Кинопроба и начало съёмок
Теперь кинопробы называются «кастинг». Но я говорю «кинопробы». Мне это дорого. Хотя бы потому, что отношение к кино – и у создателей, и у зрителей – тогда было совсем другим…
На кинопробах реплики за Шурика опять подаёт – теперь уже из-за камеры – Леонид Иович Гайдай. Реальный мой партнёр – мосфильмовский ослик-старожил по кличке Соловей. Чтобы он стоял на месте, я подкармливаю его морковкой. Во время дубля вместе с морковкой он зажёвывает мне полруки. Я хохочу. То есть благодаря ослику я не испытываю «трепетного волнения», поэтому сценку играю легко и жизнерадостно…
Я вижу, что Гайдаю это нравится. «Снято!» – командует он. А потом осторожно спрашивает, не могла бы я сняться ещё и в купальнике, потому что героине фильма по сюжету предстоит появиться в таком виде. Не задумываясь, я соглашаюсь, что вызывает некоторое удивление и у съёмочной группы, и у Гайдая: мол, как-то легко девушка согласилась раздеться! Они не учли, что я работаю в цирке и купальник, по сути, – моя цирковая «униформа»…
Меня переодевают в купальник. Оператор снимает, как я хожу перед камерой «туда-сюда»… Всё. Кинопроба окончена…
Позже Гайдай мне рассказал, что эпизод с купальником прибавил очков в мою пользу, так как был воспринят как свобода, раскрепощённость перед камерой…
Уже потом, когда я начала сниматься в «Пленнице», мне показали огромные альбомы с фотопробами претенденток на роль Нины. Оказывается, их было больше 500!.. На снимках я увидела самых красивых молодых артисток: Валю Малявину, Наталью Фатееву, Наталию Кустинскую, сестёр Вертинских, Вику Фёдорову, Надежду Румянцеву, Наталью Селезнёву, Земфиру Цахилову, Викторию Лепко, Ларису Голубкину – не буду продолжать длинный список ещё многих красавиц советского экрана того времени…
На роль Нины пробовались и студентки творческих вузов, и гимнастки, и балерины, и просто девушки с улицы…
И сегодня многие актрисы бойко рассказывают, как «отказались от роли Нины в „Кавказской пленнице“»…
Почему среди всего этого богатства и разнообразия красоты и талантов худсоветы объединения, киностудии, а потом и Госкино, но в первую очередь сам Гайдай, выбрали никому не известную юную цирковую артистку – не знаю! Правда не знаю!..
Я никогда не страдала «комплексом полноценности», никогда не считала себя красивой, всю жизнь вела борьбу с лишним весом (это сейчас сумасшедшие девушки «подкачивают» себе попы «как у Ким Кардашьян» или «как у Дженнифер Лопес», а у меня комплексы вызывал каждый лишний килограмм!)… Ну и – повторяюсь! – я была от природы неуверенной в себе и застенчивой…
Я могла горы свернуть, если чувствовала, что меня любят и в меня верят. А так – всю жизнь у меня «конфликт хорошего с лучшим»… Это называется заковыристым словом «перфекционизм». И, видимо, благодаря этому самому я всю жизнь и везде была отличницей – в школе, в музыкальной школе. У меня дипломы с отличием – и циркового училища, и театрального института, и Литературного… Я училась хорошо, потому что мне было СТЫДНО УЧИТЬСЯ ПЛОХО. Стыдно не знать того, что я должна знать…
Откуда это? Ведь никто никогда не вбивал мне в голову эти мысли и установки. Наоборот, утешали, если я рыдала, получив четвёрку или (не дай бог!) тройку. Что это? Гены? Гипертрофированное чувство ответственности (им, кстати, в полной мере обладал мой отец!)? Или просто желание побороть глубоко и прочно сидящие во мне комплексы?!.
Но я опять ушла от темы… В общем, будем считать, что просто моя кинопроба была самой удачной, а лицо на экране – «незамыленное». И ещё – героине фильма предстояло выполнять множество трюков, а тут, по случаю, подвернулась цирковая гимнастка!..
Как бы то ни было, через две недели в Тульский цирк была доставлена телеграмма на моё имя: «Вы утверждены роль Нины „Кавказской пленнице“ тчк Просим прибыть на „Мосфильм“ (число не помню) марта для подбора костюма и грима тчк Начало съёмок (число опять не помню!) апреля тчк Директор картины Фрейдин».
Получив телеграмму, я зарыдала – нет, не от радости! Я поняла, что «доигралась» и что теперь мне на неопределённое время придётся расстаться с цирком. А мне этого совершенно не хотелось – жизни вне цирка я не представляла!
Ну, и был ещё один немаловажный нюанс – в программе Тульского цирка работал Толя Егоров, эквилибрист высокого класса, в которого я была по уши (и даже не безответно!) влюблена…
Значит, и с этой только-только зарождающейся любовью придётся расстаться?! Невозможно!.. Я бросилась звонить своему Зиновию Боничу – путаясь в слезах и соплях, всхлипывала, что «не хочуууу…». На что он спокойно и резонно ответил, что отказываться от такого подарка судьбы нельзя, что, во-первых, это же не навсегда, а во-вторых, «…представляешь, какая это реклама – тебя будут объявлять: „Под куполом цирка – исполнительница главной роли в кинофильме „Кавказская пленница“ Наталья Варлей!“»…
Убедил. Скрепя сердце я начала паковать вещи. Из-под купола спускали подвески, троса, лестницы, трапецию. Всё это – а также костюмы, реквизит, музыкальные инструменты – укладывалось в ящики, и все 290 КИЛОГРАММОВ ОТПРАВИЛИ В КРЫМ, В ЯЛТИНСКИЙ ЦИРК, где, предполагалось, я буду репетировать В СВОБОДНОЕ ОТ СЪЁМОК ВРЕМЯ… Забегая вперёд, честно скажу, что я репетировала в Ялтинском цирке, наверное, раз пять, потому что свободного от съёмок, репетиций сцен и трюков и обучения вождению двух машин времени у меня как раз и не было…
Толя Егоров, моя любовь, пошёл меня провожать… Мы стояли на перроне тульского вокзала… Я ревела. А он мне сказал, желая утешить: «Ну, ты что?! Не на войну же я тебя провожаю!..» Я просто захлебнулась от невероятного горя – не любит!.. И уже в поезде написала стихи: «Чёрный, жестокий, мокрый перрон, и я опять уезжаю…»
Должна признаться, что об этой «вечной любви» я забыла почти сразу после начала съёмок – мы написали друг другу по паре писем, и жизнь покатилась дальше…
С Толей мы встретились лет через пять. Вспыхнул и погас коротенький роман. А ещё лет через десять я узнала, что Толя умер от рака. Вот в это невозможно поверить…
«Кавказскую пленницу» мы начали снимать в апреле 1966 года. А на экраны фильм вышел через год – 1 апреля 1967-го. Премьера состоялась в кинотеатре «Художественный» (там же позже проходили премьеры многих моих фильмов – «Вий», «Чёрные сухари», «Золото», «Большой аттракцион», «Мой папа – идеалист» и других).
Съёмки начались с павильонных сцен в декорациях «дома Джабраила» и «замка товарища Саахова». И окно, из которого Нина выпрыгивала на волю, – тоже было в павильоне. Правда, летела на верёвке я уже в Крыму с большой высоты операторского крана…
В поисках образа мои длинные волосы сначала пытались сохранить, потом решили «немножко укоротить» – на 5 см, потом ещё на 5… потом ещё… пока не оставили короткое «каре», которое понравилось всем, кроме… меня…
После выхода фильма на экран девушки массово начали стричься «под Нину», а мне было жаль своих волос… Но меня никто не спрашивал…
В самый первый съёмочный день снимали сцену в «доме Джабраила». Я в этом объекте не была задействована, но Гайдай просил на площадке присутствовать – погружаться в атмосферу и стилистику фильма…
«Чей туфля?.. Моё… Спасибо…» – рождалось у меня на глазах. В сценарии этих реплик не было, как не было и многих других смешных фраз, ставших впоследствии «крылатыми», – это результат блестящих импровизаций великолепных комедийных артистов…
Очень смешной момент, когда никулинский Балбес лёжа чешет пятку неожиданно «растянувшейся» рукой, придумал Никулин. И он же придумал, как это сделать. Под одеялом, в ногах у Никулина, ложился помощник режиссёра. Никулин засовывал свою руку под одеяло, а помреж – своей рукой тянулся к никулинской пятке… Просто, как и всё гениальное!..
И таких находок в картине множество. Во многом благодаря им картина такая яркая и весёлая…
А сценарий, кстати, был совсем не смешной – так, пересказ сюжета, незамысловатая история, видимо, и рассчитанная на то, что краски привнесут актёры. И действительно, начиная с репетиций, творческая фантазия великих творила чудеса!..
В своей книжке эстрадный артист Цукерман, который называет себя «летописцем великой троицы» (не знаю, как сейчас, но одно время у него даже был «Музей трёх актёров»), пишет, что Гайдай якобы за каждую придуманную шутку давал артисту бутылку шампанского. Вот этого я не помню – даже если предположить, что от меня, младшей в группе, скрывали алкогольное премирование, всё равно это как-нибудь хоть раз за картину да просочилось бы…
Думаю, что Цукермана ввёл в заблуждение Моргунов – он был великий выдумщик и рассказывал иногда байки, не имеющие никакого отношения к действительности, причём делал это с абсолютно «честным» и серьёзным лицом…
Но недавно в документальном фильме о Моргунове я увидела и какую-то неизвестную актрису, и не более известную режиссёршу, которые «со знанием дела» пересказывали байки и про шампанское, и тому подобную неправду. И это на центральном телевидении!.. На что это рассчитано? На то, что фильм снимался в эпоху мезозоя и не осталось очевидцев?!.
И блистательная «троица», и Владимир Абрамович Этуш, и Саша Демьяненко, и Фрунзик Мкртчян – оказались не только прекрасными артистами, но и добрыми, внимательными людьми: они репетировали со мной очень тактично, так, чтобы я чувствовала себя в их ансамбле равноправным партнёром. И в результате всё получалось. Я, конечно, волновалась, трепетала, но сумела переступить и через свою неуверенность, и через своё неумение. Естественно, мне было трудно избавиться от страха, что я, непонятно как «затесавшаяся» в уже состоявшийся коллектив, всё испорчу…
И ещё – мне было невероятно сложно приспособиться к новому ритму жизни, к способу существования, резко отличавшемуся от циркового.
Съёмки начинались в восемь утра, но на «грим-костюм» меня привозили к семи, а то и раньше. Но это совершенно не означало, что, когда я была готова, то сразу попадала в кадр. В кино всё меняется на ходу, по обстоятельствам. И иногда мои сцены начинали снимать уже после обеда, иногда к концу смены, а иногда и переносили на следующий день. Я не роптала, но… во мне скапливалась и перегорала молодая энергия, которую я до конца растрачивала на репетициях и в работе под куполом – в цирке. А тут…
Причёсанная, загримированная и одетая в съёмочный костюм, я должна была подолгу сидеть, ждать своего часа. А так хотелось побегать, попрыгать, поделать шпагатики, постоять на голове! Но… Нельзяаааааа!!!.. И часто к тому моменту, когда я попадала в кадр, на меня нападала сонная вялость: глаза потухали, эмоций – ноль…
Тогда Гайдай приказывал мне взбежать по лестнице на четвёртый этаж, а потом бегом обратно – и сразу к камере. Ну и всё – порядок: глаза опять блестят, запыхалась, взволнованная, энергичная… Гримёрша Рита припудрит чуть-чуть, и – то, что надо!
Но отдушинами в фильме для меня, конечно, были трюковые и музыкальные эпизоды.
Балетмейстер Авалиани (он, кстати, снялся в роли официанта, произносящего тост про «маленькую, но гордую птичку», которая полетела «прямо на солнце!..») поставил в картине несколько колоритных танцев. Например, к песенке «Если б я был султан…». Ох, какое же удовольствие для меня было сниматься в этом эпизоде! Да это и на экране сразу видно – такая счастливая мордашка!
Когда первый отснятый в павильоне материал показали Ивану Александровичу Пырьеву, который был в это время художественным руководителем мосфильмовского объединения «Луч», где и снималась «Пленница», он сказал: «Из этой девочки может получиться новая Любовь Орлова!» Гайдай рассказал мне об этом уже в киноэкспедиции. Конечно, было приятно.
Но никто не стал лепить из меня новую звезду. Для того чтобы стать «новой Любовью Орловой», недостаточно внешних данных, способностей, трудолюбия, таланта и стечения обстоятельств! Для этого нужен Григорий Александров, который всё это соберёт, сбережёт, найдёт подходящий материал, достойное обрамление, сумеет ярко преподнести… и так далее.
Я снялась в 61-м фильме – у режиссёров разной степени профессионализма и таланта, – но самыми популярными и яркими так и остались роли в «Кавказской пленнице» и «Вие»… А ведь и в самых «проходных» и уже забытых картинах иногда я и сама вижу, какой был потенциал. Говорю это безо всякого кокетства и «ложной скромности» – уже можно, уже пришло время «собирать камни»…
В конце мая мы выехали в экспедицию в Крым, поселились мы в Алуште в гостинице «Черноморская», недалеко от моря, до которого мы добирались не так часто, потому что съёмки были каждый день (за исключением дождливых). В зависимости от этого и складывался мой режим. Просыпалась я рано, делала в своём крошечном номере зарядку, бежала (в буквальном смысле) на море, доплывала до буйка и обратно и неслась к гостинице, чтобы успеть выпить кофе до отъезда на съёмочную площадку.
Снимали мы весь световой день. Обед привозили на площадку, причём это был не сегодняшний «кинокорм» в пластмассовых коробочках, а вполне себе полноценный обед из трёх блюд, который привозили в больших – не знаю, как их правильно обозвать, – бидонах (термосах? чанах?). И посуда, и приборы тоже были не одноразовые. И ели мы за большим общим столом, который смастерили наши рабочие, и сидели на лавках, ими же сколоченных. Всей группой. Дружно.
Такая была славная пауза, после которой мы с новыми силами продолжали работу уже до того момента, когда солнце входило в «режим» (это такое состояние светового дня, когда ещё совсем светло, но можно снимать вечерние сцены, потому что лучи солнца уже не прямые). Вот тогда начинали собирать аппаратуру и готовиться к отъезду в гостиницу…
Хотя в картине есть и вечерние сцены – например, когда после песни «Где-то на белом свете» Шурик провожает Нину. И, уже влюблённые, они прощаются…
Но обычно мы приезжали в Алушту ещё засветло, и я бежала к морю, чтобы успеть искупаться до заката. Потом иногда присоединялась к группе, которая шла ужинать в ближайшую шашлычную (шашлык готовили везде очень вкусно!), но не всегда – старалась всё-таки на ночь не есть: следила за весом…
На этом рабочий день вовсе не заканчивался – мы собирались в гостинице (чаще всего в номере Гайдая) для репетиции сцен, которые предстояло снимать на следующий день. На репетициях кроме Леонида Иовича и актёров, занятых в этих сценах, обязательно присутствовал и оператор Константин Бровин, чтобы понять настроение того или иного эпизода и найти потом лучший ракурс.
Кстати, у Гайдая и Бровина вся картина была расписана по кадрам. И не просто – крупный план, средний, общий, а с мизансценами: в каком месте кадра находятся герои, в какую сторону смотрят…
То есть у них была, по существу, готовая сложившаяся картина, в которую нужно было ввести актёров, которые бы заиграли, а всё вместе это потом сложилось бы в искромётную комедию…
Но, конечно, когда мы репетировали и снимали, что из этого может получиться, никто не представлял…
В те дни, когда не снимались мои сцены, меня возили на площадку, где я должна была УЧИТЬСЯ ВОДИТЬ МАШИНЫ, так как в фильме их две: грузовик-полуторка, «загримированный» под «Скорую помощь», и красная легковая, ретро, немецкой марки «Адлер».
Хозяин «Адлера» и был инструктором, обучавшим меня вождению…
Однажды после съёмок я ехала за рулём по Симферопольскому шоссе из Ялты в Алушту и везла «троицу»… Поразительно – и то, что мне доверили их всех троих везти, и то, что они сами не побоялись сесть в машину с таким неопытным водителем! Дорога-то всё-таки горная и совсем не простая!..
Все автомобильные погони мы снимали на Старом Крымском шоссе. После введения в эксплуатацию Симферопольского движение по Крымскому шоссе фактически прекратилось. Поэтому даже и перекрывать движение особенно не приходилось…
Так вот. Снимался один из эпизодов погони. Путь Нине, несущейся на красном автомобиле, преграждает троица. Они умудрились обогнать её на рефрижераторе, в который сумели забраться, когда он проезжал мимо них…
Троица стоит, взявшись за руки… Трус (Вицин), попискивая от страха, оседает в лужицу – это тают «сосульки» на его шляпе… Машина с Ниной приближается… Нина, видя троицу, отчаянно жмёт на клаксон, потом ударяет по тормозам…
Я несусь! Жму! Ударяю! А машина не тормозит!.. На шоссе позади троицы лежит оператор с камерой – снимает!.. Я ору, что «машина не останавливается»… Троица, матерясь, бросается врассыпную…
А оператор лежит и не слышит – камера тогда работала громко, да и машинку «Адлер» бесшумной не назовёшь…
В полуметре от оператора машина всё-таки тормозит! Ура! «Хеппи-энд»!.. Но Гайдай сердится на меня, хотя я совсем не виновата – техника подвела.
Однако Леонид Иович решает, что больше ни одного трюка я не выполню!.. Трюков в картине было достаточно. Кроме вождения двух машин я ещё спускалась со скалы на верёвке, выпрыгивала из окна (летела на канате с высоченной операторской «стрелы»). Скакала за уплывающим по реке Шуриком: сначала на ослике, потом на лошади и только потом прыгала в речку – так было по сценарию, и мы это сняли. Но во время монтажа Гайдай безжалостно вырезал всю мою «верховую езду». Он вообще, к сожалению, много интересных эпизодов выбросил из картины, чтобы сохранить её ритм. В результате фильм получился совсем коротким по сегодняшним меркам – 1 час 20 минут, – но ведь смотрится на одном дыхании. Значит, Гайдай был прав, отправляя в монтажную корзину всё, с его точки зрения, лишнее. Конечно, прав. Но… всё равно жаль!..
А что касается трюков… Дело в том, что все они, кроме прыжка в горную речку и самого эпизода «спасения Шурика», уже были сняты.
