Глава 11

– Это было восхитительно! – весело заявила Хетти, когда Софи устало рухнула в одно из тех невероятно удобных темно-синих бархатных кресел, что стояли в гостиной Харкот-Хаус. – Пожалуй, надо попросить Гаскила подать нам чаю. Поход по магазинам всегда вызывает у меня ужасный голод.

Софи не могла понять, как Хетти удается оставаться такой радостной и энергичной. За последние три дня, когда она под руководством Хетти вихрем носилась по магазинам, Софи так устала, словно прошла весь Эксмур из конца в конец. Она оказалась совершенно не готова к походу, который организовала ее будущая невестка и который показался ей сравнимым с путешествием Одиссея. Все три дня они носились по ювелирным магазинам и галантерейным лавкам, покупая перчатки, уличные и бальные туфли, ридикюли, веера и другую очаровательную мелочь. Но самым утомительным оказалось нескончаемое пребывание у мадам Фаншаль, где ее окружила небольшая армия модисток и швей, пока Хетти с мадам с серьезностью фельдмаршалов обсуждали расцветку, линию талии и форму выреза декольте.

Сначала Софи пыталась возражать против таких расходов, потом виновато пыталась подсчитать стоимость покупок, но Хетти умело отразила все ее протесты, заявив, что потраченные деньги куда полезней хозяевам лавок и швеям, чем банковским сундукам, в которых они лежат. И в тот момент, когда у Софи появилась надежда, что дело близится к концу, Хетти и мадам потащили ее в заднюю комнату, где ей было приказано раздеться за ширмой и куда пожилая женщина с кислой миной принесла целый ворох самых восхитительных шелковых нижних сорочек, ночных рубашек и пеньюаров, показавшихся Софи слишком нежными для того, чтобы даже мерить их. Однако Хетти настояла на том, что все это совершенно необходимо для будущей невесты.

Только в этот момент до Софи начало доходить значение того, что происходит. Если все, что они покупали до сих пор, по словам Хетти, предназначалось, чтобы Макс мог гордиться ею на публике, то эти вещи увидит только он. Настанет такой момент, когда ей придется предстать перед ним одетой в эти прозрачные, летящие сорочки, которые выглядели более нескромными, чем сама нагота, из-за своей жеманной претензии что-то скрыть, не оставляя простора для воображения.

Глядя на свое тело, отражавшееся в высоком зеркале, Софи вспомнила свои слова, сказанные Максу на выставке. Что женщинам нет никакого смысла смущаться при виде картин с обнаженной женской натурой, поскольку они видят это каждый раз, когда раздеваются, если под рукой есть зеркало. Но сейчас, стоя в этих соблазнительных нарядах с мыслью о том, что Макс увидит ее такой, она почувствовала сильнейшее смущение, близкое к испугу. Невозможно, чтобы такая ничем не примечательная особа, как она, могла казаться ему привлекательной, хоть в этих красивых нарядах, хоть без них. А ей хотелось быть привлекательной для него, и это чувство стало для нее откровением. Софи повернулась и подняла руки, глядя, как прозрачный шелк всколыхнулся вокруг нее, прежде чем опуститься вниз и прильнуть к ее телу. Его руки будут касаться этого шелка, чувствуя сквозь него ее плоть…

Мощная волна жара хлынула снизу вверх, и Софи ощутила ее еще до того, как увидела красные пятна, выступившие на щеках, и отвернулась от своего отражения, стараясь успокоить дыхание. Она никогда не подозревала в себе такой похоти. Как она могла прожить двадцать четыре года, не сознавая, что ее тело… живет своей жизнью? Что оно не просто корабль, который служит ей, а часть ее существа, способная предъявлять свои требования? Казалось, Макс наложил на нее какое-то магическое заклятие, как то, что заставляло сказочных принцесс против воли танцевать целую ночь напролет.

Даже сейчас, сидя в гостиной Харкот-Хаус, Софи чувствовала во всем теле легкое покалывание. Гостиная была отделана в строгом классическом стиле, и эта симфония голубого с серебристо-серым являла собой резкий контраст с какофонией красного, зеленого и золотого в доме тети Минни. Помимо очевидного удобства, гостиная отражала характер Макса, его вкус – суровую сдержанность и очевидное богатство. Софи находила гостиную красивой и вместе с тем чувствовала себя абсолютно не на месте. И тем острее, что комната выглядела идеальным фоном для таких, как леди Мелисса.

Ей хотелось, чтобы Макс скорее вернулся, но она боялась этого момента. Воспоминание о том, как он целовал ее в гостиной тети Минни, не оставляло Софи ни на минуту, усиливая ее тоску и страх, не давая заснуть. Оно заполняло собой ее крохотную комнатку, и Софи подолгу лежала без сна, глядя в темноту. Макс был необходим ей, чтобы убежать от себя, от стойкого ощущения того, что она так глупо и нестерпимо себялюбива, и ей придется заплатить за свою жадность, как в тот раз, когда она тайком сбежала из церкви, когда ее отец читал там проповедь.

Хуже всего ей становилось, когда она пыталась представить, о чем сейчас думает Макс. Не гложет ли его сожаление о своем поспешном шаге. Но потом он представлялся ей лежащим в постели, в темноте, и Софи беспокойно ворочалась, словно пыталась найти его горячее крепкое тело. Наконец она со стоном поворачивалась лицом вниз, пряча его в комковатой подушке, и умоляла свое сознание дать ей уснуть. Казалось, где-то в глубине ее существа проснулось что-то такое, о существовании чего она даже не подозревала, и теперь оно стремительно набирало силу.

Дверь в гостиную открылась, и Софи встрепенулась в надежде и страхе, что это Макс. Но это оказался всего лишь Гаскил, который поставил перед Хетти поднос с чаем.

– Макс постоянно ездит по каким-то делам, – объяснила Хетти, разливая чай. – В этом отношении он такой же деловой, как папа. Но папа не стал бы сам ездить в Сити или в Саутгемптон. Не из-за лени, как некоторые другие джентльмены, а из гордости. Свои обязанности он ставил превыше всего. Папу очень разочаровало, что у него так много дочерей и всего один сын. Как будто это был его личный промах. И бедную маму тоже. Думаю, я довершила его разочарование, поскольку после меня у мамы возникли проблемы со здоровьем, и она больше не могла иметь детей, что лишило их шансов обзавестись еще одним мальчиком. Они были слишком хорошо воспитаны и никогда ничего не говорили, но мы все понимали. Представьте, какая ответственность легла на Макса. Особенно учитывая, что мой старший дядя, который является наследником Макса, совершенно без царя в голове.

Софи пила чай и слушала, что говорит Хетти. Герцогиня уже не в первый раз снабжала ее некоторыми сведениями о жизни в Харкоте и многочисленных обязанностях Макса. И совершенно очевидно, рассказывала об этом не случайно. Хетти готовила Софи к новой роли и, надо отдать ей должное, делала это в приятной манере.

– Они хорошо ладят? Макс и его дядя?

– О господи, конечно. Мортимер очень мил, как и его сын, кузен Барнаби. Но оба совершенно ненадежны, если только дело не касается садоводства. Макс более близок с другим дядей, Чарльзом. Я вам о нем рассказывала, верно? Он художник. Чарльз нам как отец. Если он не путешествовал по миру и не уезжал в Лондон, то все время проводил с нами в Харкот-Холл. Думаю, он вам понравится. А вы наверняка понравитесь ему. Он был категорически против того, чтобы Макс… – Хетти резко осеклась и наклонилась вперед, чтобы взять бисквит. – Ладно, это всякая семейная ерунда. Лучше скажите, не получали ли вы известий от ваших родных.

Софи задумалась, гадая, что собиралась сказать Хетти, но спросить было бы невежливо. Она кивнула:

– Сегодня утром я получила письмо из дома. Пришлось немного повозиться, чтобы разобрать его, потому что не только мама и папа, но мои сестры и один из братьев непременно хотели высказать свое мнение и их строчки перепутались, как тропки перепуганных муравьев. Отец высказывает осторожное одобрение и опасение, связанное с моей чрезмерной живостью, и предупреждает, что я не должна считать свою помолвку вознаграждением за свое поведение. Мать рада тому, что нашелся претендент, которого я не отпугнула. И если бы она знала, что я дожидаюсь герцога, то не стала бы утруждать себя, знакомя меня с лучшими молодыми людьми Северного Девона. О том, что написала моя сестра Августа в отношении замужества, я не стану вам рассказывать, потому что это слишком тягостно. Мэри пишет, что залог счастливого брака – это всегда позволять мужчине думать, что в споре он одержал верх. Возможно, это полезный совет. Джордж – один из моих братьев – настроен позитивно. Он пишет, что слышал про Макса, что он блестящий наездник и мастер работать кулаками, как все завсегдатаи боксерского салона Джексона. Джордж рад, что я выхожу замуж не за какого-нибудь жеманного денди, но больше всего гордится тем, что я побила рекорд кузена Артура, и он выиграл пари, а Артур и тетя Серафина посинели от злости.

По ходу ее рассказа у Хетти несколько раз вырывался смех, и Софи, которая утром читала письмо без особого удовольствия, тоже стала смеяться. Каким-то образом разговор с Хетти поставил все на свои места.

– О, дорогая, – задыхаясь, сказала Хетти. – Мне жаль… но это такая нелепость. И вы уж меня простите, но ваша мама рассуждает совсем как моя…

– И это пугает, – раздался голос Макса, стоявшего на пороге и смотревшего на них. – Что вас так развеселило?

Софи почувствовала знакомую волну жара, которая всегда сопровождала его появление. Это напомнило ей прямо противоположное ощущение, когда ныряешь в холодную воду залива. Сначала шок, а потом тело привыкает к холодной воде, и напряжение спадает, но всегда не до конца.

– Макс! Как хорошо, что ты вернулся! – воскликнула Хетти, протянув к нему руки.

Макс с улыбкой подошел к сестре и легким поцелуем коснулся ее щеки. Софи осторожно поставила чашку.

– Софи пересказывала мне письмо от родных, – объяснила Хетти, а Макс повернулся к Софи. Она успела забыть, каким бесстрастным может быть его лицо. Ни одного намека на то, к чему успели привести его размышления последних трех дней. И все же в его твердом взгляде было что-то волнующе близкое, и он нисколько не успокаивал внутренний огонь, который так и не погас с того дня, когда она увидела себя в зеркале у мадам Фаншаль. Софи еще помнила ощущение шелка, скользящего по коже, но очень надеялась, что Макс отнесет ее румянец на счет развеселившего их письма от ее родных.

– Здравствуете, Софи.

Он остановился перед ней, и она протянула руку. Макс взял ее. Даже сквозь перчатки она почувствовала его тепло, его силу и все то, от чего ее смущение, страх и тоска обострились до предела. Она не произнесла ни слова, и Макс слегка сжал ее ладонь, побуждая ответить.

– Здравствуйте, ваша све… Макс. Удачно съездили? – спросила она, чувствуя себя бесконечно глупой и даже хуже.

Его губы тронула легкая улыбка.

– Да, благодарю вас. Но что такого смешного в вашем письме? – спросил он, отведя глаза в сторону и усаживаясь на диван. Софи пожалела, что сидела не на диване, а в кресле. Интересно, что они подумают, если она встанет и пересядет к нему на диван. Леди Мелисса наверняка не сделала бы ничего столь вопиющего и недостойного.

– Софи? – переспросил Макс, и она выпрямилась.

– Я не уверена, что здесь уместно слово «веселое». Просто такое впечатление, что их больше занимают другие дела. Хотя мой брат очень заинтересовался тем, что вам известно о предстоящем боксерском турнире, и обрадовался, что я побила рекорд кузена Артура.

– Значит, ваш неожиданный успех у тети Мин-ни важнее, чем ваша предстоящая свадьба? Это не слишком воодушевляет.

Софи пожала плечами, а Хетти наклонилась вперед, чтобы налить ему чаю.

– Похоже, мать Софи сожалеет, что ты не из Северного Девона, Макс. Это напоминает мне о том, что сказала наша мама, когда услышала, что я хочу принять предложение Неда. Помнишь?

Лицо Макса повеселело.

– Как ты можешь, дорогая? Ведь он всего лишь баронет. И из какой-то северной глуши, – спародировал он, и Хетти снова прыснула.

Софи улыбнулась, стараясь не замечать легкий укол ревности при виде этой любовной непринужденности между братом и сестрой. Вместе с тем в обществе сестры Макс нравился ей даже больше. Каким-то образом присутствие Хетти смягчало его суровость, вызывавшую в ней такую неуверенность, и давало надежду, что со временем и она сможет этого добиться.

Макс повернулся к ней:

– Нед, муж Хетти, родом из Сомерсета, но мои родители считали, что все, живущие северней побережья Южного Девона, страдают существенным снижением интеллекта, который восстанавливается только при приближении к Лондону.

Софи улыбнулась:

– Думаю, в случае моей матери это скорее обида, чем предубеждение. По ее убеждению, именно она играла решающую роль в замужестве моих старших сестер. Она любит все устраивать.

– Боюсь спросить, что написал ваш отец.

Софи очень старалась выглядеть серьезной.

– Полагаю, он с подозрением отнесся бы к любому, кому пришла в голову мысль на мне жениться. Однако он пишет, что ваш отец известен как очень дельный человек и о вас он тоже не слышал ничего дурного.

– Льстец! Неужели я дожил до этого? А ваши сестры и братья? Их отзывы столь же цветисты?

– Мэри пишет, чтобы я уступала вам в спорах.

– Мои аплодисменты такому совету. Но мне кажется, Мэри недостаточно хорошо вас знает. А может, знает, поэтому дает такой совет. Вам полегчало?

– Безусловно. Августа предупреждает, чтобы я многого не ждала. Она прислала мне целый том проповедей, которые считает полезными для невест.

– Теперь я за вас спокоен. Полагаю, содержание проповедей мы можем пропустить. Еще много осталось? Напомните мне, сколько у вас сестер и братьев?

– Восемь. Но большинство предпочли ничего не добавлять к письму, поскольку знали, что папа наверняка прочтет его перед отправкой. За исключением Джорджа, его это не пугает. Его больше всего интересует, что вам известно о возможном победителе предстоящего боксерского турнира, потому что он заключил пари с кузеном Артуром. Это все.

– А что ваша тетя? Она заверила меня, что вы можете остаться у нее, пока мы не уедем в Харкот, но из краткого разговора, который я имел с ней три дня назад, я понял, что она тоже не вполне одобряет ваше решение.

– Думаю, да. Но это потому, что она хотела предложить мне остаться у нее в качестве компаньонки Мармадюка. Хотя ее радует, что часть времени я буду жить рядом с ней и смогу продолжить его выгуливать.

– Ваша семья поистине кладезь великодушия. Я полагаю, вы не стали говорить ей, что после свадьбы у вас появятся другие заботы?

– Нет. Я поблагодарила ее и повела Мармадюка на прогулку.

Хетти засмеялась и встала, встряхнув юбки.

– Пожалуй, я пойду немного отдохнуть. Я устала от магазинов, хотя это приятная усталость. Макс, ты мог бы проводить Софи к тете, когда вы допьете чай?

Она подошла к Софи и слегка обняла ее.

– Я прекрасно провела время сегодня, дорогая. Завтра вечером я заеду за вами, и мы поедем к Сефтонам. Мадам Фаншаль обещала прислать ваше первое платье к полудню.

Софи боролась с желанием попросить Хетти не оставлять ее наедине с Максом. Она очень скучала по нему, но была уверена, что обязательно сделает какую-нибудь глупость. И это, несомненно, подтвердит его подозрения, что она не годится на роль герцогини Харкот. Но вместо этого она обняла Хетти в ответ и поблагодарила ее. Когда дверь за Хетти закрылась и в гостиной воцарилась тишина, Софи заставила себя повернуться к Максу. Он смотрел на нее.

– Вы расстроены? Из-за письма? – отрывисто спросил он.

– Расстроена? Почему?

– Обычно родители выражают больше радости, когда их дочь выходит замуж.

– Прибавьте к этому, что они почти утратили надежду избавиться от этой дочери. Всего два месяца назад мама сказала мне, чтобы я не вздумала отказывать следующему претенденту, поскольку они с папой хотят переехать в домик поменьше, когда выдадут замуж моих младших сестер. В том доме меньше сквозняков.

– Тогда я не понимаю, почему они не выражают больше радости по поводу того, что вы исполнили свой долг. Вы действительно отвергли многих претендентов? – вежливо спросил Макс, и она чуть не рассмеялась.

– Для благовоспитанной девушки было бы крайне неделикатно обсуждать такие вопросы, ваша светлость.

– Это уклончивая форма сказать «ни одного»?

Софи прекрасно понимала, что он дразнит ее, но честность взяла верх над гордостью.

– Ладно, «отвергла» – это некоторое преувеличение. Более точно, мама сказала, что не встречала никого с таким талантом отваживать достойных молодых людей.

– Неужели? Звучит не слишком по-матерински. Я думаю, Хетти права, ваша мать очень похожа на мою. Могу я спросить, вы хотели выйти за кого-нибудь из этих достойных молодых людей?

– Никогда. Но она права, каждый раз вина была моя. Думаю, вы должны это знать.

Макс слегка приподнялся на диване.

– Вы очень честны. Можно мне узнать, как именно вы их «отваживали»?

– Ну, сначала был тот, который не умел целоваться, его я стала избегать. Потом Роберт, который увидел, как я плаваю со своим братом Джорджем в соседней бухте, и это его шокировало. А может, не его, а его мать. Потом Герри. Он издевался над неуклюжим Уиллом Треветиком. Возможно, я обошлась с ним немного резко. И наконец, Берти. Он высказал надежду, что после свадьбы я брошу возиться с красками.

В глазах Макса заблестели веселые искры, при этом ни один мускул на его лице не дрогнул. Софи ждала, что ее рассказ вызовет шок и раздражение, а не смех. От потеплевших глаз весь его облик стал более человечным, и ее напряжение спало.

– Боюсь спросить, что вы на это ответили.

– Понимаете, в то время я была совсем молода и еще не научилась придерживать свой язык. Кажется, я высказала надежду на то, что он перестанет быть таким трусом, когда женится, но только не на мне. К сожалению, наши матери подслушивали этот разговор через замочную скважину. В наказание меня на месяц отправили к кузенам в Корнуолл, где я, к неудовольствию мамы, прекрасно провела время. Но с тех пор из уважения к родителям я стала чуть менее резкой.

– Понятно. Итак, пять поцелуев и еще несколько предложений. Есть что-нибудь еще, что я должен знать?

Софи покачала головой, противясь желанию задать этот вопрос ему. Даже если бы Макс согласился поделиться с ней подробностями своих любовных похождений, она предпочла бы многого не знать. Сплетни Уивенхо, дополненные ее воображением, и без того давали достаточно пищи для размышлений.

Встав с дивана, Макс двинулся к ней, и внутри у Софи все вспыхнуло.

– Я рад, что в вашей семье нашелся хотя бы один человек, который меня одобрил, пусть даже благодаря моем достижениям в боксе.

– И лошадях, – шепнула Софи, запрокидывая голову, когда он поднял ее на ноги и провел пальцем по линии ее подбородка.

– Знаете, у меня есть и другие навыки, – сказал он.

Она кивнула, сосредоточившись на мягком прикосновении его руки и стараясь сдержать острое желание прижаться к нему. Спустившись вниз, его пальцы скользнули по ключице и остановились у выреза платья.

– Я должен проводить вас домой, – продолжил Макс спокойным, почти равнодушным голосом.

– Уже? – не удержавшись, спросила она, и его пальцы двинулись к центру, пока не остановились в самой нижней точке ее декольте.

– Возможно, вам действительно не стоит оставаться со мной наедине.

– Почему? Что может случиться? – Софи едва выговаривала слова, все ее чувства были прикованы к мягкому прикосновению его руки.

– Потому, – мягко произнес Макс.

Его рука скользнула вверх и спустила платье с ее плеча. Легкая дрожь от его прикосновения пробежала по всему телу Софи, пробуждая чувства. Она вдруг ощутила те части своего тела, на которые почти никогда не обращала внимания: изгиб внизу спины, внутреннюю поверхность бедер. Они напряглись, ожидая его прикосновений. Софи закрыла глаза, чтобы ничто не нарушало этих волнующих ощущений. Забыв обо всем, она шагнула к Максу, и ее руки легли ему на грудь с ощущением неизведанного могущества. Они чувствовали все, что скрывалось под крахмальной тканью его сорочки, – жар его тела, силу его стальных мышц. Когда Макс сжал ее запястья, Софи попыталась вырваться, но он держал их крепко. Потом он сделал шаг назад.

– Довольно.

Веселый тон его голоса осадил ее, словно пощечина, и Софи вспыхнула от стыда. Внутри кипело негодование. Как несправедливо подвести ее на грань чего-то неизведанного и волнующего, а потом оттолкнуть, словно безмозглую куклу. Она резко повернулась и пошла к выходу.

– Мне надо идти.

Макс кивнул, открыл перед ней дверь и пошел следом. Они не сказали ни слова, пока не дошли до дома ее тети, и Ламбет не открыл им дверь. После секундного колебания Макс отступил назад.

– Объявление выйдет в завтрашних газетах. Вечером мы с Хетти заедем, чтобы забрать вас к Сефтонам.

– Очень хорошо, ваша светлость, – любезно ответила Софи и вошла в дом, гордая своим показным спокойствием, за которым научилась скрывать бурлящие чувства. Еще немного – и она станет такой же, как другие лондонские мисс, соперничавшие за его внимание.

Макс закрыл дверь в кабинет и подошел к письменному столу. За эти три дня накопилась масса дел, а как только выйдет объявление о помолвке, его начнут постоянно отвлекать. Лучше поработать сейчас. Он взял первое письмо из пачки корреспонденции, оставленной для него секретарем.

В последнее время он завел дурную привычку позволять себе отвлекаться. Причем в самые неподходящие моменты. Еще одно негативное следствие помолвки. Владельцу судоходной компании, с которым он заключал договор, пришлось дважды за время встречи привлекать его внимание. Такое поведение было непростительным. Новая привычка вспоминать свидания с Софи и прокручивать их в голове с обескураживающей живостью постоянно отвлекала его от дела.

По дороге в Лондон Макс дал себе слово взять себя в руки. До свадьбы надо держать дистанцию, сосредоточиться на том, чтобы помочь ей как можно легче войти в его мир. Но уже в первые полчаса после возвращения его решимость чуть не дала трещину. У него хватило здравого смысла не ответить на ее соблазнительно невинное приглашение, но он не смог удержаться, чтобы не прикоснуться к ней. И то, что это желание не оставляло его с тех пор, как три дня назад он вышел из гостиной ее тети, не могло служить извинением. Но Софи казалась такой беззащитной в своей попытке скрыть разочарование неоднозначной реакцией ее семьи.

Макс ощутил всплеск сожаления. Удивительно, как ей удалось сохранить способность к сочувствию, притом что ее родным явно не хватает сердечности. Впрочем, возможно, он к ним несправедлив. Нельзя поддаваться порыву ограждать ее от любых трудностей. В следующие месяцы Софи придется иметь дело с проблемами, среди которых отношения с семьей будут наименьшей. Он не сможет бросаться на ее защиту каждый раз, когда заметит обиженный взгляд, прячущийся за улыбкой. Софи сильна и умна, она справится.

По крайней мере, Макс на это надеялся. При необходимости Софи могла вести себя с достоинством, хотя он сомневался, что ей удастся в полной мере обуздать свою импульсивную, страстную натуру и укротить свое необычное чувство юмора. Сейчас все это казалось ему восхитительным, но не было ли это сродни тому, что привело к катастрофе Серену? Импульсивность, неспособность подчиняться, чувственность, которую она не могла или не хотела смирить…

Конечно, они разные. Макс не мог представить Серену разговаривающей с собакой или защищающей неуклюжего мальчика. Но от этого проблемы с поведением никуда не девались. Конечно, он уже не может отступить, но он должен сделать все возможное, чтобы Софи изменила свое поведение в соответствии с новой ситуацией. А значит, он не может поощрять ее желание поддаться искушению каждый раз, когда…

Макс взглянул на письмо, которое держал в руках, и, чертыхнувшись, положил его на стол. Бесполезно. Надо пойти к Джексону и хоть немного сбросить напряжение. Только тогда он сможет работать.