Новая команда, в которую назначили Ирку, встретила новенькую, в общем, благожелательно. Без особого восторга, приглядываясь пока. Рассказала о своих похождениях после Беды кратко, не рассусоливая. Но то, что рожать в этом анклаве негде, сразу настроило Ирину на убегательный лад. Надо отсюда сваливать. Хватит, насиделась в глухомани, теперь, если есть выбор, надо искать что поцивилизованнее.

Ирку из задумчивости вывел голос десятника, который сказал:

– Забавно, впервые беркемоид встретился – выживший. Столько их перед Бедой было, а из них всех вот только ты и есть.

– С чего это я беркемоид? – возмутилась Ирина. Потом тут же уточнила: – И что это такое, беркемоид? – потому как разумно решила, что, прежде чем ругаться, надо б сначала понять – может, это вовсе и похвала какая-то. Слово ей было явно незнакомо.

Сидевшие за столом ухмыльнулись как по команде, каждый по-своему, кроме, пожалуй, кудлатой напарницы. Нет, судя все же по выражению лиц, не похвала это ни разу.

– Писатель был такой до Беды, Беркем-аль-Атоми звали. Ужасы писал, почище, чем Стивен Кинг. Вот у него был такой персонаж – выживать взялся в одиночку, каждый сам за себя, один бог за всех. Ну и кончилось все плохо, разумеется, – угробили этого персонажа превосходящие силы противника, то есть сюрвайверство такое одиночное писателем…

– Говорят, что Атоми была женщиной, – вставил худощавый очкарик.

– …выведено было, как проигрышное изначально, – игнорируя вставку, продолжил десятник.

– И при чем тут я? – твердо решила довести до логического завершения непонятную и неприятную ей сценку Ирина.

– При том, что после прочтения книжки тысячи читателей сделали совершенно противоположный вывод: надо спасаться в одиночку, делать схроны и чуть что – прятаться в глуши. Твой муж случаем эту книжку не читал? – посмеиваясь одними глазами, спросил десятник.

– Не видела такого. Вот фильм «Дрожь земли» часто смотрел, нравился он ему. Ну, то есть и сейчас, наверное, нравится, но в деревне без электричества не шибко посмотришь, – немного путано пояснила Ириха.

– Понятно, сюрвайвелист, значит. Это, пожалуй, лучше, чем беркемоид.

– Да что ты прицепился – другие на футбол ходят, а мой вот такую себе дачу завел. И мы тоже хлебнули, много всякого было. Вам-то в городе проще было – и жратвы дармовой от пуза, и оружия тоже, и всего разного, – а у нас все по счету и всего не хватает. Соли с сахаром до зимы в лучшем случае хватит, а потом только вискас кошачий и останется. Огороды вон посадили. Так ни удобрений, ни семян в достатке… И работнички – курам на смех.

– Заткнись! Много вы там хлебнули! – зло сказала кудлатая брюнетка, резко встала из-за стола и почти бегом выскочила из комнаты.

– Чего это она? – искренне удивилась Ирка.

– У нее вся семья погибла. Каждый день по человеку. За неделю она одна осталась. Потом попала к нехорошим людям. Потом вот к нам прибилась, потому ты поаккуратнее с ней – она хорошая девушка, и сравнивать ваше сидение в лесу…

– У нас тоже и зомби, и бандиты! И до херища! – огрызнулась Ирина.

– Твои родные живы? – обрезал ее десятник.

– Нет, я их задолго до Беды схоронила, так что не надо мне тут…

– Ладно, проехали, – мудро решил старший.

– А как оно тут у вас было? – тоже сбавила градус накала чуткая Ирина. Она вспомнила слышанные ранее от соперницы правила обращения с мужиками и решила прикусить язык. Ругаться сейчас было и бесполезно, и даже вредно. Не время и не место. С одной стороны, ясно, что она в случае чего и к другой команде сможет записаться, но «от добра бобра не истчут» – как говорила, забавно коверкая слова, покойная мама. Здесь в принципе и снабжение ничего, и боеприпасами она разживется, и сотрудники вполне гожи, да и она себя уже показала с хорошей стороны. Не стоит все рушить.

– По-разному, – охотно отозвался десятник, очевидно, тоже решивший не накалять зря обстановку, тем более имея дело с женщинами.

– Два дня по всему городу сигнализация выла. Пока аккумуляторы не сели. Мертвяки ж на шум подтягиваются, вот у каждой сигналящей машины они очень быстро скапливались. Много народу так до своих машин и не добрались. И собаки выли. И лаяли как заведенные, – заметил очкарик и поправил привычным движением очочки.

– Собаки точно полезные, – согласилась Ирка, вспомнив спасшую ее от морфа брехолайку Сюку.

– Когда живые – да. А дохлая стая у нас два дома угробила, – мрачно заметил крепкий конопатый парень.

– Они ж дверь взломать не могут, – искренне удивилась Ирина такому факту.

– А им не надо было взламывать. Они атаковали каждого, кто выходил из подъездов. Потому скоро к собакам добавились мертвяки. Некоторые покусанными успевали обратно в подъезды вернуться. Там вставали на лестницах. Мы когда туда прибыли, никто на обращения по громкоговорителю не отозвался. Два мертвых дома. Пятиэтажки. В окнах люди появились на наш шум, но ни одного живого.

– Долго ехали? Голод, жажда?

– Паркуры и джамперы. Они очень быстро появились, кто ж знал, ни в одном фильме такого не было, – пояснил парень, но яснее не стало.

– Стенолазы, прыгуны – две разновидности мутантов, особенно опасных для выживших в многоэтажных домах. Стенолазы ухитряются сигать с балкона на балкон и по вертикальной стенке дома ползают как приклеенные. Из окна в окно. Ну а прыгуны… – стал пояснять очкарик.

– Прыгунов видела, – кивнула, благодарно улыбнувшись, Ирина.

– Ишь как, я думал в глухомани вашей и мутантов-то не с чего было развести, – удивился десятник. Попутно достал трепаный блокнотик с карандашиком, что-то пометил, а потом спросил: – Еще кого встречала из продвинутого мертвечья?

– Один лысый такой, здоровенный в спортивном костюме – атаковал нас, когда мы на машине ехали. Прыгнул на капот и выбил стекло лобовое…

– Панчер явный, – кивнул крепыш, и остальные не стали возражать.

– Ишь ты, – с уважением посмотрел на Ирку десятник. – И как вы от него отделались? В половине случаев панчеры успевают оглушить тех, кто на передних сиденьях, и либо шеи ломают, либо черепа раздавливают.

– Муж сразу дал по тормозам, но скорее помогло то, что у него на голове была старая ушанка – когда этот лиловый его за голову схватил лапой, то ушанка и соскочила с лапой вместе. И с половиной волос с макушки. А я стреляла, но не пробило картечью ему бошку…

– Мужу? – съехидничала смешливая девчонка, сидевшая в торце стола, и тут же стушевалась под неодобрительными взглядами остальной компашки.

– Нет. Этому, фиолетовому. На нем спортивный костюм был фиолетовый, – пояснила терпеливо Ирина, решив не поддаваться на подначки.

– А как завалили? Или просто смотались? – стали спрашивать одновременно внимательно слушавшие ребята.

– У нас ручной пулемет был. Дегтярев. От бандитов в наследство достался, – пояснила Ирка, немного погрешив против истины, – муж мне велел повизжать, он на визг и явился. Ну, одного диска ему и хватило.

– Небось попер буром, как кабан? – ухмыльнулся крепыш.

– Да, а что? – удивилась Ирка.

– Видно, не встречал этот ваш панчер сопротивления раньше, вот и оказался простоват. Первый парень на деревне! А в деревне один дом! Те мутанты, которые под обстрелом были, потом хитрят – бегут не напрямик в лоб, а либо зигзагами, либо вообще вбок и потом тебе за спину.

– Это зачем? Целиться сложнее?

– Точно. Особенно если влево кидаются – сильно дело усложняют. Вообще мутанта завалить – та еще задачка, не зря за них хорошо платят. Еще кого видала?

– Еще попалась собака здоровенная. Но я ее чудом завалила.

– Одна? Кабыздохла мутировавшего? Ну, ты мать сильна! – раздались удивленные возгласы. Ириха даже чуток смутилась.

– Мне повезло, если честно, – призналась она.

– Это всем, кому пофартило в одиночку мутанта грохнуть, счастливый билетик выпадает, – ответил крепыш.

– И таких, надо сказать прямо, очень немного, – с уважением добавил очкарик.

– Мне остается только щеки надуть и нос задрать, – засмеялась Ириха, – но у меня там другого выхода не было, иначе бы не рассказывала. Да и если честно – пока эта сволочь мою собаку жрала, мне как раз хватило времени понять, что ни пристрелить ее из ружья, ни удрать я не успею. Патронов извела к автомату почти все, всего пять осталось. И опять же атака была напрямки, в лоб. Тоже деревенщина, видать, – подмигнула она крепышу. Тот заржал.

– А с прыгунами когда встретились? – пометив что-то в блокнотике, дотошно осведомился десятник.

– Мы в доме были. Вот пацан мелкий с земли почти до чердачного окна прыганул. Но пацан был мелкий, так что особенно не в счет, – призналась Ириха.

– Прыгуны почти всегда мелкие, худые. Толстомясомым прыгать несподручно, – отметил десятник очевидное.

– То есть ничего нового я вам не рассказала? – чуточку огорчилась Ирина.

– Если по мутантам – то да. Тут в городе у них отожраться возможностей побольше, потому и разновидностей до черта, другое дело, что нам в команде человек, справившийся с мутантом в одиночку, очень к месту. Да и сегодня ты прилипалу очень вовремя засекла.

– Прилипалу? Мне сказано было, что таких умниками называют.

– Названий много. Общего руководства еще и сейчас считай нет. А у выживших, кто смог справиться, по общинам каких только прозвищ не напридумывали. Другое дело, что основные группы мутантов все же похожи – есть, конечно, и единичные, но редко. В основном все же общее есть, так что по группам и видам.

– И кого еще можно увидеть? – всерьез поинтересовалась Ириха. Мертвяки теперь стали и частью окружающего мира, и весьма серьезной угрозой, потому времени и сил для того, чтобы быть готовой к встрече с упырями, не было жаль.

– Если коротко, то есть еще несколько часто встречающихся видоизменений… – начал десятник. Он кивнул сидевшим рядом ребятам.

– Фризы, – начал крепыш.

– Ждуны, – перевел очкарик. И добавил, поясняя: – Это те, кто стоит, или сидит, или лежит совершенно неподвижно. Особенно в темноте опасны.

– Понятно, – кивнула Ирка.

– Лазуны – это те, что могут забраться не по стене, а по дереву, по лестнице пожарной, в подвал просочиться, по вентиляции. По дренажным трубам, некоторые умеют даже двери открывать, хотя и редки такие.

– Климберами их еще называют, – подтвердил крепыш. И тут же продолжил: – Вейтеры опять же есть.

– Засадники. Очень толково специализируются на устройстве засад. Эти совсем поганцы, нас как раз такие и причесали, – грустно кивнул головой очкарик.

– Погодьте, – удивилась Ирка, – а эти, которые стоят-то неподвижно…

– Ждуны, – серьезно подсказала смешливая девчонка с торца стола.

– Вот-вот. Они же тоже как в засаде стоят?

– Нет. Они ожидают. Просто тупо ждут. А вейтеры – они часто действуют парой или даже большей стаей, роли распределяют меж собой – кто что делает, в общем, они думают. Те, кто охотой занимался, толковали, что чисто так же волчья стая охотится, или там гиены, или прайд львиный. Видишь, даже и тупяков ухитряются науськать, как у нас было. А мы пока с тупяками разбирались – они сзади и выскочили. Это уже очень серьезно, сама же знаешь – с одним-то мутантом употеешь справляться. А уж с несколькими, да разом…

Смешливая девчонка вдруг захлюпала носом, замахала руками, чтоб не утешали. Стала сморкаться в бумажную салфетку. Остальные тоже, видно, вспомнили тот гадкий денек, нахмурились. Новобранцы последовали примеру старичков. Несколько минут молчали.

– Вообще-то вейтер по-английски – официант, – нерешительно сказал один из новичков, пришедших в группу после понесенных потерь, невысокий щуплый мужичок лет тридцати.

– Угу. И обслужит, и накормит. А еще вейтер – поднос. А еще – ждущий. Хотя вообще-то и впрямь не очень удачно, – критично заметил крепыш.

Ему явно нравились эти англицизмы, он даже немножко щеголял ими. Ирину вообще удивило, с чего тут так по-английски базарят, и она тут же об этом спросила.

– А черт его знает. С одной стороны, коротко получается, во время драки длинные слова не успеешь выговорить, а тебя уже слопали, английские покороче все же. Опять же многие в компьютерные игры рубились, может, от этого. А скорее всего, это потому, что первыми стал собирать данные и как-то классифицировать бывший сисадмин – он у вояк прижился, вот значится, и систематизировал, что бойцы сообщали. В общем, названий много навыдумывали. Но у нас в команде 85 так прижилось.

– Еще краулеров надо бы припомнить, – заметил крепыш.

– Ползуны то есть, – перевел и это очкарик.

– Они ползают, на асфальте, конечно, не угроза, а вот там, где хлама много, или в траве – там опасно.

– А с чего ползают-то? – удивилась Ирка.

– Ну, это когда стало ясно, что зомбаки отжираются на упокоенных своих собратьях, многие решили, что не стоит упокаивать, надо перешибать ноги. Вот и увлеклись. В итоге куча краулеров появилась. Они резвые, заразы, и малозаметные. Конечно, на руках бегают не так быстро, как на ногах, но вполне себе носятся.

– Так тоже мутанты они, что ли?

– Любой зомбак, который мяса нажрется, мутирует. Только с разной скоростью, смотря какое мясо. Краулеры ничем не брезгают, а на земле много чего валяется. Вот если видишь беленький, чисто обглоданный скелет или вообще кости вразброс – то точно рядом краулер есть. Они все подбирают. Им не до выбора.

– А мы так поняли с мужем, что вот фиолетовый самоубийцу сожрал и потому такой был мощный. И поменялся весь – особенно башка с челюстями. И зубы. А до того к нам бабенка из леса приперлась – так она мордой почти не изменилась, нормальная вроде харя у нее была, но она вот крыс ловила.

– Мерзость какая, – передернула плечиками все еще сморкающаяся в салфетку девчонка.

– Вот, кстати, а крысы как? Мы так поняли, что они тоже зомбаками становятся, когда дохнут. А вот мутируют?

– В природных условиях такие не отмечались, – сказал десятник.

– А в 36-й команде? – несогласным тоном вопросил очкарик.

– А в 36-й команде был, скорее всего, упокоен бультерьер. Просто эта тварь похожа издаля на крысу, вон в Москве такой удрал в метро, бегал по тоннелям, потом пошли рассказы о чудовищных крысах, – весомо возразил десятник.

– У нас была пара случаев, что крысаки своих задохлых спецом выводят на людей. И задохлые у них такие же тупые, как и свежие зомбаки. Идут прямо под палку. А живые крысы за этим наблюдают с безопасного расстояния.

– В общем, вот такие пироги с глазами. Их едят, а они глядят, – невесело пошутил десятник, посмотрел – чищено ли оружие у подчиненных, приказал убрать со столов и первым вышел из столовой. Остальные потянулись следом, побрякивая оружием, обсуждая кто что, Ирина не слушала их. Услышанное впечатлило сильно. Теперь стоило все это обдумать, чтоб вжиться. И стоит помириться с соседкой. Врагов тут заводить не надо.

В спальне ее соседка ничком лежала на застланной кровати, уткнувшись лицом в подушку. Ирка присела на скрипнувшую койку и тихо сказала:

– Ты зла не держи. У меня кроме мужа живых родичей не осталось. Да и что такое попасть к бандитам, тоже знаю. Довелось по глупости.

Ириха подумала, может, тронуть напарницу рукой, потом заколебалась – за плечо или за спину тронешь, а та еще больше разозлится, решила руки не распускать. Брюнетка пошевелилась, сквозь волосы блеснул глаз, и она глухо пробубнила:

– Забей… проехали.

– Лады, – с некоторым облегчением сказала Ирка.

Помолчали. Ирка чувствовала себя глуповато. С одной стороны, напарница могла быть полезной, да и так вроде не вредная она девка. С другой – так молча сидеть… Это хорошо с давно знакомыми, близкими людьми, когда ничего нового по определению рассказано быть не может, но вместе сидеть – уютно и душевно. Тут как раз наоборот – было неуютно, а вот информации важной получить хотелось. Ирина заметила, как стушевался весьма уверенный в себе десятник, как только речь зашла о родовспоможении. Ясно, что и здесь с этим делом было туго. Может, и получше, чем в деревне, но тоже не фонтан. А не фонтан означал, что получится дикий риск – и для ребенка, и для нее. Нет, определенно стоило уточнить, что да как тут. Ирка прекрасно понимала, что в общем ей везло все время и попасть в компанию вменяемых людей – это тоже удача. Другое дело, что смущало известие о том, что их будут направлять на куда как более опасные задания, это пока они в себя приходят после разгрома. И эта передышка вряд ли будет долгой.

– Кто у тебя был первый? – вдруг спросила напарница.

– В каком смысле? – встрепенулась Ириха. Вопрос был странноватым, и Ирка сначала подумала о том, кто ее девственности лишил, нагловатый пацанчик по имени Валерик… Вот уж о ком ей совершенно было неинтересно ни вспоминать, ни рассказывать. Такая она дура была, стыдно самой. Даже сейчас.

– В смысле твой первый мертвяк, – пояснила все так же глядевшая из-под волос напарница.

– А, это… Один из бандюганов, к которым я попала. Муженек хоть и припозднился, но, в общем, успел вовремя. Живых бандюганов он положил, а мне пришлось их окончательно успокаивать. Но они в меланхолии полной находились, короче, не о чем особенно говорить.

– Типа стрельбище?

– Ага. Подошла – стрельнула, подошла – стрельнула. С остальными живыми бандюганами солонее пришлось.

Тут Ирка вспомнила легенду о том, как ей попали пистолет и автомат, и, выдержав паузу, добавила предусмотрительно:

– Но для меня это уже новостью не было, мы еще когда из города убирались, на трассе мертвяков видели. Вот с ментов мертвых сняли пистоль и укорот. Но там я не смотрела, как их муж угомонил.

– Ты выпить хочешь? – не слишком слушая ее, спросила кудлатая.

– Нет, наверное, не стоит, как бы малышу не повредить, – осторожно отказалась Ирка.

– А я выпью, – с вызовом в голосе заявила брюнетка. Достала из-под подушки маленькую, блестящую серебром фляжечку, щелкнула крышкой и приложилась. Чуть поморщилась – пойло во фляжке было крепким. Глянула на Ирку, пояснила:

– Ром. Хороший. Напоминает мохито. Мне нравилось мохито. А тебе?

Ирка подавила желание спросить о том, что это за питье: слыхать о мохито она слыхала и даже видала пару раз бутылки зеленоватой газировки в супермаркете, но по телевизору речь шла не о газировке, а о навороченных коктейлях в клубах, потому, чтобы не попасть впросак, она воздержалась от ответа. Просто пожала неопределенно плечами. Соседка снова хлебнула из фляжечки.

– И фреш. А ты как относилась к фрешу утром? У нас это было в обычае, – заметила напарница.

– Не, я утром чай. А так… Я вообще стараюсь не пить всякое. Тем более крепкое.

– Опасаешься, что понесется по кочкам? – понимающе хмыкнула кудлатая.

Ириха смутилась. Ну и это тоже… Родители-то перед глазами стояли. Разговор этот не шибко нравился ей. Толку от него никакого, а становится неудобно, что она даже не знает, что такое фреш. Или там это, как его – «махита». Иронично поглядывая на Ирину, кудлатая приложилась к своей фляжечке. Видать, хорошо приложилась – фляжечка граммов на сто явно опустела, потому напарница вытрясла последние капельки в открытый рот, с сожалением закрыла крышечку и сунула фляжку обратно под подушку. Глаза у кудлатой повлажнели, она странно поглядела на собеседницу и вдруг отрывисто заговорила:

– А у меня первый мертвяк – мамита мия. Мамочка моя. Самая любимая. Она и сейчас в нашей квартире ходит. Мне повезло, что она запнулась. Они вначале плохо ходят. Сама знаешь.

Кудлатая покивала головой.

Ирина с сочувствием слушала, но в глубине души ей было совершенно безразлично, что да как происходило у ее напарницы. Этих историй она уже наслушалась от души: почти у всех, кто попал в рабы креативным бандосам, за спиной были обернувшиеся друзья, жравшие других друзей, восставшие родичи-умертвия, и все это было до крайности однообразно – Петю укусили на улице, он пришел домой, почувствовал себя плохо, уснул. А потом укусил Васю, а Вася убежал к Мите и перекусал у Мити всю семью с детьми, и когда дедушка Толя приехал за ними, то внучки на него напали и загрызли, а потом загрызли бабушку Виолетту и ее соседку Генриетту, а те, в свою очередь, перекусали полподъезда, и в этом им помогали дворничиха-таджичка и алкоголики со второго этажа… А Митю свезли в больницу врачи «Скорой помощи», у которых все руки были забинтованы, а там вообще был кошмар, и так далее и тому подобное. Как правило, все эти рассказы про обрубаемые генеалогические древа были скукой смертной, перечисление неведомых людей, словно в телефонном справочнике или на плите здоровенной братской могилы, вызывало уже зевоту, а жуткий трагизм первых дней скорее смотрелся с вершины полученного опыта как непроходимый идиотизм, дремучий и невероятный. Идиотов же не жалко.

Нет, умом-то Ирина понимала эмоции рассказчиц, да и сама отлично помнила, как ледяным ознобом прошибло от затылка до пяток, когда она увидела разодранные портки Витьки и струйку его крови, текущую по дрожавшей ноге. И волнения ночью, и ожидание деревянной шаркающей походки в тишине после оборвавшегося храпа, и радость, когда храп возобновлялся с еще бóльшим энтузиазмом. Никогда до той ночи в мертвой деревне заливистый храп Витьки не был таким приятным звуком. И радость от вороха рассыпанных Витькой матюков, когда утром он спросонья воткнулся в специально выставленную охранительную табуретку. Ирка тут легонечко ухмыльнулась, подумав, что ее муженек, и не будучи тупым зомби, все равно воткнулся в преграду. Потом нахмурилась. А тут еще и вдруг вылезшие воспоминания о Верке… Та небось тоже мохито хлестала в ночных клубах. Ее бы упоминания об этом чертовом фреше не смутили. Одного поля ягоды. Но все это никак на физиономии Ирихи не отразилось. Уж что-что, а выглядеть внимательно слушающей она умела – частенько доводилось так воспринимать длиннющие повествования Витьки о всякой лабуде вроде техники или оружия. Нет, кое-что она и слушала, и запоминала, но вот тонкости настройки карбюратора, специфика устранения люфта рулевой колонки и нюансы снаряжения патронов разного рода пулями ей были совершенно не интересны. Она же не учила Витьку, как посуду мыть или борщ варить? Есть мужские дела. Есть женские. Заставить Витю, например, мыть посуду можно было б, только если… Да никак не заставить, в общем. А если хочется мужу покрасоваться ученостью – пускай красуется, от нее не убудет. В конце концов, для того он – муж – и нужен. Карбюратор регулировать, люфт устранять и патроны снаряжать. Ну а то, что болтать и поучать любит да ночью храпит, – это сопутствующие товары. Вот теперь Ирка так же внимательно слушала быстро опьяневшую напарницу. Пусть выговорится. Потом можно будет поговорить и о нужном Ирке. Все пока шло в рассказе, несколько путаном и рваном, по накатанной колее – странности первых дней, невнятица в сообщениях, первое недоумение от услышанных слухов, совершенно идиотских на первый взгляд, несмотря на кучу книжонок про зомби и фильмов про них же. Первый контакт с бешеными сумасшедшими – издали, разумеется. Кто контактировал вблизи, как правило, потом ничего не рассказывал. Первое ужасное понимание того, что происходит, неоднократная нелепая попытка найти этому кошмару другое, приемлемое объяснение, провалы этих попыток, срыв телефонной связи, без которой куча народу растерялась совершенно, привыкнув трендеть по мобилкам постоянно, стремительное умножение странных медлительных фигур на улицах, дикие пробки и массовый исход из умирающего города, не пойми куда девшееся правительство, непонятно куда пропавшие милиция и армия и постоянный морозный страх, животный, первобытный. Не знакомый страх перед всякой фигней, типа с работы выгонят или парень бросит, а шкурный, нутряной – перед чужими безжалостными зубами, которые в любой момент могут бездушно, но жадно впиться в твое собственное тело, и само-то тело воспринимается в такой ситуации совсем иначе. Не в смысле «лишних 10 килограмм убрать надо!», а как самое ценное сокровище, в котором и грамма лишнего нет, все свое и все крайне нужное. Начавшиеся потери среди друзей и близких, паника, мешающая сообразить что делать дальше, совершенно неожиданные предательства хороших знакомых, вроде бы надежных слуг, жестокие и чудовищные, что страшно удивляло богатых людей – среди Иркиных рабынь была пара таких, богатеньких по Ирининому мнению. Во всяком случае, у них были домработницы. Но у семьи кудлатой рассказчицы доходы были куда выше, жила ее семья в пригороде Москвы, известном своими миллионерами и высокопоставленными лицами. Впрочем, это ненамного изменило суть рассказа, только добавив вполне ожидаемых деталей. Отец кудлатой – очень важный и влиятельный человек, – узнав нечто, что заставило его побелеть лицом и непривычно зло потребовать от домашних сидеть дома и носа не высовывать, рванул в Москву с телохранителем. Мамита отзвонилась своему психологу, проконсультировалась с психоаналитиком, потом ее окончательно убедил никуда не вылезать для шопинга адвокат, что-то тоже уже узнавший. Все было так странно, так неожиданно, впрочем, ничего хорошего «вэтойстране», как привычно выговорилось у кудлатой, ее семья и не ожидала. Тем не менее охрана коттеджного поселка по-прежнему охраняла, видеокамеры на заборе периметра мерно поворачивались, и нечто, происходившее в Москве, не слишком пугало. Сейчас папачос провернет очередные свои дела – как всегда успешно, и можно будет дернуть в безопасное, спокойное место. Благо таких мест у семьи было достаточно, не нищие совки же. Потом все пошло наперекосяк – отец в Москве пропал бесследно. Вместе с телохранителем. Домработница следующим утром не пришла на службу, и мамите пришлось поручить уборку и готовку горничной. Соседи справа и слева как испарились в одночасье, укатив в страшной спешке, двери в коттедже справа даже остались открытыми нараспашку. Сама кудлатая отсыпалась все это время после затяжного недавнего драйва и фана, а вот мамита была сильно напугана всем происходящим. Она была неглупой женщиной, но тут просто не знала, что делать. Попытки добиться какой-то помощи от хороших знакомых ничего не дали – всем было не до нее, про мужа никто ничего не мог сообщить, и даже весьма обязанный многим ментовский начальник пока еще вежливо пояснил, что прислать ментов для охраны не может. С охранниками тоже творилось что-то непонятное – вышколенные и вымуштрованные чоповцы, ранее назаметные и корректные, не стесняясь, забирали что хотели в покинутых хозяевами коттеджах – действуя совершенно открыто. Это было настолько неправильно и невероятно – а мамита отлично знала, что за ЛЮДИ жили в коттеджах, что становилось еще страшнее. Никогда эти охранники не посмели бы так себя вести. Потом охранников стало еще больше, появились какие-то дети, бабы, явно не соответствующие по уровню меркам поселка, и они нагло селились в брошенных коттеджах, которых становилось все больше и больше, чистая публика эвакуировалась, ее замещала если и не гопота, то всяко «не те». Исчезла горничная, попутно захватив всякие пустяки: сейфы ей вскрыть не удалось, но те ценности и деньги, которые не были в сейфе, – исчезли вместе с горничной. Все эти дни творилось то, чего быть не могло в принципе. Затыкались навсегда знакомые и партнеры. Пропадали со связи родичи. Брюнетка, отоспавшись, хотела встретиться со своими друзьями, но никого не смогла вызвонить, что ее обескуражило.

Ирка слушала горячечно вываливаемые клубком не очень связанные между собой предложения и старательно раскладывала по полочкам – так ей было привычно. Она вообще была аккуратисткой. Витька раньше злился, что если он идет ночью в туалет пописать, то по возвращении у него кровать уже застелена. Впрочем, Ирка подозревала, что отчасти Вите такое импонировало, он и сам был повернут на порядке и всегда выполнял намеченное по пунктам. Услышанное сейчас сильно удивляло – кудлатая девчонка жила вроде и в одной стране с Иркой, но то, что проскакивало в ее пьяной исповеди, делало напарницу словно иномирянкой из параллельного измерения. То есть в той, добедовой жизни Ирка и кудлатая никогда бы не пересеклись и не встретились, даже если бы жили в одном городе. Что-то злое ворочалось в глубине души у Ирихи. Даже не злое, а злорадное, когда кудлатая вскользь рассказала, как они летали на частном самолете в Париж и Лондон на шопинг, причем это было так же естественно и обыденно, как для Ирки поход в супермаркет, когда проскользнуло про выбор, куда лететь спасаться – в Испанию (там папачос по дешевке скупил половину курортного поселка) или на острова в Грецию, потому как мамита не решалась спасаться в Швейцарии, – она подозревала, что купленное шале в горах нечем будет топить в таком-то хаосе, а со счетами у нее было небогато, пропажа мужа выбила сразу бóльшую часть финансового благополучия. И холод мамита не любила. Купленный недавно дом на острове Аруба, что на Антилах, еще не был отделан, да и далековато было все же туда. Мадейра с тамошним домиком не нравилась кудлатой своей провинциальщиной, а особняки в Лондоне и Париже явно были еще менее безопасны, чем подмосковная резиденция. Пока не рухнул инет, убедиться в этом было легко. Культурная светлая идеальная Европа обваливалась в кошмар куда быстрее «этойстраны», в которой худо-бедно, но нашлись бронетранспортеры и спецназ для защиты серьезных людей и их семей. Впрочем, внутрь периметра эти придурки в смешных зеленых колпаках и с ружьями не лезли, с охранниками практически не контактировали, но их присутствие мамиту почему-то успокаивало. Вот когда зеленые гробики восьмиколесные собрали на себя пятнистых гоблинов и укатили в неизвестном направлении – тут мамита заистерила не на шутку, перепугав дочку до икоты. Сроду такой свою мамиту она не видела, мамита вовсе не была из породы моделек-однодневок, соображала она всегда быстро и точно и чутье имела замечательное. А теперь она, дикая, растрепанная, сидела на полу и выла в голос. К тому времени из всей прислуги остался только садовник. Когда перепуганная кудлатая прибежала к нему, он только руками развел, ну не знал этот бобыль, как женские истерики лечить. Раньше по первому же звонку прилетела бы куча народу во главе с домашним доктором – благообразным и благоухающим профессором одной из серьезных клиник, а теперь мама с дочкой были одни совершенно. До кудлатой наконец дошло, что ее папачос был не то что каменной стеной, а четырьмя стенами с крышей, вместе взятыми, а мать воет потому, что поняла окончательно – муж не вернется, теперь все изменилось. И что теперь делать – они обе не знали. Кокон связей и денег, надежно защищавший от окружающего быдла, испарился, и девчонке стало по-настоящему страшно, куда страшнее, чем во время ночных гонок на суперкарах по ночной Москве. Теперь это быдло вело себя не так, как ему было положено, оно шлялось по улицам и жрало любого, кто оказывался рядом, не разбирая толком, какой крови это мясо, голубой или быдляцкой. Кудлатая гордо сказала, что она – княжеского рода, из Рюриковичей и папачос даже имел на эту тему официальный документ от Дворянского собрания, на что Ирка кивнула, про себя заметив, что по внешнему виду эта брюнетка к Рюриковичам совершенно никакого отношения иметь физически не может и происхождения она явно не княжеского, но капиталы папачоса, конечно, позволяли купить и не такое.

Оброненная кудлатой фраза о том, какие бестолковые официанты были в Москве, как они, в отличие от вышколенных французских и швейцарских, путали заказы, и главное – вскользь упомянутые стоимости простых завтраков в тех «забегаловках», где кудлатая столовалась, Ирку удивили. Получается, что легкий завтрак кудлатой стоил как вся месячная зарплата Ирихи. Разумеется, такой анахронизм, как классовая антипатия, Ирке был незнаком. Но вот чувства кудлатая вызвала своим рассказиком явно недобрые. Не то чтобы Ирка ей завидовала – судя по тому, что они оказались напарницами, завидовать особенно было нечему, – но, впрочем, и завидовала. Да таких деньжищ, которые девочка тратила на один парижский поход по бутикам, ей бы на две жизни хватило! А то, что девочке нравилось покупать обувку десятками пар – по примеру зарубежных звезд, а потом она ее не носила, потому что вкусно было именно покупать, тоже симпатии не прибавило. У Ирки кошелек был всегда нетугим, да и у Витьки доходы были нежирные, к тому же все уходило на создание бункера в лесу. У Ирке в голове не укладывалось, как можно иметь два десятка особняков в разных странах, как летать «для оттянуться» на другое полушарие и что из себя представляет бутылка вина стоимостью в двадцать тысяч долларов, и главное – зачем это все? Для нее, практичной и трезвой, все это было в разряде «с жиру беситься». Впрочем… Она бы не отказалась побеситься ровно так же. И то, что бесились другие, а не она сама, все-таки раздражало. Хотя… Вот интересно было бы прикинуть – каково оно, когда в доме столько прислуги? Для ребенка – кормилица и нянька, для себя – домработница, горничная, кухарка. Да, еще охрана и садовник. Шоферов двое. Врач личный. Ну, без адвоката сейчас можно обойтись, психоаналитика себе тоже Ирка с трудом представляла, потому тоже из мысленного списка его вычеркнула. Мда, многовато чужого народу в доме. Но с другой стороны, у других-то получается. Ненароком Ирина прикинула такую ситуацию на свою вотчинную деревню. Опять вдруг вспомнила разлучницу Верку и передернулась от злости. Нехер им дома торчать, неумехам, перед мужем жопами вертеть, пусть идут огороды копать и сорняки полоть! Рука поневоле сжалась в кулак, потом Ириха заставила себя отвлечься и стала опять слушать текущий взбудораженным ручейком рассказ о злоключениях напарницы. Та уже и не замечала, слушают ее или нет, видно, ей нужно было выговориться, да и фляжечка тормоза сняла. То, как в особняк заявилось несколько человек, из которых только один был мутно знаком – вроде как из старой охраны, и в итоге за полчаса мать с дочкой были ограблены подчистую и выселены в домик к садовнику в чем были, Ирина прослушала даже с некоторым удовлетворением. То, что тем же вечером двое поддавших новоселов пригласили на полном серьезе обобранных ими на новоселье, – тоже. Вмешавшийся было садовник получил такой зубодробительный удар в челюсть, что свалился без памяти, только треск пошел. В их собственном доме был устроен пир горой, а кинутых хозяев даже к столу не позвали, так, поглумились только, причем в этом первую скрипку сыграл соседушко, оказавшийся в компании за столом, живший через два дома известный теле-, радио- и так далее актер, зарабатывавший на корпоративах солидные бабки. Ну, до уровня папачоса он все же недотягивал, потому при общении был несколько преувеличенно подобострастен, а папачос по-соседски несколько раз устраивал этому шуту гороховому нехилые заказы. Теперь этот звезда экрана вдоволь поглумился над соседками, и пошлостей сальных от него и мать и дочь наслушались досыта. Его предложение об исполнении приглашенными к барскому столу стриптиза встречено было вполне с одобрением – даже бывшие за столом бабы это поддержали, что удивило обеих бывших хозяек дома, да и Ирку тоже. Мамита гордо уперлась, она еще не до конца понимала, что рухнула уже с Олимпа не то что на землю, а уже в самую преисподнюю, дальше некуда. И ее в этом быстро убедили – народишко за столом собрался незатейливый, но в некоторых областях человеческой жизнедеятельности весьма опытный. Рванувшегося было бить мамите морду за непослушание бугая быстро остановили, заявив, что ему вполне хватит на сегодня изуродованного садовника, а за мать с дочкой принялись основательно и спокойно, даже с некоторым дружелюбием, весело и изобретательно. Застолье продолжилось как ни в чем не бывало, а дочка с матерью убедились на собственном примере, что электрошокер – это очень неприятно, когда выкручивают руки – это больно, а хлыстик для верховой езды в умелых руках чудеса творит, вызывая искры из глаз, что сопротивляться двум мужикам сразу не получается никак и что сосед, гнида платяная, неистощим в сальных шуточках и подлых приколах, за что, видно, его и держали в компании. Впрочем, к концу первого часа издевательств дочка смекнула, что его держат на шестых ролях, как шута. Ее плевок ему в морду компания за столом восприняла с восторгом, и вожак даже разрешил кудлатой поплеваться еще, сколько слюны хватит. Остальные ржали как полоумные, особенно когда актер неумело попытался отвесить кудлатой пару оплеух, а она выдрала у него несколько прядей и так не шибко густых волос. А вот когда она попыталась так выразить свое отношение к другим участникам представления, то получила сразу несколько разрядов от слабоватого, но очень болезненного шокера – и по мокрым от слюны губам, и в промежность… После этого зрелища мамита сломалась и безвольно, без всякого сопротивления стала с искательностью исполнять все дурацкие требования изрядно поддавшей за столом компании. Это зрелище и ясно понятое – боль будет только усиливаться, а все мучения без толку, потому как публике за столом это все в радость, – заставили и кудлатую прекратить топыриться. Что особенно удивило Ирку, так это одобрение сидевших за столом баб всему последовавшему – мать с дочкой заставили делать мужикам по очереди прилюдно минет, а потом тут же растянули прямо в соседней комнате. Хорошо еще, что любовнички были сильно датыми, успели курнуть травки, покорность жертв им понравилась, и они перестали изуверствовать. Еще и выпивки поднесли в промежутках между сеансами. По стакану пойла, слитого из всех бокалов и приправленного с подачи актера горчицей и уксусом. И даже отвергли злопамятное предложение актера помакать обеих тварей башками в унитаз. Его самого туда макнули. Чем вызвали дополнительно ржач на полчаса и заботливые пояснения опущенному автору идеи, что он-то им минет делать не будет, а вот телушки еще понадобятся. Зато зашедшие после мужиков бабы – те поступили иначе, оттаскав от души за волосы обеих пострадавших и скинув их с крыльца пинками.

В домике садовника за время их отсутствия явно был обыск, все было перевернуто вверх дном, сам хозяин домика как упал после зуботычины, так и лежал без сознания, закатив глаза и дыша с хрипом. Мамита, трогая распухшее лицо, на котором отпечатался багровый рубец от хлыста, неожиданно трезвым голосом сказала, что надо бежать. Тут жизни не будет. Куда бежать – да хоть в квартиру к дочке, которую купили, чтобы ей можно было привыкать к самостоятельности. Пока ее драли в два смычка, она ухитрилась взять ключи от этой квартиры – дочка как приехала в последний раз, так и бросила их на столик. Вот мамита их и прибрала, пока насильники были заняты своими ощущениями. Удрать из охраняемого периметра было непросто. Рассчитывать на то, что их выпустят, было смешно. Сверхновые русские, как шутливо называли себя пришедшие на замену хозяева жизни, только входили во вкус. Значит, дальше еще хуже будет. Хотя куда вроде бы хуже.

Впрочем, кудлатая призналась, что тогда они недооценили обстановку и что хуже есть куда. Потом она не раз задумывалась, что зря они удрали, ухитрившись забраться в грузовик-мусоровоз. Ну, минет. Ну трахнули… Не впервые. Но в тот момент им показалось, что хуже быть не может. Болело все тело, после электроразрядов было особо омерзительное ощущение, словно все клеточки тела тряслись на манер промокшей дворняжки. Да и побоев никто никогда не наносил ни дочке, ни мамите. Это все было настолько страшно, что ужас, ждавший их за периметром, уже не казался ужасом. То, что ближе, всегда кажется страшнее. Вот и тут – показалось. Спрятаться в мусоре было не слишком оригинальной идеей, но под утро грузовик, добрав еще кучу мешков с дурнопахнущим хламом, в том числе и несколько длинных, тяжелых, странно знакомых по американским фильмам чернопластиковых, бодро выкатился за ворота, никто его не обыскивал. Проехал мусоровоз совсем недолго, минут пятнадцать, если не меньше, и вывалил все содержимое кузова в неряшливую кучу. Когда его шум затих, обе беглянки осторожно вылезли на свет божий. Ленивый водила не заморачивался доставкой груза на помойку. Просто отъехал по трассе подальше и вывалил все на обочину. Неподалеку было еще штук пять таких же куч, то есть как началась Беда, так водила и облегчил себе работу. Сама трасса выглядела пустынной, к облегчению женщин никаких силуэтов с валкой походкой не было рядом, да и машин не было видно. Разве что наподалеку, сунувшись рылом в кювет, стоял красный «Ниссан». Только сейчас до беглянок дошло, что до квартиры надо еще добираться, а пешком это сделать затруднительно, тем более что удрали они как и были – то есть в неглиже или, как изысканно выразилась мамита, в дезабилье, босые, а тут и асфальт ледяной, и холодрыга. Сапоги, взятые у садовника, и какая-никакая одежонка помогали мало. Они за ночь-то озябли до костей. Пеше не получится. И не привыкли они ходить ногами. Да и не пройдешь мимо упырей – хоть квартира и в тихом престижном районе, а все равно. После вчерашнего развлечения обе не слишком рассчитывали на свою силу и быстроту.

Красный «Ниссан» был издырявлен пулями, внутри сидел мертвец, не упырь, а вполне нормальный мертвец, такой обычный, тихий и спокойный. Ключи были в замке, потому женщины, посоветовавшись, решились – открыли дверь, потыкали сидящее тело палочкой, убедились, что не шевелится, и выволокли тяжеленный окоченевший труп вон. А дальше дело не пошло – машина стояла таким же трупом, как и ее водитель, повороты ключа ничего не давали. В таинственном нутре машины ничего не отозвалось.

Ирка сумрачно подумала, что вот, попали фифы даже не в реальную жизнь, а куда похлеще. Тут и злорадствовать не хотелось. И серьезные люди в хаосе Беды не выжили, а эти две куколки балованные вообще шансов не имели. Правда, дослушать все более путанное повествование все же стоило – и из вежливости, завтра не хотелось бы получить мстительную пулю в спину, да и, может, польза какая найдется. Кудлатая все-таки вот лежит, живехонькая. Вроде засыпает, только слаба она на выпивку. Но еще бормочет, все путанее и путанее… Ириха успела еще из вороха обрывков понять, что все-таки одна из машин, перших по трассе метеорами, остановилась, подобрав двух чучел с размазанным макияжем в драных чулках, чужой мужской одежонке и обувке с чужого плеча. Ирина представила, какой запашок от мамиты с дочкой был после ночевки в куче мусора, тихонечко про себя хмыкнула. Хороши были богачки, чисто плечовки после неудачной ночи. Ан все же их подобрали и даже подвезли аккурат в нужное место. Повезло, конечно, что хоть кто-то остановился и не те люди в машине оказались, что веселились на новоселье. На свою беду мамита с дочкой выбрали не самый лучший стиль поведения, добросердечные попутчики, оказавшиеся весьма простецкими парнями «не их круга», были сильно удивлены накатившей на обеих женщин волне высокомерия и, видно, посчитали их слегка тронувшимися умом. Да оно и впрямь так было, после веселых развлечений-то. Короче говоря, их высадили в нужном месте, сделали ручкой и поехали по своим делам, сказав, наверное, потом: «С дурами поведешься – сам дураком станешь!» Подъезд дома был на счастье мамиты с дочкой совсем пустым. Правда, лестница была густо завалена всяким барахлом – видно, потерянным в ходе эвакуации, – но и живых и мертвых не было. Дверь в дочкину квартиру была аккуратно взломана, внутри был хаос, но что странно – водопровод работал, электричество было, и даже по городскому телефону удалось связаться с одним из дочкиной компании. Не самым лучшим. Чего уж, совсем не самым лучшим, бывшим в компашке на самой низкой ступеньке. Сдуру кудлатая даже обрадовалась знакомому голосу и тому, что вот – человек из их круга, не быдло какое-то… Вот он потом и приехал с дружками…

Кудлатая захлюпала носом и, горько поплакав пару минут, вдруг вырубилась. Словно ее выключили. Ирка не слишком удивилась: она помнила, что сама так вырубалась в детстве после плача. Подумала немного, потом накинула покрывало на спящую. Та вдруг отчетливо произнесла, не открывая глаз:

– Поспорили они, как – лопнут силиконовые имплантаты в груди от ударов или нет.

– Лопнули? – удивившись такому внезапному ходу событий, ляпнула Ирка.

– Нет. Один лопнул, а второй загнали под мышку, а не лопнул, – удивительно серьезным и трезвым голосом ответила, по-прежнему не раскрывая глаз, кудлатая и тут же опять вырубилась.

– Забавники, однако, у тебя в друзьях были, – неприязненно подумала Ириха. Потом встряхнулась. Своих проблем хватало, нечего чужие еще себе заморачивать…

А на следующий же день Ирина поразилась тому, как страшно побледнела ее напарница, проходя мимо компании каких-то чужих мужчин. И просьбе – жаркой, лихорадочной, узнать, что это за чужаки, – тоже удивилась. Но почему не узнать? Тем более оказалось это легче легкого. Но вот зачем кудлатой это нужно?

– Узнала, кто это такие? – спросила кучерявая задумчивую Ирину.

– Охрана и купцы с конвоя. Собираются на Питер идти. А что у тебя с ними связано? Я тебя такой бледной не видела ни разу.

Напарница облизала нервно острым красным язычком сухие губы. Испытующе посмотрела на Ирку.

– Можешь не говорить, мы не в следовательском кабинете, ты не урка, я не следак, – блеснула знанием телесериалов Ирина.

Кучерявая внимательно и испытующе уставилась на удерживающую совершенно индифферентный вид новенькую. Больше разговоров не последовало.

Сборы на работу прошли молча, Ирина думала о том, как бы ей все-таки утечь отсюда, потому на свою напарницу особенного внимания не обращала.

Работенка предстояла достаточно скучная: опять дербанили какие-то склады, им досталось место с краю – стоять на самом крайнем пакгаузе и контролировать зажатый между тремя корпусами замусоренный и заброшенный двор с несколькими здоровенными деревянными ящиками, не пойми зачем оставленными почти посередине двора, огораживающий склад забор с пустырем за ним – в общем, рутина из рутин. Скукота. Ирина, как человек, привыкший делать все как следует, залезла первой на крышу, сразу же запачкала перчатку в растопившемся на солнце битуме и чертыхнулась. Все вокруг безжизненно и пусто. Окликнула кучерявую, чтобы та тоже залезала. Помахала рукой прикрывающему два двора – этот и соседний – пареньку со снайперской винтовкой, тот лениво помахал в ответ.

Недалеко отсюда кипела работа, а здесь слышны были только отзвуки, но, хотя и разморило на солнышке, Ирка старалась все же бдеть. При этом старательно обдумывая, как свалить отсюда. Эта мысль занимала ее все больше и больше. Это определенно. Оглядела пустырь. Все тихо. Повернулась к напарнице – все-таки узнать, какого черта она увидела, что так побледнела и испугалась.

Напарница хмуро выслушала вопрос. Вздохнула, оценивающе оглядела Ирку и нехотя ответила:

– Один из них Шустрила.

Ирина помолчала. Эта кликуха ей ничего не говорила.

– Именно тот мой знакомый, что приехал ко мне в квартиру. Тот самый.

Несколько секунд Ирка судорожно вспоминала, какой именно «тот самый» может быть, незнакомый ей парень с панибратским прозвищем Шустрила. Опыт общения с Витькой не прошел даром – на лице своем Ириха смогла удержать маску вежливого внимания. Даже добавила чуточку участия. Вспомнить не получилось, потому как по старой привычке оставлять в памяти только нужное ей по жизни всю остальную информацию Ира не запоминала вообще, «чтобы чердак не захламлять». За последнее время она наслушалась столько разных историй, которыми грузили ее знакомые и малознакомые люди, и все эти истории были словно зерна гречки из одного пакета. Картофелины по индивидуальности и то круче всех этих нудных россказней, как погибали всякие идиоты и идиотки. «И тут Жорик укусил Ростиславика в задницу, а тот не смог вырваться, и Жорик ему все задницу сгрыз…» Нудная тоска!

Но собеседница ничего этого не почуяла, Ирка отлично умела притворяться замечательной слушательницей.

– Ты ведь отсюда уехать хочешь? – спросила кучерявая.

Ирина кивнула.

– Мы могли бы помочь друг другу! – осторожно заметила напарница, внимательно глядя на физиономию Ирины.

– Если меня замочат за мокруху, то я отсюда никуда не уеду, – заметила Ирка равнодушно.

Кучерявая дернула недовольно щекой. Ей не очень понравилась проницательность деревенской простухи.

Там, где шла работа по чистке складов, щелкнул выстрел. Снайпер на соседнем пакгаузе встрепенулся и стал таращиться туда через прицел. Пальба усилилась, теперь работало несколько стволов, правда, одиночными.

– Что у вас? – буркнула кучерявая в рацию.

Выслушала ответ, отрепетовала Ирихе:

– Группка тупяков приперлась. Голов двадцать. Сейчас зачистят. Я могу посодействовать, чтобы ты попала в конвой. Есть некоторые возможности, – внимательно глядя в лицо Ирке, размеренно произнесла напарница.

– Это хорошо, – твердо глядя в глаза кучерявой, произнесла Ирина. Некоторое время они мерялись взглядом, потом напарница усмехнулась:

– Я не собираюсь все сваливать на тебя. Это мое дело, я хочу его сама уделать. Но мне в одиночку это не прокрутить, он меня сразу узнает. И чикаться не станет, более подлого мерзавца я за свою жизнь не видела.

Ирина кивнула. Верить своей напарнице она не собиралась, зная, что и в меньших делах подставляли люди друг друга по-черному. С другой стороны, делать тут нечего. Время поджимает, рожать здесь неинтересно совершенно. И опасно в придачу. Конечно, расчет невелик, но хоть кто-то знакомый – уже хорошо. В этом Ирка за свою не шибко долгую жизнь уже успела убедиться.

Но предложение кучерявой было и неожиданным, и опасным. Правда, еще Витька говорил, что опасное оплачивается лучше. Но сам же и добавлял, что иной раз заплатить могут совершенно неожиданно – путевкой в рай. В санаторий Святаго Петра. Знать бы еще, что у напарницы на уме: все-таки девочка из Рюриковичей и круг общения у нее специфичный. Тот же Шустрила, тут Ирка вспомнила, что кто-то из приятелей этой самой напарницы и спорил с дружками, как при битье кулаками по женским грудям поведет себя силиконовый имплантат – лопнет или нет. Милые, добрые люди с невинными забавами. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Ухо надо востро держать, вот что.

Но, тем не менее, вроде как брюнетка не врала. Толковал давно уже Ирихе муж невенчанный, что лгущий человек будет глаза отводить, рот рукой прикрывать. Теребить себя за нос и еще всяко показывать, что врет. Тут вроде бы собеседница не врала. Хотя что тут может быть враньем? Угробить старинного приятеля она явно хочет. Но кто ж их, элитных, разберет, может, там другие счеты, всякое может быть. Поможешь обстряпать мокрое дело, а тут тебе же и прилетит. С другой стороны, переехать в Кронштадт, про который тут уже всякое разное сказочное толковали, хотелось сильно.

Выстрелы по соседству стали не то чтобы затихать, а как-то вошли в ритм. Ясно было, что получается обычное дело – сначала сунулась кучка любопытных мертвяков, а теперь на шум остальные подтягиваются. И пока в зоне слышимости выстрелов не кончатся все зомби – так и будут тянуться по одному, по два и мелкими кучками. С одной стороны, нудно и тошно, с другой – зона будет очищена, и после боевых бригад можно будет присылать просто грузчиков с мизерной охраной, опасности уже особой не будет. Звуки выстрелов были уже привычны, но Ирку что-то словно царапнуло легонечко, словно холодным дуновением в шею принесло.

– Ну, так что ты скажешь? Пойдет так на так? Ты мне – я тебе?

Настойчивый вопрос отвлек внимание, Ириха, словно дернутая за шиворот, встрепенулась.

– И что, уже знаешь как?

– Он мою мамиту зомбанул, а я хочу, чтоб он сам таким же стал. План? Нет, плана нет. Пока. Но будет. Мне нужна твоя помощь!

Ирка на секундочку отвела взгляд в сторону: что-то там мешало ей, не понять что, но как-то встревожило.

Напористая кучерявая дернула Ириху за рукав, привлекая к себе внимание.

Ирка взглянула на покрасневшее перекошенное лицо напарницы и про себя подумала: «А нехороший у нее взгляд, как бы она меня тут не угробила, если откажусь!»

– Ты со мной?

– Погоди ты! – рассердилась Ирка. Что-то мешало, была какая-то не то чтобы заноза, но вот что-то не нравилось. Огляделась вокруг – нет, все в порядке. Саднит что-то в сознании, словно звоночек далекий тилибонит. Непонятно и неприятно и не прекращаясь.

Напарница стояла, плотно сжав губы, сопела носом, и тонкие хрящеватые ноздри зло раздувались.

– Я не против помочь, только… – выговорила негромко Ирка.

– Что?

– Не знаю я, чего от тебя ожидать. Понимаешь, о чем я?

Курчавая невесело скривила губы вроде как в усмешке, тусклой и неприятной:

– Не доверяешь, получается?

– Не в этом дело. Раз ты у меня напарница – доверяю. В обычных делах. А тут ты предлагаешь серьезнее работенку. Не то что это твой приятель, – тут верю. Так лицом побелеть, как ты, и актриса бы не смогла, весь вопрос – а какая тебе радость потом обо мне заботиться? Ты ж мне не мама, не папа, да и вообще никто и звать никак. Положишь рядом в виде алиби – и все.

Звоночек вроде как погромче задрендел. Ирка зло скосила глаза и чуть не ахнула.

Снайпер на соседней крыше все так же стоял, глядя в прицел, а со спины к нему на четырех ногах вроде бы и медленно, но неслышно и непреклонно кралось существо, явно бывшее когда-то человеком, слишком большое для простого зомби, слишком ловкое, и расстояние между дураком со снайперской винтовкой и тварью быстро сокращалось.

Ахнув, Ирина судорожно рванула с плеча автомат, не отщелкивая приклад, сбросила предохранитель, и оставшееся между этим скрадывающим и снайпером малое расстояние брызнуло пыльными облачками и кусочками вара и рубероида. Не попала сгоряча ни разу ни в одну, ни в другую фигуру, но внимание растяпы привлекла.

Он удивленно посмотрел на стреляющую в его сторону бабенку, секунду тупил, потом резко обернулся, взвизгнул, уронил винтовку и рванул как спринтер. Тварь дернула за ним валкой, медвежистой побежкой, но тут загрохотал и автомат кучерявой. Ирка шарахнулась в сторону – ей показалось, что стреляют в спину, но сразу поняла – ошиблась.

Хищно оскалившись, кучерявая била короткими очередями и, в отличие от заполошной и бестолковой пальбы Ирихи, лупила прицельно, плотно вжав приклад в плечо. Очереди достали тварь, которая не чем иным, как морфом, быть не могла, сбила ее рывок за снайпером и заставила вертануться в сторону стрелявшей. Ирка добила магазин, повернулась к напарнице и второй раз ужаснулась, прямо за спиной кучерявой увидев мертвую синюшную харю, вроде бы местами и человеческую, но карикатурно и гротескно извращенную. Второй морф был совсем рядом, незаметно за шумом стрельбы забравшись к ним на крышу. Ирка кинулась в сторону, сбивая кучерявую с направления удара мертвой туши, но получилось совсем паршиво, потому как потерявшая равновесие кучерявая улетела прочь с крыши и громко там внизу шмякнулась. Ирина выронила свой автомат и чудом по-кошачьи извернулась на самом краешке крыши, едва удержавшись от падения. Нехорошо, но от души обрадовалась, что морф кинулся вниз за кучерявой.

Напарница хоть и упала не очень удачно, но, тем не менее, шустро рванула за ящики, стоявшие посреди двора. Ирина теперь всерьез ужаснулась, потому что за эти считаные секунды смогла понять, что дело очень и очень плохо. Морф кинулся за напарницей и скрылся за ящиками, а автомат кучерявой остался валяться внизу – выпал из рук при падении.

– Не поможет она мне уехать, – мелькнула в голове не к месту мысль, пока Ириха подхватывала свой АКСУ, меняла в нем магазин, ломая ногти на пальцах и с тоской ожидая предсмертного вопля брюнетки. Вместо этого за ящиками ослепительно замельтешил пронзительно-синий тонкий луч, черканувший по противоположному пакгаузу неприятным для глаза кобальтовым пятнышком.

Это было совершенно неожиданно, и Ирка чудом не застрелила выскочившую из-за здоровенных ящиков брюнетку. Кучерявая неровным галопом, прихрамывая на левую ногу, кинулась к своему автомату и завозилась, вставляя новый магазин. Морф вывалился следом, но почему-то взял неверный курс – причем двигался как-то неуверенно. Расстояние было смешное, и тут уже Ирка не промахнулась, да и напарница помогла: от мертвого здоровяка в отрепьях грязной одежды полетели клочья, струи пуль от двух автоматов сошлись на полулысой голове монстра – и тот как-то неожиданно покорно завалился на спину и даже не дернулся. Тем не менее брюнетка завопила истерически и опять кинулась за ящики.

– Только не это! Второй! Забыла совсем про него! – всполошилась Ирина, легкомысленно высадившая все тридцать патронов одной залихватской очередью. Тот мертвяк, которому помешали порвать снайпера, оказался слишком близко, и обе молодые женщины совершенно не рассчитывали встретиться с ним.

Еще один ноготь сломался, когда магазин встал на место и лязгнувший затвор загнал патрон в горячий ствол.

А стрелять и не пришлось. Морф тупо рухнул на четвереньки, попытался обернуться и обессиленно ткнулся харей в асфальт. Ирина дернулась на замеченное краем глаза движение, с трудом удержала палец на спусковом крючке – все-таки этот балбес-снайпер вернулся и сверху, со своего поста, отстрелялся, добив второго морфа. Сил что-либо делать не было, и Ирка плюхнулась на теплую крышу, переводя дыхание.

Парнишка со снайперской винтовкой уже подбежал к вылезшей из-за ящиков брюнетке, и та спустила на него всех собак. Впрочем, переводившая дух после такой внезапной драки Ирина и не такую брань слыхала, потому ничего интересного не попалось. Разве что странными показались оправдания растяпы-снайпера, вякавшего что-то непонятное в ответ на заслуженные претензии брюнетки.

– Я не мелишный дедешник, а ренжевый, – пузырился снайпер.

Но это отмечалось Иркой как-то отстраненно. Наконец снайперу в голову пришла отличная идея – связаться с командиром бригады и сообщить, что тут такое творилось, а заодно попросить подмоги.

Брюнетка фыркнула, но прервала нападки на сопляка и потянулась за рацией.

Ирка через силу поднялась на ноги – все-таки дело было не закончено, мало ли кто опять полезет. А потом стало очень многолюдно, потому как прибежала чуть ли не половина бригады. Ирку о чем-то спрашивали, хлопали по плечу, одобрительно говорили что-то, но она воспринимала все, словно кино смотрела на чужом языке. Ей страшно хотелось спать, и все клеточки организма словно бы мелко дрожали.

– Меня потому джедайкой и прозвали, что у меня световой меч! – сказала Ирине вечером брюнетка. И показала короткий цилиндр непонятного назначения.

Ирка зевнула, потянулась и не без интереса глянула на удобно лежащий в тонкой ладошке напарницы агрегат.

После удачно отбитого нападения стаи морфов девахам дали отдохнуть и поспать, предварительно выставив по полстакана коньяка. И обе отрубились, только коснувшись головами подушек. Теперь, перед ужином, их разбудил шумный говор товарищей по отряду в соседней комнате – те вернулись позже, чем освобожденные за свой подвиг от дальнейшей работы девицы.

– И что это?

– Лазер. В Таиланде купила, так у меня дома и валялся.

Она щелкнула кнопкой – и синий луч толщиной с вязальную спицу засверкал режущим глаза светом. Яркая точка заплясала на стенке, и Ирихе показалось, что в том месте, где точка задерживалась чуть дольше, появлялся дымок.

– А, так вот такими вроде летчикам глаза слепили, – вспомнила Ирка шумиху на радио, слышанную вскользь еще в той, прошлой жизни. Посмотрела на штуковину не без уважения, видна была мощь.

– Да, на несколько километров достает, – кивнула не без гордости хозяйка «меча».

Перевела луч на тумбочку – и точно, дымок пошел.

Ничего себе!

– И значит, если по глазкам полоснуть, то и мертвякам не нравится? – заинтересованно спросила Ирка.

– Да. Меня это и спасло – помрачнев, ответила кудрявая. Ирина кивнула, не стала расспрашивать дальше. Понятно было, что не один раз спасло, не только сегодня. Видно, когда весельчаки засунули в комнату обреченной дочке умирающую мамиту, сообразила кучерявая, чем отбиваться. А что, вполне себе интересная штуковина, надо будет такой разжиться и научиться пользоваться, вишь, даже на мутанта действует отлично, а всего-то мазнуть лучом по морде так, чтобы глаза зацепить. И ни шума, ни выстрелов, ни гниющих трупов.

– Слепнут при попадании или на время? – деловито уточнила, провожая взглядом ослепительное кобальтовое пятнышко, выписывающее на голой стене узоры.

– Не проверяла, не в лаборатории же. Главное, что больше не лезут, отворачиваются и уходят в другую сторону, – пожала плечами напарница, выключив лазер и заботливо пряча его в кармашек куртки.

– Отличная вещь, – проводила цилиндр взглядом Ирина.

– Есть и еще не хуже, – многообещающе заинтриговала курчавая и стала собираться на ужин.

С настырным разговором напарница приступила на следующий день. И стала опять давить всеми возможными способами. Видимо, для себя уже все решила и нужна была ей только поддержка.

– У тебя нет плана, – напомнила Ирина, старательно озираясь. Ей очень не хотелось опять пережить такую беготню по самому краешку бытия. К счастью, место было спокойным, и даже обычных зомби не было видно. Вполне внятные склады с хорошим обзором.

– Теперь есть, – твердо сказала брюнетка, которая, видать, все время себе напоминала, что месть местью, а вот оглядываться нужно. И поэтому вертела головой, словно сойка какая-то.

– Тогда слушаю, – кивнула Ирка.

– Послезавтра они уезжают обратно. Так что перед самым отъездом его и надо утешить. Тут такое дело, что задерживать караван из-за потери одного человека не будут, бизнес. А нашим тоже особо ломать голову неинтересно, потому как он чужой, а экзит будет некриминальный.

Ирина скептически поджала губы.

– Точно, точно, – сказала кудлатая.

– Интересно, как это ты собираешься устроить, – скептическим же тоном спросила Ирина, удивляясь тому, что вообще это слушает. С одной стороны, грохнуть шутника, развлекающегося со знакомыми дамами и девушками так, как развлекался этот Шустрила, стоит. Просто в плане обеспечения банальной безопасности для себя и своего ребенка. Когда такие люди рядом ходят – жизнь слишком уж напряженной становится. С другой, лезть в мокруху – не слишком веселое решение. Нет, не потому что надо кого-то грохнуть, это Ирку не смущало совсем, а не попасться, вот что главное было.

– Расскажу, если ты в теме. Ты готова?

– Погодь. Я скажу, что готова, а ты предложишь его пристрелить прилюдно. Или под вашими чертовыми видеокамерами – я ведь видела, что они тут у вас есть. Скажем так – я не против тебе помочь. Если это останется между нами и ты мне поможешь свалить в Крон.

– Сказала же, что помогу, – зло блеснула глазами кудрявая.

– И какие мне гарантии, что ты меня не подставишь и не кинешь? – спросила Ирка.

– Гарантий я дать не могу. Не страховая компания. Но папачос всегда говорил, что взаимовыгода – лучшая основа для бизнеса.

– И твой папачос никого не кидал и не подставлял? Ну, знаешь, как в фильме – ничего личного, только бизнес? – внимательно посмотрела напарнице в глаза Ирина.

Та взгляд не отвела, пожала плечами:

– Я не в курсе его дел.

– То-то и оно.

– Но знаю, что всякое было. И я знаю, что пара ребят с известными навыками на него работали. И с конкурентами случались всякие неудачные происшествия. Никак не криминальные. Один, помню, пьяный утонул, другой под фуру влетел. И да, у них тоже были такие специфичные помощники. Как говорят американцы, силовое решение – часто лучший вариант. Короче, мне выгоднее, чтобы ты была в Кроне, а я навещала бы могилку Шустрилы… периодически. И ты мне нужна не как киллер, а как приманка и опять же напарница. Я сама все сделаю, компренде?

– Нечем мне приманивать. Автомат да что на мне – и все сокровище. Да и по внешности я не модель, – пожала плечами Ирина.

– У меня есть рыжье. Немного, но достаточно, чтоб Шустрилу заинтересовать. Ты подходишь к нему, желательно без свидетелей, топчешься с ноги на ногу, типа такая вся лохушка, просишь помочь.

– А он сразу кидается помогать? Аж из ботинок выскакивая? – фыркнула Ирка, которой не очень понравилось быть лохушкой, как-то очень уж уверенно у напарницы это определение с губ слетело.

– Типа того. Есть два момента. Первое – он очень жадный. ОЧЕНЬ! Из нашей компашки он самый нищеброд был, мы над ним стебались поэтому, а он старался не очень плакать. Эх, я ведь тогда вполне могла с ним сделать что угодно, если б знала! – Тут кучерявая задумалась, взгляд стал отсутствующий.

– Эй, не отключайся!

– А? Да я не отключалась, так, взмечтнулось. Проехали! Второй момент: ему самый кайф воспользоваться доверием – и обломать лоха, кинуть и поглумиться. Вот это для него просто ураганный оргазм был. Специально для нас разыгрывал всякие такие ситуации с разными людьми, нам тупым смешно было на очередную подставу смотреть…

– Так он рыжье возьмет, а меня без автомата в гиблом месте выкинет.

Кучерявая некоторое время думала, потом решительно замотала головой:

– Нет, так он не сделает. Он, в-третьих, трусоват и потому вряд ли пойдет на такое при свидетелях. А со своими придется рыжьем делиться, а ему проще себе палец отрезать, чем делиться с кем бы то ни было. Он тебя тут бросит. Точно.

– Предположим, что так. И что я должна делать, когда рыжье отдам? – важно сказала Ирка.

– Вот тут самое сложное. У меня есть добротный электрошокер. Тайзер. Тебе главное – ему попасть в морду. После этого он минуту-другую будет в отключке. И я все успею сделать.

– Что именно?

– Что надо, – мрачно ухмыльнулась каким-то мертвенным оскалом напарница.

– Ну, предположим. А что дальше? – спросила Ирина.

– Дальше я возвращаю себе рыжье и договариваюсь о твоем отъезде. Есть у меня тут подвязки и зацепки, так что получится.

– Я хотела бы убедиться. Что этот шокер работает, – решилась Ирка.

– И каким образом? В меня разрядишь? Чужих-то никак привлекать нельзя. А я могу и притвориться, если что. Хотя сразу скажу – ни разу мне под шокер вставать не охота. Потому не пойдет. Тут тебе опять же придется мне поверить.

– Слишком уж много и часто мне это делать приходится, – буркнула Ирина.

Кудлатая пожала плечиками.

– Мне тебе тоже доверять приходится. Ты с моим золотишком задашь лататы – буду я в пролете.

– А откуда золото-то?

– Бабушкино наследство, – отрезала курчавая.

– И много бабушек расщедрилось? – усмехнулась Ирка.

– Да немало. Там с полкило набралось. Короче, это мое золото, и я тебе его доверяю, – обрезала брюнетка.

Работа в этот день прошла гладко, без единого выстрела, и вечером напарница передала Ирке маленький, но тяжелый кожаный мешочек и странный агрегат, который ничего общего с виденными раньше Иркой трещалками-шокерами не имел. Скорее он был похож на детский игрушечный пластиковый пистолет.

– Это что такое? – удивилась Ирка.

– Тайзер, – гордо ответила кудлатая.

– И для чего эта штучка? – удивилась Ирка.

– Шокер. Непонятно? Дает разряд тока – такая тема, что клиент тут же брякается и валяется пару минут, может только мычать, косодрючит его и колбасит не по-детски. Тут две фиговины на проволочках вылетают, вот они и шарашат. Электроды такие. Влепи ему в шею или морду – и все, целуйте веник!

Ирина не без интереса осмотрела странную штуковину, глядя на нее уже другими глазами. За последнее время она привыкла уважать любое оружие.

– А он заряжен? – спросила она.

– А то! Под самую крышечку. С гарантией!

– Ты так говоришь, словно проверяла и знаешь, что да как. Я такое и в руках не держала.

– Проверяла. И знаю. И не свети им, сейчас-то всем пофиг, но вообще он из запрещенных, мощный потому что. Слишком мощный.

– Ну, ладно. А что не свети? Он еще и как фонарик работает? – удивилась Ирка, помнившая, что были такие фонарики у американских полицейских, которыми работали как дубинками, в кино видала не раз.

– Не в том смысле. Типа не надо его публике показывать. Так как-то.

– Поняла, – сказала Ирка, внимательно разглядывая опасную штуковину.

– Включается вот так, – брюнетка щелкнула выступающей пимпой – и на стенке напротив появилось светящееся красное пятнышко.

– Лазер? Тоже как синий? Только красный? – невольно вспомнила «Звездные войны» Ириха, действительно ее напарница джедайка.

– Типа того. Короче – наводишь куда надо и нажимаешь вот здесь. Лучше на открытую кожу… чтоб попало. Вылетают два электрода на проволочках, так что лучше не дальше чем пять метров стреляй. Попадет туда, где лазерная точка будет, потому руками не дергай.

– А дальше? – спросила Ирина.

Тут кудлатая помялась немного, потом все-таки ответила:

– Дальше зависит от того, как ты попадешь, и от того, как Шустрила отреагирует. Ну, по-разному выходит. Некоторые, слыхала, вообще на месте дуба рубят, но это редко, некоторые вопят и корчатся, некоторые пластом лежат. Короче. Это все может получиться и легко, и сложно. Ты потому, короче, готовой будь ему и по репе засветить.

– Вот здорово! Я не японка карате ногами махать. А он повыше меня будет. И поздоровее, – заметила Ирина.

– При попадании этих электродов в мясо никто на ногах устоять не может, – уверенно заявила кудрявая.

– Так уж и никто?

– Практически да! Ты главное – попади! – твердо заявила напарница.

Ирка с сомнением покачала головой.

– А если вдруг не получится? Что тогда?

Теперь задумалась напарница. Потом неохотно сказала:

– Живым я его не выпущу, когда еще так повезет увидеться? Тогда я его стреляю, куда деваться. Потом ты будешь подтверждать, что он меня узнал и пытался убить ножом, напав в тихом месте. А зашли мы туда, потому как ты обещала – ну вот, например, купить эту пару перстней.

– Это если он нас и впрямь не угробит, – вздохнула Ирка.

– Это вариант Б. И нам до него доходить не надо совсем. Может, удастся съехать на самообороне, а может, и нет. Забей, настраивайся на успех. Короче, после того как попала, его еще можно пару минут бить током. Эффект слабее, но встать и драться у него не выйдет. А я успею и раньше. Не боись – все будет пучком! – несмотря на уверенный тон и блестящие глаза, вид у говорившей был отнюдь не победный, и как-то это Ирину не воодушевило.

Впрочем, отступать было некуда. И на следующий же день Ирка улучила момент, когда этот самый Шустрила не спеша шел из кафушки по тропинке к машинам конвоя.

– Извините, можно вас на минутку? – достаточно робко и искательно глядя ему в глаза, подскочила Ирина. Она старательно пыталась выглядеть спокойной, но это никак не получалось, и волнение у нее было, что называется, написано на лице. Как ни странно, самым серьезным ее опасением было попасть в одну из имевшихся на территории лагеря видеокамер, и перехватить Шустрилу надо было как раз в «мертвой зоне». Вроде получилось.

– Чего нужно? – свысока глянул «объект» на невзрачную бабенку.

– Вы ведь с конвоем на Питер пойдете?

– И что с того? – убавив высокомерия, заинтересовался Шустрила.

– Мне очень надо в Питер, помогите мне, и вы не останетесь внакладе, – выпалила Ирка заученную до того фразу.

– Нам не рекомендуют брать попутчиков без ведома местных начальств, – уже совсем по-дружески сказал парень. И посмотрел с интересом.

«Симпатичный. И улыбка хорошая. А при том сволочь распоследняя», – подумала про себя Ирка и вслух сказала веско и с толстым намеком:

– Я здесь чужая, а могу заплатить, вот.

– Гм… Нам вообще-то запрещено…

– Вы не будете внакладе! И мне в Питер надо очень! – надавила интонацией Ирина.

– Но такой красивой девушке грех не помочь. Давайте мы встретимся через часик – вон там, за развалюхами. Посмотрю, что можно сделать, поговорю с начальством. Годится такой расклад? – намекающе подмигнул красавчик.

– Конечно, годится! – обрадовалась Ирка.

– Вы с собой прихватите то, что платить собираетесь, мне ведь подмазать надо будет кое-кого.

– А вы меня не обманете? Доставите в Кронштадт?

– Мы ж не в церкви, – еще более ослепительно улыбнулся Шустрила.

Вот если бы не слова кучерявой напарницы – вполне могла бы и купиться, мелькнуло мимолетно в голове у Ирины. Обаятельный мерзавец, не отнимешь. И располагает к себе прямо мастерски. Ведь знаешь, что подлец, а веришь против воли. Как продавец пылесосов прямо.

Место встречи вполне годилось – сильно захламленные задворки, где раньше был дополнительный лагерь для беженцев. Причем то местечко, где были отхожие места. Но теперь там никто не жил, периметр в принципе держал зомбаков в отдалении, так что там было относительно спокойно, хотя и здорово грязно. Начальство местное пока не видело, чем территорию занять, но и сдавать ее тоже не собиралось, так что пока это мусорное место с двумя недостроенными цехами, заброшенными еще в перестройку, стояло в виде выморочного участка. Патрули там не ходили, так что всякий, кто совался на этот загаженный пустырь, действовал на свой страх и риск. Впрочем, риск был невелик – все-таки чистка от зомби была проведена качественно, а после того как практически каждый стал таскать с собой ствол, особых хулиганств и не было.

Ирка понимала, почему ее пригласили в эту зону – и безопасно, в общем, и свидетелей никаких. Камеры там раньше повесили, но теперь часть демонтировали, а те, что остались, были отключены от оператора и не работали. Не за чем тут следить.

– Ну как? – жадно спросила ее компаньонка, как только Ириха вошла в комнату.

– Договорились. Через час, то есть уже через сорок восемь минут. За цехами, где сортиры у вас были. Ты-то готова? Я ж не знаю, что ты придумала.

– Я готова, – ответила кучерявая и вытянула из-под подушки серебряную фляжечку.

– Вот не надо бы, а то тепло, развезет еще. Лучше потом, – нахмурилась Ириха.

Брюнетка недовольно сморщила носик, но спорить не стала, покрутила фляжку в руках, сунула обратно. Потом с неудовольствием посмотрела на свои пальцы, которые ощутимо дрожали, порывисто встала и сказала:

– Все, я пошла. Буду там ждать. Ты вот что – стой за первым цехом. Там еще катушка от кабеля валяется. Я сяду на втором этаже в цехе.

– Стоп! А как я пойму, где это ты сидишь?

– Говно вопрос! Вот эта тряпка будет из окна свисать. Если я на подходах замечу его приятелей, я тряпку уберу. Тогда уходи. И еще – держи рацию на передачу, – показала краешек какой-то зеленовато-красной хламиды, спрятанной в сумке кудрявой.

– Ты гляди, все продумала!

– А то ж! Ты только не зассы! – внимательно поглядела в глаза напарница.

– Ишь ты как, прямо по-рюриковски сказала, – поддела кудлатую Ириха.

Но та шутку не приняла, встала, забрала автомат и сумку, быстро и резко из комнаты вышла.

Полчаса для Ирки тянулись и долго и медленно. Успела посмотреть и что в мешочке – ожидаемо оказалось золотишко во всех видах, в том числе и в виде странно мятых комочков. Когда дошло, что это сплющенные и смятые золотые коронки, от греха подальше завязала мешочек – ясно ж, с какой «бабушки» наследство, черт его знает, как обработано потом это золотишко, подцепить что заразное не хотелось вовсе. Проверила еще раз свое снаряжение, оружие, прислушалась к себе. Вроде бы было и немного страшно, и немного волнительно, хотелось почему-то зажать ладошки между колен и так посидеть. Но и только. При этом никаких угрызений совести по поводу того, что придется ухлопать – ну или помочь ухлопать – живого человека, не было вовсе. Странно, но пальба по зомби сильно помогла, теперь Ирке было пофиг, лупит ли она по ковыляющему мертвяку или по клиенту, еще не омертвяченному. Силуэт-то один – и все тут. Остальное привычка. И еще ей вдруг подумалось, что на пути к роддому она ради еще не рожденного ребенка готова не то что стрелять, а зубами рвать любого, если понадобится. И никак это ее не волнует. Единственно, что волнует, – это как бы «объект» не успел за пистоль схватиться. С шокером раньше Ирина дело не имела, потому не вполне доверяла этой технике. Хотя лазер смог у нее на глазах сбить с толку морфа, что вполне повышало акции кудлатой.

Пришла на точку встречи чуть пораньше, походила, посмотрела. Обнаружила катушку от кабеля, огляделась по сторонам. Наконец нашла взглядом свисавшую из окошка линялую тряпку знакомых цветов, одобрила решение напарницы: и видит оттуда со второго этажа все, и в случае чего успеет добежать быстро – лестница рядом.

Ветерок шевелил неприлично яркие и блистючие обертки от сожранной беженцами всякой съедобной фигни. И да, нагажено и намусорено было изрядно. Походила вокруг, шурша фантиками под берцами, присмотрелась, что да как. Пустынное место, только железобетонные коробки недостроя и потрескавшийся старый асфальт, густо присыпанный всяким мусором. Хотя, если заорать, услышат, как раз на КПП. Но это если громко заорать. Значит, Шустрила заорать не должен. Проверила, удобно ли спрятала Тайзер. Удобно. Ну, все, можно ждать.

«Объект» появился с небольшим опозданием, но улыбнулся так радужно, что у любой особи женского полу сердце потекло бы молоком и медом. Хорошая такая улыбка, душевная.

«Обаятельный, сука», – ответно улыбаясь ему, про себя подумала Ирка. Ей не надо было прикидываться обрадованной и чуточку взволнованной. Клиент пришел один, и потому сейчас Ирка смотрела на него, как на билет в Питер.

– Итак, вам надо в Питер. Точнее, в Кронштадт. Чем готовы поступиться? – вежливо и доброжелательно спросил Шустрила.

– Вы говорили, что вам это запрещено?

– Говорил. Каждый запрет имеет свою цену. Так что вопрос в цене, – кивнул дружелюбно «объект».

– У меня есть вот это, – протянула ему мешочек Ирка.

Шустрила не спеша подкинул мешочек, взвесил его словно. Потом развязал завязки и сыпанул себе на ладошку в перчатке содержимое.

– Неплохо. Правда, если считать, с кем придется делиться, получается сильно меньше.

– Но я думаю, что хватит? – неуверенно спросила Ирина.

– Хватит. Если добавите и свой автомат. В Питере, конечно, небезопасно, но мы идем на Кронштадт, там вполне с пистолетом жить можно.

– Васенька, ну еще капельку, – не удержалась от шпильки Ирка.

– Так дело ваше – это же вам надо ехать. Я ведь и так еду, – опять улыбнулся приятственно Шустрила.

– Хорошо. Отдам, – развела Ирина руками.

– Вот и ладушки. Тогда так – вы знаете, когда мы уезжаем?

– Знаю.

– Прекрасно! За час до нашего выезда встанете у дальнего КПП. На том конце зоны, знаете? Там еще БТР пятнистый дежурит.

– Знаю, бывала там.

– Совсем хорошо. Оденьте только платочек на шею поярче – желтого или красного цвета, чтоб заметно было. Есть такой у вас? – очень проникновенно спросил Шустрила.

– Есть, оранжевый, – кивнула головой Ирка.

– Замечательно. Подъедет мусоровоз. Подойдете к водителю, скажете, что едете на свалку. Садитесь к нему в кабину и едете, – начал инструкцию «объект».

– Но это же в другую сторону! – удивилась совершенно оправданно Ирка.

– Совершенно верно. Мое начальство не хочет, чтоб на нас всех собак повесили, это ведь справедливое желание? – терпеливо, как маленькой девочке, объяснил Шустрила.

– Ну да…

– Потому не стоит связывать ваше отбытие с нашим конвоем.

– Но как тогда я попаду в Кронштадт? – искренне удивилась Ирина.

– Правильный вопрос! Я с ребятами на паре грузовиков выезжаю пораньше – нам надо заскочить, забрать детали к одному агрегату, и мы как раз мимо свалки поедем. Вы, главное, мусоровоз не пропустите и не забудьте с собой свои вещи взять. И еще – этот разгильдяй на мусоровозе ездит весьма неаккуратно, потому не удивляйтесь, если он опоздает. Мы вас подождем, даю слово! – с потрясающей теплотой и искренностью сказал Шустрила.

Ирина с удивлением почувствовала, что почти поверила этому приятному и душевному человеку.

– Спасибо! – с чувством сказала она и улыбнулась.

– В Кронштадте скажете, – отозвался он, приветливо кивнул, сунул мешочек в карман и не спеша пошел прочь.

Он успел сделать несколько шагов, когда Ирка опомнилась от наваждения, зло закусила губу и выдернула шокер из-за пазухи. Красное пятнышко стремительно скользнуло по грязному асфальту, по ноге Шустрилы, его спине, и как только оказалось на затылке чуток выше воротника, Ириха нажала спуск. Щелкнуло совсем негромко, руку чуть дернуло, и что-то сверкнувшее на солнышке мелькнуло, перечеркивая пространство между ней и «объектом». Успела испугаться, что не попадет, не сработает или не хватит длины проволоки, но в этот момент «объект» странно выгнулся и завалился как стоял, лицом в землю, успев сказать только что-то вроде: «Ыыыыхр!»

Окатило радостью, но что делать дальше, было неясно. К счастью, кудлатая в тот же миг опрокидью вылетела из подъезда, благо там и дверей не было, и на манер олимпийской чемпионки по спринту рванула к упавшему. Шустрила между тем начал шевелить руками, поворачивать голову – пока еще заторможенно, вяло, но это встревожило Ирину.

– Быстрее! – крикнула она напарнице.

Та поддала еще пуще и уже через пару секунд со всего маху грохнулась коленками об асфальт, благо щитки смягчили удар.

– Руку его давай сюда! – негромко рявкнула брюнетка.

Ирка схватила левую руку парня, попыталась завести ее за спину, но почувствовала сопротивление – оглушенный объект явно начал приходить в себя. Напряглась, рванула как следует – и справилась, видно было, что ошарашенный током еще в себя не пришел. Кудрявая тут же стянула руки Шустриле высоко, в локтях, странной пластиковой стяжкой, вроде в прошлой жизни Витя такими в своем раздербаненном компе подтягивал жгуты проводов.

– Чт… чт эт значт? – непослушным пока языком начал спрашивать пострадавший. Договорить не успел, напарница рывком перевалила его тяжелое тело на спину и быстро, даже умело впихнула в рот лежащему странную фигню – явный женский чулок, только набитый чем-то с одной стороны. Шустрила явно узнал своего палача, завозился, замычал, но без особого успеха.

– Хай, мазафака! – пропела, сверкнув глазами, брюнетка. Парень завозился уже более осмысленно, попытался порвать стяжку – неудачно, замычал громче, пуча глаза.

Несколько секунд мстительница наслаждалась зрелищем, и ее ноздри чувственно раздувались, потом Ирка пихнула ее в плечо, – и напарница опомнилась. Потянула из своей сумки-торбы, к удивлению Ирины, жестяной футляр из-под бутылки виски, не без опаски сдернула крышку и приложила открытым концом к физиономии лежащего. Тот бешено замотал головой, забился.

– Прижми ему башку! – лютым шепотом велела брюнетка, прыгая словно лихая всадница на выгибающемся под ней дугой теле. Ирка, не раздумывая, тут же придавила ботинком коротко стриженную голову к асфальту. Раструб опять прижался к лицу Шустрилы, и тот отчаянно взвыл, пытаясь освободиться. Брюнетка неуклюже, враскоряку, соскочила с лежащего мужчины. Футляр остался у нее в руке, а Ирка отпрыгнула в сторону, передернувшись от омерзения – в губу парню вцепилась здоровенная, но какая-то странная крыса. Хорошо вцепилась, потому как попытки лежащего освободиться от этой твари не привели ни к чему, он отчаянно мотал головой и приглушенно выл, но отвратительная тушка моталась из стороны в сторону, никак не отцепляясь.

Ирку передернуло: крыс она терпеть не могла.

– Держи периметр, – тихо, но зло рявкнула брюнетка.

Ирка, стараясь держать боковым зрением Шустрилу и напарницу, быстро отскочила к кабельной катушке, изготовилась к стрельбе, потом опомнилась – атаки вроде не предполагалось, а стрелять по всем, кто появится в поле зрения, было явно опрометчиво. Закинула автомат на спину, удивляясь тому, что почему-то это делать неудобно, только тут заметила, что в левой руке держит пустой Тайзер, сунула его в карман, спешно стала сматывать волочащиеся тоненькие проволочки.

Глянула на брюнетку – та стояла рядом с корчащимся и бьющим каблуками об асфальт телом. Передернулась от странного ощущения – словно ведьма пьет душу умирающего, настолько хищным был вид кудлатой. Чисто вампирша. Упырица.

При укусе зомби в губу человек помирал очень быстро – буквально за минуты. В методичке это было написано четко, другое дело – не указывалось, как разнится по мощности укус крысозомби или человекозомби. Ирине было крайне неуютно, словно она голая стояла на Дворцовой площади. Что, если будет чертов Шустрила дохнуть полчаса-час? Да за это время все нервы перегорят! Вот по закону бутерброда точно кто-нибудь припрется, будь они все неладны.

Ирка страшно вспотела – оно, конечно, и жарко было, но и страшно тоже. Все так же отвратительно мычал умирающий, шуршал по асфальту затылком и стучал каблуками. Напряжение дошло до такого градуса, что Ирка уже и за пистолетом потянулась – пристрелить сукина сына к чертовой матери, – но тут шум сбоку прекратился. Бросила взгляд – ноги Шустрилы судорожно дернулись и расслабленно вытянулись. И мычание это осточертевшее закончилось.

– Все? – спросила она кудлатую.

Та не ответила.

Ирина окинула взглядом пустое, залитое солнцем пространство, не увидела никого живого или мертвого и отлепилась от катушки. Тронула брюнетку за плечо, стараясь не очень смотреть на пирующую странно сплющенную крысу, но и не выпуская ее из виду. Кудлатая вздрогнула, словно проснулась.

– Как все? – повторила Ирка чуть громче.

Напарница перевела дух, вздохнув странно, словно загнанная лошадь, со всхлипом.

– Эй, ты тут истерику не вздумай устраивать! – разозлилась уставшая до чертиков Ирина.

– Как думаешь, сдох? – спросила медленно приходящая в себя кудлатая.

Ирка внимательно глянула на лежащего. Умирающих ей за последнее время видеть довелось куда больше, чем хотелось бы, и тут она уверенно сказала:

– Готов. Дальше что?

– Точно?

– Ты сама смотри – обмочился и расплющился. И морда осунулась, – сказала Ирка твердо.

– Надо стяжку снять и кляп…

– Так давай! – нетерпеливо сказала Ирина.

Кудлатая с удивлением посмотрела на свои трясущиеся руки.

– Не ожидала, что меня так замандражит, – странным голосом сказала она Ирине.

Та выругалась и, с опаской нагнувшись, дернула кончиком ножа торчащую на локте покойника полиэтиленовую полоску. Паскудная крыса не обратила на это никакого внимания, жрала в три горла, кромсая зубами человеческую нежную мякоть.

Ирка резко дернула стяжку, та не без натуги выскочила из-под Шустрилы. Его левая рука, странно вывернув ладонь, выскользнула из-под тела. Брюнетка, немного придя в себя, дернула конец чулка – и мокрый кляп, потревожив крысака, вывалился изо рта покойника. Подхватила кровавый комок футляром от крысы, закрыла крышкой. Пихнула в карман поданный Иркой Тайзер.

– Уходим, – поторопила напарницу Ирина.

– Сейчас! Еще что-то… Погоди…

– Некогда годить, он сейчас уже вставать будет!

– Ага, вспомнила! Заглушки от Тайзер где-то тут валяться должны. Вот, есть! Все, сваливаем отсюда!

Кудлатая подняла с асфальта два маленьких прямоугольничка из желтой пластмассы, глянула в последний раз на своего старого знакомого, тряхнула гривкой черных волос и быстрым шагом пошла прочь. Ирке не понадобилось особого приглашения, она поспешила следом.

Выглянули из-за угла пустого цеха. Пусто.

– Я иду влево, а ты двигай вправо.

И пошла неторопливой прогулочной походкой. Ирка глянула вслед и, стараясь идти так же непринужденно, пошла по дорожке, судорожно думая, а зачем она, собственно, туда может идти. Взгляд упал на палисадничек с более-менее бодрыми цветочками у желтого фургончика, на самописную корявенькую вывеску «Парикмахер». Пару секунд прикидывала, потом пошла к двери.

Прической осталась недовольна, деваха, взявшаяся ее стричь, явно не совпадала по вкусам с Ириной, да и с цветом при мелировании не угадала, возилась долго, но взяла за работу недорого, и это несколько примирило Ирину с происшедшим.

– Клевый причесон! – одобрила изменения в имидже Ирихи хмельная напарница. Она сидела на лавочке у казармы и прикладывалась к своей фляжечке.

– Что, и вправду нравится? – удивилась Ирка.

– Вполне. Куда лучше, – кивнула брюнетка.

– А мне показалось, что парикмахерша там от слова «хер», – заметила Ирка, присаживаясь рядом.

– Сойдет для сельской местности, – ответила кудлатая и опять поднесла фляжечку к губам. Ирина подумала, стоит ли обижаться на сельскую местность, решила проигнорировать и взяла быка за рога:

– Как с моей поездкой?

– Завтра явишься за час до убытия конвоя к начальнику охраны – место знаешь, у КПП. Фамилия его Филимонов. Сутулый такой. Там скажут, куда садиться – в какую машину. Ну и фьють отсюда.

– То есть как? Ты когда вопросы прорешать успела? – удивилась Ирка.

– Вчера. Есть у меня тут наколки, договорилась.

– Не побоялась?

– Чего? – подняла бровки домиком напарница.

– Если б сегодня все провалилось?

– Если бы да кабы, то во рту росли б грибы и был бы не рот, а чертов огород, – выдала задумчиво брюнетка. На памяти Ирины она впервой выдала поговорку. Задумалась, что ли?

– С крысаком ты меня удивила, – призналась Ирка.

– Да шла, было дело, смотрю – это ползет. А сзади ворона ее за хвост дергает. Знаешь, мне ее жалко стало. В смысле крысятину. Вспомнила, что этих зверюшек звали комнатными собачками дьявола. Я и подумала: а что бы мне не завести себе комнатную собачку признанной породы и от серьезного производителя? Как раз у меня этот вискарь в руках был. Бутыль в карман, зверька – в футляр. Обрадовалась эта комнатная собачка сильно, не противилась даже, и сапогом пихать пришлось совсем чуть-чуть.

– Ты ее тогда и помяла?

– Нет, оно уже сплющенным ползло.

Брюнетка отхлебнула из фляжечки, вытерла тыльной стороной ладошки припухшие губы, задумчиво сказала:

– Вот и пригодилась скотинка. Сослужила службу.

Ирка усмехнулась:

– Я тебя недавно знаю, но что-то шибко сомневаюсь в твоем альтруизме. Хочешь сказать, что подобрала тварюшку, как тот эстонец из анекдота? Типа «мошшетт пригодиццо»?

– Хочешь сказать, что я бездушная стерва? – покосилась кудлатая.

– Насчет души не знаю, но что деловая – это вижу. Ты когда что делаешь – то всегда с выгодой. И с прицелом на будущее.

– Это гены и папачос так воспитал. Твой этот эстонец – это который через год приехал, выкинул дохлую ворону обратно «нне приготиллась»? Так он прибалт, что ж ты хочешь, – спокойно ответила кудлатая.

– Погодь, это ты о чем?

– Папачос говорил, что на любой товар всегда есть покупатель. Всегда! Вся проблема только найти этого покупателя. А прибалты – они бестолковые, ни посторожить, ни украсть, а уж продать что… Потому у них толку не будет, хоть дохлую ворону им дай, хоть тонну золота. Нет ума – считай калека, – и снова глотнула из фляжечки.

Помолчали. Брюнетка хмыкнула и призналась:

– Ну была мысль, что пусть эта собачка мое бухло охраняет. А если кто позарится без моего ведома – пусть на себя пеняет. Хорошо, не позарились.

– Ой! – вскинулась Ирка.

– Ты чего подскочила? – лениво удивилась курчавая.

– Мы же твое золото не забрали, оно у него в кармане так и осталось!

– Ужасная потеря! – равнодушно заметила брюнетка.

– Тебе что, своего рыжья не жалко?

Напарница как-то уж очень умиротворенно отсалютовала кому-то невидимому блеснувшей фляжечкой, словно тост произнесла, и опять глотнула. Посидела, глядя перед собой странным взглядом, потом усмехнулась:

– Ладно, черт с тобой. Это не мое золото. Я его сперла у очень неприятного человека. Теперь этому поцу станет известно, что его обнес пришлый Шустрила. А приятелям Шустрилы станет известно, что какие-то делишки были у Шустрилы с этим поцем. У них начнется взаимно выгодное сосуществование, или как оно там называется, когда жаба гадюку фачит. Пусть веселятся.

– Не жалко золота? – глянула ей в глаза Ирка.

– Жалко. Но папачос мне говорил, что за все надо платить. Не платят только очень богатые, а я пока еще наверх не вылезла. Ну, жизнь продолжается. Возможно, папачос мной гордился бы. Комбинация простенькая, но идет успешно. Шустрилу уже, к слову, упокоить успели, пока ты стриглась. Он выперся аккуратно на патруль. Так что понеслось по кочкам расследование, преследование, туе-мое.

– А я и не слышала стрельбы!

– Патрульники с арбалетом ходят, кроме автоматов. Лупить очередями в лагере давно уже отучились. Это вначале психовали. Сейчас уже пообтерлись.

– Ты не боишься, что разберутся быстро? – Ирка побледнела, потом испугалась еще больше, вспомнив про собак и прочие детективные приемы.

– Забей. Тут на всякое публика насмотрелась. Приезжего укусила крыса. Это бывает. К тому же он эпилептик. Картина ясна, и понятно, рыть носом землю наши не будут. Не до того, знаешь ли, тут тебе не совок. Никто и не почешется, а его дружкам суетиться золотишко помешает и завтрашний отъезд. Ты, короче, язык на привязи держи, не трепись сдуру. И все будет пучком. Тебе ведь неинтересно трепаться? – остренько глянула кудрявая.

– Шутишь?

– Нет, не шучу. И потом не вздумай чего-нибудь про шантаж думать или еще что. Мы ведь друг друга понимаем?

– А то ж! – вполне искренне сказала Ирка. И потом спросила: – Слушай, ты вообще в курсах, тут когда мусоровоз на свалку ездит?

– После обеда, часа в два. Иногда раньше, в час. Ты это к чему? К тому, что ты должна была с ним на свалке встречаться?

– Ага, ты ж слушала, о чем мы говорим.

Брюнетка захихикала:

– Хорошо бы ты смотрелась на свалке. В оранжевом шарфике и с вещами.

– Вот же подлец! – искренне возмутилась Ирина.

– Рада, что ты оценила юмор и приколы покойного, – глотнула снова из фляжки брюнетка.

К удивлению Ирки (и некоторому огорчению тоже), никто не стал уговаривать ее остаться. Получила от бригадира бумажку с откреплением от отряда. Сходила, получила на КПП пропуск на выезд с конвоем.

Держались все отстраненно, и потому она утром собрала вещички, стараясь не забыть ничего своего, и ушла, даже не позавтракав. Нетерпение жгло пятки и стесняло дыхание. Конвой, к ее удивлению, еще не собрался полностью, машины стояли враскоряку, грели двигатели, и в воздухе воняло соляркой, несколько мужиков бегали и переругивались довольно громко. Остальная публика сидела по кабинам или курила на свежем воздухе, позевывая и поплевывая.

Она не стала вникать в суть перебранки, постаралась разобраться, кто тут главный (высокий и сутулый), сунулась было к нему, но он слушать не стал, махнул рукой в сторону потрепанного «КамАЗа» – дескать, сядь туда и не отсвечивай. Странный был «КамАЗ» – на грязном брезентовом верхе четко была видна нарисованная бело-красная круглая мишень. Чистенькая, словно мытая.

В кабине сидел жилистый поджарый мужик в ментовском камуфляже. Поглядел очень неприязненно, потом спросил:

– Чего тебе? – и глянул, как ножом отрезал.

– Филимонов сказал сюда сесть. Меня зовут Ира!

– Твою ж мать! – с чувством выругался культурно мужик и плюнул в открытую форточку. А потом выскочил из кабины и куда-то быстро сдернул, прихватив из кабины автомат.

Тронулся конвой только через три часа. Курсом на Питер, на Кронштадт.

Ирка глядела в окно, и вся эта операция с покойным весельчаком Шустрилой таяла, словно вчерашний сон. Впереди были новые проблемы, но на сердце стало спокойно.