Все тактические построения полковника держались на одном допущении. Единственном. Но серьезном. Руководство Всеволожска должно было выполнить все договоренности. Встретить, сопроводить, расселить жителей Оккервиля. В случае предательства союзников план эвакуации накрывался медным тазом. Оставалось лишь ждать, когда вернется гонец от Воеводина.

Прошли уже сутки с того момента, когда первая группа покинула Оккервиль. Бодров не находил себе места. Он метался по кабинету, как тигр в клетке. То и дело выходил на станцию и слонялся по перрону, что-то говорил, отдавал какие-то указания, почти не включая при этом голову. Потом возвращался в кабинет. Полковник ждал.

Зазвонил телефон.

Он схватил трубку так резко, что чуть не уронил на пол аппарат.

– Да! – рявкнул Дмитрий Александрович.

– Товарищ полковник! Прибыли гонцы из Севы! – доложил адъютант.

– Откуда? – полковник в первый момент не понял, о чем идет речь.

– Виноват, – поправился адъютант. – Из Всеволожска.

– Сюда веди, скорее! – воскликнул Дмитрий Александрович.

– Дезактивация… – робко произнес адъютант.

– На фиг. Давай одного сюда!

Пять минут спустя дверь открылась.

В кабинет вошел человек невысокого роста, одетый в меховую шубу, шапку и валенки. За спиной гонца полковник заметил лук и колчан со стрелами. По правилам любой гость, явившийся с поверхности, должен был пройти дезактивацию и оставить одежду в специальном помещении для обработки. Но сейчас Бодров пренебрег нормами.

Гонец снял шапку, и полковник увидел перед собой Диану Невскую, лучницу из Токсово.

«Неудивительно, что Дэн отправил именно ее. Вот уж у кого опыт».

Дмитрий Александрович протянул девушке чашку с кипятком.

– Согрейся, милая. Устала, небось.

– Товарищ полковник, разрешите доложить…

– Ты пей, пей. И рассказывай.

Самого факта появления Дианы в Оккервиле было достаточно, чтобы понять: план удался. Оставалось выяснить детали.

– Потери: десять гражданских, трое военных, – лучница говорила сухо, рублеными фразами, не давая воли эмоциям.

«Могло быть больше, намного больше», – подумал Бодров.

– Нас встретили у станции Берн… Берн…

– Бернгардовка.

– Да. Там. Довели до бункера. Поселили в таких больших комнатах. Накормили…

Полковник жестом остановил Диану. Все было ясно. Руководство общины, живущей в промзоне «Кирпичный завод», не подвело старого союзника.

Можно было отправлять вторую группу.

– Спасибо, Ди, – заговорил Дмитрий Александрович с мягкой отеческой улыбкой. – Ты – молодец. Вы – молодцы, – поправился он, вспомнив, что девушка шла не одна. – Отдыхайте два дня. Потом пойдете со второй группой.

Диана допила кипяток, устало улыбнулась полковнику, промолвила: «Спасибо», – и ушла, с трудом переставляя ноги в тяжелых валенках.

Бодров несколько минут сидел, блаженно закрыв глаза. Впервые за долгое время он мог позволить себе расслабиться.

Потом Дмитрий Александрович снял трубку телефона.

– Браги грибной принеси, – приказал он адъютанту. – Нет. Две. Иди сюда. Будем отмечать победу.

– Слушаюсь! – рявкнул помощник.

– Теперь главное: удержать станции, – повторял полковник, как заведенный, – удержать станции. Обязательно. Удержать.

Веган ударил по общине двадцать первого ноября.

Ранним утром штурмовики Империи заняли станцию Улица Дыбенко. Операция прошла успешно. Основные силы Оккервиля ушли со станции сутками ранее. Небольшой блокпост, оставленный в качестве прикрытия, был быстро вырезан.

Первоначальный успех вскружил головы веганским офицерам. Не теряя времени даром, они выдвинулись в сторону Проспекта Большевиков.

Живым не вернулся ни один. В туннеле еще на расстоянии полукилометра от границ Оккервиля начиналась зона обеспечения, там были приготовлены самострелы, мины и прочие милые сюрпризы.

Когда штурмовики прорвались через первую линию ловушек и слегка расслабились, они напоролись на самый страшный «сюрприз» полковника. На пути вражеских отрядов разложили смертоносные грибы, собранные на Пискаревке. В полной темноте веганцы наступали на грибы-убийцы, и те выпускали облака ядовитых спор. Штурмовики в ужасе метались по туннелю, не зная, где искать спасения от невидимой, неуловимой смерти, что преследовала их по пятам.

Тех, которые все же прорвались через зону прикрытия, Оккервиль встретил ураганным огнем. Атака захлебнулась.

Но полковник не спешил радоваться.

– Усилить группы быстрого реагирования, – распорядился он.

И вовремя. Веганцы атаковали уличный вестибюль станции Проспект Большевиков. На этот раз бой был упорным, долгим и тяжелым. Десять штурмовиков остались лежать у стен вестибюля. Шесть «двухсотых» спустили в метро санитары Оккервиля. Еще троих с пулевыми ранениями отправили в лазарет.

До самого вечера ни один вражеский отряд не решался больше пробовать на прочность границы Оккервиля.

Община ликовала. Люди праздновали первую победу над врагом. Не радовался лишь полковник.

– Все силы на Ладогу, – приказал Дмитрий Александрович.

И снова не ошибся.

Утром двадцать второго ноября враг ворвался на Новочеркасскую. Но там веганцев ждал очередной сюрприз. Ни одного защитника. Только хитроумные смертельные ловушки на каждом шагу. Не убив ни одного оккера, веганцы потеряли восемь человек. Потери врага могли быть и больше, но печальный опыт быстро учли. Атаку прекратили, пустили вперед саперов. Большинство мин удалось найти и обезвредить. Путь к столице общины был открыт.

– Шутки кончились, парни, – объявил полковник отряду, который должен был удерживать один из блокпостов Ладожской. – Теперь они попрут. К бою! Мочи ублюдков!

– Мочи! Мочи зеленожопых! – закричали солдаты. И громче всех кричал Игнат Псарев. Сжимая в руках «Вал», Пес занял позицию у бруствера из мешков с песком. Рядом с ним стоял Дима Самохвалов с «Бекасом». Все, кто мог держать в руках оружие, выдвинулись на блокпосты. Оккервиль затаился в ожидании грозного врага. И враг пришел.

Из влажной туннельной тьмы послышался шорох шагов. Это приближались веганцы. Медленно, осторожно, прощупывая каждый метр путей, высылая вперед разведчиков, к Ладожской подбирались штурмовые группы. Веганцы соблюдали все меры предосторожности. Из десяти сигнальных зарядов сработало лишь два. Но и этого хватило. Дружно ударили пулеметы. Заработали автоматы, винтовки, пистолеты.

Шквал огня обрушился на атакующих. Игнату казалось, что под таким обстрелом выжить невозможно, что ураган свинца сметет все живое. Но он ошибся. Империя бросила в атаку отборные силы. Эти отряды уже брали Владимирскую и Достоевскую, Маяковскую и Площадь Восстания. Веганцы рассеялись, залегли, переждали. Едва пулеметчик остановился для перезарядки, как по блокпосту был открыт ответный огонь. Первым упал пулеметчик, ему прострелили голову. К «Печенегу» ринулся другой солдат Оккервиля, и тут же сам получил пулю. Во врага полетели гранаты. Туннель огласили взрывы, стоны раненых и умирающих. Но атака продолжалась. Веганцы упорно шли вперед.

Пес просунул ствол «Вала» в амбразуру.

Прожектор был уничтожен в самом начале боя, едва его включили. Больше никто не решался включить даже фонарик. Лишь вспышки выстрелов освещали поле кровавой битвы. Дождавшись очередной вспышки, Игнат выпустил короткую очередь, срезав сразу двух врагов. Перевел ствол вправо, ударил одиночным, но уже в «молоко». Засек движение у стены туннеля, резко повернулся… Но выстрелить Псарев не успел.

Он ощутил сильный удар в плечо – и тут же левая рука повисла. Но сталкер не вышел из боя. Подобрав с пола упавший «Вал», Игнат сделал еще несколько выстрелов. Вокруг рвались гранаты, свистели пули. Псарев видел, как упал Дима Самохвалов – осколок гранаты угодил ему в ногу.

– Санитар! Санитар! – кричали тут и там.

Стоны раненых тонули в жуткой какофонии боя.

Отряд нес огромные потери. Но и напор веганских штурмовиков ослабел. Враги выдохлись. Отстреливаясь, подбирая по пути тела убитых соратников, войска противника отступили на Новочеркасскую.

И вот тогда на блокпост примчались, наконец, санитары с носилками. Одного за другим они подбирали контуженных и убитых бойцов, уносили на станцию и тут же возвращались за следующими. Диму уложили на носилки и понесли туда, где сияли станционные огни. За ним двинулся Игнат.

В туннеле в десятке метров от станции Псарев увидел Алису. Ее халат покрывали свежие кровяные разводы, волосы были взъерошены, лицо – бледное. Видимо, девушка только что вышла из операционной.

– Господи! Игнат! Живой! – воскликнула Чайка, увидев сталкера. Кинулась навстречу. Но обнять не решилась, увидела кровь на куртке.

– Навылет? – спросила она.

– Не. Застряла.

– В операционную его, быстро! – Алиса повела сталкера за собой в центр перрона. Там опытный хирург извлек из раны Псарева пулю, сделал перевязку и отпустил.

В самый разгар битвы за Ладожскую полковник бросил резервы на Проспект Большевиков.

Как всегда, он все рассчитал точно. Веганцы бросились на штурм Проспекта. Они прорвались через огонь, взяли блок-посты, перебили почти всех защитников. Еще немного, и враг ворвался бы на станцию. Но резерв подошел вовремя.

Это был страшный бой. Драка стенка на стенку. Кровавая рукопашная резня.

Патроны быстро кончились и у веганцев, и у оккеров. В ход пошли ножи, саперные лопатки, кулаки, зубы. Люди катались по полу, швыряли друг друга на тюбинги, били ногами, руками, пока хватало сил.

Веганцы не выдержали, дрогнули, отступили. В туннеле остались лежать два десятка убитых штурмовиков. Вперемешку с ними валялось не меньше дюжины бойцов Оккервиля. Раненых собрали санитары, выдвинувшиеся со станции, едва стихли звуки боя. Прямо в туннеле при свете ручных фонариков медики делали перевязки, накладывали шины. Потом бережно укладывали бойцов на носилки и относили на станцию.

Битва с силами Империи кончилась. Начиналась другая схватка: за жизни раненых и искалеченных. Десять лет Бодров заботился о том, чтобы поддерживать в общине высокий уровень медицины. Теперь врачам и санитарам Оккервиля предстояло показать, на что они способны.

Два дня не стихали в лазарете стоны и крики раненых. Два дня, не зная сна и отдыха, медики обрабатывали раны, меняли повязки. Ампутировали руки и ноги своим солдатам. Боролись до конца за каждую жизнь. Вся станция Ладожская превратилась в огромный лазарет. На перроне расстелили матрасы и на них уложили тридцать человек. Еще почти столько же закопали прямо в туннелях.

Военной мощи Оккервиля был нанесен страшный урон.

Среди медсестер, которые выхаживали раненых бойцов, была и Алиса Чайка.

Как хотела она уделить все свои силы и время Игнату! Была бы ее воля, она не отходила бы от него ни на шаг. Но вокруг Алисы стонали и молили о помощи десятки искалеченных людей. Для каждого у Чайки нашлось и ласковое слово, и заботливый взгляд. Для страдальцев, многие из которых на операционном столе лишились руки или ноги, все было важно, все имело значение: и компресс, и повязка, и прикосновение нежных женских рук.

– Ты откуда, сестренка? – шептали раненые при виде девушки. – Из рая, что ли?

– Ага. Оттуда. Выгнали, – устало смеялась в ответ Чайка. – Вот, живу теперь в метро.

– Счастливчик ты, парень, – говорили Игнату товарищи по несчастью, лежавшие на соседних матрасах.

Пес не отвечал. Ему было неинтересно, что имеют в виду соседи. То, что его рана оказалась не такой уж тяжелой, или то, что именно к нему чаще других приходит Алиса. Но сталкер понимал: ему повезло больше многих.

«Да, я везунчик. Победитель по жизни, – размышлял он. – Сколько народу полегло. А я жив. Только б война кончилась – и заживем. Заживем».

Дима Самохвалов, раненный осколком гранаты в правую ногу, мучился куда сильнее. Первые сутки парень стонал почти непрерывно. Света не отходила от него, меняла повязки и компрессы, ласково шептала на ухо:

– Потерпи, родной, потерпи. Скоро станет легче.

Она и спала тут же, на Димином матрасе, свернувшись калачиком в уголке. Чайка не могла себе позволить и этой простой радости. За три дня она спала всего пару часов…

Никто в эти страшные дни не хотел думать, что будет, если Веган бросит все силы на новый штурм.

Но время шло. Атаки не возобновлялись.

Двадцать пятого ноября под вечер с блокпоста увидели веганского офицера с белым флагом.

Империя вышла на мирные переговоры.

Двадцать шестого ноября Веган собирался нанести решающий удар по Приморскому Альянсу: взять станции Чернышевская и Площадь Ленина. Все силы с других фронтов пришлось срочно снять.

В кабинете полковника Бодрова шло совещание. Самое важное за всю историю общины. Предстояло решить насущный вопрос: что делать дальше, как выживать?

Собрались все оставшиеся командиры, принесли даже Ивана Громова. На почетном месте сидела Диана Невская. Последнее время девушка дважды ходила из метро во Всеволожск и обратно, превратившись в основного связного между двумя общинами.

Первым выступил сам полковник.

– Итак, мир заключен. Наша оборона оказалась веганцам не по зубам. Пока, – Дмитрий Александрович сделал акцент на последнем слове, выдержал паузу и продолжал.

– Но перенесем ли мы второй такой удар? Едва ли.

– Пусть только сунутся! – закричал кто-то.

– Правильно, верно! – поддержали крикуна несколько голосов.

Полковник стукнул кулаком по столу, и шум тут же стих.

– Будем смотреть правде в глаза, мужики. Выбита половина армии. Половина! Боеприпасов – с гулькин хрен. Мы не устоим. И, главное, не прокормимся. Василич, озвучь, – Бодров предоставил слово Василию Васильевичу Стасову.

Стасов встал, прокашлялся и прочел всем собравшимся длинную и местами довольно нудную лекцию. Из его доклада следовало, что урон, нанесенный веганцами экономике общины, слишком велик. О том, чтобы восстановить торговые сношения с Большим метро, не стоило и мечтать. Да и торговать Оккервилю было нечем.

– Веганцы, уходя с Дыбенко, уничтожили все грибницы, – сообщил Стасов.

– Не доставайся ж ты, дурь, никому… – проворчал Иван Громов.

– И главное. Возврат гражданских из Всеволожска – операция слишком рискованная. Если верить последним сообщениям, не так уж плохо им там живется.

Все посмотрели на Диану. Из всех присутствующих лишь она не только бывала, но и жила в бункерах Кирпичного завода.

– Ну как… Жизнь в Севе – не сахар, – девушка слегка нахмурилась, потом усмехнулась и добавила: – Но никто не голодает. Мне там нравится.

– Какие еще будут соображения? – полковник привстал с места и обвел собравшихся пристальным взглядом.

– Уходить нельзя, здесь наша родина! – раздалось с задних рядов.

– Правильно, верно! – загалдели оккеры.

И снова Дмитрию Александровичу пришлось стукнуть кулаком по столу, призывая к порядку.

– Уходить надо, – заговорил Иван Громов, когда наступила тишина. – Лишь одна проблема. Раненые. Бросим их здесь?

– Нет, ни за что! – закричали вокруг.

– Но где взять столько носильщиков? – продолжал Иван. – И кто будет прикрывать караван? Да у нас и носилок не хватит. Два захода делать – тоже риск. Лучше уж сразу.

– Лис дело говорит. С ранеными проблема, – Бодров на миг нахмурился, потом повернулся к Диане. – Придется тебе идти обратно в Севу. Пусть пришлют к метро дрезину со снежным отвалом. Я знаю, у них есть.

Девушка, которой предстояло проделать тяжелейший путь в шестой раз, тяжко вздохнула, но перечить не стала. Она понимала: это в последний раз. Больше ей не придется пробираться через леса к Оккервилю. История маленькой общины на правом берегу заканчивалась. Впереди жителей метро ждала новая жизнь.

– Я никого не отпускал, – произнес полковник, увидев, что командиры начали расходиться. – Последнее. Про родину. Наша родина – Россия, а не станция метро. Что, Всеволожск – не Россия? Мы не предаем отечество и не меняем его, глупости это все. Мы даем нашим детям и внукам шанс. Шанс выжить.

Эти слова долго потом передавали из уст в уста в каждом уголке Оккервиля. Кто-то не соглашался с Бодровым, кто-то плакал, собирая вещи, и проклинал веганцев, разрушивших налаженный быт. Но большинство оккеров признавали: выхода у них нет. Надо уходить.

Игнат и Алиса узнали о решении полковника от Дианы. Она пришла навестить их.

– Значит, сваливаем? – Псарев выслушал рассказ лучницы мрачно, без тени радости. – А мы с Алиской только семейное гнездышко свили. И вот опять. Я слышал, в бункерах Севы уже тесно. Отдельное помещение хрен найдешь, блин.

– Это не беда, – улыбнулась Диана. – Мне с самого начала дали отдельную комнату. Я ж типа большой человек! Гонец! Была. Теперь уж некуда меня будет гонять. Так что как дойдем, занимайте жилплощадь. А я уж найду, где приткнуться.

– Спасибо, Ди, – прошептала Чайка, и девушки обнялись.

Потом лучница ушла готовиться к выходу.

Мимо Алисы и Игната пронесли Диму Самохвалова. Раненых транспортировали на Ладожскую, оттуда удобнее было добираться до железной дороги. Мама Димы и Светлана шли рядом.

Поравнявшись со сталкером, парень слабо улыбнулся и помахал товарищу рукой.

– До встречи в новом мире! – произнес Дима.

– Угу, – проворчал в ответ Псарев. – Из подземелья в подземелье. Из тесноты в тесноту. Новый мир, нечего сказать.

Игнату предстояло идти самому. Рана его быстро заживала и уже не доставляла сильных страданий.

– Не понимаю, че они все радуются, – продолжал ворчать Пес. – Здесь наш дом, а не там. Эх, ребята, все не так…

Чайка ничего не ответила. Лишь подошла и тихонько обняла его.

– Куда угодно, только бы вместе, – помолчав, шепнула она.

И постепенно лицо Игната разгладилось, он расправил плечи.

– Эх, Алиса… – проговорил сталкер. – А ведь полковник прав. И здесь наш дом, и там. Ничего. Мы еще поживем. Мы еще поборемся!..