Глава 20
Ночь Калашматов
Орду скагов мы встречали на подступах к городу, у северного въезда, откуда мы с потомком Великого Хана сравнительно недавно отправились на поиски Ямшаха, чтобы ему на том свете худо было.
Вечерело. На пустом шоссе мы стояли вчетвером — я, Калаш, Ашбаш и Шашан. Группа поддержки, на всякий случай, залегла неподалеку, вооруженная Калашматами и пулеметами, но, если Брагин не врал, а сейчас лгать было не в его интересах, даже собери мы все свое скромное войско — и то не выстояли бы против чертовой армии.
В правдивости слов старого боевого товарища я убедился очень скоро, когда на горизонте замаячили автомобильные фары. Их было столько, что, казалось, наступил рассвет!
— Ты уверен, что все будет хорошо? — спросил я Калаша.
— Не сомневайся, брат, — усмехнулся лидер восстания.
Хотелось бы верить. Глупо было бы вот так помереть из-за просчета инопланетянина.
На нас надвигалась армада самых разнообразных машин — джипы, пикапы, грузовики, даже несколько потрепанных броневиков, в основном — военного выпуска. Отдельно возвышался над мелочью охотничий монстр Хадаша, слепящий нас рядом прожекторов. И каждое транспортное средство было под завязку забито рогатыми. Вооруженными до зубов чертями.
По хорошему — разместить несколько пулеметных гнезд на склоне слева, установить десяток фугасов — и положить столько краснокожих, сколько хватит патронов. Но, блин, нет! Заветы предков и все такое. Калаш восстал исключительно против хана ханов, а не против всех скагов. Идиотские принципы, если вспомнить, сколько безвинной крови пролилось в чертовом мегаполисе.
Головной джип — квадратный, низкий и широкий, остановился в сотне метров от нас. Я рефлекторно положил ладонь на рукоять карабина и приготовился сигануть под откос, но борец за свободу толкнул меня плечом и я убрал зудящую руку в карман.
Из автомобиля вышли трое рогатых и зашагали к нам. Из них я знал только Бароша, двоих остальных… видел где-то, но лично знаком не был. Они переговаривались о чем-то, и, по мере приближения к нам, их спор лишь ужесточался.
— Сложите оружие, шанги, — произнес самый молодой них с кривой усмешкой. — И я обещаю, что ваша смерть будет быстрой.
— Тилис, Единый В Трех Ликах и тебя лишил разума, Танош? — рассмеялся Ашбаш. — Или ты не узнаешь Шашана?
— Я — жив, и при рогах, — произнес краснокожий, за чью голову была назначена самая большая награда в истории планеты и, кстати, получена мною. — Значит, Хадаш совершил винеш.
— Не совершил, — не совсем уверенно заявил второй. — Он же не успел жениться на Ямахе!
— А какая разница? — ответил Калаш. — Хадаш был с ней близок. А это — винеш. Законы предков требуют отсечения рогов Хадашу и смерти Ямахе.
— А ты откуда знаешь? — возмутился Танош. — Ты там был, все видел?
— Я был. И все было так, как сказал Калаш, — заверил я.
— Ты — шанг! Слово шуша стоит больше, чем твое!
— Он — не просто шанг, — проговорил молчавший до этого Барош. — Он — Шангшускаг. Я много сомневался в тебе, человек, — продолжил он, обращаясь ко мне. — Но то, что ты сейчас стоишь здесь и живой — говорит о том, что ты ниспослан нам самим Тилисом, Единым В Трех Ликах, в наказание за грехи скагов. Однако скажи мне одну вещь. Тогда, когда я у тебя спросил, ты ответил, что сам видел Шашана в Вашнадаше…
— Не говорил я такого, хан Барош, — улыбнулся я. — Я сказал, что для меня все скаги на одно лицо. Был он там, или не был — какая теперь разница? Вот он, стоит перед тобой. И не забывай, что сама Ямаха обозналась, признав голову своего мужа. Чего ты хочешь от человека?
— Вот! — вскричал Танош. — Видите? Ямаха обманула Хадаша! Винеш совершила она!
— Ой, перестань, — отмахнулся старик. — Скаг, которого обманула женщина, недостоин называться ни скагом, ни, тем более, ханом. Думаешь. Хадаш сам бы не признал Шашана? Шашан, ты много раз был на охоте с Хадашем?
— Очень много, — подтвердил инопланетянин. — Ты же сам знаешь…
— Знаю, — кивнул пожилой хан. — Я тоже там был. И я — не шанг. Я могу отличить одного скага от другого. Хадаш совершил винеш. И заслуживает кары, как велят заветы предков.
— Или старость, или Тилис, Единый В Трех Ликах, лишили тебя разума, хан, — процедил Танош. — Кому нужны твои заветы предков? Никто… слышишь меня? Никто уже не живет по заветам предков! Скаги живут по новым истинам!
Вместо ответа Барош выхватил нож и засадил его в шею инопланетянина по самую рукоять. Все произошло настолько быстро. Никак не ожидал от дряхлого черта такой скорости, точности и силы удара. Я нервно сглотнул, вспомнив, что едва не вызвал его на жимаскагаш. Кто первый умер — тот и проиграл.
Глаза генератора новаторских идей удивленно округлились, он попытался дотянуться до клинка, но потерял равновесие и рухнул на асфальт, брызгаясь кровью. Краснокожие, повылезавшие из машин, злобно завыли.
— Скаги всегда будут жить по заветам предков, — спокойно произнес старик, вытирая руку об свою одежду.
Третий черт дернулся к кобуре, но на него уже смотрели три ствола. Прикинув шансы, он поднял руки, разведя их в стороны.
— Я не могу пойти против Хадаша, — вздохнул Барош. — Я любил его, как сына. Но и мешать вам не в праве. Я забираю своих скагов и ухожу, а вы… делайте то, что велят заветы предков.
Старый хан, понурив голову, побрел обратно. Туда, где уже назревала куча мала. Третий участник переговоров, все еще демонстративно разведя руки, не решаясь повернуться к нам спиной, попятился следом.
— Вот теперь — прячемся, — прошептал Калаш. — Тут сейчас такая заваруха начнется…
И он не ошибся. Едва мы успели сигануть в канаву — протрещали первые выстрелы. Скаги мочили скагов. Те, кто хотел кончать нас, против тех, кто выступал за сохранение традиций. Я высунулся из укрытия, желая поддержать своих, но кто там разберет, в этой кутерьме, где свои, а где чужие?
Колонна техники шла очень плотно и так же стояла, бампер в бампер. Автоматы и пулеметы били практически в упор, кромсая рогатое мясо. Перестрелка закончилась очень быстро. Даже с пистолетом, оказавшись в ближнем бою, не нужны ни восемь патронов в магазине, ни, тем более — пятнадцать или двадцать. Три-четыре выстрела — и все. Дальше не в кого стрелять. Или некому.
Уже через две минуты звучали только одиночные выстрелы. Добивали раненных. Не важно, кто победил. Если наши сторонники — то хорошо. Если нет — пулеметчики из засады довершат начатое.
— Калаш! — крикнул кто-то. — Калаш, выходи! Мы с тобой!
Победили наши. Видимо, на то была воля Тилиса, Единого В Трех Ликах.
Чертова орда ворвалась в город. Для многих из них, судя по набедренным повязкам вместо нормальных штанов, спустившихся с самой Сигнальной горы, даже собственное отражение в стекле было в диковинку. Но, тем не менее, почти каждый был вооружен Калашматом.
То, что я сегодня днем принял за хаос, как оказалось, и не было хаосом вообще. Город освещали костры и пожары, в пляшущем свете которых краснокожие убивали краснокожих. Убивали за любую блестяшку. Золотые зубы просто выбивали прикладами гром-палок. Девушек никто уже и не пытался затащить в укромное место — насиловали прямо на улицах, выстроившись в очереди к каждой жертве. И жертва не всегда доживала до момента, когда черед доходил до последних.
В воздухе пахло гарью, кровью и порохом. Несколько рогатых, опьяненных беспределом и безнаказанностью, пытались даже напасть на хорошо вооруженную колонну автомобилей, возглавляемую гигантским охотничьим грузовиком, но мы сразу отправляли их на тот свет, поливая свинцовым дождем. Колеса постоянно наезжали на разбросанный хлам и мертвые тела. Мы приближались к «Великому Хану», где укрепился Хадаш с оставшимися верными ему силами.
Стены отеля, некогда белоснежные, но сейчас закопченные во многих местах, уходили далеко ввысь. То здесь, то там в окнах, половина за которых лишилась стекол, мелькали вспышки автоматного огня. Атакующие вяло постреливали в ответ, находясь на безопасном расстоянии. Изредка грохал Зверобой хана, озаряя последний этаж яркими сполохами. Но в темноте, в дыму, с такой дистанции мазал даже Хадаш.
Такая дуэль грозила затянуться надолго.
— Сейчас бы 203-миллиметровую гаубицу, — мечтательно протянул я.
— Кто бы раньше сказал… — проворчал Ашбаш.
— А у тебя есть? — удивился я.
— Нет, — быстро ответил волосатик. — У меня ничего нет… это ж до завтрашнего вечера придется ждать, пока ее притащат.
Проторчать в городе, пропитанном кровью и ненависть еще сутки я был не готов. А отомстить Хадашу за Лафера хотелось неимоверно. Подвинув водителя, я сам занял место за рулем гигантской махины.
— Кто на штурм — все за мной! — прокричал я и утопил педаль газа.
Самосвал, взревев мотором мощностью в несколько тысяч лошадей, едва не встав на дыбы, понесся через площадь к стеклянным дверям высотки. Огромные колеса раздавили ограждения газона, как яичную скорлупу. Фонтан, встретившись с бампером, разлетелся в каменную пыль.
Осажденные, увидев угрозу, переместили огонь на меня. По обшивке застучали пули, но не зря заядлый охотник обшил свою игрушку броней. Конечно, хан не предполагал, что этот титан восстанет против него же самого. Но плиты предназначались для защиты от рогов многорога, автоматные пули останавливали, как стенка — горох.
Гулко хлопнула граната, взорвавшаяся в метре от монстра, осыпавшая машину шрапнелью и осколками гранитной брусчатки. Зверобой легендарного Воропаева тоже бахал гораздо быстрее, но я-то знал, что уже после первого выстрела из этой пушки невозможно нормально стрелять. А Хадаш популял уже на славу…
Черт заметно запаздывал с углом упреждения. Не знаю, откуда, но я был уверен, что скаг точно знал, что за рулем нахожусь я.
В зеркале маячили фары еще нескольких смельчаков, решивших повторить мой подвиг. Одному повезло меньше, чем мне — очередная граната вошла прямо в решетку радиатора, превратив пикап в огненный шар.
Последнюю преграду — мной многострадальный джип, грузовик смял в лепешку, словно спичечный коробок. Внедорожник на прощание пискнул сигналом и прекратил свое бренное существование. Уже окончательно.
Через секунду я оказался в полной безопасности для стрелков с верхних этажей — сперва под массивным козырьком над входом в отель, а мгновение спустя, протаранив стеклянные двери — в самом «Великом Хане». Припечатав бампером голову одного из защитников здания к центральной колонне, я остановил чудовищное порождение извращенного гения Хадаша.
Следом в фойе залетел еще один автомобиль. По нам сразу открыли плотный огонь. Стреляли из-за колонн и из дверного проема, ведущего к лестничным маршам. Повстанцев из второй машины превратили в решето еще до того, как пикап успел затормозить.
Укрывшись за бронелистом, я ответил несколькими короткими очередями. Скаги из кузова тоже палили почем зря, но противник занял очень удачную позицию. Все впустую.
— Может, гранатой? — предложил Калаш.
— Дай сюда…
Я забрал у лидера бунтовщиков две гранаты, засунул предохранительные скобы за ремень и вскарабкался на капот. Оттуда — на кабину, и, подпрыгнув, зацепился за украшение в виде рогатой головы. Внизу завизжал покрышками очередной автомобиль. И снова — гантрак, начисто лишенный защиты. Они там что, издеваются, или Ашбаш просто шлет неугодных на убой?
Осажденные занялись новым объектом, не замечая мой маневр. Подтянувшись, я раскачался на руках и закинул ногу на край бельэтажа. Перемахнув через перила, я оказался в недосягаемости огня оборонявшихся.
С верхотуры я смог по-настоящему оценить размеры зала. Если раньше посетители отеля казались мелкими букашками, то теперь в огромном пространстве потерялся даже карьерный самосвал! Он смотрелся, словно игрушечный.
Но мне некогда было любоваться открывшимся видом. Пробежав по полированному граниту, засев за кадкой с фикусом, я метнул обе гранаты, накрыв позицию защитников хана оглушительным взрывом. Кто-то истошно завопил. С потолка посыпалась штукатурка, фойе заволокло дымом и пылью. Огневая точка замолкла.
Но осталась еще одна — на лестничном марше. И как добраться до туда, я не представлял. Зато Калаш, воспользовавшись дымомаскировкой, сиганул к пулемету технички. Инопланетянин рванул рычаг затвора и зажал гашетку, заполонив помещение тяжелым грохотом настоящей мужской игрушки.
Пули крошили колонны и прошивали стены, будто бумажные. Из пылевого облака вылетело несколько трассеров, но все прошли достаточно далеко от стрелка. Пулемет пожирал ленту, уничтожая перегородку лестничного пролета, не представляющую серьезного препятствия для калибра в 12,7 миллиметров.
Израсходовав боезапас, оружие замолчало. В ушах еще долго стоял звон. Но, главное, в ответ никто не стрелял. Потомок Великого Хана, радостно оскалившись, показал мне большой палец. Я в ответ постучал себя кулаком по лбу. Какие-то рамки приличия тоже надо соблюдать.
Когда пыль рассеялась, я увидел гигантскую брешь, словно выгрызенную огромным хищником — пожирателем бетона. На полу, среди каменной крошки, лежали останки неизвестного количества чертей, нашинкованных крупным калибром в мелкий винегрет, обильно политый кровью.
— Чего стоим, кого ждем? — поинтересовался невесть откуда появившийся Ашбаш.
Людоед тащил за собой упирающегося Шашана. Он вовсе не горел желанием воевать.
— Этот-то нам зачем? — удивился я.
— Чтобы неверную жену покарал, — пояснил хан. — Давайте, вперед! Я прямо молодым себя чувствую, клянусь Тилисом, Единым В Трех Ликах!
Инопланетян все прибывало. Хрустя башмаками по осколкам битого стекла и колотого бетона, устилающего пол, они заполняли фойе. Казалось, им не будет конца. С такой толпой в самом деле можно смело идти вперед.
Калаш первым ринулся к лестничному пролету и замер, подняв глаза наверх.
— Сколько же здесь этажей… — с болью в голосе протянул строитель.
— Тридцать, — ответил я.
— Может, подождем гаубицу? — предложил волосатик.
— А нахрена тогда штурмовали? — возразил я. — Нетушки. Начали — так пошли.
Поразмыслив, совершенно не сговариваясь, мы пришли к единому мнению, что лучше уступить дорогу молодым. Жаждущим славы головорезам Ашбаша.
Орда бойцов, стуча подошвами ботинок по ступенькам, устремилась ввысь. За ними — еще и еще. Гремели выстрелы. Все выше и тише. Скаги занимали этажи, подавляя сопротивление, если не умением, то числом, складывая свои рогатые головы во имя… даже не знаю, во имя чего! Наверное, каждый за свое. Одни — за Тилиса, Единого В Трех Ликах, другие — за заветы предков, третьи — за утопические идеалы Калаша в виде всеобщего равенства, четвертые — просто пограбить… каждый находил в этой жуткой бойне свою цель. Иначе, без цели — сидел бы сейчас дома, с женой и детьми.
Мы дождались, пока Ашбашу по рации не сообщили, что его отморозки заняли всю гостиницу, с первого по тридцатый этаж, и остановились перед покоями Хадаша. Потерь — умотаться. Сколько живой силы противника уничтожено — никто не считал. Пленных нет. Поставленную задачу можно считать выполненной.
Следом поднялись мы. Навстречу уже спускались краснокожие, груженные трофеями. Тащили все, от золотого колечка до серебряного подсвечника. Я, не удержавшись, заглянул на один этаж. Тела защитников и атаковавших, стены, исполосованные пулевыми отверстиями и следами от шрапнели, разломанная мебель, изодранные в клочья картины и разбитая посуда. Скагов интересовал только драгоценный металл, камни и оружие. Остальное, не представляя истинной стоимости, они попросту уничтожали. Не специально, не со злого умысла, а в поисках тайников, которые могли скрывать ценности. В отеле, конечно, тайникам самое место…
Двери в покои верховного хана оказались заперты. Ломать их пришлось бы бесконечно долго, но главарь отморозков дал команду и один из инопланетян прилепил к замку кусок пластида, воткнул детонатор и мы поспешили за угол. Спустя несколько секунд прозвучал громкий хлопок и замок с внушительным куском двери просто перестал существовать.
В пентхаус мы входили очень осторожно. От Хадаша, загнанного в угол, можно ожидать чего угодно. Мы перебегали от укрытия к укрытию, ощупывая прицелами каждый сантиметр… каждый миллиметр шикарных апартаментов.
Но все было излишне. Правитель находился в своем лофте в абсолютном одиночестве. Он сидел в своем любимом кресле с бутылкой виски в руке, внимательно следя за нами одними глазами, не поворачивая головы. Зверобой стоял на сошках у разбитого окна, за которым уже просыпался рассвет и утренний ветер, врываясь в комнату, с перезвоном гонял по полу пустые гильзы.
Ашбаш вытащил из кобуры хана NAA Mountain Vulture и засунул пистолет за свой ремень. Хадаш даже не попытался оказать сопротивления. И даже не проявил какого-то неудовольствия.
— Где Ямаха? — спросил людоед.
— В спальне, — ответил рогатый. — Я застрелил эту суку. С тех пор, как я ее встретил, были одни беды. Все горе в этом мире от женщин. Клянусь Тилисом, Единым В Трех Ликах.
Главный головорез качнул рогами и один из чертей метнулся проверить.
— Убита, — сообщил он, вернувшись со свисающей из кармана золотой цепью.
— И зачем я тогда этого тащил? — расстроился Ашбаш, ткнув локтем Шашана. — И без него разобрались.
Законный супруг красавицы затрясся мелкой дрожью, закрыв лицо руками. Раздался явно различимый всхлип. Он ревел! Не знаю уж, любил он еще девчонку после всего, или что-то другое. Но настоящим скагом он точно не был. Правильно сказал покойный Армуш: у настоящего скага рога в душе, а не на голове. За дословность цитаты не ручаюсь, но там было типа такого. Шашан даже с рогами на голове был шангом.
Как-то к слишком большому числу своих знакомых за последнее время я стал добавлять слово «покойный».
— Брат, не против, если дальше мы сами? — подмигнул ему Калаш.
— Это конечно, сначала примчался — Ашбаш, выручай, помогай, а как все сделано — там дальше вы сами, — проворчал хан Пашнашиджа. — Да ладно, я не против. Я еще в банк собирался заглянуть. Проценты снять.
— Подчистую, — хохотнул кто-то из его подчиненных. — Со всех счетов.
Волосатик злобно зыркнул и краснокожие побежали на выход. Через десять секунд нас осталось трое — я, Калаш и Хадаш.
— И ты, брат? — удивился хан ханов, словно очнувшись и только сейчас обнаружив мое присутствие. — А мы с тобой не доиграли. Помнишь?
— Ой, давайте без всего этого… — взмолился повстанец.
— У меня тут и карты есть! — подмигнул черт, демонстрируя запечатанную колоду. — С теми же ставками? Если выиграешь ты — я сам пущу себе пулю в голову. А если я — ты застрелишься, а я ухожу. Договорились?
— Не вздумай, — повторил борец за свободу.
— А давай, — кивнул я, вешая NAA Scagaran Sport II на спинку кресла. — Посмотрим, как изменилась воля Тилиса, Едного В Трех Ликах.
Хадаш улыбнулся и, сдув со стола пыль, сделал приглашающий жест. Я устроился в кресле напротив. Распаковав колоду, хан с видом заправского шулера перетусовал карты и предложил мне сдвинуть. Примерно половина колоды ушла сверху на низ. Теперь скаг, подув на пальцы, положил одну карту перед собой, рубашкой вверх, вторую — передо мной, тоже рубашкой вверх.
— Вскрываемся? — улыбнулся рогатый. — Если боишься — то я могу первым.
И он перевернул карту. Бубновая семерка. Настала моя очередь. Я жопой чувствовал подставу, уж слишком спокойным и самодовольным был инопланетянин. Или это истерика?
Не дожидаясь, пока я продемонстрирую карту, Калаш резко выхватил из кобуры Кольт, когда-то полученный от меня, и, быстрее, чем я успел среагировать, выстрелил хану в висок. Прямо в упор. Брызнул фонтан крови, заляпав и самого потомка Коноша, и стол, и меня. Голова хана взорвалась, как переспелый арбуз.
— Ты чего творишь! — возмутился я, подпрыгнув от неожиданности.
— Это же обман, — ответил повстанец. — Ты же видишь, что карты разные.
— Ну да, разные, — согласился я. — Они и должны быть разные! Подожди… в каком смысле — разные?
— Рубашки отличаются. Ты разве не видишь?
Для верности я положил обе карты рядом. Но никаких различий, даже минимальных, ни в рисунке, ни в оттенке рубашек не видел.
— А по-моему они одинаковые… — неуверенно произнес я.
Калаш перевернул мою карту. Черная. Как и следовало ожидать.
— Все карты печатаются на разных типографских станках, — пояснил черт. — Идеально подобрать краску невозможно, а потому есть различия, которые видит каждый скаг. И некоторые люди.
Стерев с лица кровь, я взял из руки мертвого хана бутылку и подошел к окну. Светало. Солнце еще только коснулось своими лучами города, но картина уже ужасала. Роскошный, богатый… наибогатейший город континента всего лишь за одну ночь превратился в дымящиеся руины. Я видел подобное — во время Пограничной войны, когда американцы бомбили Грачевск. Но тогда потребовалось два месяца и сотни самолетов. И Грачевск — чужой для янки город. А здесь — всего одна ночь и все — Скагаранского Халифата, главного города скагов, больше нет. Нихреново так я за Мишеля отомстил…
И тут я не удержался от улыбки. Не знаю уж каким чудом, но мой грузовик, мой верный трудяга, умудрился пережить и эту страшную ночь. И стоял там же, где я его и запарковал — у смятого самосвалом в лепешку внедорожника. Мне кажется это правильным — делать автомобили из стали в палец толщиной.
Зазвонил телефон. Кто бы это мог быть в такое время? Ну, разумеется — Брагин.
— Тебя там как, уже награждать посмертно, или еще подождать? — весело поинтересовался полковник.
— Рано еще… — проговорил я. — Нет, награждать можно, но не посмертно. Хадаш мертв.
— Я с беспилотника вижу, что и города практически больше нет, — хохотнул офицер. — А Калаш?
Я резко обернулся. Орудие нашей разведки, учинившее весь бедлам, стоял прямо передо мной, поглаживая рукоять револьвера. Как можно беззаботнее, чтобы не вызвать подозрений, я поставил бутылку на край тумбочки и засунул руку под бронежилет, нащупывая карман… пустой карман! Мой ВИЗ-54 стырили во время ареста!
— А что с ним? — спросил я в трубку.
Лидер сопротивления, повстанец, бунтовщик и борец за свободу пятился к дверям, не убирая ладони с кобуры. Наши глаза встретились, и я понял — стоит мне дернуться к карабину — скаг окажется быстрее.
— Его надо тоже… как бы… пустить в расход, — пояснил Саша.
С лестницы доносился звук удаляющихся шагов.
— Ага, удачи, — усмехнулся я. — Давай, найди его теперь.
Не слушая возражений куратора, я убрал телефон в карман. Пора и мне. Притормозив, я поднял Зверобоя и закинул на плечо. А это будет моя премия.
