Глава 44
Выйдя утром из дома, Вера услышала плач ребенка. Ночь она провела без сна, гоня ненужные мысли. Встала на рассвете, на скорую руку собрала подарки для Насти – самодельный чай для лактации, собственноручно сделанный крем от опрелостей, в баночке маска – вернуть молодой матери здоровый цвет лица, и вышла из дома.
Малышка надрывалась, но никто не спешил ее утешить. Вера ускорила шаг, пересекла дорогу и, почти бегом преодолев двор Насти и Пети, постучала в дверь – не заперто. Вера толкнула дверь и вошла внутрь.
Настя сидела у окна, сложив руки перед собой и пялясь на унылый пейзаж за окном. В огороде прорастали сорняки, забивая собой чахлую малину и клубнику.
Ребенок разрывался в соседней комнате.
– Настя?
Девушка вздрогнула, потом посмотрела на Веру, попыталась улыбнуться, но у нее плохо получилось. Вера отметила, что соседка, очевидно, так и не переоделась после больницы. Поверх домашнего халата наброшено пальто. Грязные спутанные волосы. Казалось, в них остались следы крови. Осунувшееся посеревшее лицо, потухшие глаза. Вера не стала тратить время на ненужные слова. Поставив корзинку с нехитрыми подарками на стол, она быстро прошла в комнату, из которой доносился плач.
Малышка покраснела от натуги и напоминала куколку, что вот-вот разорвет кокон, но вряд ли явит миру прекрасную бабочку. Туго спеленатая, но пеленка уже успела протечь – ребенку давно следовало сменить подгузник.
Вера взяла малышку на руки, прижала к себе и зашептала на ухо:
– Тише, тише.
Ребенок всхлипнул несколько раз и затих.
Вера вернулась в комнату. Настя сидела в той же позе, что и несколько минут назад. Головы не повернула.
– Покорми ее. – Вера подошла к Насте и попыталась вложить ей в руки дочь.
– У меня нет молока, – ровно ответила Настя, не отрывая взгляда от окна, – Петя за смесью поехал, она почти закончилась.
– Ну хоть что-нибудь осталось?
– Да, посмотрите там, на кухне.
Держа малышку в руках – мать не захотела ее брать, – Вера прошла на кухоньку. Здесь царил полный бардак – подгузники лежали прямо на столе, где оборудовали пеленальное место. Рядом опрокинувшаяся яркая баночка с детской присыпкой – крышка упала, и все вокруг засыпал белый порошок. Открытая коробка со смесью для малышки. Вера схватила ее и заглянула вовнутрь – на дне оставалось еще немного.
Внимательно прочитав инструкцию, Вера отлила из чайника немного теплой воды, для того чтобы сделать смесь и помыть малышку. Обнаруженная бутылочка не внушала доверия, поэтому Вера вновь набрала воду и поставила на огонь.
Пока чайник закипал, она положила притихшую малышку на стол и распеленала. Нежная кожица покраснела, еще немного – и девочка получила бы серьезное раздражение. Малышка смотрела на незнакомую женщину серьезными черными глазами. Вера сняла с девочки шапочку – на голове несколько темных прядей. Дочь своего отца. Вера улыбнулась малышке и загулила в обычно несвойственной ей манере:
– Сейчас мы тебя помоем, переоденем, будешь красавицей. Потом поешь и поспишь, а мама твоя немного отдохнет. Ты принцесса, такие щеки хорошие…
Продолжая приговаривать, Вера быстро обмыла ребенка чистой водой, сменила подгузник, перепеленала. Кипятком продезинфицировала бутылочку, влила туда теплую воду и развела смесь. Покормив малышку, Вера отнесла ее в комнату, где стояла кроватка девочки. Осторожно, словно самую большую драгоценность, положила в кроватку и прикрыла легким одеялом. Приоткрыла форточку – свежий воздух не помешает. Ребенок закрыл осоловевшие глазки, вздохнул совсем по-взрослому и уснул.
Теперь пришло время заняться матерью.
Вера вернулась в большую комнату. Настя все так же смотрела в окно, но на этот раз прислонилась лбом к холодному стеклу. Не спрашивая разрешения хозяйки, Вера открыла старый платяной шкаф (некогда он принадлежал тете Мане и все еще пах лавандой и средством от моли, чей запах ассоциировался у Веры со старостью), достала из него чистое длинное платье – сгодится.
– Вставай, надо помыться и переодеться, – скомандовала она.
Настя не шелохнулась.
– Я не хотела переезжать, – прошептала она, – это все Петя, это он хотел. А я что? Я его просто люблю. Так обрадовалась, когда забеременела, а сейчас… Я не готова к этому всему. Я хочу в город вернуться, к подругам своим, гулять хочу, а не огурцы закатывать или подгузники менять. Она плачет все время, а я устала. Она меня раздражает.
По щекам Насти полились слезы. Вера молча посмотрела на соседку, затем погладила девушку по волосам.
– Я понимаю.
– Нет, – покачала головой Настя и вытерла слезы, – вы не поймете. Вы не такая. Вы все умеете, вы сильная. А я ничего не могу. И не хочу.
Осторожно, как тяжело больного ребенка, Вера взяла Настю за руку и потянула за собой в направлении ванной. В отличие от ее собственной ванная комната Насти и Петра выглядела на порядок лучше – новая недорогая плитка, хромированный смеситель и добротная чугунная ванна на кованых ножках. На современном полотенцесушителе грелись мягкие банные полотенца. Вера открыла теплую воду, щедро плеснула под струю воды гель для душа, благоухающий цитрусовыми, быстро раздела Настю и помогла ей сесть в ванну.
– Ты ошибаешься насчет меня, – сказала Вера после паузы, – я сбежала отсюда в семнадцать лет. Просто уехала от всех проблем. Так, как это хочешь сделать ты. И посмотри, чем все закончилось. Я снова здесь, а проблем стало еще больше, – усмехнулась она.
Переключив воду на душ, Вера принялась осторожно поливать Настю теплой водой. Намочила длинные волосы, нанесла шампунь и взбила густую пену. Настю затрясло. Вера сделала воду погорячее.
– Я не справлюсь. Я не люблю ее, – снова попыталась Настя донести свою мысль до Веры, но та нарочно не слушала. Сейчас расскажет – потом пожалеет. – Я чуть не умерла, – вдруг заплакала Настя.
Слезы смешались с детским шампунем. Вера осторожно смыла пену, ополоснула лицо девушки, выключила воду и помогла ей встать. На недавние роды намекал лишь слегка висящий живот, но вскоре и он исчезнет. Судя по сдувшейся груди, молока у Насти действительно не было. Да и откуда ему взяться, если она даже на руки ребенка не берет.
Вера закутала Настю в большое банное полотенце и помогла ей вылезти.
– Я ничего не могу, не умею, – твердила та как заведенная, не обращая внимания на Верины манипуляции, – я люблю обедать в кафе, люблю ходить по магазинам, квартирники люблю. И универ мне нравился! Зачем я его бросила? А этот дурацкий дом я ненавижу. Столько проблем с ним! Зимой холодно, летом жарко. А ведь папа мне купил квартиру, и там у меня был кондиционер. И домработница.
Плотину прорвало. Настя заплакала и начала волна за волной выплескивать всю правду на Веру. Про то, как ее воспитывал отец, про то, как баловал до потери пульса. У нее были лучшие игрушки, лучшие платья, и они с папой часто путешествовали. Вокруг всегда вертелась уйма подружек, они придумывали веселые шалости, ходили на дискотеки, менялись одеждой. У Насти не было в жизни настоящего горя, никакого, она просто росла папиной принцессой. Иногда ей казалось, что это неправильно, но это чувство быстро проходило. А потом она встретила Петра. Он показался ей таким… взрослым, умным, сильным. Трагический образ, печать на лице, которая так привлекла девушку. Ей казалось, что Петр стоит по ту сторону жизни, о которой она только догадывалась. И ей захотелось туда заглянуть.
Она влюбилась. Так влюбилась, что потеряла голову. Ведь Петр был совершенно не похож на всех мальчиков, с которыми ей приходилось встречаться до него. И она решила, что сможет, как жена декабриста, пойти туда, куда он позовет. Вот только не смогла.
Вера молча кивала. Они вернулись в комнату.
Уложив притихшую девушку на диван и прикрыв ее клетчатым пледом, Вера достала из корзинки самодельную маску и нанесла толстым слоем на лицо Насти.
– Наведем красоту, – нарочито бодро сказала она.
Насте было все равно. Выплеснув все свои печали, она замолчала.
– После родов всегда сложно, – мягко пояснила Вера. – Ты словно теряешь себя – беззаботность, легкость, детство. И твое сердце больше тебе не принадлежит. Меняется и душа, и тело. А тут еще все вокруг давят. Твердят, что ты должна быть с ребенком, должна стать идеальной матерью, заботиться только о малыше и забыть о себе.
Настя кивнула.
– А я не могу, – проговорила она слабым голосом.
– Ну и не надо. Понимаешь, ребенку на самом деле все равно, будешь ли ты кормить его сама или дашь смесь. Станешь ли торчать с ним рядом двадцать четыре часа в сутки или, пока он спит, уделишь время себе. Ребенку нужна счастливая мать. Не нервная, не издерганная, не жалеющая о том, что не может помыть голову. А веселая, любящая и счастливая.
Вера размотала полотенце, укутавшее волосы Насти.
– Где у тебя расческа?
– В ванной.
Вера вернулась в ванную, на одной из полочек отыскала дорогую щетку с натуральной щетиной – призрак прошлой жизни. Вернувшись к девушке, она осторожно принялась расчесывать длинные спутанные волосы.
– Они скоро начнут выпадать, – предупредила Вера, – придешь ко мне, подстригу немного и дам тебе отвар, чтобы новые быстрее отрастали, сильные и густые.
Настя молчала, прикрыла глаза. Ласковые, равномерные движения Веры успокаивали ее и навевали сон.
– Я не смогу, – прошептала она.
– Сможешь, невелика наука.
Спустя две минуты Настя уснула. Вера осторожно, с помощью марли, сняла маску с ее лица – кожа выглядела порозовевшей и посвежевшей. Светлые волосы стали высыхать. Девушка снова выглядела фарфоровой статуэткой. Вера положила платье на диван, в ногах у Насти. Старые вещи так и остались в ванной, им место в стирке.
Вера поколебалась – дома ждала Оля, но и оставлять Настю в таком состоянии один на один с малышкой не хотелось. Словно в ответ на ее сомнения на крыльце раздались шаги, дверь отворилась, и вошел Петр. С удивлением уставился на соседку:
– Вера? Что-то случилось?
Затем бросил встревоженный взгляд на Настю и выронил пакеты на пол.
– Что с ней?
– Все в порядке. – Вера успокаивающе подняла руку и, понизив голос, кивнула в сторону кухни: – Мне надо с вами поговорить.
Петр кивнул, поднял пакеты и прошел в крошечное помещение. Вера последовала за ним.
Минуту они стояли, глядя на хаос.
– Ей тяжело, – наконец-то сказал Петр.
– Да, но вы ее не корите и не ругайте ни в коем случае. Это бывает. Гормоны, пережитый стресс. Пройдет, но ей сейчас требуется ваша помощь.
Петр, словно враз обессилев, рухнул на стул.
– Она не любит дочку. Да что там не любит. Иногда мне кажется, что она ее просто ненавидит. Как такое может быть? – Он поднял глаза на Веру. Та присела напротив него.
– Может. Не во всех матерях включается программа любви по умолчанию, особенно после тяжелых родов. Дайте своей жене время. Она чуть не умерла, если вы помните.
– Помню, – кивнул Петр и опустил голову. – Знаете, это я настоял на переезде сюда. А сейчас я думаю, что совершил ошибку. Я думал, на природе Настя расцветет, а она просто чахнет.
– Тут я вам не советчик, – пожала плечами Вера.
– Но вы были правы насчет домашних родов, мне следовало к вам прислушаться, – с какой-то ожесточенностью возразил Петр.
– Это просто опыт. Но не в нем дело. С ребенком все будет хорошо, дети более живучие, чем нам кажется. Кормите девочку смесью, мойте и выставляйте на солнышко, чтобы рахита не возникло. Сейчас позаботиться нужно о матери. Я стану заходить и помогать ей, если вы не против, – предложила Вера.
– Спасибо вам, – Петр поднял на Веру увлажнившиеся глаза, – я сделаю все, как вы скажете, только помогите ей.
Вера поднялась:
– Я ничего вам не обещаю, но постараюсь быть рядом.
Петр так и остался сидеть на стуле, погруженный в собственные мысли. Вера тихо вышла и прикрыла за собой дверь. Стоя на крыльце, выкрашенном в нелепый розовый цвет, женщина явственно ощутила – счастье ушло из этого дома.
Да, она могла вылечить, вернуть к жизни и даже убить, но не в ее власти сделать человека счастливым против его собственной воли. Никакой дар тут не поможет. В этой борьбе приходится рассчитывать только на себя.
