«Комсомольская юность моя»
До 93-го года я была абсолютно аполитичным человеком. Нет, я была искренней и прилежной пионеркой, даже «членом совета отряда». Как меня не приняли в комсомол – я уже рассказала. А вот как и когда приняли – совершенно не помню. Хотите – верьте, хотите – нет. Но точно, когда училась уже в Щукинском. После «Кавказской пленницы» самая пора была «студентке, спортсменке, комсомолке» выступать на всяких съездах, участвовать в комсомольских мероприятиях. Вот я и стала комсомолкой. И участвовала – тоже добросовестно и искренне: выступала на трибунах с докладами «о проблемах творческой интеллигенции», делегировалась на всякие слёты и форумы…
Например, был такой симпозиум – «Молодые федералисты мира» (как тогда не знала, так и сейчас не знаю, что такое «федералисты», – мне объясняли, но я благополучно забыла). Помню только, что они, «федералисты», призваны были защищать народы Лаоса, Камбоджи и Вьетнама «от происков империалистов» (каким образом предлагалось их защищать – тоже не помню). Мы принимали какие-то резолюции, писали письма-воззвания, заседали. Выслушивали доклады маленьких лаотян, камбоджийцев и вьетнамцев на их птичьих языках…
На этот форум съехалось несметное количество гостей – «федералистов» из разных стран во главе с Люсьеном Хармегинсом, сыном министра обороны Бельгии, который совершенно определённо нас, советских, не любил. И вёл себя даже как-то агрессивно. Но нам велено было с этими «агрессивными» дружить. Мы и дружили – водили по музеям, концертам и театрам. Гуляли с ними по Москве. Ходили на Красную площадь…
Мне была поручена культурная программа. Вот я как раз и возила делегацию в цирк, театры, на дипломные спектакли в ГИТИС и к нам, в Щукинское. На «Снегурочке» Островского, где я играла Снегурочку, агрессия Хармегинса была сломлена. Он в меня влюбился, резко «помягчел», а когда мы провожали европейскую часть делегации на Белорусском вокзале, глаза Люсьена наполнились «скупыми мужскими слезами». И я не могу сказать, что меня это не тронуло. Люсьен стал присылать мне письма. Первое начиналось словами: «Дорогая моя Снегурочка из далёкой заснеженной Москвы…» (хотя «Молодые федералисты» приезжали к нам в конце мая, снегом не пахло и было очень тепло!). Потом пошли письма с приглашениями приехать к нему в гости, в Бельгию. «Если хочешь, приезжай с подружкой», – писал он. Люсьен был мне симпатичен, но отвечать на его письма я не стала, потому что наши взаимоотношения с Володей Тихоновым достигли апогея…
Перед отъездом «федералистов» по домам в ресторане гостиницы «Юность» (была такая у метро «Спортивная») был прощальный банкет. «Застолье» вёл первый секретарь ЦК ВЛКСМ Тяжельников, а я выступала в качестве «хозяйки бала»…
От Комитета молодёжных организаций, от ЦК и МГК ВЛКСМ я летала в составе творческих делегаций в разные страны…
Многие во время таких мероприятий «устраивали свою жизнь», решали многие проблемы. Мне же «комсомольская юность моя» принесла большое количество медалей и грамот от КМО, ЦК, МГК, РК и прочих организаций ВЛКСМ. И никакого «карьерного роста»…
В своём участии в комсомольской жизни страны ничего крамольного не вижу. Никаких «ритуальных сжиганий» комсомольских билетов, никаких разговоров о том, что я «была лазутчицей в чужом стане», не предпринимала, когда всё это ушло. Это история – моя и моей страны, которую я никогда не называла «ЭТА страна». Я жила, как считала правильным и справедливым, подлостей не делала, в суть не углублялась…
Я помню, как плакала мама, когда объявили по радио о смерти Сталина. Искренне плакали очень многие – соседи, знакомые. Был всенародный траур…
Меня это никак не тронуло. Я была слишком маленькой. Сталин для меня был человеком с портретов и из песен…
Спустя какое-то время, уже в Мурманске, одноклассница страшным шёпотом произнесла мне на ухо, что «Сталин – враг народа». Для меня это тоже было абсолютно непонятно, как это…
Хрущёвская «оттепель» памятна мне тем, что мы почти поверили, что может наступить момент, когда войдёшь в магазин и («каждому по потребности») – возьмёшь, что захочешь…
И ещё помню стук ботинком по столу в ООН, речи с подвизгиванием и навязчивое желание засадить всё кукурузой. И мультфильм того времени про кукурузу, которая пела:
Я – культура хлебная,
Я и ширпотребная:
Я и мыло, и картон,
И тройной одеколон…
Брежневское время было для меня фоном моей, уже трудовой цирковой жизни. Было спокойно, безопасно, стабильно. С самим Брежневым меня связывала дружба с Наташей Милаевой, дочкой Евгения Милаева, народного артиста СССР, циркового эквилибриста, который был женат на Галине Брежневой. Двойняшки, Наташа и Саша, были детьми Милаева от другого брака, но жена Милаева при родах умерла. Детей Галина приняла – она была человеком добрым, открытым, хоть и взбалмошным, и влюбчивым. Впоследствии она ушла от Милаева к молодому Игорю Кио…
Но в ту пору, когда она была замужем за Милаевым и родила ему дочь Вику, Наташа и Саша звали Брежнева «дедом».
Однажды Наташа пригласила меня поехать на дачу к «деду». И мы поехали. Дача была довольно скромной, а по сегодняшним меркам вообще «бедненькая», хоть и двухэтажная. Единственное, что поражало воображение, – кинотеатр в подвале дома (тоже не очень-то большой, просмотровый зал).
В общем, мы поели-попили, посмотрели какое-то кино и поехали по домам на одной машине, втиснувшись туда всей компанией, которая состояла из шести человек. Так что мне пришлось сидеть на коленях у Юры Брежнева, сына Леонида Ильича, красивого, синеглазого, худощавого и скромного парня…
