но она ни за что на свете не стала бы сейчас прерывать Беренильду. Ведь та открывала ей душу после долгих недель умолчаний.

– И теперь я каждое утро просыпаюсь с одним и тем же вопросом: остались бы мои дети в живых, если бы я не медлила и выполнила свое обещание?

Солнце скрылось за облаками, над лужайкой пронесся холодный ветер, оледенивший босые ноги Офелии. Он сорвал с Беренильды широкополую шляпу, и та вспорхнула в воздух, как большой цветок. Женщина, собиравшая морошку, зачарованно проводила ее глазами и, бросив свое занятие, помчалась за ней следом, несмотря на протестующие оклики сиделки. А сама Беренильда даже не шевельнулась. Ее прекрасные золотистые волосы разметались по плечам.

– Но я за себя отомстила. Как только мне стали известны виновники преступления, я доставила себе удовольствие вызвать их на поединок и разорвала на части. Обоих: и его, и ее.

Обоих? Офелия содрогнулась, вспомнив слова барона Мельхиора: «Станислав потерял родителей в несколько… гм… необычных обстоятельствах».

– Отец и мать шевалье, – прошептала Офелия. – Так вот кто погубил ваших детей! И поэтому вы унаследовали их замок?

– Да, и несу ответственность за то, что так преступно потворствовала этому юному Миражу, – подтвердила Беренильда своим обычным мягким тоном. – Он считал, будто я обязана заполнять пустоту, которая образовалась в его жизни. Мне сообщили телеграммой, что решение по поводу Аннигиляции скоро вступит в силу, после чего, вероятно, его сошлют куда-нибудь подальше от Двора. Только тогда закроется самая грустная страница моей жизни. – Беренильда помолчала, затем продолжила: – А самые прекрасные воспоминания о моих детях связаны с этим городком, затерянным в лесах, рядом с пляжами. И это единственное, что я хочу сегодня сохранить от разрушения.

Теперь Офелии стали ясны и печаль, одолевавшая Беренильду со дня приезда на юг ковчега, и привязанность к Опаловому побережью. Путешествие сюда было паломничеством в прошлое.

Рука Беренильды, лежавшая на ее животе, судорожно сжалась.

– Вам плохо? – испугалась девушка.

– Нет-нет, все в порядке. Просто роды уже близко. И потом… моя мать скоро умрет. Это вопрос ближайших дней, если не часов. И я должна быть рядом с ней.

– Мне очень жаль.

Слова сожаления вырвались у Офелии непроизвольно, она и сама не знала, к чему они относятся. Близившаяся кончина старухи была очень некстати: Беренильде хватало своих забот.

– О, вам не о чем сожалеть, – возразила Беренильда уже более жестко. – Мама во всем призналась мне. Вспомните апельсины, из-за которых мадам Хильдегард чуть не отправилась на тот свет, а вас приговорили к смерти. Во всем этом виновата моя мать. Но она вовсе не намерена просить у вас прощения, – тут же добавила Беренильда. – Более того, даже сожалеет о том, что ей не удалось вас опорочить. Тем не менее она сочла своим долгом рассказать мне все это.

– Ах, вот что… – пролепетала Офелия, потрясенная до глубины души. – Я… ох…

Беренильда, обычно умевшая сдерживать свои когти, наслала на нее ужасную головную боль. Но внешне ничто не указывало на ее раздражение, напротив: она по-прежнему с рассеянным интересом наблюдала за больной женщиной, которая наконец догнала улетевшую шляпу и теперь стояла в недоумении, не зная, что с ней делать.

– В молодости моя мать была очень жестокой, – продолжала Беренильда. – Для нее существовали одни только Драконы – клан Драконов, будущее Драконов, честь Драконов. Я надеялась, что с годами она станет добрее, но меня обмануло ее лицемерие. Я никогда не прощу ей беду, которую она на вас навлекла… да и себе самой тоже не прощу.

Взгляд Беренильды наконец обратился к Офелии.

– Простите меня за всё. За все мои придирки, выговоры и попреки. В тот вечер, когда вы так храбро противостояли на сцене Фаруку, я поняла, что вы гораздо сильнее меня. Я воображала, будто вы нуждаетесь в моем покровительстве, а на самом деле это мне скоро понадобится ваша помощь.

– Помощь… в чем?

Беренильда настолько превосходила Офелию в душевной стойкости, обаянии и умении властвовать, что девушке трудно было понять, чем она может ей помочь. Между тем Беренильда ласково взяла ее руку и прижала к своему животу.

– Подберите имя младенцу.

– Я?! Но разве не крестный…

– Нет. Я не хочу, чтобы это сделал Арчибальд. Мне нужен только ваш выбор, Офелия. И я прошу вас стать крестной матерью моего ребенка.

Очки Офелии налились багровым цветом, почуяв ее смятение. Девушка изо всех сил старалась скрыть, как ее напугала эта просьба. Впервые кто-то решился возложить на нее столь ответственную миссию. Даже Агата предпочла в свое время обратиться к тетке, побоявшись, что Офелия, с ее неловкостью, уронит младенца перед купелью.

– Имя для девочки, – уточнила Беренильда, нежно поглаживая живот. – Я всегда заранее знала, кто у меня родится. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?

Офелия не ответила. У нее в голове бушевало столько мыслей разом, что она была неспособна сосредоточиться на какой-нибудь одной.

– На Полюсе главными наследниками являются дети мужского пола, – объяснила Беренильда. – И, поскольку у меня родится девочка, потенциальным владельцем всего достояния Драконов отныне будет считаться Торн. А официально он им станет после аннуляции статуса бастарда, то есть после того, как выполнит свою часть договора с монсеньором Фаруком.

– А как же вы, мадам? И ваша дочка?

– О, это меня не волнует. Торн, конечно, обеспечит нам достойное существование. Кроме того, я останусь хозяйкой своего замка в Небограде. Так как же, Офелия, вы согласны стать крестной моего ребенка?

– Я не решаюсь, мадам… это такая ответственность…

– Вы самый ответственный человек из всех, кого я знаю. Пожалуйста, милая моя Офелия, помогите мне стать лучшей матерью, а Фаруку – лучшим отцом! Но самое главное, помогите Торну, – взмолилась Беренильда внезапно дрогнувшим голосом. – Этот мальчик меня очень тревожит. Иногда мне кажется, что я его совсем не знаю. Понятия не имею, о чем он думает, но все-таки я разбираюсь в его чувствах даже лучше, чем он сам. И поверьте, на самом деле ему нужно ваше сердце, а не ваши руки.

Офелия что-то невнятно пробормотала в ответ. Она, которая так боялась не заслужить уважения Беренильды, теперь со страхом ощущала тяжкий гнет ее ожиданий и надежд.

– В настоящее время я, к сожалению, не могу быть вам поддержкой, – вздохнула Беренильда, погладив Офелию по щеке. – Мне предстоит опустить в землю мать и произвести на свет дитя. А вы пока оставайтесь в отеле и никуда не выходите. Я бы очень хотела, чтобы моя Валькирия охраняла вас, но Паутина поручила ей наблюдать только за моим ребенком. Тем не менее обещаю вам, что буду рядом в день вашей свадьбы. Скоро вы получите, вдобавок к вашему анимизму, когти Торна. И мы научим вас пользоваться ими для защиты от врагов.

Офелия выдавила из себя улыбку, но, видимо, не очень убедительную: Беренильда положила руки ей на плечи, словно взрослая, утешающая маленькую девочку.

– Если бы закон позволял, я бы сама наделила вас этим семейным свойством. Вы, верно, думаете, что эта сила дана мне от природы, но нет: мои когти до свадьбы ничего не стоили, пока не соединились с когтями моего мужа. Церемония передачи Дара тем и славится, что удваивает природные способности человека. Сейчас вам трудно оценить преимущества соединения ваших свойств со свойствами Торна, но ручаюсь, что результат вас приятно удивит.

Офелия вздрогнула, когда ее лица почти коснулось лицо, перечеркнутое крестом. Это была та самая больная, которая, подчиняясь терпеливым подсказкам сиделки, протянула девушке шляпу Беренильды.

– Благодарю вас, мадам, – сказала Офелия, робко взяв у нее шляпу.

Вблизи татуировка этой женщины производила еще более сильное впечатление. Вертикальная полоса была такой широкой, что полностью покрывала нос, а горизонтальная выглядела карнавальной маской. Не будь их, ее лицо стоило бы назвать безупречно красивым. Но мрачный крест на фоне белокурых серебрящихся волос, бледной кожи и белого платья выглядел как могильный. Однако женщину это, видимо, нисколько не огорчало. Она отвела глаза от Офелии, мгновенно забыла о ней и побежала через лужайку к чему-то новому, что вызвало ее интерес.

– Ах да, совсем забыла, – сказала Беренильда окрепшим голосом. – Офелия, эта женщина – ваша будущая свекровь.