Ася Михеева
Во имя Петра и Павла
Анна Александровна спала, когда они подъехали. Но от звука, с которым пила-болгарка взрезала железную дверь круглосуточной аптеки, проснулся бы и мертвый. Если они вообще спят, мертвые, кто их знает.
Окна у аптеки были бронированные – от наркоманов-то, но все-таки прозрачные. За месяц Анна Александровна нагляделась в окошко очень разного. Так что на всякий случай заползла под крепкий, сваренный еще в девяностые из какого-то могучего уголка прилавок и там притаилась. Щелок между фанерками, покрывавшими железную раму прилавка, было достаточно, чтобы подглядывать.
Дверные петли хрустнули. Эх, будь дверь поновее, понадежнее, – потосковала Анна Александровна. Аптека, конечно, не лучшая на свете спасительная капсула, но за окнами показывали совсем уж лютое кино. Даже когда на улице целыми днями ничего не происходило, о том, как оно, нонеча, не давала забыть застрявшая меж прутьев решетки кисть руки. Ее уже доедали опарыши, но кости пока не собирались распадаться.
Зашли двое. Оба в каких-то щитках и бронях, оружейные дула внимательно рассматривают комнату. Лиц, считай, и не видно.
– Проверь коридор, – сказал звонкий, почти мальчишеский голос.
Анна Александровна тихо легла на спину, сложила ладони трубочкой у рта и четко сказала вверх в эту трубу:
– Там никого нет.
Что толку? Прямо над ее головой из стены полетели куски штукатурки, на ноги посыпалось стекло. Очередь захлебнулась, послышался вскрик. Все тот же молодой голос злобно рявкнул:
– Чего ты палишь? И, твою мать, куда?
Второй голос что-то пробормотал, Анна Александровна не расслышала. На руки, прикрывавшие лицо, насыпалась колючая крошка, но двигаться она боялась.
– Где именно никого нет? – громко спросил молодой голос.
Она осторожно приподняла руки ото рта.
– По коридору направо две складские комнаты и налево туалет, дальше дверь в подъезд, она толще этой и заперта. За ней кто-то ходит. А тут никого нет, – она помедлила, – кроме меня.
– Никак живая, – удивленно сказал голос постарше.
– Не твоими трудами, – злобно добавил молодой.
– Ты мне прикладом чуть руку не сломал.
Захрустели шаги, один из них вышел в центр комнаты.
– Тетенька, что вы ели последний месяц? – спросил он как-то неестественно ласково.
– Диабетическую еду и витамины.
– А пили что?
– Ну, тут и минералки, и просто в бутылках еще даже искупаться пару раз хватит.
– А ни на что странное не тянуло?
– Повеситься пару раз, – горько ответила Анна Александровна неожиданно для себя.
Оба голоса понимающе хмыкнули.
– Живая, – решил окончательно молодой и велел: – Вставайте. Сань, узнай пока у Китайца, как там.
Пока она выпутывалась из осколков витрины и поднималась на ноги, второй протопал к дверям. Анна Александровна медленно обошла прилавок и остановилась посмотреть своему освободителю в лицо.
Примерно ее роста, для мужчины мелкий. Глаза между шлемом и корявым щитком серые, ледяные.
– Ансанна? – вдруг спросил он.
– Что?
– Ансанна? Вы ж у нас были медсестрой, нет?
Из школьного медкабинета Анна Александровна ушла в ночные дежурные уже года три как. Но гляди-ка, кто-то вспомнил.
Он повернулся, не отводя внимательного взгляда от женщины.
– Сань?
– А?
– Я вот думаю, мне докладывать Моисеичу, что ты нам чуть медсестру не застрелил, или смолчать?
– Сука, – неопределенно отозвался Саня.
– Если тихо, давай мешки таскать. Ансанна, думайте, что тут ценного в первую очередь и во что лучше паковать. Времени у нас полчаса в лучшем случае.
Анна Александровна кивнула и кинулась вытаскивать коробки покрепче. Только потом она сообразила, что подчинилась не автомату, все еще направленному в ее сторону, а твердому деловому тону.
Он прошел мимо нее к дальней двери, постоял там, прислушиваясь. Заглянул быстро в каждый из микроскладов и только тогда повесил автомат за спину.
Саня заходил, брал упакованные Анной Александровной ящики и утаскивал наружу.
Она выгребла всю перевязку, что была в аптеке, и начала сыпать уже все подряд. Желудок, простуды, печень, диабет… Для потенции, ха-ха. Нет, этот ящик пусть остается. Она наклонилась, вытряхивая упаковки антигистаминных с полки прямо в коробку.
– Эй, бери-ка второй конец, – скомандовал парень у нее за спиной.
– На хрена? – удивился Саня.
– Мы ее в кузов, че, прям на виду посадим?
– Думаешь, кузова не хватит?
– У тебя че, до фига медсестер?
Саня закряхтел. Они выволокли в дверь тот самый прилавок, под которым от них пряталась Анна Александровна, и молодой вернулся один.
– Еще что-то важное тут есть?
– Вода бутылками, наркотики в сейфе, ключа нет. Так, в общем, примерно все. Памперсов еще всяких шкафа три.
– Уходим.
Прилавок стоял в кузове полуразвороченной грузовой газельки, закрытой стороной к дыре. Вокруг прилавка, закрывая его, громоздились ящики.
– Ансанна, лезьте, – скомандовал молодой, – ногами вперед, и я вас ящиком задвину. Вас не видно будет, если чо.
– Если что, мне уже пофиг будет, – желчно сказала Анна Александровна, забралась в кузов и с трудом впихнулась под прилавок.
– Это верно, – согласился парень и застегнул поверх сломанной двери «газельки» ременную застежку.
* * *
В себя Анна Александровна пришла, сидя на земле. Вокруг толклись чьи-то ноги, за ними серел бетонный забор. Она потерла голову, пальцы испачкались красным.
– Сейчас, сейчас, – сунулся кто-то с пачкой влажных салфеток. Она отмахнулась, кое-как поднялась на ноги. Полуразгруженная «газель» стояла рядом. Железные ворота крепко заперты на засов и пару гаражных замков. Анна Александровна медленно, очень медленно выдохнула. Неужели все-таки спасена? Вокруг стояли люди без брони. В железках только один мужчина, невысокий и рыжебородый, который с несчастным видом разглядывал ее, крутя в руках шлем.
– Да не казни ты себя, Китаец, – спокойно сказал молодой голос у Анны Александровны за спиной, – ну сообразил бы ты запасной шлем дать, ей бы на жопу че упало. Приехали, живы, работаем дальше.
Рыжий Китаец криво улыбнулся, Анна Александровна хотела было повернуться, но покачнулась и передумала. Парень обошел ее сам. Шлем он снял, а броню стащил только с рук – на торсе у него продолжала красоваться нелепая конструкция, что-то вроде кольчуги, надетой на ватник, с проложенными там и сям металлическими бляшками.
– Вы как?
– Петя? – недоверчиво спросила она.
– Ну.
Анна Александровна не выдержала и засмеялась.
– Ну отлично, – сказала она, – кто бы сомневался.
* * *
Вечером она сидела в комнатке хозяина убежища – Михаила Моисеевича. Моисеич был отставным погранцом, дом этот охранял на зарплате, а то, что ему выдали вместо табельного оружия, – содержал в порядке. Когда народу в доме стало прибавляться, Моисеич скрепя сердце вскрыл хозяйский сейф и достал оттуда автоматы и все прочее. Мафия, она, конечно, не одобрит, если узнает – да жива ли та мафия? Опять же, лучше достать да дом удержать, чем доэкономиться.
Анна Александровна слушала. Было ясно, что Моисеич не делился до ее появления своими сомнениями ни с кем. А тут кто-то близкий по возрасту.
– А народ откуда? – спросила она.
– Петька с пацанами просто через забор перелезли. У меня еще камеры не сдохли, я их увидел, ну и… побежал палить, за ними же… гнались.
– Эти через забор не могут?
– Мальчишки же приволокли с собой бревно, лезли по нему. Потом бревно сбросили. Эти… побились, побились о забор, я боялся, поднимут бревно, думал будем палками спихивать, у меня ж только пистолет тогда был, а их толпа, голов сто, может. Но нет. Тупые.
– А остальной народ? Тут же человек десять?
– С вами, Анечка, семнадцать, – веско сказал Моисеич, – и всех до единого привел Петька. Четверо с ним пришли, но девочку, Марусю, спасти не удалось. Это отдельная история, с телом пришлось обойтись… довольно жестко. Потом Шон и Даня, ну то есть Дэн, но Даня, два здоровенных парня, кажется геи, но мне, честно говоря, плевать. Они охотники, вышли из леса со всем своим оружием и с патронами, Петька их где-то выловил на окраине. Они по-русски немножко блекочут, но так, с напряжением. Игорь и Саня, и с ними малой подобранный, года три, может, четыре. Они его Сенькой зовут, у Игоря сынок был… Вот на малыша, Анечка, вам надо будет очень-очень внимательно посмотреть, нехорошо с ним. Жанка, Светка и Рахмет – ну, бывшие шмары с водителем, эти сильно натерпелись, больше недели на втором этаже в таком же вот коттедже отсиживались. Ванька Китаев… ну рыжий такой, вез вас… Олег и Ринат, рыбаки, те в лодке спасались, Петька их тоже как-то выцепил, позавчера привел – Олег слаботочник и грозится нам тут радио наладить.
– А те, которые сначала с Петькой пришли, они тоже из коррекционки?
Моисеич задумчиво посмотрел на нее.
– Коррекционка?
– Я работала раньше в школе для трудноуправляемых детей. Пятидневка. Устала, да и годы мои давно уж как пенсионные, сколько можно с этими зверятами. Ушла вот в аптеку соседнюю по ночам дежурить. Ну, Петька еще три года назад звездой был. Убегал каждые три дня. Ухоронки какие-то рыл. Хижину на крыше построил, еле нашли его…
– По ночам, поди, орал? – с нехорошим прищуром потянул Моисеич. – Людоедов боялся?
– Орал, – задумчиво сказала Анна Александровна, – орал по ночам. И снаряжением вечно запасался. Первую настоящую пушку у него лет в девять отобрали.
– Если у тебя паранойя, – пробурчал отставник, – это не значит, что за тобой не охотятся… Но мне тогда понятнее, отчего он такой готовый. Я-то думал, обычные отморозки, а вот оно как… Как по вам, – сменил он тему, – у нас вопрос с медикаментами решен или их еще разок в рейд послать?
– Да я ж никого не смотрела толком, – хмуро ответила Анна Александровна, – один парнишка подходил, что глаз гноится, ну я ему сказала, в каком примерно ящике капли поискать.
– Завтра начните с маленького. Он Игорю неродной, они его с матери сняли.
– С мертвой?
– Да как сказать, уже ползла. Повезло дуракам невероятно. Ну, две недели с мальчишки глаз не спускали ни днем, ни ночью, все-таки вроде бы чистый. Но конечно… Тяжелый он после всего этого.
* * *
Увидев Анну Александровну, мальчик икнул, бросился к ней, повис на ноге и зарыдал. Отцепить и взять на ручки его удалось не сразу, зато, схватившись за шею, ребенок внятно сказал, между рыданиями:
– Баба!
Дядька, который его привел, облегченно вздохнул.
– Все-таки заговорил.
– А у вас тут женщины есть, – уточнила Анна Александровна, – они что?
– Э, – ответил дядька, – они обе блонды, как его мама, он их, когда видит, сразу в истерику…
– Баба? – сказал мальчик подозрительно, заглядывая Анне в лицо.
– Баба, – вздохнула она и ткнула пальцем ему в нос, – бибип! Бииип! Это у нас кто?
– Паса, – сказал мальчик и снова заплакал.
– Паша? А мы Сенькой звали, – огорчился дядька.
* * *
Ночью Анну разбудили стрельба и крики. Осторожно сняв с шеи Пашины ручонки (он и во сне держался за обретенную бабушку, как клещ), Анна высунулась из комнаты на балкон. Вдоль забора на высоких деревянных козлах стояли люди, вспыхивали огоньки выстрелов. Что происходило за забором, Анна не видела, но легко могла предположить.
– Анечка, идите спать, – крикнул снизу Моисеич, – это обычное дело, ночью не одна, так другая толпа набежит.
Утром она собиралась посмотреть, как дела у того паренька, у которого гноился глаз, но выяснилось, что на обеих рабочих машинах почти все мужчины уехали. Шон и Дэн остались дежурить на заборе, Олег копошился в мансарде, пытаясь из наличных деталей собрать радиоприемник, Саня помогал девушкам на кухне.
– Где все? – спросила Анна Моисеича, который с автоматом на коленях сидел на крыльце.
– По патроны поехали. Нехорошо, когда мало их остается.
– А почему такой толпой?
– А как еще? Это ж не аптека. В военную часть уехали. Собственно, в аптеку-то я их погнал в рамках подготовки. А то оно с бинтами-то получше все же, чем без.
Анна узнала у девушек, как обстоят дела с водой (с водой было не очень, но полведра для малыша нагрели), и на нагретом солнцем бетоне вымыла Пашу, завернула его в одеяло и посадила рядом, пока постирает его одежду. Мальчика разморило, он уснул, а Анна мрачно полоскала в мыльной воде детские вещи и думала о страшном.
* * *
Уже начало смеркаться, когда Шон крикнул сверху не по-русски, Дэн кубарем слетел с насеста над забором и кинулся открывать ворота. С визгом затормозив чуть ли не в стену, влетела «газель», за ней джип, из «газели» вывалился Петька с криком «Закрывай!» и вместе с Дэном навалился на ворота. Шон уже стрелял, из джипа выскочили двое и поднажали на ворота, засов щелкнул, кто-то уже стоял на второй стороне ворот и тоже стрелял.
– Ансанна, – обернулся Петька, – сюда, Рахмета ранило…
Анна, увидев рану, едва не потеряла сознание – не то чтобы она боялась крови, но ранение в живот в этих условиях… Все же оказалось, что Рахмет – большой счастливчик. Осколком – или кто его там знает чем – ему пропороло вскользь кожу, жир толстенького водительского брюшка и мышцу под ним, но не до конца. Рахметовы кишки можно было почти разглядеть в ране, но, о счастье, они все еще оставались целы и там, где им положено быть.
С антисептиками у Анны Александровны было получше, чем с обезболивающим. Так что Рахмету дали два стакана водки и палку в зубы, пока она очищала от бетонных крошек рану, радуясь, что в заначке аптеки были не только пластыри. Шить было все равно нечем, просто сблизила края раны, так, чтобы не затруднять отток. Ну, будет шрам во все пузо. Лишь бы выжил.
– Уносите его, – скомандовал Петька, едва Анна Александровна разогнулась, – в дом, куда, Ансанна?
– На теплое и твердое, – ответила она и оглянулась в поисках Паши.
– На теплое и твердое? – повторил Петька и нахмурился. – Освободите ему лежанку на кухне, только постелите пару одеял. Ансанна, сможете со мной и Моисеичем еще поговорить, дело есть?
– Угу, – ответила она, глядя, как четверо мужчин уносят Рахмета на широкой доске в дом.
* * *
Враз постаревший Моисеич сидел над свежим радиоприемником и исписанным ворохом бумаги.
– Короче, так. Отсюда в семидесяти километрах живая военная база. Они завтра снимаются и уходят на северо-запад, будут пробиваться, как я понял, к морю.
– Зачем к морю?
– Мертвые мыши, – ответил старик, – крысы, собаки и чертовы зайцы.
– Птицы? – быстро спросил Петька.
– О птицах ничего не сказали, наверное, нет. А то и от моря был ли толк.
– Надо собираться, – сказал Петька, – пойду ребятам скажу, что куда.
– Погоди.
– Что?
– К той базе напрямую не подойти. У них и днем перед воротами стоит давка, как в сраный мавзолей.
– И?
– Отвлечь надо будет. Я поеду вперед на джипе и отманю, а вы на «газельке» проскочите.
– И как ты назад?
– Какое назад? Там же уже мертвецы-то старые, бойкие, будут по следу тянуть, пока бензин не выжгу.
– А может, прорвемся? – уточнил Петька. – Все ж смотри, нормально вооружились же.
– Прорветесь, я думаю, – сердито ответил Моисеич, – ты думаешь, я всех оттяну? – Он ткнул пальцем в бумагу перед собой: – У них там тысячи! Тысячи!
– Моисеич, – нехорошим голосом сказал Петька, – что ты задумал? Зачем тебе Ансанна?
Бывший погранец скривился, потер лицо.
– Петро, если тебя вдруг сожрут, ты кого за себя оставишь?
– Меня не сожрут, – злобно ответил тот.
– Ногу сломаешь! По другому делу в другую сторону поедешь! Кто твой заместитель?
– Так ты ж, – недоуменно ответил Петька.
– Меня нет. Кого?
– Хм. Рахмета.
– Вот именно. Рахмета нет, ну, как боевой единицы, я, Анечка, в вашу работу верю, но сейчас его нет. Кого?
– Ох… Шона.
– Шон, чуть что не так, переходит на свой английский, и его один Даня понимает.
Петька нахмурился и долго молчал.
– Тогда похрен кого. Хоть Светку, хоть малого, одна фигня.
– Мне на джипе нужен второй. Я хочу мертвецов не просто отманить, я хочу их запереть. Чтоб вы с вояками ушли спокойно. А в одного там не обойдешься. Я думал Рахмета взять, он бы смог.
– А я?
– А на тебе пятнадцать человек!
– Ансанна медик!
– Медиков-то на базе найдется, – с досадой сказал Моисеич, – надо, чтоб человек надежный был.
– Уж такая я надежная, – саркастически сказала Анна Александровна.
Моисеич как-то очень нехорошо на нее зыркнул.
– Ох, Анечка. А скажите мне, что вы сегодня, как мелкого искупали, такая смурная ходите?
Анна Александровна отшатнулась.
– Шрамы, поди, нащупали? На затылочке, под волосами?
Она молча кивнула.
– Что за шрамы? – вмешался Петька.
– Укус у него там, Петро, – серьезно сказал старик, – меньше месячной давности. И зубы человечьи.
Петька сжал зубы и невольно положил руку на оружие.
– Сынок, сколько у Маруси времени прошло от покусов до смерти? – быстро спросил Моисеич.
– Часа три.
– Ну, а остальных, кого ты сам видел?
– Да тоже так же.
– А мелкого мужики сколько с собой таскали, пока еще к тебе прибились?
– Говорили два дня… – протянул Петька.
– И тут уже сколько живет. И смотри-ка, имя свое вспомнил. Так что беречь его надо как зеницу ока. Всю команду по дороге положишь – ничего не скажу, а вот малого должен докторам показать. Прикинь, если это правда иммунитет?
Петька тяжело оперся о стол. Глаза его стреляли то в одну, то в другую сторону, как у пойманного зверька.
– Так что, Анечка, вашу неболтливость и способность делать выводы я проверил, – мягко сказал старик, – а они без мужества редко встречаются…
– Моисеич, – перебил его Петька, – ты, как я по карте смотрю, мост подрывать собрался?
– Вот зараза. Ну конечно. А то толку, если вся массовка через два часа вернется.
Анна Александровна невольно зашла за спину Моисеича. Петьку в этом состоянии она видела: один раз, когда он за пятнадцать секунд выпутался из смирительной рубашки и ушел в окно вместе с рамой; другой – когда его пыталась защемить компания из четверых таких же буйных. Только тогда Петька был на голову ниже и без заряженного автомата.
– Так. Ансанну от пацана забирать нельзя. Он ее признал, она исчезнет – у него вовсе башню сорвет, – сквозь зубы сказал Петька. Анна Александровна невольно кивнула, соглашаясь. Видывала она в интернате таких, у которых отбирали последнюю надежду.
– Заменить ее, по чесноку, некем, все валенки. Тут ты прав. Значит, вы с ней должны вернуться.
– И как? – иронически хмыкнул Моисеич.
Петькино лицо потеряло всякое выражение, взгляд метался по карте.
– Взорвете два моста. Вот этот – видишь? И вот этот. Чтоб массовка и не вернулась, и за тобой не ушла. И уедешь на запад. Бензина возьмешь, патронов возьмешь, радио это возьмешь. Отправлю щас бегом Олежу пробить у вояк их примерный маршрут, и договоримся, какие метки оставлять, чтобы знать, кто кого обогнал. А мы вывезем Рахмета и Пашку. По рукам?
– Дрозд ты реактивный, бомбонесущий, – ругнулся Моисеич, глядя в карту, – смотрел же я на эту старицу, почему не додумался, что там остров получается?
– Ансанна, взрывчатку наладить, чтобы она ахнула только через минуты две-три, мы точно сможем. То есть я смогу, – Петька улыбнулся знакомой страшной улыбкой, – а Моисеич проверит. Но вам придется открыть машину, аккуратно выставить мину на мост, нажать кнопку, а за вами в это время будет валить толпа мертвяков.
Анна Александровна медленно, лениво сказала:
– Я представлю себе, что это тебя тащат и кричат «давай галоперидол».
Петька сверкнул в нее глазами.
– Точно!
– Свят-свят, – сказал Моисеич.
– Я к Олегу, – сказал Петька, сгреб приемник и карты и исчез быстрее, чем два пенсионера успели рты открыть.
* * *
– Мостов я тех не знаю, – продолжил Моисеич хладнокровно, – значит, исходим из того, что их гранатой не подорвать. Противотанковая у нас одна, и та без детонатора, но это сделаем. Вторую соберем, есть из чего, Рахмет успел сообразить, где что хранится. Вот только… Они килограмм по пятнадцать будут, каждая. А то мост бетонный можно и не попортить, как надо.
– Эх, Михаил Моисеич, – ответила Анна Александровна, – сразу видно, что вы не дачник. Ящики-то с рассадой выставлять надо аккурааатненько. И не два. А полную машину.
* * *
Рассвет следующего дня еле брезжил сквозь тучи.
– Это хорошо, больше толпа будет у ворот стоять, а то они от солнца все же нет-нет да прячутся, – таким голосом, будто лично заказал погоду, сказал Моисеич с водительского места. Джип шел ровно, упруго, не то что потрепанная «Хонда» Аниного зятя.
– Чем же хорошо-то? – буркнула Анна Александровна сзади.
– Больше отманим, Петьке меньше останется, – пояснил старик.
– Ох, Петька нашел себя в жизни, – пробормотала Анна Александровна.
– Быстро думает, никаких тормозов и на зомби повернут, – с удовольствием сказал Моисеич, – это раньше он у вас псих был. Сейчас, если успеет опыта набраться, будет генералом.
– Какая жизнь, такие офицеры, – желчно сказала Анна Александровна.
Моисеич хохотнул.
– Осталась пара километров, так по указателям вроде. Как неудобно без навигаторов! Готовьтесь, Анечка.
* * *
Пока она еще раз внимательно оглядывала две связки взрывчатки – за что держаться, как переставлять, на что нажать, – джип вдруг затормозил, резко развернулся и забибикал. Забибикал еще.
– Вот, епт, – злобно сказал Моисеич, – нейдут!
Анна Александровна выглянула в заднее стекло. Насколько открывалось из-за деревьев вдоль дороги, стена военной части была полностью окружена буроватой колеблющейся массой.
Моисеич посигналил еще.
– Нейдут, ага, – согласилась Анна Александровна, опустила боковое стекло, высунула голову и визгливо заорала матом.
– Аня, мать твою! – в унисон взвыл Моисеич. Но голос живого человека расшевелил толпу у ворот. Ровным потоком бурая масса развернулась, появились бледные пятна лиц, и поток хлынул в их сторону. Анна спрятала голову и торопливо поднимала стекло. Моисеич еще бибикнул для надежности и тронул машину.
– Только больше так не делай, больше так не делай, это тебе не от клубники дроздов гонять, ты уж соображай, пожалуйста, – бормотал Моисеич, легонечко ускоряя автомобиль – так, чтобы и не оказаться в плотной массе, и не оторваться, а то кто их знает, потеряют интерес.
– Бибикать не забывай, – сварливо сказала Анна.
Мертвые оказались ходоки не промах – может, и не все, но дорога была полна толпой, сокращавшей дистанцию. Джип взрыкнул и ускорился до сорока. Расстояние перестало сокращаться, но не увеличивалось.
– Так идем еще километр, потом я до моста дуну, как смогу, а на мосту встанем и задудим. Там и ори, охота если.
Анна Александровна откашлялась.
На мост они взлетели и резко остановились в верхней точке.
– Давай, Анечка.
Она распахнула дверцу, бережно выставила мину на бетон. Перед тем как нажать, глянула сквозь стекло дверцы назад. Бегут. Хорошо. Но далеко.
– Бибикай еще, Моисеич, – буркнула она, поднялась на дверце и замахала руками.
– Сюда! Сюда, красавчики! Ауууу!!! Бу!!!
Первые ряды достигли начала моста. Анна спустилась на заднее сиденье, опустила руку, нажала детонатор, захлопнула дверцу. Моисеич газанул, услышав хлопок, так, что Анну отшвырнуло на спинку.
– Три минуты, Анечка.
– До второго с километр же?
– Да. Но там надо будет еще быстрее слинять, там до детонации сто секунд, а тротила как у дурака махорки.
* * *
Когда Анна выставила и запустила вторую мину, у Моисеича заглох мотор. Он даже не ругался и, кажется, вовсе не дышал секунд двадцать, пока джип неожиданно не пришел в себя и не рванул вперед. Они чудом вписались в поворот, Анну швыряло, как мешок с картошкой. Она сползла пониже и накрыла голову руками. Успели ли перебежать второй мост мертвые, было не так важно, как то, выдержит ли заднее стекло, когда бухнет.
Оно, кстати, и не выдержало.
* * *
Своих они нагнали не скоро. Пока нашли на замену машину с целыми стеклами, на ходу и без дряни в салоне (последнее оказалось самым сложным), пока удирали от каких-то мародеров, пока искали чистую воду (медикаментов Анна с собой запасла), в общем, колонну из девяти больших машин они догнали почти через неделю уже совсем близко к Балтийскому морю. Пашке стало хуже, он трясся и кусал себе руки; Петька, наоборот, уже считался среди вояк кем-то вроде младлея.
* * *
– Уже Ленинградская область, – пробурчал Моисеич, когда Анна Александровна, с Пашкой на руках, уселась рядом с ним на переднем сиденье «Дэлики», – вояки с Кронштадтом договорились, пришлют нам на чем перебраться.
Анна погладила всхлипывающего мальчишку по голове (пальцы тревожно зацепились за неровности шрама) и неожиданно для себя тихо сказала:
– О святии апостоли Петре и Павле, не отлучайтеся духом от нас, грешных раб Божиих, да не разлучимся вконец от любве Божия, но крепким заступлением вашим нас защитите, да помилует Господь всех нас молитв ваших ради.
– Аминь? – непроизвольно добавил Моисеич.
– Сам ты аминь, не помню дальше!
Моисеич захохотал, и Пашка вдруг тоже засмеялся.
– Баба, – сказал он, – деда.
