Майор Вова и батюшка Алексей
Возвращаюсь к истории с майором Вовой. Он долго писал эмоциональные письма, требовал встреч. Но в конце концов, видимо, решил, что «если гора не идёт к Магомету…».
Однажды, когда у меня были гости, я варила на кухне кофе, а вернувшись в комнату с подносом, вдруг обнаружила, что в компании сидит какой-то неизвестный мне человек и очень убеждённо рассказывает, что «обязательно на Наташе женится, а Васю завернёт в одеяло и вместе со мной увезёт к себе жить». Гости очень веселились…
Когда я поняла, что речь идёт о нас с сыном, я засмеялась и сказала, что вряд ли одиннадцатилетний Вася позволит себя «завернуть в одеяло»…
Как выяснилось, пока я возилась на кухне, раздался звонок. Кто-то из гостей открыл. В дверях стоял молодой симпатичный человек с букетом цветов, который сообщил, что он «к Наташе». Его впустили. И он с ходу начал рассказывать компании моих друзей о своей невероятной любви. Этот человек оказался майором Вовой…
Несмотря на своеобразную манеру поведения, он стал периодически возникать на горизонте. Продолжал писать романтические письма. И как-то постепенно превратился в странного, но постоянного «друга семьи»…
«Афганцы» вообще народ парадоксальный – война отложила тяжелый отпечаток на тех, кто воевал в Афганистане. В девяностые они вписывались трудно. Их травмы, ранения, искалеченная психика – мало волновали «хозяев жизни» того периода. И они сами выкручивались, кто как мог: объединялись в «братства», шли в охрану или «в бандиты». Многие пришли таким витиеватым путём к вере в Бога…
Я всё думала, кто бы мог стать крёстным отцом моим детям. И ничего не приходило в голову…
Сейчас, когда я вспоминаю, как мы с трёхлетним Саней вдвоём съезжали на санках с крутой горки во дворе на Смоленской, рискуя разбиться о ступеньки или чугунный забор, или как мой малыш съезжал с самых высоких детских горок, или как мы вместе катались на каких-то «мёртвых петлях» в парке, – меня охватывает ужас. Но тем не менее так было. Я была совершенно бесстрашная, и Саня тоже рос таким.
И вот однажды, когда мы с Саней собирались в очередной раз поехать в парк им. Горького, мне позвонил майор Вова и спросил, что я делаю и нельзя ли приехать в гости. Я сказала, что мы собираемся на прогулку. Он обрадовался и предложил нас до парка подвезти. Тут уж обрадовалась я. И майор Вова за нами заехал…
По дороге в парк он рассказал удивительную, почти мистическую историю: «Стою я в храме на службе. И мне очень понравилась одна девушка, которая стояла неподалёку. Служба закончилась. Я подошёл к этой девушке и предложил подвезти её до дома. Та обрадовалась, поблагодарила и сказала, что это очень кстати, потому что она опаздывает. И я её повёз. Подъехали к её дому, и девушка предложила к ней зайти. Я, конечно, с радостью!.. Она открывает дверь ключом. Мы входим, и к ней навстречу спешат муж и трое детей. Я в смятении. Но муж ласково приглашает меня к столу, пообедать вместе. Я сажусь. Мы обедаем. Хозяин дома предлагает выпить по бокалу за знакомство. Выпиваем. И тут меня, как всегда, понесло. Я рассказал, что я очень люблю Наташу Варлей и хочу на ней жениться. Хозяин дома в изумлении говорит: „Наташа Варлей?! Так я её хорошо знаю!..“».
Короче говоря, выяснилось, что майор Вова попал в гости к Алексею Владимировичу Грачёву, нашему с Саней спасителю и ангелу-хранителю, врачу роддома. Но теперь он не Алексей Владимирович, а отец Алексей, потому что он окончил Духовную семинарию в Троице-Сергиевой Лавре… Не чудо ли?!.
Все «пазлы» сошлись. Я позвонила отцу Алексею, сказала, что не могла ему дозвониться и счастлива, что разговариваю наконец с ним. Он тоже искренне обрадовался и поведал, что ему пришлось уйти из дома, потому что родители не приняли его решения изменить свою жизнь – расстаться с работой в родильном доме и вообще с медициной и стать священником. Поэтому я и не могла его разыскать. Они с матушкой Ириной и детьми живут в квартире друзей, которые уехали по работе за границу…
Конечно, я сказала, что мне очень жаль, что он больше не работает микропедиатром, ведь он спасал жизни стольким новорождённым. Но отец Алексей мне ответил: «Спасение душ не менее важно. А потом – я буду помогать детям прихожан и как врач…»
Забегая вперёд, скажу, что, когда отец Алексей служил, в храме всегда стояли коляски, в которых сидели розовощёкие, сияющие младенцы. И это в Пасхальную ночь, когда служба длинная!.. Я спрашивала у родителей младенцев, как зовут детей. «Это – Параскева, а это – Феодосий». – «А почему такие необычные имена?» – любопытствовала я. «По святцам!» – отвечали родители.
Выяснялось, что медики им строго «не советовали» рожать, мол, дети или родятся уродами, или появятся на свет мертворождёнными. А отец Алексей говорил опечаленным родителям: «Всё будет хорошо – по молитве!..» И – вот что творит вера…
А когда я спросила у отца Алексея, не согласится ли он стать крёстным моих сыновей, он опять очень обрадовался и поблагодарил меня за то, что я «вверяю ему своих детей».
Мне пришлось сказать ему, что Вася уже взрослый и крещению сопротивляется. Что моя вина, что я не сделала это вовремя. Я очень по этому поводу переживаю и не знаю, что теперь можно сделать…
И отец Алексей пообещал с Васей поговорить. Он к нам приехал. Они с Василием совсем недолго разговаривали. И Вася, слава Богу, вышел и сказал, что он согласен…
Мои сыновья крещены в Богоявленском Елоховском соборе. До строительства храма Христа Спасителя это был Патриарший собор…
У меня стоит перед глазами всё, что происходило в тот прекрасный день. Мы сидели в маленьком домике-крестильне на территории храма: отец Алексей, тётя Шура, я с детьми и ещё две семьи с маленькими детьми – в ожидании таинства. Ждать пришлось долго – часа полтора, потому что священник, который должен был крестить, отпевал усопшего в соборе. Маленькие дети начинали то носиться по крестильне, то ныть…
А Саня, от природы «моторный», сидел на удивление спокойно и умиротворённо. Когда началось крещение, я не могла оторвать глаз от моих сыновей, такими они стали красивыми, так заблестели их глаза от огоньков свечек, которые они несли в руках, и просто – от вдохновения. Саня, обычно бледненький, разрумянился…
Когда мы уже подъезжали к дому на Смоленской набережной, я даже забеспокоилась – такой он был необычно притихший, – не заболел ли, и поделилась своими опасениями с отцом Алексеем. Но в тот момент, когда я открыла дверь в квартиру, Саня с диким «индейским кличем» бросился вскачь по коридору. «Нормальный ребёнок…» – улыбнулся отец Алексей…
Так у моих сыновей появились крёстные родители, а у всей нашей семьи – духовник. И началась совсем другая жизнь, которая теперь была тесно связана с церковной. Мы с Василием ездили на исповедь в храм в Крылатском к отцу Алексею, и я впервые почувствовала, что такое исповедь и причастие: когда грехи изливаются вместе со слезами, а потом ты как будто делаешься невесомой…
На праздники мы ехали в храм втроём – Вася, Саня и я. Сначала – в Крылатское, а потом, когда отец Алексей получил приход в Рождествено, – туда: в Пасху – на всю ночь, а утром, разговевшись, домой. Саню после крестного хода укладывали спать – в маленькую комнатку на втором этаже – в пристройке храма, потом будили его, чтобы причастить, и опять укладывали…
А после службы все поднимались на колокольню – в Пасху всем разрешено звонить в колокола!..
В отце Алексее было столько света и любви, что хватало на всех. Конечно, мы, его духовные чада, как и все чада, были эгоистичны и мучили его своими проблемами – день и ночь. Но он с такой готовностью и радостью откликался, что не всегда приходило в голову, что в такое время суток можно было бы и поберечь батюшку – ему и так тяжело: ранние службы, крестины, отпевания, он ещё преподавал сёстрам милосердия, помогал, как медик, молодым прихожанам-родителям и их детишкам. А ведь у самого – трое детей и молодая жена-красавица…
А ещё он занимался восстановлением храма Рождества Христова в Рождествено. Искал художников, которые будут расписывать храм, когда снаружи он уже был восстановлен, и батюшка нежно называл церковь «моя белая лебёдушка»…
Тогда к церкви от автобусной остановки шла дорога, которая, немножко поизвивавшись в берёзовой роще, приводила прямо к храму. Дорога к храму…
Помню, как я повела на исповедь к отцу Алексею своих студентов, когда в институте, где я преподавала мастерство актёра, начались какие-то пакостные интриги, поделившие курс на две части…
И вот мы шли по осенней грязной дороге. Вдруг деревья расступились, как в сказке. Перед нами стояла белая церковь с золотыми куполами – чистая, светлая. Девчонки заплакали. А у парней – заблестели глаза…
Если спустишься от храма по тропинке вниз к озеру – окажешься у родника со святой водой. В Крещение на озере вырубалась иордань – прорубь крестом, куда в праздник окунались все желающие…
Позже, когда на месте славной деревеньки Рождествено вырос «коттеджный посёлок Рождествено», дороги к храму не стало. Путь к нему, проходящий через этот посёлок, везде, где можно и нельзя, перекрыли шлагбаумы. И добираться до церкви теперь приходилось в объезд…
Деревянные домики одиноких старушек выкупили «новые русские», снесли их и построили на их месте безвкусные громадные дома. Озеро ушло. Родник иссяк…
Но это всё произошло уже тогда, когда не стало отца Алексея…
Пока он был жив, всё как бы озарялось его светом…
Я могла посоветоваться с батюшкой по любому вопросу. А их было много. Потому что 90-е годы не только расслоили общество на «богатых и бедных», но и внесли смуту в семьи. Люди, выросшие в советское время, верили напечатанному в газетах и журналах слову, верили словам, звучащим в телевизионном или радиоэфире…
