Глава пятая
Майор Рязанов ворочался на жесткой солдатской койке под сводом брезентовой палатки. Он тоже от кого-то отстреливался, полз, огребая порезы и гематомы, терял сознание, приходил в себя. Над ним склонялась женщина, такая же страшная, как авианосец «Адмирал Кузнецов». Она сжимала его горло слабыми руками, в которых таилась невероятная сила, вкрадчиво урчала.
Его бывшей жене Людмиле снова чего-то хотелось! Они разошлись два года назад, когда еще не было никакой Сирии, а террористов спецназовцы обезвреживали, не выбираясь за пределы ближнего зарубежья. Он отдал ей все, чтобы отстала — квартиру, машину, какие-то деньги на банковских картах.
Детей они не нажили, зато Максим угробил ее лучшие годы, которые никто не вернет. За это, по мнению Людмилы, ее отставной супруг должен был расплачиваться. Любил ведь он эту въедливую заразу! Оттого и отдал ей все, что у него было, а потом еще несколько месяцев перечислял половину зарплаты, которую ему все равно не на что было тратить.
У него имелась информация о том, что его бывшую подцепил ушлый чиновник из городской администрации — при машине, жрущей горючку, как танк «Армата», при нескольких квартирах. Этот фрукт даже проходил по делу о вымогательстве, к сожалению, в качестве свидетеля. Максиму уже было все равно, хотя в глубине души он жалел этого человека. Рязанов заранее знал, что такая дамочка высосет из него все, что он нажил непосильным трудом! Впоследствии так и оказалось. Свидетель плавно стал обвиняемым, а его имущество уже было переписано на бывшую супругу майора спецназа, тогда еще капитана. Ей оно и досталось после того, как ее возлюбленный загремел в кутузку.
Этой ночью она опять к нему явилась, поглаживала горло, щекотала кожу острыми коготками. «Я знаю, дорогой, сколько ты получаешь в Сирии. Мне рассказали. Согласись, это неприлично. В то время, когда твоя бывшая жена доедает последнюю корку хлеба, ей совершенно нечего надеть, приходится ютиться по разным углам!»
Он снова готов был отдать ей все, лишь бы отстала, только бы не слышать этот голос, ставший ненавистным! Он не выносил ее истерики про «бесцельно прожитые годы». В Людмиле таился огромный ядерный потенциал. Не баба, а полторы Хиросимы!
Личная жизнь Максима после развода решительно не складывалась. Две командировки в Сирию. Первая не затянулась. Да и провинция Латакия, где находилась российская база, выглядела живописно, а побережье овевал приятный средиземноморский ветерок. Щемящий роман со студенткой мединститута, с которой он столкнулся, навещая в госпитале раненого товарища. Она училась в интернатуре, сдавала все экзамены на пять.
Разница в десять лет показалась им несущественной. Поначалу они и не поняли, в какую глупость вляпались. Она перебралась с вещами на его арендуемую жилплощадь, а он смотрел на это дело сквозь пальцы. Классик оказался прав: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Лишь промучились два месяца — хотя характер у избранницы был ангельский.
Однажды, вернувшись с недельного задания, он обнаружил, что в квартире нет ни девушки, ни ее вещей, зато есть записка, при чтении которой на его глаза навернулась скупая мужская слеза.
«Не переживай, майор, — утешал его потом однополчанин. — Чем меньше девушку мы любим, тем больше денег в кошельке».
Возможно, бывшая приложила руку к этому событию. Она звонила ему пару раз, выспрашивала елейным голоском, как у него с личной жизнью, не нужен ли совет умудренной опытом женщины? Не случись вторая командировка, он бы ее убил!
Платили спецназу, конечно, щедро, но он не задумывался, какая сумма оседает на его счете. Чем больше получаешь, тем меньше у тебя остается времени на то, чтобы тратить заработанное.
Боевые операции в провинции Алеппо, сопровождение гуманитарных грузов, наведение огня авиации. Они дважды спасали наших вертолетчиков, угодивших в аховое положение. Спецназ был задействован по полной программе. Группа подполковника Авилова, при котором Максим числился заместителем, прошла через всю Сирию — благо расстояния в этой стране не такие, как в Сибири.
— Что тебе снится, крейсер «Аврора»? — спросил его подполковник Авилов. — Поднимайся, майор, на гражданке будешь спать. Ты весь лимит по сну на эту неделю вычерпал.
Офицер спит — служба идет, и деньги капают. Имелась у майора смелая мыслишка на кровно заработанные приобрести небольшой домик «у пруда в Подмосковье», а когда все кончится, зажить обычной скучной жизнью российского обывателя. Здравый смысл хихикал. Мол, ну, ты и фантаст! Но кто мешает мечтать?
Сквозь откинутый полог в офицерскую палатку лезло жаркое арабское солнце. Зима была какой-то странной. Умеренная прохлада к концу ноября сменилась теплом, которое переходило в зной. Нормально дышать можно было только ночью — когда человеку следует спать.
— Снова бывшая явилась? — посочувствовал подполковник Авилов.
Он возился с тактическим жилетом и окутывал палатку дымом американских сигарет.
— Это было ассорти, — признался Максим, свесил ноги на пол и спросил: — Мы куда-то едем?
— Боюсь, что да, — ответил командир группы. — Но для начала послушаем, что нам расскажут. Поднимайся, майор. Здесь Муханов, а с ним загадочный паренек из местных. Я тебя предупреждал.
Майор Муханов Юрий Владимирович имел позывной «Мазда» и не самый скверный характер. Центральное управление боевых операций возглавлял генерал-лейтенант Подшивалов. Муханов был его помощником. Прибытие майора могло означать все что угодно, кроме визита вежливости.
— Хорошо, Даниил Александрович, только побреюсь, а то на душмана похож.
— Никаких «побреюсь»! — заявил Авилов. — Сегодня тот самый редкий случай, когда бриться нельзя. Парней я уже предупредил. Пока не знаю, с чем это связано, можно только догадываться.
Беседа проходила на краю объекта, где стояли бетонные бараки бывшего кирпичного завода. Военная база жила своей рутинной жизнью. Прибыла грузовая вертушка, ее разгружали люди в комбинезонах. На полосе препятствий мельтешили оголенные по пояс фигуры. На западе, где равнина переходила в волнистую местность, барражировал караульный беспилотник. База была немаленькая. Отсюда осуществлялось материально-техническое снабжение частей, дислоцированных в стране. За холмом находился аэродром с хорошей полосой и двумя десятками ангаров. «Мирную» жизнь военнослужащих, помимо стандартных средств ПВО, обеспечивал зенитно-ракетный комплекс «С-300», расположенный в Эль-Газе и способный уничтожать все средства воздушного нападения в радиусе нескольких сот километров.
В помещении, огороженном от гула прочными стенами и двойными стеклопакетами, находились двое мужчин. Военный средних лет в «пустынном» камуфляже без знаков различия и невысокий жилистый паренек восточной наружности, одетый в джинсы, однотонную футболку и легкую безрукавку, простирающуюся почти до колен. Он сидел на подоконнике, сунув руки в карманы штанов, и усердно делал вид, что оказался здесь случайно. Нижнюю часть молодого лица покрывал темный пушок. Глаза были карие, большие. Он чем-то напомнил Аладдина из старого голливудского мультика. С этим образом диссонировала шишка на лбу — большая, выпуклая и фиолетовая.
— Приветствую, товарищи офицеры, — Муханов исподлобья оглядел прибывших. — Спасибо, что пришли.
— Вы откуда, Юрий Владимирович? — поинтересовался Авилов.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
Паренек восточной наружности слез с подоконника и располагающе улыбнулся. Он не вызывал отрицательных вибраций и пока не настораживал.
— Из Алеппо, Даниил Александрович, — отозвался Муханов. — Прибыли, так сказать, первым утренним дилижансом, под сенью дружеских штыков.
— Ну и как там?
— Пока затишье, — Муханов зачем-то посмотрел на наручные часы. — Все выдохлись. И наши друзья, и наши враги. И даже мы сами. Прошу любить и жаловать, товарищи офицеры: Али Бассам — военная разведка президента Асада. Ценный и лояльный сотрудник разведывательного ведомства, имеющий личный счет к радикальным исламистам. На внешность и манеры внимания не обращайте. Сотрудник действительно незаменимый. Знает русский язык.
— Откуда, приятель? — спросил Максим, пожимая узкую, но твердую ладонь ценного кадра.
— Мама из Уфы, — негромко сообщил военный разведчик по-русски, с едва заметным акцентом. — Я родился в 89-м году — прошу прощения, если выгляжу моложе. Отец учился в СССР, окончил авиационный институт. С мамой на лекции познакомились. Тогда у нас еще все тихо было, люди учились, работали, никто не воевал. Они приехали в Дамаск, когда мне год исполнился. Не знали, что навсегда тут застрянут.
— Да ты наш человек, — с улыбкой проговорил Авилов. — Я так понимаю, у тебя имеется что сказать, Али. Шишку где получил?
— Рассказывай, Али, — заявил Муханов. — Этого парня ночью подобрали в Алеппо — бежал, как заяц, от боевиков. Сирийцы его пригрели, накормили, выяснили, что он именно тот, за кого себя выдает. Личность подтвердил генерал Рафик Шахадах, глава военной разведки. Он не засланный казачок, стопроцентно наш. Работал в тылу противника по заданию оперативного штаба, раздобыл кое-что интересное.
— Но это не значит, что его сведения достоверны, — проворчал Авилов. — Бывали случаи. Боевики сливали сотрудникам сирийской разведки ложную информацию, а потом давали им уйти. Верные люди невольно становились разносчиками опасного вранья.
Али помалкивал, только хитро улыбался. Поди пойми, что означала эта его восточная манера!
— Рассказывай, Али, — произнес Максим. — Мы обожаем информацию, полученную из первых уст. Тебе хватит знаний русского языка, чтобы все изложить и не запутаться?
— Хватит, господин офицер, — подтвердил сириец, — даже останется.
Он не стал растекаться мыслью по древу, обрисовал самую суть своих похождений. Похоже, мама основательно вбила в сынишку азы «великого и могучего», а отец — выпускник авиационного вуза — вложил мужские качества. Речь Али текла плавно, хотя и не была лишена эмоциональности. С чувством юмора у него проблем не имелось. Несколько раз ему приходилось усердно морщить нос, чтобы не рассмеяться.
— Ты, парень, прямо Али-экспресс, — пошутил Максим.
Улыбнулись все, включая героя дня.
— То есть наш Али обвел вокруг пальца самого зловещего Хураши, за которым давно охотится разведка. Он раздобыл информацию о месте сбора крутых полевых командиров, — заключил за парня Муханов. — Парень грамотно инсценировал свою гибель. Есть высокая вероятность, что сборище не отменят. Хураши — осторожный и хитрый лис, но должен понимать, что на войне все ходят под богом. Положение в Алеппо отчаянное. Город рассечен, боевики теряют квартал за кварталом, но сопротивляются отчаянно. Не Берлин, конечно, весной сорок пятого, но очень похоже. Правительственные силы и боевики несут огромные потери. Несколько кварталов духи отвоевали обратно. Сейчас они контролируют восточную часть Алеппо, а это обширная территория. На нас играет разобщенность их действий. Им трудно договориться — слишком разные люди и идейная база. Хураши идет на крайние меры — он готов объединиться со всеми, кто считает своим врагом Башара Асада. Этого допустить нельзя. Но вы грамотные люди, товарищи офицеры, сами все понимаете.
— Предлагаете просочиться в район и взять штурмом тщательно охраняемую гостиницу? — осведомился Авилов.
— Боже упаси, — Муханов покачал головой. — План придумал Али, а мы склонны согласиться с его предложениями. Место встречи — в самой клоаке, в десяти кварталах от линии разделения сторон. Никакая группа в это чрево не проникнет и даже в случае успешного завершения операции к своим не выберется. Предлагается поработать снайперам, гм.
Наступило молчание.
Али с любопытством разглядывал российских офицеров, потом проговорил:
— Я знаю этот город как свои пять пальцев. Я в нем учился, у меня там было много знакомых. Гостиница «Узрум» пострадала от обстрелов, в нескольких местах разрушена, но само здание стоит. Напротив гостиницы через дорогу есть деловой центр — до войны там были представительства авиакомпаний и офисы фирм, занимавшихся переработкой нефти. Рядом жилые здания, мечеть. Я был в том районе пару дней назад — по другим делам, не думайте. — Али немного смутился.
Этот парень определенно не был «засланным казачком», он свято верил в то, что говорил.
— Там повсюду руины. Боевики бульдозером очистили проезд для автомобилей и танков. Если забраться в деловой центр «Хеврон», на пятый или шестой этаж, то всю гостиницу мы будем видеть насквозь. Пути отхода — шахта лифта, основная и запасная лестницы.
— Ты собрался еще раз посетить эти места? — спросил Максим.
— Конечно, — ответил Али. — Вы классные специалисты, в этом никто не сомневается, но без моей помощи даже квартала не пройдете.
— Теперь обобщим все сказанное, — заявил Муханов. — Задача сложная, но мы должны с ней справиться. Всей группе в этой клоаке делать нечего. Пойдут трое, не больше. На полный рабочий день, так сказать. — Муханов усмехнулся: — Такой маленькой группе будет проще пройти в нужный квартал района Каннабия. Схему проникновения определите сами. Вмешиваться в вашу работу никто не будет. Али считает, что ночью идти не стоит — это иллюзия, что в темноте легче. Все ноги переломаете, да и бдительность у боевиков выше, чем днем. В светлое время там встречаются гражданские люди. Можно маскироваться под них или под исламистов. Отсюда пожелание. Непосредственные участники операции обязаны иметь соответствующую одежду и наружность, знать хотя бы несколько арабских слов.
— Чем будет заниматься основная часть группы? — спросил Авилов.
— Этот вопрос стоит проработать с сирийскими товарищами, — сказал Муханов. — Сутки на размышление, не так уж и мало. Всех подряд сирийцев в это дело посвящать не стоит, — майор покосился на молчащего Али. — Присутствующих это не касается, но не все там кристально честны и неподкупны. — Тут Али кивнул и тяжело вздохнул, признавая истинность данного утверждения. — Нам видится, что основная группа должна находиться вблизи линии раздела и по первому сигналу тревоги выступить на спасение своих товарищей.
— Глупо, — сказал Максим и поморщился. — Все тогда пропадут. Впрочем, стоит проработать варианты… — он задумчиво уставился на Авилова.
Муханов готов был поклясться, что они думают об одном и том же. Хороших снайперов в группе «Альфа» хватало, но вот со знанием арабского, да еще обладающих нужной внешностью…
— Подкинули вы нам ребус, майор, — заявил Авилов.
— Я знаю арабский, — произнес Максим, — не в совершенстве, но смогу объясниться, выдать себя за человека из другой местности — скажем, Ливии или Туниса. Вот только с наружностью…
— Ты смуглый, — сказал Авилов. — Сильно не свети своей «ростовской» физиономией, и тогда все прокатит. Как насчет Гибазова и Гарифуллина?
— Никак, — ответил Максим, — они такие же арабы, как вы, Даниил Александрович, — индеец чероки. У Гибазова другая квалификация — а «Корнет» мы с собой не попрем. Оба в арабском — ни бум-бум. Ладно, решим вопрос. Какие пожелания, Юрий Владимирович?
— Не тянуть резину, — вполне доходчиво сообщил Муханов. — Через полчаса пойдет конвой в Алеппо. Присоединяйтесь со своими людьми, Даниил Александрович. Генерал-лейтенант Подшивалов и генерал-майор Курсалов уже в курсе и желают вам всяческих успехов. Конвой пойдет до Хиджама, дальше опасно: юго-западные кварталы пока еще под контролем противника. Сирийская армия делает все возможное, но… — он снова покосился на тактично молчащего Али. — Из Хиджама пойдете на вертушке до района Джамия, который находится под нашим контролем. Дальше поступите в распоряжение полковника Ахмада Байдура — командира 9-й бригады, расположенной в означенном районе. Действуйте по обстановке, все тщательно просчитайте, но помните, что времени у вас далеко не вагон.
В этом мегаполисе, где до войны проживали больше двух миллионов людей, он еще не бывал. Российские спецчасти в городе не работали, там хватало своей неразберихи. Транспортный Ми-8 отстреливал тепловые заряды, шел на максимальной высоте. У исламистов имелись люди, способные применять ПЗРК. Разрушенным городским кварталам не было конца. Многие руины еще дымились. Бросались в глаза сравнительно целые районы, кое-где зеленели пальмы. Над одним из таких участков пилот и направил машину резко к земле.
— Ну все, — обреченно пробормотал Драгин, — наши асы приступают к падению.
Волнения не было — в квалификацию российских вертолетчиков все свято верили. Люди подтягивали амуницию, боролись с тошнотой — вертушку болтало, как судно в девятибалльный шторм.
Вертолетная площадка находилась во внутреннем дворе караван-сарая, пострадавшего от авианалета. Помещения постоялого двора использовались как временные убежища для беженцев, здесь отдыхали после боев сирийские военные. На месте колодца, засыпанного взрывом снаряда, красовалась спаренная зенитная установка. Рядом с ней разгружалась машина с боеприпасами.
Потом были бронированные джипы, долгая езда по городским улицам. Сирийские дети с большими глазами таращились в пуленепробиваемые стекла. В отбитых кварталах приступали к работе саперы из Международного центра по разминированию. На улицах среди гражданского населения мелькали плечистые парни в камуфляже и красных беретах — недавно прибывшее подразделение российской военной полиции. Бойцы группы посматривали на них с недовольством — уж больно видные мишени, ничего другого выдумать не могли?
Муханов вполголоса проговорил:
— Неподалеку район Аль-Фуркан, где находился тот самый госпиталь Минобороны, обстрелянный из минометов. Такие девчонки погибли — жалко до слез! Одну на месте убило, другая на больничной койке скончалась. Сирийский спецназ устроил вылазку в район, откуда велась стрельба, уничтожил пару минометов и кое-кого из обслуги. Остальные бежали, сгинули в руинах, их безуспешно преследовали. Явно американцы подкинули дружкам координаты, но как докажешь? Русские во всем виноваты, только они! А вчера пикап подорвался на одной из центральных улиц. Погиб полковник-инструктор, прекрасный человек и классный специалист. Взрывом ноги оторвало, оперативно доставили в госпиталь, но толку никакого — слишком много крови потерял.
Потом Муханов куда-то пропал, остался полковник сирийской армии — степенный, неторопливый, с роскошными усами и меланхолией в запавших глазах.
Он устало козырнул, выслушал доклад и сказал:
— Да, коллеги, я в курсе, работайте, вам никто не будет препятствовать. На этой улице еще мои люди, а вот за чайханой — уже джихад. Большая просьба в тех краях не высовывать голову. Слышите взрывы в соседних кварталах? Это батальон Республиканской гвардии подполковника Мансура пытается пробиться к автобусной станции. Дважды забирали объект и снова отдавали. У Мансура двенадцать погибших. Сегодня палестинцы из «Бригады аль-Кудс» подошли — и тоже дюжину потеряли. Бесполезно, там не пробиться. А отходить нельзя. Только отойдешь — эти бешеные собаки надавят, и еще больше потеряем.
Полковник принимал гостей в своем импровизированном штабе на переднем крае — в цокольном этаже разбомбленного каменного здания. Вдоль позиций разбегались траншеи, по ним сновали военные, подтаскивали пулеметы, одноразовые гранатометы. Кое-где после бомбовых ударов вскрывалась канализация — эти пустоты тоже осваивались.
— Ведем подземную войну, — просвещал визитеров сирийский командир, хищно раздувая усы. — Здесь проходит один из главных городских коллекторов. Мы чувствовали, что боевики пойдут по нему к нам в тыл, и вовремя заминировали его. Их десятка полтора шло, не заметили растяжку, сработала мина направленного действия — американская, кстати, мы неподалеку целый склад нашли. Половину на куски порвало, остальные успели в соседнюю шахту попадать, но наши парни их и там гранатами достали. Страшно туда спускаться — такая вонь в канализации.
Российская группа рассредоточилась по цокольному этажу. Сирийцы посматривали на бойцов «Альфы» с уважением и некоторой опаской. Авторитет, что ни говори. У офицеров — никаких опознавательных знаков. Выкладка — полная, включая приборы ночного видения и тепловизионную аппаратуру. Инструкции впитали, как Отче наш: с посторонними в доверительные беседы не вступать, никаких фамилий, званий, боже упаси поминать название и принадлежность подразделения. Проявлять подчеркнутую вежливость к гражданским лицам и военнослужащим САА. К боевикам — не надо. Перед отъездом с базы офицеров покормили, выдали сухой паек в расчете на сутки.
— Здесь мы и будем обживаться, Максим, — сказал Авилов, отведя Рязанова в сторону, — лучшей позиции не придумать. На ночь хозяева выдадут нам матрасы с одеялами — проживем как-нибудь, не привыкать. Действуй, майор, — теперь флаг тебе в руки и все козыри на бочку. Мне кажется, этому сирийскому пареньку можно доверять.
Максиму тоже так казалось. Али мог сгодиться в качестве проводника, подсказать оптимальную позицию для стрельбы. Складывалось впечатление, что русского (читай, башкирского) в этом пареньке больше, чем арабского — он предпочитал нетривиальные ходы, нестандартное мышление, не чурался самоиронии. Не так уж часто на Ближнем Востоке попадались люди с таким чувством юмора.
Жилое здание, куда завел его Али, находилось в ближнем тылу сирийских военных. Многоквартирный жилой дом. Население пользовалось газовыми баллонами, которые и жахнули, когда началось светопреставление. Дом выгорел полностью, остались только лестницы и стены. По всем углам лохматилась зола, чернели обугленные кости.
Али первым взгромоздился на шестой этаж, пробежал, пригибая голову, по узкому коридору и распростерся у обломков внешней стены.
— Ложитесь! — прошипел он, махая рукой. — Я могу показать вам десяток мест, откуда наверняка работают снайперы.
Эти слова парня подтвердились сразу. Пуля чиркнула по стене, ушла рикошетом. Им пришлось откатываться в сторону, искать другую позицию для наблюдения.
— Можно на «ты», — сказал майор, приподнимая голову. — Меня Максимом зовут.
— Договорились, — согласился Али. — Ты, кстати, знаешь, что хороший снайпер из американской М-40 может с расстояния километра снести тебе полчерепа?
— Знаю, — сказал Максим. — Из СВД он смог бы это сделать и с тысячи трехсот метров. На той стороне имеются приличные снайперы?
— Из арабов… не сказал бы, — ответил Али, — но там много наемников, в том числе с американскими паспортами. Одни служили в частных военных компаниях, другие продолжают это делать и сейчас. Есть британцы — ветераны SAS, им без разницы в кого стрелять. Они даже вид не делают, что воюют за веру. Есть индийцы, пакистанцы. Недавно наши белого парня расстреляли, удивились, решили, что русский. Оказался украинцем — мастером по стендовой стрельбе. Вот скажи, Максим, эти-то здесь с какого бока? У них же там своя «Сирия», или я чего-то путаю?
— В своей «Сирии» сейчас холодно, — резонно заметил Максим, — и платят жалкие центы. Ладно, что тут у вас? Ты, кстати, приятель, тоже поменьше высовывайся.
— Ладно, смотри внимательно и запоминай.
Бесконечный город простирался на восток. С высоты открывались прямые улицы, заваленные строительными обломками и упавшими деревьями. Подбитая техника, обгоревшие автомобили. Неубранные трупы — преимущественно гражданских лиц. Потери мирного населения в этой беспощадной бойне были на порядок выше военных.
Кое-где мелькали живые люди. Перебежала вооруженная группа, скрылась за развалами мусора.
Показался танк Т-72 — взобрался на гору кирпичей, выплюнул снаряд из жерла, начал пятиться обратно, задним ходом подался за угол, обвалив при этом часть стены. Ретировался он, в принципе, вовремя. Посреди горы, которую только что венчал танк, расцвел огненный лотос. Кто-то «метко» всадил туда гранату из РПГ-7. Обвалилась соседняя стена — она держалась на честном слове. За ней еще одна, а потом и третья — подчиняясь классическому «принципу домино». Над кварталом поднялось облако пыли.
— Какой красивый был город… — пробормотал Али, — все цвело, люди работали, радовались жизни. Но нет, американцам понадобилась еще одна цветная революция. Они затеяли беспорядки, устроили войну — всего лишь потому, что им не понравился наш президент. А сейчас янки вроде ни при чем, с краю они, борются с терроризмом, строят демократию. Шутку слышал? — Али ядовито усмехнулся. — Исламский терроризм придумали для того, чтобы оправдать американский.
Максим улыбнулся. Преувеличено, конечно, но по крупному счету… Не замути американцы непродуманную «арабскую весну», не было бы разоренной страны, руин по всей Сирии, сотен тысяч погибших, дикого радикального ислама, взрывающего все подряд по всему миру. Асад — не подарок ко Дню благодарения. Он уничтожал неугодных, но разве в таких масштабах?
Саддам Хусейн тоже был парень не из приятных, избавлялся от противников своего режима, убил несколько тысяч курдов. Прибыла демократия на ракетах, и еще одна цветущая страна рассыпалась в прах, миллион погибших, кровавая рана на теле планеты, а Америка снова не при делах — ведь хотела как лучше.
Стоит ли поминать Каддафи, при котором люди жили в достатке, имели хорошие квартиры, стабильный доход, социальные гарантии, которые Западу и не снились, но прилетели бомбардировщики, — и где она сейчас та Ливия? Смерть, разруха, страну растаскивают на куски. Каддафи сдерживал незаконную миграцию в Европу — причем вполне успешно. Рухнула страна, убили президента, поток африканских мигрантов хлынул в Европу, но американцы ни при чем, разве можно их в чем-то винить? Они же светочи!
Глаза Максима скользили по однообразному дымящемуся ландшафту. На севере лениво постреливали — боевики «ан-Нусры» заблокировали прорвавшихся военных. Добить окруженцев у исламистов не хватало сил, а правительственные войска не могли изыскать резервы, чтобы вызволить своих.
— Видишь слева семиэтажный жилой дом? Он тянется на весь квартал, стоит на улице Аль-Валид, ее отсюда не видно, — пробормотал Али. — Там тихо. Наши вроде договорились с боевиками, что те через Аль-Валид будут выпускать на запад мирных жителей. Может, и выпускают — им пока хватает кем прикрыться, но очень дозированно, в час по чайной ложке. Могу представить, какой процент боевиков покидает под шумок заблокированную зону. Они ведь все осядут в Сулеймании, в Джамии, ударят в спину, когда накопят силу. А не впускать людей в город мы тоже не можем, большинство из них ни в чем не виновато.
На юге, ближе к аэропорту, шел бой. Там периодически ухали взрывы, протяжный гул гулял по развалинам.
— Наша бригада наступает в квартале Биязет, — пояснил Али, — там старые добротные дома, их строили в начале XX века для зажиточных сирийцев. Каждый дом — это крепость, где можно организовать круговую оборону. Неделю провозятся, не меньше, пока всех дьяволов оттуда выдавят. А они ведь гражданскими прикрываются, детей не брезгуют поднимать, как щиты, когда в атаку идут…
— Нам куда? — спросил Максим.
— Смотри прямо и чуть левее. Отсюда километра три. Район Каннабия. Два высоких здания — у одного часть башни сохранилась. Это деловой центр «Хеврон», про который я говорил. Он на улице Аль-Харунжа. Гостиница «Узрум» слегка правее — через дорогу. Ее отсюда не видно, закрывают соседние здания. Далеко, но весь этот путь надо пройти.
Майор всматривался в мглистые очертания. Действительно далековато. На такси, если без пробок, можно минут за десять доехать. Но где бы взять такое такси? В каждом доме нежелательные глаза и уши, повсюду наблюдатели и соглядатаи. Сотовая связь не действует, боевики общаются при помощи радиостанций, держат на контроле каждый квартал, любой клочок города.
Отменить сухопутную операцию, врезать по зданию ракетами? Отправить вертолеты, истребители — чтобы камня на камне не оставили?
Но Хураши не идиот, в здании не один этаж — а они вряд ли будут совещаться на последнем. Пути отхода явно предусмотрены. Духи подтянут сотню гражданских, окружат ими всю гостиницу, загонят на крышу толпу женщин и детишек.
— Предложения, Али? — Максим покосился на сирийского коллегу.
— Будем думать, — сказал тот и пожал плечами: — При всей амуниции идти глупо, ста метров не пройдем. Продумаем «маскарад». Без оружия пробрались бы легко, но вы понесете СВД и все, что к ним полагается. Это усложняет задачу. Оружие надо маскировать. А у винтовки длина метр двадцать.
— Это СВДС, — поправил его Максим, — складной приклад, «воздушно-десантный» вариант. В сложенном виде — меньше 90 сантиметров.
— Неужели? — пробормотал Али. — Это упрощает задачу, хотя и не очень. Все равно дура здоровенная. Ты должен подобрать людей, способных изъясняться по-арабски, которые не смотрелись бы чужаками на этих улицах.
— Ты рассуждаешь, как мое начальство, — заявил Рязанов, — а у меня пятнадцать ребят, и хоть бы кто идеально соответствовал этим критериям.
— Автозагар используйте, — сказал Али и хохотнул: — Он помогает — рожи становятся черными, от арабских не отличишь.
— Разберемся. У нас еще целый вечер на обдумывание нашего «безнадежного мероприятия». С тебя маскарадные костюмы, Али. Каким путем собираешься нас вести? Не забывай, что для Хураши ты «умер» — так что должен соответствовать, не бросаться в глаза.
— Я помню. Но об этом знают только Хураши и два дебила из его охраны. Пойдем с рассветом, по улице Аль-Валид.
— У тебя с головой нормально?
— Не всегда, — честно ответил парень, — но сейчас это лучшее, что в нее пришло. Наши будут в курсе, а с остальным мы справимся. Согласен, основная масса населения уходит на запад — от войны. Но есть такие чудаки, что идут на восток. И, не поверишь, не все они хотят примкнуть к террористам. У людей дела, семьи, с которыми они мечтают воссоединиться. Кто-то желает вернуться в свой дом, пусть от него ничего не осталось… да мало ли что?
— Вопрос позволь — личного плана, так сказать? Какой у тебя личный счет?
— Не понял, — Али хлопнул глазами.
— Мой коллега сказал, что у тебя личный счет к радикалам. Не приукрасил?
— А, это… — парень стушевался, как-то побледнел. — Нет, не приукрасил, счет имеется… Это случилось год назад. Ты же знаешь, вокруг Дамаска три года шли бои. Боевики захватывали целые районы, потом мы их отбивали обратно. «Ан-Нусра» контролировала Гуту, районы Дума и Джобар. Игиловцы захватили лагерь Ярмук на юге Дамаска. Пятого декабря они обстреляли из минометов квартал Баб-Тума. Это исторический район, там осели в основном христиане. Мы мусульмане, но жили среди них. Наша квартира была на последнем этаже, мина пробила крышу. Жертв при обстреле было немного, но погибли мои родители, они как раз находились дома. Отец продолжал работать на авиаремонтном заводе, мама шила. Это случилось рано утром, больше никого в квартире не было. Взрыв произошел как раз в спальне.
— Прости, — проворчал Максим, — не знал.
— Потом мы выяснили, что это были игиловцы. С пустыря били из минометов — на кого бог пошлет. Никто не верил, что такое возможно. Пережили все три года, пока в Дамаске шли бои, настала мирная жизнь, обстрелы и прорывы прекращались — и вдруг такое. Родни осталось много. Дяди, тети, у всех семьи, дети. Есть девушка Марьям — красавица, умница, с высшим образованием, из хорошей семьи. Мы собираемся пожениться. А вот родителей больше нет. Мама в последние годы так хотела увидеть Россию, попасть в Уфу.
— Извини, что напомнил.
— Да не напомнил, — отмахнулся Али, — это вот здесь, — он ткнул пальцем в голову. — В черепе сидит, ноет и никуда не выходит. Год уже выгнать не могу. Ладно, майор, давай отползать, да только голову не поднимай. Пойдем планировать… как ты его назвал — «безнадежное мероприятие»?
