Вашингтон, суббота, время 6.52. У тротуара на Тринадцатой Северо-Западной улице припаркован лимузин.

На заднем сиденье в салоне сидит вице-президент Кэтрин Брандт. В животе у нее крутит, но не от голода.

Прикрытие надежное: каждую субботу в семь утра они с мужем едят омлет в кафе «У Блейка», что прямо за углом на Северо-Западной Джи-стрит. Столик ждет – на это время он всегда зарезервирован, – и заказ уже готовят: яичные белки с сыром фета и помидорами и прожаренные до хрустящей корочки картофельные оладьи.

Заметив Кэтрин тут, никто ничего не заподозрит.

Муж, слава богу, уехал из города – играет в гольф. Или рыбачит. Кэтрин уже и сама не помнит. Пока они жили в Массачусетсе и она пропадала по будням в Сенате, было куда проще; в Вашингтоне все усложнилось. Кэтрин по-прежнему любит мужа, и они замечательно проводят время вместе, но он политикой не интересуется, Вашингтон терпеть не может, а продав бизнес, так и вовсе мается от безделья. Отношения сделались напряженными. В таких случаях своевременная и дозированная разлука здорово помогает.

А как мистеру Брандту понравится быть президентским муженьком?

«Рано или поздно – а скорее рано, чем поздно – узнаем. Посмотрим, чем закончатся следующие полчаса», – говорит себе Кэтрин.

Рядом, заняв место мужа, сидит глава ее аппарата Питер Эвиан. Он показывает ей телефон: 6.56.

Кэтрин коротко кивает.

– Госпожа вице-президент, – говорит Питер, так чтобы слышали агенты на передних сиденьях, – до завтрака осталось еще несколько минут. Не возражаете, если я сделаю личный звонок?

– Нисколько, Питер. Звони.

– Я тогда выйду.

– Конечно.

Она подыгрывает Питеру, который сейчас позвонит-таки по личному делу – маме; звонок будет зафиксирован.

Эвиан покидает машину и идет, приложив телефон к уху, по Тринадцатой улице, а в это время из-за угла, с Джи-стрит, появляются трое бегунов. Миновав Питера, они трусят к лимузину вице-президента.

Бегущий первым выглядит старше и не так подтянуто, как два его партнера. Все трое замедляются до шага и подходят к стоящим у лимузина агентам Секретной службы.

– Госпожа вице-президент, – обращается к начальнице водитель, прижимая палец к уху, – снаружи спикер палаты представителей. Он с теми бегунами.

– Лестер Роудс? Шутите? – удивляется она, стараясь не переигрывать.

– Он хочет с вами поздороваться.

– Да я скорее голову в огонь суну.

Агент не смеется. Оборачивается в ожидании подробных инструкций.

– Передать ему…

– Я ведь не могу просто взять и отказать ему, да? Передай – пусть садится.

– Слушаюсь, мэм. – Агент говорит что-то своим в микрофон.

– Мы уединимся, Джей. Не хотелось бы, чтобы вас с Эриком искрами обожгло.

На сей раз агент, как и положено, смеется.

– Слушаюсь, мэм.

Осторожность лишней не бывает. Агентов Секретной службы вызывают в суд, как и всех прочих. То же и с полицией Капитолия, охраняющей спикера. Если дело дойдет до разбирательства, то все они под присягой расскажут одну и ту же историю. Мол, так уж вышло: вице-президент ждала, когда откроется любимое кафе, а мимо, как на грех, пробегал спикер…

Агенты покидают машину, и в салон забирается Лестер Роудс, за которым тянется шлейф запаха пота.

– Госпожа вице-президент, я только поздороваться!

Дверь закрывается, и они остаются в салоне наедине.

Беговой костюм Лестеру идет как корове седло. Ему бы дюйма на четыре сократить талию; и еще – зря никто не посоветовал спикеру надеть шорты подлиннее. Ну, хоть кепку не забыл: серо-синяя, с красной надписью: «Полиция Капитолия», – так что Кэтрин не приходится смотреть на идиотский пробор в седине.

Приподняв кепку, Лестер утирает пот со лба напульсником. Придурок, еще и напульсник надел…

Хотя нет, не придурок. Беспринципный стратег, затеявший политическую многоходовку, не забывающий никого, кто пересекает ему дорогу, – не важно, сколь незначительна обида, – и делающий ход, лишь когда тщательно все обдумает.

Лестер оборачивается к Кэтрин, сощурив холодные синие глаза.

– Кэти.

– Лестер. Давайте коротко.

– Я подготовил голоса в палате представителей, – сообщает он. – Всё в ажуре. Так достаточно коротко?

За долгие годы, среди прочего, Кэтрин научилась искусству не спешить с ответом. Это помогает выиграть время, а в глазах собеседника – выглядеть более вдумчивым.

– Оставьте напускное безразличие, Кэти. Было бы не интересно, мы с вами тут не сидели бы.

А ведь он прав.

– Что в Сенате? – спрашивает Кэтрин.

Лестер приподнимает плечи.

– Вы – председатель Сената, не я.

Кэтрин усмехается:

– Его контролирует ваша партия.

– Знаете, госпожа вице-президент, мне ведь нет нужды жать на спуск. – Спикер палаты представителей откидывается на спинку сиденья и делает красноречивую паузу. – Президент ранен и не в состоянии исполнять обязанности. Пусть бы и бился в агонии. Ему и так конец, Кэти. Оставшиеся два года он у меня под ногтем. Так зачем устраивать импичмент и давать избирателям нового кандидата вроде вас?

Такое приходило в голову Кэтрин: Лестеру Роудсу выгодно не убрать президента, а оставить его на посту, раненым и слабым.

– За тем, что ваша партия обессмертит вас – за то, что сумели отправить в отставку президента.

– Допустим… Однако есть кое-что поважнее.

– Что может быть для вас важнее, чем остаться пожизненным спикером?

Из отделения на дверце Лестер берет бутылку воды и, открутив крышку, делает большой глоток. Потом, довольно крякнув, говорит:

– Есть одна такая вещь.

– Ну так говорите, – разводит руками Кэтрин.

На губах Лестера появляется и тут же пропадает широкая улыбка.

– Это – нечто, на что никогда не пошел бы президент Данкан. Но на что, в своей безграничной мудрости, пошла бы президент Брандт.