Два года после «Соснового коттеджа»

Дома никого нет. Тина без конца повторяла себе это, стуча в выгоревшую на солнце дверь. Дома никого нет, ей нужно просто уйти.

Но вот уйти она как раз не могла. У нее остался всего один доллар.

Тина попыталась устроиться сама, и поначалу у нее даже получилось. Благодаря той милой даме из агентства, она нашла работу, пусть даже всего лишь сортировщицей в супермаркете, и место в общежитии, построенном специально для таких, как она. Но бесконечные нарушения санитарных норм погубили магазин, и в итоге ей даже нечем было платить за жилье. Пособия по безработице хватало лишь на еду и проезд на автобусе.

В итоге она вернулась обратно в Хэзлтон и все стучала в дверь дома, который не видела четыре года, моля Бога, чтобы ей никто не открыл. Когда по ту сторону все же загремел замок, она чуть не бросилась бежать. Лучше сдохнуть с голоду, чем явиться сюда. Но усилием воли Тина все же заставила себя остаться стоять на потрепанном придверном коврике.

Открывшая ей женщина растолстела с тех пор, как Тина ее в последний раз видела, и задница у нее теперь была величиной с двухместный диван. Она прижимала к себе ребенка – извивающийся, орущий, краснолицый кусок дерьма в свисающем подгузнике. При взгляде на него у Тины оборвалось сердце. Еще один ребенок. Несчастное, обреченное существо.

– Здравствуй, мамуля, – сказала Тина, – вот я и дома.

Мать посмотрела на нее, как на незнакомку. Потом втянула свои жирные щеки и скривила губы.

– Здесь тебе не дом, – сказала она, – твоими же стараниями.

У Тины сжалось сердце, хотя это было в точности то, чего она ожидала. Мать никогда не верила, что Эрл проделывал с ней все это. Трогал ее, ласкал и забирался к ней под одеяло в три часа ночи. «Тссс!» – говорил он, обдавая ее пивным душком. – «Маме не говори».

– Ну пожалуйста, мам, – сказала Тина, – мне нужна помощь.

Ребенок задергался еще сильнее. Интересно, ему хоть сказали, что у него есть сестра? Хоть раз о ней упомянули? Сквозь крики из гостиной пробился мужской голос.

Тина понятия не имела, кому он принадлежит.

– Кто там?

Мать пристально посмотрела на нее.

– Да так, шушера всякая шляется.