«Сосновый коттедж» 18:18

Куинси и Жанель стояли на кухне, отделенной от большой комнаты стойкой, доходившей им до пояса. Жанель предложила, чтобы каждая из них приготовила часть ужина. Это было довольно неожиданно, если учесть, что Куинси в жизни не готовила ничего сложнее заварной лапши.

– Может, просто возьмем побольше хот-догов и потом их разогреем? – предложила Куинси, когда они планировали поездку. – Мы ведь едем на природу.

– Хот-догов?! – возмущенно воскликнула Жанель. – Только не в мой день рождения.

В итоге они теперь толкались на кухне с Эйми и Бетц, которым было велено пожарить курицу и приготовить несколько гарниров. Обязанностью Куинси был торт, и по такому случаю она притащила с собой целую сумку принадлежностей для выпечки. Форму для тортов. Все необходимые ингредиенты. Кондитерский мешок со сменными насадками. Конечно, мать и отчим Жанель оплатили аренду коттеджа, но Куинси была полна решимости внести свой вклад в виде торта.

У Жанель была необременительная должность бармена. Пока Бетц и Эйми суетились вокруг курицы, а Куинси украшала торт, она извлекла на свет божий несколько бутылок ликера. Распространенный, дешевый сорт, продающийся в пластиковых бутылках, он как раз подходил для одноразовых красных стаканчиков, которых Жанель привезла великое множество.

– На сколько ты позволишь остаться Джо? – прошептала ей Куинси.

– На сколько он захочет, – ответила ей Жанель, тоже шепотом.

– Типа на всю ночь? Серьезно?

– А что? Уже поздно, места у нас полно, может, получится весело.

Куинси придерживалась другого мнения. Как и остальные, молча выражавшие свое неодобрение. Эта идея, похоже, не привела в восторг даже Джо, с его странными модуляциями и замаранными очками, за которыми совсем не было видно глаз.

– А ты не подумала о том, что Джо, может, хочет побыстрее вернуться домой? – спросила Куинси. – Правда, Джо?

Их незваный гость сидел на потертом диване в гостиной и наблюдал за тем, как Крейг с Родни, стоя на коленях у глубокого камина, пререкались о том, как лучше развести огонь. Осознав, что его о чем-то спрашивают, он испуганно посмотрел на Куинси и сказал:

– Мне не хотелось бы доставлять вам неудобства.

– Никаких неудобств, – заверила его Жанель. – Если только тебе не надо куда-то ехать.

– Нет, не надо.

– Ты, наверное, проголодался, да?

Джо пожал плечами.

– Наверное.

– У нас полно выпивки и еды. К тому же есть диван, не говоря уже о свободной кровати.

– А еще машина, в которой мы сложили мобильные телефоны, – сказала Куинси, – Крейг мог бы вызвать эвакуатор или отвезти его, куда он скажет. Ну, типа, к его собственной машине. Или домой.

– Он потратит на это несколько часов. К тому же Джо, возможно, хочет присоединиться к вечеринке, – Жанель посмотрела в сторону парня, пытаясь понять, разделяет ли он эту мысль. – Мы ведь все уже подружились.

– Строго говоря, он для нас все еще незнакомец, – произнесла Куинси.

Жанель бросила на нее сердитый взгляд – как всегда, когда ей казалось, что подруга ведет себя как пай-девочка. Точно такое же выражение на ее лице Куинси видела перед первым в своей жизни глотком пива и первой затяжкой травки. Оба раза Жанель воспользовалась своей несгибаемой силой воли, чтобы заставить ее делать то, чего ей совсем не хотелось. Но сейчас ее недовольство усугублялось ситуацией. Все, связанное с этой поездкой, – коттедж, ее день рождения, полное отсутствие контроля со стороны родителей – сделало Жанель немного истеричной.

– Мы приехали развлекаться, так ведь? – сказала она.

Голос ее звучал обвиняюще, будто только ей одной хотелось хорошо провести время.

– Значит. Давай. Развлекаться.

Эти слова положили спорам конец. Джо мог оставаться сколько угодно. Именинница получила, что желала.

– Чем будешь травиться? – спросила Жанель Джо, когда импровизированный бар был готов.

Тот растерянно моргал, глядя на бутылки, смущенный и ослепленный богатством выбора.

– Я… честно говоря, я не пью.

– Серьезно? – спросила Жанель. – Вообще совсем?

– Да, – нахмурился он, – в смысле нет.

– И в чем дело?

– Может, ему просто не хочется, – сказала Куинси, снова выступая голосом разума, ангелом-хранителем, вечно реющим за плечом Жанель, – может, Джо, как и я, предпочитает контролировать свои умственные способности.

– Ты не пьешь потому, что тебе слабо и твои папочка с мамочкой разозлятся, если узнают! – заявила Жанель. – А вот Джо совсем не такой, правда?

– Просто… я никогда не пробовал, – сказал Джо.

– Даже с друзьями?

Джо запнулся, пытаясь выдавить из себя ответ, но было уже поздно. Жанель набросилась на добычу.

– Что, у тебя и друзей нет?

– У меня есть друзья, – колючим голосом ответил Джо.

– А девушка? – задорно спросила Жанель.

– Может быть. Я… я не знаю, кем ее считать.

– Видимо, воображаемая, – прошептала за спиной Куинси Бетц.

Жанель сердито зыркнула на нее, опять повернулась к Джо и сказала:

– Значит, когда вы с ней в следующий раз увидитесь, тебе будет что рассказать.

Потом взяла стаканчик, щедро плеснула в него ликера из разных бутылок и долила доверху апельсиновым соком. После чего протянула Джо и заставила сомкнуть пальцы на красном пластике.

– Пей.

Джо не поднес стакан к губам, а склонил к нему голову, будто клюнув носом, тут же скрывшимся под ободком. Из стаканчика донесся кашель. Его первый глоток. Потом он выпрямился, вдохнул воздуха и посмотрел вокруг широко открытыми осоловелыми глазами.

– Нормально, – сказал он.

– Нормально? – спросила Жанель. – Да брось, тебе понравилось.

Он облизал губы.

– Слишком сладко.

– Это можно исправить.

Жанель выхватила из рук парня стаканчик с тем же проворством, с каким перед этим его сунула. Вернувшись к бару, она взяла лимон и посмотрела на разделочный стол.

– У кого-нибудь есть нож?

На стойке лежал большой нож, предназначенный для курицы. Жанель схватила его и воткнула в лимон. Лезвие пронзило кожуру, мякоть, а потом ее палец.

– Вот черт!

Поначалу Куинси подумала, что она решила разыграть перед Джо спектакль. Устроить «Жанель-шоу», как это называли остальные за ее спиной. Но потом увидела, как из пальца подруги хлынула кровь, тут же обагрив прижатую к нему бумажную салфетку и усеяв стойку каплями, крупными, будто лепестки розы.

– Ой! – захныкала Жанель, и у нее на глазах навернулись слезы. – Ау! Ох! Ой-ой-ой!

Куинси ринулась вперед и принялась ее утешать, выполняя свой долг соседки по комнате:

– Не волнуйся, все будет хорошо. Подними руку. Прижми вот это.

Она заметалась по кухне в поисках аптечки, пока Жанель переминалась с ноги на ногу, содрогаясь от вида крови.

– Быстрее! – поторопила она.

Под мойкой обнаружился лейкопластырь в допотопной баночке с откидной крышкой. Настолько старый, что Куинси даже не могла припомнить, когда в последний раз видела такой у себя дома. Она схватила самую большую полоску, которую только смогла найти, и заклеила ею палец Жанель, умоляя не шевелиться.

– Готово! – воскликнула Куинси, поднимая руки. – Теперь ты как новенькая.

Эта маленькая трагедия приманила Джо. Он топтался неподалеку и смотрел, как Жанель разглядывает свой перевязанный палец. Потом опустил глаза на стойку и забрызганный кровью нож.

– По виду острый, – сказал он, взял его в руку и прикоснулся к лезвию подушечкой указательного пальца, – надо быть осторожнее.

Он пристально посмотрел на Жанель и Куинси, будто желая убедиться, что они последуют его совету.

На его подбородке поблескивали бисером несколько капелек жидкости – остатки его первого коктейля. Он вытер их тыльной стороной ладони и, все так же сжимая в руке нож, облизал губы.

Полчаса спустя за мной приезжает Джефф, вызванный Джоной Томпсоном: тот нашел нужный номер в моем мобильнике, после того как я заблевала его туфли и он спросил, кому может позвонить. Теперь я стою скрючившишь над унитазом в дамском туалете, хотя желудок уже выжат досуха, как пустая бутылка. Вытаскивать меня из кабинки приходится одной из коллег Джоны, хрупкой птичке-журналистке по имени Эмили. Она приоткрывает дверь и испуганно окликает меня, не подходя ближе – будто я заразна, будто меня следует бояться.

Когда мы возвращаемся в квартиру, Джефф укладывает меня в постель, несмотря на все протесты и заверения, что мне уже лучше. По всей видимости, это ложь, так как я засыпаю, как только касаюсь головой подушки. Остаток дня я провожу в беспокойной дреме, едва замечая, как то Джефф, то Сэм заглядывают в комнату. К вечеру я окончательно просыпаюсь. Джефф приносит поднос с едой, которая сгодилась бы для тяжелого больного: куриный бульон с вермишелью, тост и имбирный эль.

– Вообще-то это не грипп, – говорю я.

– Откуда ты знаешь? – возражает он. – Судя по всему, тебе было совсем плохо.

От сочетания недосыпа, бурбона и горсти «Ксанакса». Ну и, конечно же, от Него. От Его фотографии.

– Должно быть, что-то не то съела, – уверяю я, – сейчас мне уже намного лучше. Нет, честно. Я в порядке.

– В таком случае я хочу тебя порадовать – сегодня звонила твоя мать.

Я издаю стон.

– Сказала, соседи интересуются, как ты оказалась на первых полосах газет, – продолжает Джефф.

– Одной газеты, – уточняю я.

– Она интересуется, что им говорить.

– Кто бы сомневался.

Джефф подцепляет пальцами треугольный тост, откусывает кусочек, кладет обратно на поднос. Пережевывая хлеб, он замечает:

– Может, перезвонишь ей?

– Чтобы она отчитала меня за то, что я не идеальна? – говорю я. – Спасибо, я пас.

– Она переживает за тебя, малыш. В последние дни произошло много всего. Самоубийство Лайзы. Этот материал в газете. Мы с Сэм волнуемся, как ты с этим всем справишься.

– Ты хочешь сказать, что вы с ней говорили?

– Да, – отвечает он.

– Вежливо?

– Более чем.

– Офигеть. И о чем же?

Джефф опять тянется к тосту, но я легонько шлепаю его по руке. В ответ на это он сбрасывает ботинки, забирается на кровать, ложится на бок и прижимается ко мне.

– О тебе. А еще о том, как было бы хорошо, если бы Сэм задержалась у нас на недельку.

– Ничего себе. Мистер, кто вы? И что вы сделали с настоящим Джефферсоном Ричардсом?

– Я не шучу, – отвечает Джефф, – я весь день думаю о том, что ты сказала вчера. Ты права. Мой способ отмазать Сэм был неправильным. Она заслужила более достойной защиты. Прости.

Я протягиваю Джеффу тост и говорю:

– Извинения приняты.

– К тому же, – добавляет он, откусывая кусочек за кусочком, – это дело об убийстве полицейского теперь будет отнимать у меня все больше сил, и я совсем не хочу, чтобы большую часть времени ты проводила одна. Особенно теперь, когда твою фотографию можно увидеть на каждом углу.

– Значит, ты предлагаешь сделать Сэм моей нянькой?

– Товарищем, – отвечает он, – и это была ее идея. Сказала, что вчера вы на пару что-то там испекли. В Сезон выпечки это будет очень кстати. Ты же всегда говорила, что тебе нужна помощь.

– Ты уверен? – спрашиваю я. – Для тебя это большая жертва.

Джефф склоняет голову набок.

– Кажется, ты сама не очень-то уверена.

– Я думаю, это отличная идея. Но не хочу, чтобы от этого пострадал ты. Или мы.

– Слушай, давай говорить откровенно. Вероятно, мы с Сэм никогда не станем друзьями. Но вы с ней нашли общий язык. Или могли бы найти. Да, мы с тобой не особенно обсуждаем то происшествие…

– …в этом нет необходимости, – поспешно вставляю я.

– Согласен, – отвечает Джефф. – Хотя ты говоришь, что никогда не оправишься, на самом деле ты давно оправилась. Ты уже не та девочка. Ты Куинси Карпентер, богиня тортов.

– Ну может, – говорю я, втайне очень довольная таким определением.

– Но чтобы окончательно все это преодолеть, тебе нужна поддержка. Кто-то еще, кроме Купа. И если Сэм тот самый человек, в котором ты нуждаешься, я не буду мешать.

Я в который раз осознаю, как же мне повезло, что я подцепила такого парня. Мне приходит в голову, что именно он составляет мое главное отличие от Сэм. Без него я была бы точно такой же, как она, – исступленной, озлобленной, одинокой. Бурей, которой не суждено обрушиться на берег, обреченной лишь на беспокойные метания в море.

– Ты чудесный! – говорю я, отодвигая поднос, и прыгаю на него.

Я целую его. Он отвечает на поцелуй, крепче прижимая к себе.

Накопившийся за день стресс внезапно переплавляется в вожделение, и я вдруг обнаруживаю, что неосознанно начинаю его раздевать. Ослабляю галстук, который он все еще не снял. Расстегиваю рубашку. Целую розовые соски, окруженные пучками волосков, опускаюсь ниже и чувствую, как его охватывает возбуждение.

На тумбочке рядом с кроватью начинает жужжать мой телефон. Я пытаюсь о нем не думать, полагая, что это какой-нибудь журналист или, еще хуже, мама. Но телефон продолжает настойчиво дребезжать, медленно подползая к ночнику. Я бросаю взгляд на дисплей.

– Это Куп, – говорю я.

Джефф вздыхает, его желание начинает гаснуть.

– А подождать он не может?

Не может. Куп звонил мне вчера вечером в ответ на мою эсэмэску, в которой я старалась не выказывать охватившую меня тревогу. Но в тот момент я готовила на кухне ужин и была слишком занята, чтобы ответить, тем более что рядом торчала Сэм. Если сейчас не снять трубку, он наверняка забеспокоится.

– Нет, особенно сейчас, когда моя фотография красуется на обложке, – говорю я Джеффу.

Сжимая в руке вибрирующий телефон, я спрыгиваю, поспешно направляюсь в ванную и закрываю за собой дверь.

– Почему ты не сказала, что Саманта Бойд вышла с тобой на связь? – спрашивает он в виде приветствия.

– Откуда ты знаешь?

– Получил оповещение от «Гугла», – говорит он.

Ответ настолько неожиданный, что если бы он даже сослался на инопланетян, то все равно удивил бы меня меньше.

– Но предпочел бы услышать это от тебя.

– Я как раз собиралась тебе звонить, – говорю я, и это правда. Я действительно намеревалась связаться с ним после стычки с Джоной.

– Сэм приехала ко мне вчера, решив, что после смерти Лайзы нам с ней не помешает встретиться.

Конечно, Купу можно было бы рассказать и больше. Что Сэм несколько лет назад поменяла имя. Что она подначивала меня и в итоге вынудила проглотить две лишних таблетки «Ксанакса». Что я вывалила все три обратно, когда увидела Его фотографию.

– Она все еще у тебя? – спрашивает Куп.

– Да. Поживет у нас.

– Долго?

– Не знаю. Пока не разберется со своими проблемами.

– Ты в самом деле полагаешь, что это правильно?

– А что? Ты за меня беспокоишься?

– Я всегда за тебя беспокоюсь, Куинси.

Я на несколько мгновений умолкаю, не зная, что ему ответить. Куп никогда не говорил столь прямолинейно, и мне совершенно непонятно, к чему эта перемена – к лучшему или худшему. Как бы там ни было, приятно слышать, что он переживает за меня. В этом куда больше участия, чем в кивке головой.

– Признайся, – наконец говорю я, – получив от «Гугл» оповещение, ты чуть было не приехал сюда.

– Я даже доехал до выезда на дорогу, но потом остановил себя, – отвечает Куп.

Я в нем не ошиблась. Именно благодаря этой его преданности я все эти годы чувствовала себя в безопасности.

– И почему же передумал?

– Вспомнил, что ты и сама можешь о себе позаботиться.

– Так мне сказали.

– Но все-таки меня беспокоит, что Саманта Бойд вдруг объявилась, – замечает он, – согласись, это поразительно.

– Теперь ты говоришь, как Джефф.

– Какая она? Она вообще…

Первыми в голову приходят слова, которые Сэм произнесла сегодня утром: «Дефектный товар». Но вместо этого я лишь говорю:

– Нормальная? С учетом того, что с ней случилось, она вполне нормальная.

– Но все же не настолько, как ты.

Я по голосу понимаю, что он улыбается. Представляю, как искрятся его голубые глаза, что бывает только в тех редких случаях, когда он ослабляет привычную бдительность.

– Конечно, нет, – отвечаю я, – я же ведь королева адекватности.

– Тогда вот что, королева Куинси, как думаешь, может, мне приехать в город и познакомиться с Самантой? Мне хотелось бы получить о ней некоторое представление.

– Почему?

– Потому что я ей не верю, – Куп немного смягчает свой тон, будто понимая, что становится слишком настойчив. – Не поверю, пока сам с ней не встречусь и не поговорю. Хочу убедиться, что она ничего не замышляет.

– Не замышляет, – отвечаю я, – Джефф уже устраивал ей допрос с пристрастием.

– А я еще нет.

– Я совсем не хочу доставлять тебе столько хлопот.

– Не переживай, – говорит Куп, – у меня намечается выходной, погода замечательная, в Поконосских горах начинают желтеть листья. Я отлично прокачусь.

– Тогда конечно, – говорю я, – как насчет полудня?

– Годится.

Хотя мы говорим по телефону, я знаю, что Куп в этот момент кивает. Я чувствую.

– Там же, где всегда.

– Ну прямо свидание, – отвечаю я.

Куп снова становится серьезным.

– Только, пожалуйста, до моего приезда соблюдай осторожность. Ты, конечно же, считаешь, что я раздуваю из мухи слона, но это не так. Мы ее не знаем, Куинси. С ней случилось много плохого. Кто знает, возможно, это на ней сказалось. Мы не знаем, на что она способна.

Я сижу на краю ванны, плотно сжав коленки. Вдруг меня пробирает озноб – в голове молнией вспыхивает голос Джоны Томпсона. «Это касается Саманты Бойд. Она вас обманывает». Беспринципный мерзавец.

– Не волнуйся, – говорю я Купу, – думаю, она тебе понравится.

Мы прощаемся, и под занавес разговора Куп привычно просит звонить или присылать СМС, если мне от него что-то понадобится.

Я склоняюсь над раковиной, брызгаю в лицо водой и полощу зубы щедрой порцией зубного эликсира. Потом, глядя на себя в зеркало, сложила губы бантиком, стараясь выглядеть посексуальнее и мысленно готовясь продолжить с того самого момента, на котором мы с Джеффом остановились. Несмотря на несвоевременное вмешательство Купа, желание, которое я перед этим ощутила, сохранилось практически в первозданном виде. А может, даже стало сильнее. Мне не терпится побыстрее прыгнуть в постель и довести начатое до конца.

Но, выйдя из ванной, я вижу, что Джефф крепко спит – то ли просто утомившись, то ли устав ждать меня.

В полночь мой разум вял и апатичен, но тело бодрствует как никогда. Я выспалась днем, и теперь во мне гудит энергия. Я кручусь и ворочаюсь под одеялом – с ним мне жарко, но без него холодно. А вот Джеффу явно ничего не мешает. Он тихонько посапывает рядом со мной, недоступный для окружающих. Оставив попытки уснуть, я встаю, надеваю джинсы, футболку и кардиган. Кажется, сейчас самое время что-нибудь испечь. Например, старомодные яблочные рогалики. Следующий пункт в расписании «Сладостей Куинси», уже отстающих от графика на целый день.

Подойдя к гостевой комнате, я останавливаюсь. Теперь это, видимо, комната Сэм. Поскольку из-под двери пробивается полоска света, я один-единственный раз неуверенно хлопаю по ней ладонью.

– Открыто, – говорит Сэм.

Переступив порог, я вижу, что она сидит в углу и роется в рюкзаке. Вытаскивает из него сережки из «Сакса» и бросает на кровать. Их вид как обухом по голове воскрешает воспоминания. Я о них совершенно забыла.

– Я вынула эти штуки из твоей сумочки, когда ты вернулась, – объясняет она мне, – мало ли, вдруг Джефф туда заглянул бы.

– Спасибо, – отвечаю я, угрюмо глядя на сережки, – не думаю, что они мне теперь нужны.

– Тогда я возьму их себе, – Сэм хватает сережки и кладет обратно в рюкзак, – мы ведь не можем их вернуть. Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше, – говорю я, – но теперь не могу уснуть.

– Да, у меня со сном тоже проблемы.

– Джефф сказал, что вы с ним сегодня поговорили. Я рада… Точнее, мы рады, что ты сейчас с нами. Если что понадобится, сразу мне скажи. Располагайся как дома.

Впрочем, она уже расположилась и без моего приглашения. На прикроватной тумбочке лежит несколько книжек. Какая-то фантастика в мягких обложках и экземпляр «Искусства войны» в твердой. Открытое окно не в состоянии истребить витающий в воздухе запах табачного дыма. Пепельница-кошелек стоит на подоконнике.

– Прости, что бросила тебя сегодня, – говорю я, – надеюсь, ты не слишком скучала.

– Все в порядке.

Сэм садится на кровать и хлопает ладонью по матрацу, приглашая меня присоединиться к ней.

– Я прогулялась по району, отлично поболтала с Джеффом.

– Обещаю завтра исправиться, – заверяю я, – кстати, в полдень мы должны встретиться с одним человеком. Его зовут Фрэнклин Купер.

– Тот коп, который спас тебе жизнь?

Как странно, что Сэм его знает. Она и правда все обо мне разузнала.

– Ага, – говорю я, – ему хочется с тобой увидеться. Познакомиться.

– И посмотреть, не больная ли я, – замечает Сэм, – не волнуйся, я все понимаю. Ему нужно убедиться, что мне можно верить.

Я откашливаюсь.

– С учетом этого не говори ему о «Ксанаксе».

– Само собой, – говорит Сэм.

– А также о…

– О скидке в пять пальцев, которой ты иногда пользуешься?

– Да, – отвечаю я, благодарная ей за то, что мне не надо произносить это вслух, – об этом тоже.

– Я буду вести себя, как самая примерная девочка, – заверяет меня Сэм, – обещаю даже не ругаться.

– Потом мы можем стать туристами. Сходим в «Эмпайр Стейт Билдинг», в «Рокфеллер-Центр», куда пожелаешь.

– В Центральный парк?

Я не могу сказать с уверенностью, шутит она по поводу случившегося прошлой ночью или нет.

– Если хочешь, то можно.

– Зачем тогда ждать? Пошли сейчас?

Да, это действительно шутка.

– Это плохая идея, – говорю я.

– Но все же лучше, чем наблевать на репортера.

– Я же не нарочно.

– Он что-нибудь тебе сказал?

Мне в голову снова закрадывается настойчивый голос Джоны Томпсона, но я опять от него отмахиваюсь. Сэм солгала мне лишь в одном – не сказала, что взяла себе другое имя, но теперь я знаю и об этом. Джона сам мне лгал, чтобы я доверилась ему и показала свое нутро. Я и правда показала, вот только не так, как он ожидал.

– Ничего существенного, – говорю я, – я пошла к нему не слушать, а говорить. Точнее, орать.

– Молодец.

В голову приходит еще одна мысль, от которой мой голос тут же становится тише.

– А почему ты со мной не пошла? Почему отговаривала идти меня?

– Потому что тебе надо учиться выбирать противника, – говорит Сэм. – Я давно поняла, что воевать с журналистами бесполезно. Они все равно тебя обыграют. А таких, как этот гнилой Джона Томпсон, это только подзадоривает. Возможно, завтра мы снова окажемся в том журнальчике.

От этой мысли мое тело будто деревенеет от страха.

– Если так, то извини.

– Тоже мне нашла проблему. Честно говоря, я рада, что тебя хоть что-то вывело из себя.

В ее глазах воспламеняется какая-то искра.

– Ну и как тебе было с ним ругаться?

Я на несколько секунд задумываюсь, пытаясь отделить мои истинные чувства от тех, что были навеяны «Ксанаксом». Мне, пожалуй, понравилось. Нет, поправка: мне точно понравилось. Я чувствовала себя в своем праве, энергичной, сильной – пока меня не начало тошнить.

– Хорошо было, – отвечаю я.

– От злости всегда так. Ты еще сердишься?

– Нет, – отвечаю я.

– Врешь, – возражает она, слегка толкая меня в бок.

– Ну хорошо, да, я все еще сержусь.

– Если так, то возникает вопрос: что ты с этим собираешься делать?

– Ничего, – отвечаю я, – ты же сама только что сказала, что с журналистами воевать бесполезно.

– Я говорю не о журналистах. Я говорю о жизни. Об этом мире. В нем полно горя, несправедливости и женщин, пострадавших от мужчин, как мы. Очень мало кто на этом заморачивается. И еще меньше начинают сердиться и что-то делать.

– И ты одна из них, – говорю я.

– Да, черт возьми! Хочешь ко мне присоединиться?

Я смотрю на Сэм и вижу полыхающие в ее глазах неистовые огоньки. Сердце бьется на один-два удара быстрее, в груди что-то трепещет, легкое, как крылья бабочки, царапающейся о внутренние стенки куколки. Неутоленная жажда, понимаю я. Жажда испытать то же чувство, которое охватило нас с Сэм утром. Желание быть ослепительной.

– Не знаю, – отвечаю я, – может быть.

Сэм хватает куртку, натягивает на себя и резко задергивает молнию.

– Тогда пойдем.

Я справлюсь.

Так я говорю себе.

Боже мой, мы же собрались не в затерянный в глуши лес, а всего лишь в Центральный парк. У меня с собой перцовый баллончик. Рядом Сэм. С нами все будет хорошо.

Но стоит выйти из дома, как на меня тут же набрасываются сомнения. Ночной воздух пронзительно холоден. Пока Сэм закуривает, стоя на крыльце, я потираю руки, чтобы согреться. Потом мы отправляемся в путь по Коламбус-авеню, Сэм идет впереди, оставляя шлейф дыма. Сердце мое бешено стучит.

На подступах к западной оконечности парка тревога усиливается еще больше. Ситуация явно вышла за рамки нормальной, я чувствую это нутром, будто сознание превратилось во внутренний орган из плоти и крови и теперь пульсирует какой-то необъяснимой тоской. Нас не должно здесь быть. Только не в такой час.

Еще совсем недавно мне хотелось почувствовать себя ослепительной, но я чувствую себя маленькой, тусклой и пустой.

– Мне кажется, мы уже отошли от дома довольно далеко.

Студеный ветер уносит мои слова с собой. Впрочем, не думаю, что Сэм повернула бы назад, если бы меня услышала. Она решительно переходит улицу, поворачивает направо и направляется к входу в парк, расположенному в квартале отсюда. Я прибавляю шагу, повторяя маршрут моих утренних пробежек, и догоняю ее.

– И зачем мы сюда пришли? – спрашиваю я.

– Увидишь.

Сэм выбрасывает окурок и заходит на территорию парка. Я замираю у входа, мимо проезжает автомобиль, его фары выхватывают меня из мрака, отбрасывая на тротуар тень. Я хочу уйти. Я уже поворачиваю назад. Тело сжимается в тугой комок, готовое совершить спринтерский забег до самой квартиры, нырнуть в постель и прижаться к Джеффу. Но я больше не вижу Сэм – ее поглотил черный зев парка.

– Сэм, вернись!

Ответа нет.

Я жду, в надежде, что она вот-вот вернется и с ухмылкой на лице заявит, что это всего лишь очередная проверка, которую мне не удалось пройти. Однако ее все нет и нет, и мое беспокойство возрастает. Сэм в парке одна. Посреди ночи. Да, она и сама может о себе позаботиться, я это знаю, но все равно волнуюсь и еще сильнее сжимаю пальцами в кармане тонкий резервуар перцового баллончика. И проклинаю себя за то, что не приняла «Ксанакс». Потом тревожно делаю глубокий вдох и вхожу в ворота.

Сэм стоит у входа. Она совсем не заблудилась – просто слилась с тенью, ожидая, когда я ее догоню. На лице ее читается нетерпение. А может, и раздражение, точно сказать не могу.

– Пойдем, – говорит она, хватает меня за руку и тащит за собой.

Эту часть парка я знаю хорошо, я была здесь тысячу раз. Слева от нас детская площадка Дайаны Росс, ворота которой закрыты и заперты на замок, справа выход на Семьдесят Девятую улицу, пересекающую парк. Однако ночь преобразила окрестности, сделав их незнакомыми и запретными. Я едва их узнаю. По земле стелется трепещущий, плотный туман, шелестя по коже, окружая уличные фонари призрачными ореолами и приглушая их сияние. Размытые пятна света ползут по траве, путаются в зарослях, отчего те кажутся гуще и мрачнее.

Я стараюсь гнать от себя мысли о деревьях, окружающих «Сосновый коттедж», хотя ни о чем другом думать не могу. Этот густой лес, полный скрытых опасностей. Я будто вернулась туда опять и вот-вот брошусь в чащу, спасая свою жизнь.

Сэм все больше углубляется в парк. Я следую за ней, хотя тревога настойчиво твердит: «Это опасно. Мы совершаем ошибку».

Сквозь туман смутно виднеются очертания театра «Делакорт». Прямо за ним расположился Бельведерский замок, миниатюрная крепость на торчащей из земли глыбе. Окутанный белой пеленой, его силуэт порождает воспоминания о сказочных лесах.

В таком месте, думаю я, вполне можно заблудиться. Сбиться с пути и исчезнуть навсегда.

Как Жанель. Как все они.

Но пока мы с Сэм направляемся на юг, стараясь держаться ближе к западному краю парка. Несмотря на поздний час, мы не одни. Вдали движущимися тенями мелькают и другие люди. Вот быстро пробегает парочка, будто разрезая туман низко склоненными головами. Сзади слышится частое дыхание полночного бегуна, из его наушников чуть слышно доносится музыка. При их появлении мое сердце каждый раз грохочет, словно оркестровые тарелки.

Еще нам попадаются одинокие мужчины с подернутыми туманной дымкой лицами, бороздящие тропинки парка в поисках сильных эротических ощущений в виде запретного, анонимного секса. Большинство из них одеты совершенно одинаково, будто соблюдают некий дресс-код: спортивные штаны, дорогие кроссовки и толстовки с капюшонами, обязательно расстегнутые так, что видно футболки. Выныривая из тумана, они движутся во всех направлениях, рыская, наворачивая круги, выискивая своих жертв. На нас с Сэм смотрят только раз и тут же оставляют в покое, понимая, что мы совсем не их типаж.

– Пора возвращаться, – говорю я.

– Расслабься, – отвечает Сэм.

Она так же неутомима, как эти самцы, осторожно высматривающие добычу. Ее что-то явно толкает вперед. Голод. Потребность. Она усаживается на скамью и оглядывает окрестности, нервно притопывая правой ногой. Недавний блеск в глазах сменился суровостью, холодный взгляд теперь отливает угольной чернотой.

Я сажусь рядом, сердце бьется так гулко, что вот-вот задрожит скамья. Сэм достает из кармана куртки сигарету и закуривает. Яркая искра зажигалки в тумане тут же привлекает внимание одного из ночных охотников – затянутый в кожу мотылек летит на огонь. Я съеживаюсь, когда он подходит ближе. Рука в кармане стискивает перцовый баллончик.

Он останавливается перед скамейкой, и черты его лица обретают ясность. Гибкий и красивый, с колючей щетиной, очерчивающей линию нижней челюсти. От него исходят флюиды сумрачной сексуальности.

– Привет, – произносит он глухим, извиняющимся голосом, будто здесь нельзя говорить, – закурить не найдется?

В ответ на его просьбу, Сэм лезет в карман, достает сигарету и сует ему в ладонь с ловкостью мелкого наркодилера. Потом щелкает зажигалкой, парень склоняется к ней, сжимая во рту сигарету, кончик которой вспыхивает и полыхает жаром, но уже мгновение спустя лишь тускло тлеет, едва видимый в ночи. Он кивает Сэм и выпускает струю дыма, тут же растворяющегося в тумане.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – отвечает Сэм, – удачной охоты.

Парень улыбается, притягательный и коварный. Он удаляется горделивым шагом и бросает через плечо:

– Удача, детка, здесь ни при чем.

И вот он исчезает, растворяясь в том же тумане, из которого совсем недавно вынырнул.

Я думаю о Нем. О совершенно другом времени. О совсем другом лесе. Если бы он только исчез тогда, растаял во мраке, точно так же, как этот, и оставил нас в покое.

– Сэм, я хочу домой.

– Ну что же, – отвечает она, – иди.

– А ты?

– Я не пойду.

– Что ты задумала?

Она вдруг настораживается и цыкает на меня. Потом встает и бросает взгляд в ту сторону, откуда мы пришли. Мышцы напряжены, тело готово вот-вот ринуться в атаку. Проследив за ее взглядом, я вижу, что так привлекло ее внимание. В облаке тумана появилась женщина в нескольких десятках метров от нас. В полном одиночестве она торопливо шагает по парку, прижимая к груди объемистую холщовую сумку. Молодая и, вероятно, голодная. Идет пешком по парку, желая сэкономить на такси, даже не думая о том, насколько скверная это затея.

За ее спиной выныривает мужчина – настолько близко, что его можно принять за ее тень. В толстовке и с капюшоном на голове он даже выглядит как призрак. Стремительно скользит, быстрее девушки, сокращая между ними расстояние. Понимая это, она прибавляет шагу: еще немного и побежит.

– Сэм? – говорю я, и сердце мое начинает гулко бухать в груди. – Ты думаешь он собирается ее ограбить? Или…

Хуже. Вот какое слово вертится у меня на языке. Или хуже.

Услышать ответ я не успеваю – получеловек-полутень уже набросился на девушку, одной рукой вцепился ей в плечо, а другую тянет то ли к холщовой сумке, то ли к прячущейся за ней груди.

Сэм срывается с места и устремляется вперед по дорожке, стук ее подошв смягчает туман. Я инстинктивно бросаюсь за ней, хотя очень смутно представляю себе, что сейчас произойдет.

Завидев Сэм, девушка отшатывается, как будто мы хотим на нее напасть. Ноги ее подгибаются, но она все равно пытается противостоять обидчику, выставив сумку перед собой, будто щит. Сэм огибает ее по широкой дуге, несется прямо на насильника и на полном ходу врезается в него.

Удар отрывает его от девушки и отбрасывает в траву. Сэм, шатаясь и пятясь, отходит от него. Девушка опрометью бросается прочь – ей хочется оглянуться, но страх берет верх. Я прыгаю к ней, поднимаю руки и встаю на пути. Внутри бурлит адреналин.

– Друзья! – говорю я. – Мы друзья!

Обидчик за ее спиной пытается бежать, поскальзываясь в траве. Сэм бросается к нему и прыгает на спину. Я быстро подвожу несостоявшуюся жертву к ближайшей скамейке, усаживаю, приказываю сидеть смирно, а сама несусь к Сэм.

Каким-то образом ей удалось поставить его на колени. Чем больше она на него наседает, тем ниже клонится его голова, чуть ли не тычась носом в траву.

В мозгу вспыхивают слова, которые чуть раньше произнес Куп: «Мы не знаем, на что она способна».

– Сэм, не покалечь его!

Мой голос прорезает тишину парка, отвлекая ее внимание. Она поднимает голову. Ненадолго, лишь на долю секунды. Но этого достаточно, чтобы он ее ударил. Его нога врезается ей в живот, она катится по траве.

Наш противник вскакивает, расставляет ноги и сгибает их в коленях. Спринтер на старте. Вот он уже мчится вперед, время от времени поскальзываясь на влажной траве. Сэм по-прежнему лежит на спине, пытаясь повернуться на бок, жадно ловя ртом воздух, чтобы утихомирить боль в животе. Еще не нокаут, но уже близко.

Я неуклюже пускаюсь за ним вдогонку, одновременно пытаясь нащупать в кармане перцовый баллончик.

Он уже полностью пришел в себя и мчится вперед. Но я все же быстрее – километры, которые мне пришлось пробежать в своей жизни, теперь оборачиваются преимуществом. Я хватаю его за толстовку и сдергиваю с головы капюшон. Под ней обнаруживается бейсболка, слегка сбитая набок. Я вижу прядь черных волос и шоколадную кожу на затылке. Достаточно всего лишь дернуть его как следует за капюшон, чтобы он затормозил и потерял равновесие, скользя кроссовками по траве и размахивая руками.

Он резко переворачивается на спину, и я ожидаю увидеть его лицо, но перед глазами лишь мелькает рвущаяся мне навстречу рука – размытая в стремительном движении. Потом следует удар, тыльная сторона ладони с такой силой хлещет меня по щеке, что голова дергается вправо.

Взор затуманивает трепещущая красная пелена. Такой боли я не испытывала уже много лет. Если быть точной, десять.

Побег из «Соснового коттеджа». Пронзительный крик в лесной чаще. Толстая ветка, с силой ударившая по голове.

Я словно в одночасье возвращаюсь туда и чувствую ту же глубокую, пульсирующую боль. Время сжимается и превращается в черный тоннель, который вот-вот меня поглотит, чтобы выплюнуть в том проклятом лесу, где случился весь этот кошмар.

Но ничего не происходит. Я возвращаюсь в настоящее и чувствую, как от шока цепенеет все тело. Выпускаю капюшон – рука разжимается сама собой. Сквозь кровавый туман я различаю очертания мужчины. Вырвавшись на свободу, он поворачивает на юг, убегает и вскоре исчезает из виду.

Вместо него в поле зрения появляются две другие фигуры, устремляющиеся ко мне с разных сторон. Одна из них Сэм, она подбегает сзади и зовет меня по имени. Вторая – девушка, которую мы только что спасли, она вскочила со скамейки и приближается ко мне, засунув руку глубоко в свою холщовую сумку.

– У вас кровь, – говорит она.

Чувствуя, что из ноздрей течет что-то горячее и влажное, я прижимаю к носу руку. Потом опускаю глаза и вижу, что на пальцах поблескивает кровь.

Девушка протягивает мне салфетку. Когда я прикладываю ее к носу, Сэм обнимает меня сзади, крепко прижимается к спине и говорит:

– Ни хрена себе! Девочка моя, да ты у нас настоящий боец.

Я дышу ртом, втягивая в себя бодрящий воздух, пропитанный едва уловимым ароматом травы. Все мое тело звенит от смеси адреналина, страха и гордости оттого, что Сэм, вероятно, права. Я действительно боец и сияю от радости.

Девушка, которую мы спасли – она до сих пор не сказала, как ее зовут, – тоже, похоже, поражена. Сквозь туман мы спешим к выходу из парка, и она глухим, испуганным голосом спрашивает, кто мы – самовольный патруль?

– Нет, – отвечаю я.

– Да, – говорит Сэм.

Когда мы оказываемся в западной оконечности парка, я ловлю такси и усаживаю девушку в машину. Перед тем как захлопнуть дверцу, сую ей в руку двадцатидолларовую купюру, насильно сжимаю ее пальцы и говорю:

– Это водителю. И никогда больше не ходите в парк одна в такое позднее время.

Когда я просыпаюсь, лицо все еще саднит тупой, ноющей болью, протянувшейся от скулы до носа. В душе я делаю воду такой горячей, какую только способна выдержать, и целых пять минут провожу, вдыхая пар и избавляясь от комков запекшейся в ноздрях крови. Потом подставляю лицо под ее струи, которые обжигающим жалом впиваются в кожу.

Когда в голове всплывают воспоминания о событиях прошлой ночи, тремор схватывает мои ноги с такой силой, что мне приходится прислониться к стенке душа. Просто невероятно, что я была так глупа, так рвалась к опасности. Тот парень в парке мог быть вооружен. Меня могли зарезать, застрелить, уничтожить. С учетом этого, мне еще повезло, что я отделалась одним ударом по лицу.

Выключив воду, я провожу рукой по зеркалу в ванной, образуя на затуманенной поверхности широкую прозрачную полосу. На щеке женщины, которая смотрит на меня, виднеется едва заметный синяк. Но при этом чрезвычайно чувствительный к прикосновениям. Стоит слегка надавить на него подушечкой пальца, как лицо тут же кривится от боли.

Новая боль пробуждает к жизни старые раны. Удары ножом в «Сосновом коттедже» не нанесли серьезного вреда, но оставили шрамы. Сегодня они пульсируют – впервые за много лет. Я слегка выгибаю спину, чтобы отметина на животе отразилась в зеркале. Тонкая молочно-белая линия, отчетливо виднеющаяся на раскрасневшейся от пара коже. Потом наклоняюсь немного вперед и присматриваюсь к двум меткам чуть ниже плеча, расположенным на расстоянии пары сантиметров друг от друга. Одна из них вертикальная, другая чуть наклонена и образует диагональ. Если бы нож был больше, они бы наверняка пересеклись.

Вытеревшись и одевшись, я чувствую, что боль отступила и превратилась в легкое покалывание. Неприятное, конечно, но я смогу с ним справиться.

На кухне, в преддверии встречи с Купом, я принимаю таблетку «Ксанакса», запивая ее виноградной газировкой, и жду, когда из своей комнаты выйдет Сэм. Она появляется через пару минут и выглядит совсем другим человеком. Убранные за уши волосы полностью открывают слегка тронутое макияжем лицо. Стрелки стали куда менее жирными, а рубиновый цвет на губах сменился розово-персиковым блеском. Отказавшись от ежедневного черного цвета, она надела темные джинсы, синие туфли на плоской подошве и ту самую блузку, которую вчера позаимствовала в «Сакс». В ушах болтаются прикарманенные мной золотые сережки.

– Ничего себе! – восклицаю я.

– Скажи, неплохо для телки в таком возрасте?

– Не то слово.

– Хочу произвести хорошее впечатление.

Пока мы идем в кафе, несколько раз ловим на себе взгляды прохожих, но невозможно сказать, чем они вызваны – статьей Джоны Томпсона или новым обликом Сэм. Скорее всего, последним. Мало кто смотрит на меня, а те, кто это делает, кажется, просто сравнивают меня с ней.

От этого не удерживается даже Куп, когда мы подходим к кафе, минуя его любимый столик у окна. Он через стекло быстрым кивком приветствует меня и бросает оценивающий взгляд на Сэм. Я чувствую в затылке легкий укол раздражения.

Когда мы входим, Куп встает. В отличие от нашей предыдущей встречи, сегодня он одет так, чтобы не выделяться на фоне богатой публики: на нем брюки цвета хаки и черная рубашка. Все это ему очень идет, короткие рукава выставляют напоказ тугие бицепсы и выпирающие из-под кожи вены.

– Вы, должно быть, Саманта, – говорит он.

Он медленно протягивает руку вперед, на его лице отражаются смущение и неуверенность. Сэм берет инициативу, подает ему руку через стол и сжимает его раскрытую ладонь.

– А вы, вероятно, тот самый полицейский Купер, – говорит она.

– Куп, – быстро отвечает он, – все называют меня просто Куп.

– А меня все называют Сэм.

Когда мы садимся, я выдавливаю из себя улыбку и говорю:

– Отлично! Вот мы и познакомились.

На столе перед Купом стоят две чашки. Кофе для него и чай для меня.

– Я хотел заказать что-нибудь и вам, Сэм, – говорит он, глядя на них, – но не знал, что вы любите.

– Кофе, – отвечает она, – я возьму сама. А вы пока поболтайте.

Вдоль череды столиков она направляется к стойке в глубине кафе. За одним из них расположился бородатый парень в надетой козырьком назад бейсболке. Видимо, писатель, судя по стоящему перед ним ноутбуку. Возле него лежит кожаная сумка, «Айфон» и сверкающая ручка с позолотой поверх блокнота. Он в восхищении следит за Сэм глазами. Она в ответ улыбается и кокетливо шевелит пальцами.

– Стало быть, это и есть Саманта Бойд, – говорит Куп.

– Собственной персоной.

Глядя на него через стол, я наблюдаю, как он смотрит на Сэм в дальнем углу кафе.

– Что-то не так?

– Нет, я просто не могу оправиться от удивления, – отвечает он, – никогда не думал, что она вот так объявится. Это все равно что увидеть привидение.

– Меня ее появление тоже удивило.

– Она совсем не такая, как я ожидал.

– А чего ты ожидал?

– Более жесткого человека, что ли. Тебе не кажется, что на той школьной фотографии она выглядит иначе?

Я могла бы сказать Купу, что Сэм совсем другая, что она специально ради меня сгладила острые углы, чтобы произвести на него впечатление. Но я молчу.

– Вчера я немного почитал о том, что случилось тогда в «Найтлайт Инн», – говорит он, – даже представить себе не могу, через что ей пришлось пройти.

– Да, жизнь обошлась с ней сурово, – говорю я.

– Как вы с ней поладили?

– Отлично. А вот с Джеффом они не на одной волне.

Куп позволяет себе слегка улыбнуться.

– Не скажу, что меня это удивляет.

– На самом-то деле тебе нужно знакомиться с Джеффом. Сэм – это временно, а вот Джефф, нравится тебе или нет, со мной надолго.

Не знаю, зачем я это сказала. Как-то само собой выскочило. Слабая улыбка на лице Купа в то же мгновение исчезает.

– Но спасибо тебе, что приехал, – чувство вины смягчает мой тон. – Это очень благородно, но я начинаю чувствовать себя обузой.

– Ну какая же ты обуза, Куинси? Ты никогда ей не была и никогда не будешь.

Куп смотрит на меня своими невероятными глазами. Я провожу пальцем по синяку на щеке, пытаясь понять, не высмотрел ли он эту неприметную розовую линию на скуле. Отчасти я надеюсь, что он об этом спросит, тем самым предоставив возможность выдать заранее заготовленную ложь: «Что? Ах, это! Ерунда, о дверной косяк ударилась». Но, к моему разочарованию, он через мое плечо смотрит на Сэм, которая как раз возвращается к нам с дымящимся кофе в руке. Проходя мимо писателя, она случайно задевает стол, и кружка опасно кренится.

– Ах! Простите! – восклицает она.

Тот поднимает голову и улыбается.

– Ничего страшного.

– Хороший ноутбук, – замечает она.

Потом усаживается рядом со мной, окидывает Купа беглым взглядом и говорит:

– Я представляла вас иначе.

– Хуже или лучше? – спрашивает он.

– Уродливее. Но явно ошибалась.

– Значит, вы и раньше знали, кто я такой?

– Разумеется, – говорит Сэм, – как и вы знали, кто я такая. Вот оно, могущество интернета. Теперь ни у кого нет секретов.

– Вы поэтому исчезли?

– Главным образом, да, – отвечает Сэм, – но теперь снова вернулась в мир живых.

– Это точно.

В голосе Купа сквозит нотка недоверия, как будто его не убеждает нарочитая благовоспитанность Сэм. Он откидывается на стуле, склоняет набок голову и окидывает ее точно таким же оценивающим взглядом, как перед этим она его.

– Почему вы решили вернуться?

– После случившегося с Лайзой я подумала, что смогу поддержать Куинси, – отвечает Сэм и тут же добавляет, – если, конечно, она в этом нуждается.

– Куинси не нужна помощь, – заявляет Куп с таким видом, будто я не сижу прямо перед ним, будто я превратилась в невидимку, – она сильный человек.

– Но я-то этого не знала, – говорит Сэм, – и поэтому приехала.

– Вы надолго приехали?

Сэм беззаботно пожимает плечами:

– Может быть. Я еще не решила.

Я делаю глоток чая. Слишком горячий – жидкость обжигает язык. Но я все равно продолжаю пить, в надежде, что боль избавит меня от раздражения, вновь пробивающего себе путь к затылку. На этот раз оно вырастает до размеров отпечатка пальца на коже головы.

– Сэм взяла себе другое имя, – говорю я, – именно поэтому ее никто не мог найти.

– Правда?

Брови Купа удивленно ползут вверх. Я жду, что он вот-вот прочтет лекцию наподобие той, которую когда-то адресовал мне, услышав о моем намерении поменять имя. Но вместо этого он говорит:

– Я не буду спрашивать, ни где вы скрывались, ни под какой фамилией теперь живете. Надеюсь, что со временем вы доверитесь мне и расскажете все сами. Единственное, о чем мне хотелось бы вас попросить, это связаться с близкими и все им рассказать.

– Но семья была одной из причин моего исчезновения, – спокойно отвечает Сэм, – у нас и до «Найтлайт Инн» были напряженные отношения, а после все стало еще хуже. Я, конечно, их люблю и все такое прочее, но некоторые семьи просто не могут быть вместе.

– Я мог бы сам связаться с ними от вашего имени, – предлагает Куп, – просто сообщить, что у вас все в порядке.

– Не могу вас об этом просить.

Куп пожимает плечами.

– Вы и не просите. Я сам предложил.

– В вас говорит истинный слуга народа, – говорит Сэм, – вы работали только в полиции?

– Не только. Я был военным. Моряком.

– По-настоящему воевали?

– Бывало, – Куп отводит взгляд и смотрит на мир за окном, чтобы не смотреть ей в глаза. – В Афганистане.

– Черт! – восклицает Сэм. – Наверняка повидали немало дерьма.

– Повидал. Но говорить об этом не хочу.

– Значит, у вас с Куинси есть что-то общее.

Куп отворачивается от окна, но смотрит не на Сэм, а на меня. Его лицо опять принимает какое-то непонятное выражение. Будто на него вдруг накатывает тягучая, всепоглощающая тоска.

– С душевными травмами каждый справляется по-своему, – произносит он.

– И как со своими справляетесь вы? – спрашивает Сэм.

– Езжу на рыбалку, – отвечает Куп, – охочусь. Много хожу пешком. Как типичный пенсильванский парень.

– Помогает?

– Обычно да.

– Пожалуй, мне тоже стоит попробовать, – говорит Сэм.

– Я с удовольствием как-нибудь возьму вас с Куинси на рыбалку.

– Куинси была права, вы действительно супер.

Она тянется к Купу через стол и сжимает его руку. Он не противится. Мое раздражение все растет. Плечи охватывает напряжение, пробиваясь сквозь ватный слой «Ксанакса». Мне хочется принять еще одну таблетку. Как бы не превратиться в женщину, которая нуждается в такой вот второй таблетке.

– Мне нужно в туалет, – говорю я, хватая со стола сумочку, – ты со мной, Сэм?

– Конечно, – говорит она, подмигивая Купу, – девушки удивительно предсказуемы, правда?

Направляясь вглубь кафе, она опять машет рукой сидящему за столом писателю. Тот отвечает тем же. Мы с Сэм протискиваемся в туалет, рассчитанный только на одного человека, и, прижавшись друг к другу плечами, встаем перед запыленным зеркалом.

– Хорошо у меня получается? – спрашивает Сэм, проверяя, все ли в порядке с макияжем.

– Вопрос в том, что именно получается.

– Быть приветливой. Ты ведь этого хотела, разве нет?

– Да, но…

– В чем тогда дело?

– Просто немного сбавь обороты, – говорю я. – Если переборщишь, Куп сразу поймет, что это игра.

– И у нас будут неприятности?

– Просто это все осложнит.

– Я не против сложностей.

Я роюсь в сумочке в поисках завалявшейся где-нибудь таблетки «Ксанакса».

– Куп против.

– Вот оно что, – многозначительно говорит Сэм. – Значит, у вас с ним сложности.

– Он мой друг, – говорю я.

– Конечно-конечно. Друг.

– Да, друг.

На дне сумочки обнаруживается пара заблудших пластинок жвачки и одинокая, покрытая ворсинками таблетка «Ментоса». «Ксанакса» нигде нет. Я рывком задергиваю молнию.

– Да я не спорю, – говорит Сэм.

– Нет, просто намекаешь.

– Я? – восклицает она, притворяясь обиженной. – Разве я могу намекать, что ты хочешь замутить с этим горяченьким копом?

– Ты только что это сделала.

– Я просто говорю, что он горяченький.

– Никогда не замечала.

Сэм достает блеск для губ и быстро проводит им по губам.

– А вот это ты врешь, девочка моя. Такого нельзя не заметить.

– Правда, никогда. Он спас мне жизнь. После такого не будешь смотреть на человека, как на сексуальный объект.

– Парни будут. Может, тайком, но будут.

Сэм говорит со мной мудрым всезнающим тоном. Как будто старшая сестра, дающая младшей советы об интимной жизни. Интересно, какие мужчины ее интересуют? Вероятно, немного старше нее. Байкеры с накаченной грудью, крепким характером и сединой в бороде. А может, она любит помоложе. Бледных, стройных парней, таких неопытных, что они радуются даже поспешной мастурбации.

– Если даже так, – возражаю я, – то Куп слишком порядочен, чтобы превращать это в проблему.

– Порядочен? – восклицает Сэм. – Он же коп. По моему опыту, они трахаются как перфораторы.

Я ничего не отвечаю, понимая, что она лишь пытается вызвать мое неодобрение, а потом отчитать за то, что я такая паинька. Жанель всегда так делала.

– Да расслабься ты, – говорит Сэм, – я шучу.

Еще одна уловка Жанель – тут же отъезжать, осознав, что ситуация зашла слишком далеко, пожимать плечами и выдавать все за шутку. Сэм сегодня даже ее превзошла.

– Прости, Куинни. Не беспокойся, я сбавлю обороты, – говорит она, потом опускает руку в карман и добавляет. – Кстати, я подумала, тебе это понравится. Для твоего ящичка сокровищ.

Она достает ручку с позолотой, изящную и сияющую, как серебряная пуля, и вкладывает в мою ладонь. Раньше она принадлежала писателю из кафе. Теперь нам. У нас появился еще один общий секрет.