Герасимович ловко разворачивал машину. В управлении этой штуковиной не было ничего сверхъестественного. Алексей сидел рядом с водителем и дрожал от нетерпения.

Сколько времени прошло? Минут десять? Кляйст и Рожнов будут пробиваться на запад, это и ежу понятно. Архивы завалены в подземелье, за ними они не поедут. Умные люди понимают, что не успеют до прихода русских. Нельзя им время терять, на запад надо гнать, проявляя изворотливость и обходя собственные посты. Рожнов и так уже с три короба наврал воякам из 341-го полка. Воображения у него с избытком. А те и уши развесили.

Саблин обернулся. Хомчик с Герасимовичем сидели сзади, прямые как шпаги. Они важно надували щеки, видимо, преисполнялись величием момента. Вроде все в порядке.

Он всмотрелся повнимательнее и спросил:

— Рома, ты издеваешься?

— Что не так, товарищ капитан? — осведомился Черкасов. — Вроде я правильно все надел.

— Ты посмотри на себя! — возмутился Алексей. — Немедленно сбрить усы! Какой ты немец? Буденный хренов! Тебя же первый патруль заметет за чисто славянскую внешность!

— Почему это Буденный хренов? — обиделся за маршала Черкасов.

— Да не Буденный хренов, а ты, дубина стоеросовая! — разорялся Саблин, еле сдерживая насмешку.

С маршалом Буденным, кстати, тоже вопрос открытый. О скромных успехах Семена Михайловича на полях сражений Великой Отечественной войны лучше не поминать. Он неплохо смотрелся на коне в гражданскую, но на нынешней — просто срам. Все его достижения свелись к личной преданности товарищу Сталину.

— Уяснил, Черкасов? И лучше не спорь. Пошарь в ранцах, обязательно найдешь бритву. И чтобы через две минуты я этих соплей под носом не видел! Вернемся от немцев, отращивай хоть до пола.

Черкасов покраснел как рак, схватился за ранец, выудил оттуда опасную бритву, завернутую в бархотку, и вздохнул так, словно собрался себя кастрировать. Скалился Олежка Хомчик. Усмехался, крутя баранку, Герасимович.

Дорога змеилась по лесу. Встречные-поперечные машины отсутствовали.

«Где же искать вас, бесы? — мрачно думал Алексей, вертя головой. — Разве это последняя дорога в Германии?»

— Так, надеюсь, все понимают, что мы ищем? — Он покосился на Черкасова, который без усов смотрелся неплохо, но все равно был далек от образа чистокровного арийца. — Это вездеход «кюбельваген», штабная машина среднего класса, темно-коричневого цвета. Кто-нибудь запомнил номер?

Публика, сидящая на галерке, стыдливо помалкивала. Критиковать их было глупо, Алексей и сам не запомнил.

— Могу ошибаться, товарищ капитан, — внезапно пробормотал Герасимович. — Впрочем, нет, точно скажу. Буквы латинские — WAS. Цифры — два, один, ноль.

— Молодец, Герасимович! — Алексей удивленно уставился на него и спросил: — Ты почему не в разведке?

— Не берут, — ответил. — А что тут такого? Просто буквы с цифрами запомнил. Зрение хорошее.

— Ну да. — Черкасов ревниво хмыкнул. — Не такой уж подвиг разведчика.

— У тебя имя есть? — спросил Алексей.

— Есть, — сказал сержант. — Максимом мать назвала. Отец всегда смеялся. Мол, в честь пулемета, из которого я колчаковцев крошил.

— Сам-то откуда?

— Из Сибири.

— Сибирь — понятие растяжимое, — заметил с заднего сиденья Хомчик.

— О, вы даже не догадываетесь, насколько растяжимое, — заявил сержант. — Город Канск Красноярского края. Отец был вторым секретарем горкома. Я в институте на инженера-технолога год проучился перед войной. Пришел в военкомат — не взяли, заявили, что слишком тощий. Пришлось мышечную массу наращивать. Через месяц взяли. Дескать, ладно, так и быть, иди воевать. Только ты уверен, что отец не возражает?

— Не возражал он? — спросил Черкасов.

— Да родители и не узнали, — ответил сержант. — Я тайком от них на войну ушел. Мать теперь убивается.

Закончился лес, машина вынырнула к знакомому мосту. Задребезжали доски настила. Тела немцы уже убрали, вынесли даже мертвого Семашко.

Все, видимо, подумали, об одном и том же. Герасимович с мрачным видом вертел баранку, объезжая подбитый грузовик, остальные выразительно молчали.

— Больше никаких трупов среди нас, уяснили? — проворчал Алексей.

— Да мы и не собираемся умирать, командир, — с некоторым сомнением заметил Черкасов.

— Семашко тоже не собирался.

Мост остался позади. Леса разредились, по обочинам тянулись кустарники.

«Где-то слева от нас местечко Цилиенхоф, — сориентировался Алексей. — В него, скорее всего, эти упыри заезжать не станут».

И все же у него оставались сомнения.

Слева показалось шоссе, в него втягивалась проселочная дорога. По автостраде в восточном направлении шла танковая колонна. Чадили пыльные «Пантеры» с белыми крестами. Их было немного, но смотрелись они довольно внушительно.

Видимо, основная масса войск обходила Цилиенхоф с юга и устремлялась дальше на восток. Сомнительными дорогами и мостами немецкое командование предпочитало не пользоваться.

Кучка советских людей оказалась в самом средоточии германской военной машины. Все это было дико, неправдоподобно! А ведь прошло уже несколько часов с того момента, как немецкие войска выбили русских из Цилиенхофа и потянулись на восток. Стоит лишь кому-то остановить «хорх», вынудить сказать по-немецки несколько слов!..

Подрагивали руки Герасимовича на руле. Все невольно прислушивались. На юге шел бой, гремели орудия. Если немцы наступают еще и там, атакуют танковые армады Конева, то это вообще несусветная дикость!

Оборвались кустарники, дальше тянулась равнинная местность, перемежаемая перелесками. Черепичные крыши маленького поселка, указатель на немецком: Аршнау.

Навстречу шла колонна грузовиков. В кузовах сидели пехотинцы. Они равнодушно смотрели на «хорх», пылящий по встречной полосе.

«Все едут на восток, и только мы — на запад, — сообразил Алексей. — Но ведь и Кляйст с Рожновым двигаются в этом направлении. Они тоже не хотят, чтобы их поймали!»

За колонной шла пехота, относительно свежая. Солдаты выглядели опрятно.

«Это и есть секретное оружие фюрера?» — мелькнула смешная мысль в голове Саблина.

Впереди показалась развилка. В трассу вливались еще две. По обеим дорогам шли войска, пусть не сплошным потоком, но достаточно плотно.

У развилки стоял пост военной жандармерии — мотоцикл на обочине, трое упитанных вояк с нагрудными бляхами. Они пристально разглядывали «хорх», проезжающий мимо, но останавливать не стали.

— Притормози-ка, Максим, — попросил Алексей. — Пойду переброшусь с парнями парой слов.

Герасимович беспрекословно сдал к обочине.

— Командир, ты уверен? — забеспокоился Хомчик.

— Я лишь в одном уверен, — проворчал Алексей. — Мы не сможем раздвоиться за развилкой.

Он шел к полицейским уверенной походкой, делая небрежную отмашку рукой. Те переглянулись, насторожились.

— Хайль Гитлер! — Саблин небрежно вскинул руку, показал, не раскрывая, офицерское удостоверение. — Гауптман Зингер, разведка триста сорок первого пехотного полка. Давно тут стоите, парни?

— Да уж часа три торчим, герр гауптман, — ответил ему рослый унтер.

— «Кюбельваген», регистрационный знак WAS 210. Следует на запад. Он мог проехать здесь минут десять-пятнадцать назад. В нем предатели рейха. Они бегут на запад, к американцам. Мне поручено их задержать. Только не говорите, что вы не видели эту машину! — Он скорчил такую мину, что самому стало страшно.

Полицейский сглотнул, переглянулся с товарищем.

— Да, герр гауптман, минут десять-пятнадцать назад, — подтвердил он. — Там были два офицера и мужчина в штатском. Они проехали мимо нас.

— Почему не остановили? — нахмурился Алексей.

— Так мы не знали, герр гауптман. — Жандарм втянул голову в плечи. — У нас нет полномочий останавливать каждую машину. Мы следим за порядком на дороге.

— Безобразие! — разорялся Алексей. — Вы не полиция, а пустое место. Ладно. — Он успокоился. — Куда от развилки они поехали?

— Направо. Там Ротхен. До него отсюда километров двадцать.

— Хорошо, я понял вас, спасибо. — Саблин козырнул и побежал к машине.

Боевые товарищи шумно выдохнули, когда он взгромоздился на свое место.

— Направо, Максим. Мамой клянусь, мы их догоним!

За развилкой ясности не прибавилось. Дорога засасывала, все происходящее вокруг начинало утомлять Алексея и его товарищей.

Попутного транспорта практически не было. Вся масса людей и техники двигалась навстречу «хорху». Чадили моторы, покачивались пехотинцы в кузовах, вездеходы тащили орудия.

Развивать высокую скорость не стоило. Тогда они точно привлекли бы внимание. Временами Максиму приходилось съезжать на обочину, пропускать тяжелую технику.

Следующий пост остановил машину.

Алексей не волновался, первым набросился на супостатов:

— Военная разведка! Какого черта, господа полицейские? Почему вы не остановили «кюбельваген», регистрационный знак WAS 210, проехавший тут совсем недавно?!

Жандармы стушевались под этим напором.

— Как не остановили? Это было минут восемь назад, — заявил старший из них. — С документами у пассажиров все было в порядке. Хотя, если честно, мы проверили их только у гауптмана Венцеля, сотрудника шестого управления РСХА.

— Идиоты! — Алексей схватился за голову. — По документам он действительно сотрудник шестого управления. А вот на лбу у него крупными буквами написано: «Предатель фатерлянда». Неужто не заметили?

Дело двигалось к вечеру. В движении войск теперь намечались разрывы. Эта армада оказалась не столь уж и огромной.

Алексей напряженно всматривался в лобовое стекло.

«Догоним мы злодеев, и что дальше? Брать при всем честном народе? Да Венцель обхохочется! Может, притормозить, подождать, пока сумерки сгустятся?» — раздумывал он.

Тут вдруг лопнуло переднее колесо. Пассажиры возмущенно загудели.

— А я тут при чем? — оправдывался Герасимович. — Лопнуло, ну и ладно, дело житейское, вполне поправимое. У нас эти запаски по всем бортам развешаны. Чем ворчать, товарищи офицеры, лучше помогли бы заменить.

Это было весьма некстати, но куда деваться? Хомчик остался в машине, Саблин нервно прогуливался перед капотом, дымил сигаретой, остальные меняли колесо.

Навстречу шла очередная колонна грузовиков. Солдаты свешивались с бортов, что-то спрашивали у Герасимовича. Тот разминал натруженную спину, пока Черкасов закручивал гайки. Сержант не смущался, делал тупое лицо, стучал по голове. Мол, контузило меня, ни хрена не слышу и говорить не могу. Солдаты в машинах посмеивались.

Запыленный легковой «опель» вдруг сменил направление, въехал на полосу встречного движения и встал перед «хорхом». Повода для паники, кажется, не было. В машине находился единственный пассажир, он же водитель.

На дорогу вышел майор вермахта средних лет со значками артиллериста в петлицах. Он вразвалку направился к Алексею, выразительно показывая незажженную сигарету. Тот отдал честь и с готовностью щелкнул зажигалкой.

— Спасибо, — проговорил майор и сделал глубокую затяжку. — Хоть у кого-то можно огнем разжиться. Моя зажигалка приказала долго жить. Увы, на свете нет ничего вечного.

— Согласен, герр майор, — сказал Алексей, вздохнул и кивнул на своих людей, возящихся у машины. — Нормальное колесо, а лопнуло на ровном месте.

— Помощь не нужна? — спросил майор.

— Спасибо, уже справились, сейчас поедем. Гауптман Зингер, — представился он. — Разведка триста сорок первого пехотного полка. Оказались в корпусе Штейнера после того, как русские прорвали фронт, там и продолжаем службу. Мы совсем закрутились, герр майор, — сокрушенно проговорил Саблин. — Уже и сами не понимаем, где находимся.

— Пока еще в Германии. Надеюсь, после войны эта страна будет называться так же. Майор Пауль Шнейдерманн. Начальник артиллерии сто восьмидесятого пехотного полка.

— Откуда такая армия, майор? — осторожно спросил Алексей. — Мы уже плохо ориентируемся, запутались. Идем по следу одного полковника, предавшего Германию. Еще утром были в Альзенау. Это на севере.

— Так вы не знаете? — удивился Шнейдерманн. — Двенадцатая армия генерала Венка оставила позиции к западу от Берлина и идет на соединение с войсками Буссе. Их надо вытаскивать из окружения. Там много гражданских.

— Вы не шутите? — спросил Алексей. — Не мое, конечно, дело, но оголить Западный фронт!.. Разве армию Венка не ждут в Берлине? Мне кажется, она была бы там очень кстати.

— Мы не обсуждаем приказы командования, капитан, — заявил майор и пожал плечами. — Армейское руководство посчитало, что так будет правильнее. Мы не имеем морального права бросать наших соотечественников на произвол судьбы.

— Но разве не в Берлине решается судьба рейха? Там тоже много гражданских, руководство нашего государства.

— Уверен, они сами справятся, — сказал майор и сдержанно улыбнулся. — Нам тоже нелегко приходится. Армия подвергается мощным фланговым ударам войск Конева. Нас долбят со страшной силой. Мы теряем технику и людей точно так же, как русские в сорок первом. — Майор пристально всмотрелся в глаза собеседника и спросил: — Вы всерьез уверены, капитан, что в Берлине еще можно что-то решить? Вы, наверное, счастливый человек, до сих пор питаете какие-то иллюзии. Впрочем, не мне вас разубеждать. Все мы с честью выполним свой воинский долг. Мое почтение. Удачи вам! — Майор козырнул.

— Минуточку, герр майор. — Алексей решился, терять ему было нечего. — Мы преследуем бывшего полковника нашей разведки, собравшегося бежать к англо-американским союзникам русских. У него поддельные, но убедительные документы. С полковником сообщники. Они перемещаются на вездеходе «кюбельваген», номер WAS 210. Есть информация, что он недавно здесь проезжал.

— С вас бутылка французского коньяка, капитан, — заявил Шнейдерманн. — Мне кажется, я видел ваших подопечных и знаю, куда они направляются. Хотя и странно немного. Пять минут назад «кюбельваген» съезжал вправо на развилке. Основная дорога пойдет на Лоденбург. Оттуда и идут наши части. Направо, насколько я знаю, тупик. Там уже больше года ведутся дорожные работы. По пути лишь пара крестьянских хозяйств. Знаю потому, что сам из этих мест. Возможно, они не в курсе, что не смогут проехать. Хотя тоже странно. Там знак стоит. — Майор недоуменно пожал плечами. — Думаю, это точно они. Машина притормозила у развилки, потом свернула.

— Спасибо, герр майор. Вы нам очень помогли, — сказал Алексей. — Удачи вам. Берегите себя.

Он не верил, боялся спугнуть удачу. Капитан Саблин готов был поверить в бога, в дьявола, в судьбу с провидением, хоть в черта лысого, лишь бы все срослось!

Сумерки средней тяжести уже струились по земле, когда они съехали с шоссе на грунтовую дорогу и стали втягиваться в лесополосу. За деревьями простирались поля, какие-то сельскохозяйственные угодья, зеленели дубравы.

Этой дорогой действительно давно никто не пользовался. Справа проплывали приземистые строения, потом снова начинались перелески. Движения на дороге не было абсолютно. На съезде с шоссе красовался знак. Мол, все, дальше тупик. Герасимович погасил огни, съехал в кустарник.

«Зачем сюда прибыли Кляйст и компания? — раздумывал Алексей. — Переночевать? Для немца сон не удовольствие, а необходимость. Не выспится, воевать не будет. К тому же барон человек пожилой, может плохо себя чувствовать после известных потрясений. Вот они и решили остановиться на ночлег. К рассвету отправятся в путь, к обеду уже будут в гостях у союзников».

Строения казались необитаемыми. Возможно, так и было. Немецкий крестьянин распродал барахло и бежал с семьей в Берлин, подальше от ужасов большевизма.

— Беги, Максим, на разведку, — распорядился Алексей. — Ты парень молодой, шустрый. Походи кругами, выясни, что к чему. Только на рожон не лезь.

Герасимович растворился в темноте.

Сидеть в машине было неуютно. Оперативники покинули салон, рассредоточились вдоль изгороди, защищавшей от кого угодно, только не от воров.

Далеко на западе еще поблескивала зарница, а с востока уже надвигалась тьма, наползала прямо на глазах. Порывы южного ветра доносили отдаленную канонаду. Под плетнем проснулся сверчок, робко заскрипел. Время тянулось. Мужикам хотелось курить, но нельзя было. Огоньки могли выдать.

Дрогнула изгородь. Через нее перемахнула смазанная фигура, подалась к оперативникам, шурша травой.

— Товарищ капитан, это они, гадом буду! — возбужденно прошептал сержант. — Машина стоит на подворье. Номер тот самый. Это что-то вроде хутора, большой двор, изба одноэтажная, но здоровая. Амбар, свинарня. Запашок соответствующий. Кулаки германские тут проживали. Хозяев вроде нет, но эти есть, на постой остановились. Я к окну подкрался, там все занавешено, но люди присутствуют, говорят по-немецки.

— Надо брать, командир, — подал голос Черкасов. — Утром поздно будет. Можно и пострелять. Дорога далеко, никто не прибежит.

— Хорошо, — решился Алексей. — Но сразу не пойдем. Пусть лягут. Надо приготовить фонари. С электричеством там, похоже, нелады. Барона брать живым! Это не обсуждается. Всех остальных можно в расход.

Четыре тени перебегали, скользили по темнеющему пространству. Они вытянулись в цепь, подбирались к обширному двору, на другом краю которого находился жилой дом. Темные окна, такое же крыльцо, но за задернутыми шторами блуждали огоньки. Двор был пуст, никакой охраны нигде не замечалось.

— Бесшумно перебегаем, собираемся под фундаментом у крыльца, — прошептал Алексей. — В лоб, не зная расположения комнат, атаковать не стоит. Присмотримся, что там и как. Нам спешить, в общем-то, некуда.

Они на цыпочках устремились через двор, пробежали половину пути и снова недооценили противника. Разбилось стекло, стеганула автоматная очередь! Тут же застучал второй автомат. Снова закружились вихри смерти!

Люди не успели опомниться, кинулись врассыпную. Пыль стояла столбом. Алексей куда-то кувыркался, машинально подмечая, что приближается крыльцо, видел огоньки в разбитом окне.

Герасимович захрипел, рухнул на колени. Он волокся дальше, держась за простреленный бок. Потом силы у него кончились. Парень упал носом в грязь двора.

Снова хоть волком вой!

Алексей закатился под фундамент, выдернул гранату из чехла, метнул в окно, откуда стреляли. Неудивительно, что промазал.

Граната отскочила от подоконника, рванула под домом. Сомнительно, что она причинила врагу хоть какой-то вред, но стрельба оборвалась. В стороне что-то гремело, ругались люди.

Алексей скорчился под выступающим цоколем в шаге от крыльца, оценивал обстановку. Часовой, очевидно, был, но находился внутри помещения. Все оперативники успели проскочить. Посреди двора выделялось неподвижное распростертое тело. Не повезло Максимке.

— Командир, ты жив? — прошипел из-за крыльца Черкасов.

— Жив, — отозвался Саблин. — А вы там как?

— Да бывало и лучше, — прокряхтел Хомчик. — Будешь смеяться, командир, я уже третьи очки за сутки расквасил. Не вижу снова ни черта.

— Пошли, — скомандовал капитан, взлетая на крыльцо.

Он пнул по двери, не сомневаясь, что высадит ее с первой попытки. Она распахнулась. Алексей швырнул в темень гранату, отпрянул к стене. Главное, чтобы противник не занялся тем же. Качнулся крестьянский дом, посыпалась штукатурка со стен.

Зажженный фонарь в левую руку, прижать к цевью. Выбора нет, только штурм!

Капитан ринулся в пороховую гарь, стреляя из автомата, споткнулся о порожек, но не упал, перепрыгнул. Он повалился боком, на плечо, чтобы ничего не сломать, ударил веером, разбрызгивая пули, как сеятель зерна.

В помещении никого не оказалось, хотя стреляли именно отсюда. К двери справа уже спешил Черкасов, вытаскивая гранату. Он распахнул ее, рухнул на колени. Сказалась привычка. Куда лучше пуля над головой, чем в нее. Старший лейтенант забросил внутрь гранату, захлопнул дверь и покатился к Алексею.

Дом снова подпрыгнул, обрушилась часть стены вне пределов видимости.

«Где все? Не идем ли мы дружным маршем в засаду?» — подумал Алексей и увидел еще один силуэт.

Хомчик, пригнувшись, просочился в зал, заскользил в третий свободный угол.

Но в доме кто-то был. За перегородкой послышался топот, раздался сдавленный крик.

Алексей ввалился в соседнюю комнату, где еще плавали густые пороховые ароматы. Вряд ли здесь обретался кто-то живой.

Слева еще одна дверь. Последняя граната, изысканная Хомчиком, покатилась по полу, рванула, но стены держались.

В клубах дыма обрисовался длинный коридор с дверью в конце. Офицеры влетели туда, прижались к стене, стали пробираться вперед. Отчаянный треск раздался за спиной, посыпалась штукатурка, с каким-то утробным грохотом обвалилась часть стены. Черкасов машинально подался назад, попытался отворить дверь, сквозь которую они только прошли, но не вышло. Створка уперлась в груду досок и кирпичей. Теперь только вперед!

Через три шага ударила раскатистая очередь. Дальняя дверь была приоткрыта, стреляли оттуда. Отбитая штукатурка посыпалась с потолка.

Алексей попятился, высадил в проем остатки магазина. Что там? Явно еще не улица. Небольшой входной тамбур? Веранда с видом на задний двор?

Полоснула вторая очередь. Офицерам пришлось податься назад. Они толкали дверь, но она не открывалась. А гранаты у них кончились.

— Обидно, да? — прозвучал за проемом насмешливый голос.

Потом этот человек что-то бросил на немецком. Засмеялись двое мужчин, находившихся рядом с ним.

Алексей затаил дыхание. Погасли фонари, стало темно и неуютно. Мурашки побежали по коже капитана. Это была та самая западня, о которой настойчиво вещала его интуиция.

— Что делать, командир? — глухо прошептал Хомчик.

— Молчишь, Алексей Егорович? — поинтересовался Рожнов на идеальном русском языке. — Нечего сказать? Тебе с друзьями и бежать-то, как я погляжу, некуда.

— Добрый вечер, Алексей Константинович, — отозвался Саблин, прикладывая усилия, чтобы голос не дрожал. — Не спится?

— Ты нас совсем за дураков держишь, Саблин, — посетовал собеседник. — Засек я тебя в замке, вспомнил, кто ты такой. Да и ты меня признал. Я понимал, что не угомонишься ты, будешь землю рыть, преследовать. Забудь это имя — Алексей Константинович. Много с тех пор воды утекло. Перед тобой капитан германской разведки Ганс Лютер Венцель, уроженец города Дюссельдорф, что в земле Северный Рейн-Вестфалия. Капитан Рожнов, майор Слюняев, капитан Дыроконь. Была у меня и такая фамилия, представляешь? — Немец непринужденно засмеялся. — Все это так, временное явление. Ты понимаешь. Я прошел с ними немалый боевой путь, так сказать. Но завязал я с этой порочной практикой, вот уже почти полгода просто гауптман Венцель. Молчишь, капитан?

— А что сказать-то? — проворчал Саблин.

Положение создалось не просто критическое — ужасное.

— Сказать нечего, — согласился Венцель. — Это все, Саблин. Вы сами себя загнали в западню. Мои люди не пострадали, все рядом. Господин полковник передает тебе пламенный привет. Проем под прицелом, милости просим. Выходите по одному, бросайте оружие. В противном случае мы подкинем вам гранату.

— Зачем нам выходить? — буркнул Алексей.

— Ну, дело хозяйское. Просто хотел в глаза твои честные взглянуть.

— Командир, сейчас граната влетит, — прошептал Хомчик. — Ногами к взрыву ложимся, будет хоть какой-то шанс.

— Войдут и добьют, — буркнул Черкасов. — Прорываться надо, командир. Двоих положат, третий успеет сделать пару выстрелов, зацепит кого-нибудь.

Алексею не нравились эти варианты. Надо зубы немцам заговорить, а там посмотрим.

— У тебя, по-видимому, зрение улучшилось, герр гауптман? — спросил он.

— А оно и не хромало, — охотно отозвался Венцель. — Глазные капли. Они формируют муть и придают беспомощность.

— Объясни, почему капитан Чаплыгин согласился бежать с Гуляевым?

— Ах, это. Сволочью был порядочной этот капитан Чаплыгин. На вокзале в Калинине убил человека по пьяному делу. Сидел в кабаке с майором из артиллерии, что-то пошло не так, вышли на улицу поговорить, слово за слово. Короче, пырнул его Чаплыгин трофейным немецким ножом. Майор скончался. Чаплыгина, понятно, на гауптвахту. А он как раз поезда ждал, чтобы в часть по назначению отбыть. Дальше дело темное. Он вроде бабу из комендатуры подговорил, чтобы в его пользу заявление накатала. Неразбериха стояла, его возьми и выпусти по недосмотру. Бабу тоже впоследствии мертвой нашли. В общем, темная история. Чаплыгин, пока его не хватились, в часть свою поехал, воевать с фашистами. У вас ведь как? Главное, Родину защищать, а уголовщина — вторым планом. Его бы взяли, да где теперь найдешь? Не предатель он, не волнуйся, просто скотина редкая. А когда в кутузку загремел в Ненашеве, испугался, что будут запросы делать и всплывет эта некрасивая история. Решился дезертировать. Ты обратил внимание, что он в ваш тыл бежал, а не к нам? Я знал про эту историю. Когда Гуляев ваш караул перерезал, я шепнул ему, чтобы уводил Чаплыгина. Тот хоть и русский, а не дурак, все сделал правильно. У Чаплыгина нервы сдали, вот он и кинулся бежать. Поэтому вы его потом Самаэлем и окрестили. Гуляев на минное поле угодил, по которому и ты потом гулял, так он сам в этом виноват. У него был приказ увести Чаплыгина, ликвидировать, тихо закопать тело и к нам выбираться. Но вышло иначе. Пусть так. Результат налицо — вы дали мне спокойно работать.

— С американцами уже договорились?

— Договоримся, — ответил Венцель. — С архивами ты умно поступил, но ничего. Люди придут, откопают. Слушай, Алексей Егорович, ты никак мне зубы заговариваешь?

«Надо прорываться, — подумал Алексей. — Прав Черкасов, хоть какой-то шанс».

Тут вдруг за дверью ухнул взрыв. Там истошно кричали люди, палил автомат.

Алексей уже летел вперед. Неважно, кто там появился, главное, что вовремя! Фонарь он не потерял, влетел на веранду. Стекло выбито. Снаружи кто-то стонал. На полу валялся мертвый обер-лейтенант, который так импозантно смотрелся в щегольской фуражке. Рядом еще один труп — фельдфебель.

В дальнем углу на полу загибался дугой барон фон Кляйст, раненный в ногу. Он выл низко и тоскливо, словно бомба, готовая соприкоснуться с землей.

Алексей вылетел с веранды. Снаружи стонал и корчился Герасимович! Жив, курилка! Максим потерял много крови, но как-то очнулся, дополз до заднего крыльца.

— Товарищ капитан, тот, четвертый, уходит, — прохрипел сержант. — Держите его.

— Спасибо, парень! Ты молодец.

Он и сам видел, как через задний двор тащился, подволакивая ногу, человек. Алексей передернул затвор и отправился за ним. Тот чувствовал, что его преследуют, но не оборачивался. Хотя особо бежать тут было некуда. Он уперся в стену сарая, повернулся, сощурился от резкого электрического света, закрылся рукой.

Алексей подошел, с любопытством посмотрел на раненого противника. Еще минуту назад язвительный, наглый, уверенный в себе, теперь он был жалок и вызывал сочувствие. Осколок поразил бедро, другой зацепил затылочную кость. Он держался за стену.

— Доволен произведенным эффектом, капитан? — с болью выдавил Венцель. — Ну, молодец, помог тебе дружок, справился. Ладно, признаюсь, ты выиграл. Сажай меня в машину, вези в свой плен.

— Извини, капитан, места нет в машине, — сказал Алексей и поднял автомат.

— Подожди, как это нет? — Венцель заволновался.

Это было совсем не то, чем он жил последнее время.

— Ты не можешь меня просто так убить. Я сдаюсь в плен.

— Реально нет места. Куда я тебя?.. Тащить на аркане за машиной? Сам-то представляешь эту картину?

Венцель тяжело вздохнул и закрыл глаза. Возможно, он в глубине души надеялся на то, что русский офицер просто пугал его.

Алексей не любил эти вот терзания перед смертью. Он нажал на спусковой крючок. Венцель вдавился в стену и сполз по ней, волоча за собой две кровавые полоски.

Усталость была невероятной. Саблин вел машину по ночной дороге, яростно моргал, чтобы не уснуть, таращился в лобовое стекло.

Рядом Олежка Хомчик клевал носом, приходил в себя, давал полезные указания.

На заднем сиденье открылся лазарет. Там стонал наспех перевязанный барон. Пуля пробила голень, сломала кость, а в остальном все было отлично. Говорить он не мог, только выл, стиснув зубы.

Герасимовича офицеры бинтовали основательнее, с любовью. Они очень надеялись на то, что довезут его до ближайшего госпиталя.

— Этого парня сделаем нашим святым, — заявил Черкасов. — Даже если выживет.

Помирать парень из Сибири не собирался, но боль переживал нешуточную, истошно орал всякий раз, когда машина подпрыгивала на ухабе.

«Хорх» летел по проселочной дороге, потом выехал на шоссе, какое-то время катил на восток. Попутных машин было немного, а вот встречное движение — на запад — заметно уплотнилось. Грузовые машины везли раненых, гражданских с баулами и чемоданами. Похоже, армии Венка удалось пробиться к окруженцам и устроить коридор для их вывода.

Вскоре Алексей свернул на грунтовую дорогу, повел машину через поле к лесу, темнеющему вдалеке. Здесь не было никакой цивилизации, не стояли войска. Отдалялось шоссе с огнями.

Сон валил его с ног, руки не слушались руля, или наоборот. Машина виляла по дороге. Потом приходил в себя, опять вцеплялся в баранку. Свет фар падал на пробоины в грунте, островки молодого чертополоха вдоль обочин.

Передвижной патруль! Очертились контуры двух мотоциклов, солдаты в плащах и касках. Дюжий молодец стоял на обочине и махал флажком, требуя остановиться.

— Военная разведка! — крикнул Алексей в открытое окно, слегка притормозив. — Выполняем важное задание! — Он снова поддал газу.

Услышанное не впечатлило патрульного. Началась погоня! Два мотоцикла неслись за машиной. Алексей вытянул руку из окна, помахал, чтобы не стреляли, начал притормаживать. Когда он почти остановился, из машины кубарем вывалился Черкасов и стал бить в упор. Один мотоцикл отправился в кювет, перевернулся там.

Черкасов вернулся в машину. Алексей выжал полный газ.

Второй мотоцикл отстал от первого. Теперь его водитель лихорадочно сокращал дистанцию. Два транспортных средства неслись по полю, приближаясь к лесу.

— Ребята, давайте без меня, — пробормотал уморенный Хомчик. — Сил нет, спать хочу.

— Ой, да ладно уж, — заявил Черкасов. — Спящая царевна, блин.

Он высунулся из окна, выстрелил и попал. Мотоцикл влетел в кустарник.

У Алексея снова слипались глаза. Дорога петляла то влево, то вправо. Деревья упрямо шли в психическую атаку. Извилистые корни плелись по грунтовке. Машина постоянно подпрыгивала на них.

Саблин не помнил, как долго это продолжалось. Потом какие-то человечки перегородили дорогу. Ударила автоматная очередь, разбила фару. Ему пришлось остановиться.

Толпа устремилась к машине, распахнула дверь, стала вытаскивать его на улицу. Алексей сопротивлялся. До его спящего мозга не сразу дошло, что эти люди ругались по-русски.

— Братва, это немцы, мочи их! — вопил и подпрыгивал добрый молодец. — Вы откуда, господа хорошие? Заблудились?

От хлесткой затрещины сон развеялся.

— Отставить, бойцы! — заорал Саблин. — Это контрразведка СМЕРШ!

С другой стороны солдаты вытаскивали Хомчика, он тоже сопротивлялся, повизгивал.

— По-русски насобачился, падла! — заявил добрый молодец, и капитан Саблин схлопотал вторую затрещину, не очень болезненную, но обидную.

— Болван, я офицер СМЕРШ! — взревел Алексей и отвесил непутевому бойцу такую оплеуху, что тот повалился на землю.

С обратной стороны машины начал действовать Хомчик. Он схватил кого-то за руку, вывернул ее.

Толпа возмущенно загудела, кинулась в наступление. Немецкая форма — красная тряпка для быка. Совершенно неважно, на каком языке ты говоришь.

— Отставить! Что тут такое? — раздался знакомый голос.

Кто-то расталкивал бойцов, лез к машине.

— Береговой? — вскинулся Алексей. — Мы свои, это капитан Саблин, СМЕРШ. Уберите отсюда своих громил, а то мы за себя не отвечаем!

Алексей плохо помнил, как схлынула толпа. Он в изнеможении оперся на машину, ноги его подкосились.

Лишь к утру, добравшись до штаба дивизии, он немного пришел в себя. Доктора в военно-полевом госпитале обещали ему, что сержант Герасимович не помрет на операционном столе. Алексей не знал, куда девались его товарищи. Главное, живы, у своих.

Он очнулся рано утром в какой-то странной комнате, напоминающей школьный класс биологии. Иначе откуда на стене портреты Менделя, Брема и Роберта Коха? Под ними стоял и пристально его разглядывал самый настоящий человеческий скелет.

Саблин очнулся, помотал головой. Скелет не пропал. Да и черт с ним.

Пока он приходил в себя, в комнату явился генерал-майор Гробов. Тут уж Алексею поневоле пришлось вспомнить, кто он такой.

— Ну ты и выдал, капитан! — Как ни вслушивайся, а в голосе старшего по званию сквозило одобрение.

Генерал сел на стул, покосился на скелет, на всякий случай отодвинулся от него и тоже начал пристально рассматривать Алексея. Тому стало не по себе под этим двойным взглядом.

— Прими мои поздравления. Ты наконец-то домучил это дело. Да, тяжелые потери, но такова война. Ты помнишь свой ночной доклад?

— Смутно, — признался Алексей. — Но не думаю, что сильно наврал.

— Лучше бы наврал. За барона тебе спасибо. Жить будет. За архивы три шкуры спущу! Вот скажи, какого хрена ты устроил там все эти завалы? Как мы теперь доберемся до бумаг? Вечно ты все усложняешь!

— Виноват, товарищ генерал-майор. Так сложились обстоятельства.

— Ладно. — Гробов поморщился, подался вперед и понизил голос: — Теперь насчет того парня. Ты понимаешь, о ком я. Этого не было, уяснил? Ты просто убил в бою офицера бывшего абвера. Чтобы я не слышал этих фамилий: Венцель, Рожнов. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Вполне, товарищ генерал-майор.

— Своим скажи и этому… Герасимовичу. Пусть держат язык за зубами! Кого волнует, что было два года назад? Все быльем поросло, война кончается. Неприятности не нужны ни тебе, ни мне. Вражеским агентом был Чаплыгин. И точка. Дело закрыто. Венцель ничего не скажет. Будем откровенны, капитан. Тебе еще жить да жить. И мне после войны продолжать карьеру. Я могу неплохо подняться.

— Я все понял, товарищ генерал-майор, — повторил Алексей. — У вас есть основания подозревать меня в идиотизме? Лучше расскажите, что там на фронтах?

— А что на фронтах? То же самое, что и вчера. Войска Конева выдавливают на запад армию Венка, входят в Берлин с юга. Первый Белорусский фронт уже там, ведет бои. Поначалу танковые части несли на узких улицах большие потери. Потом танкисты придумали уловку. — Генерал ухмыльнулся. — Они крепят на броню обычные панцирные сетки от кроватей. Фаустник бьет с чердака, граната отскакивает от пружин и летит обратно или взрывается в воздухе. Хитро, да?

— Голь на выдумки хитра, — заявил Алексей. — Обычная русская смекалка. Дай бог не последняя.

— Ладно, будь здоров. — Генерал поднялся. — Да, совсем забыл. Тебе письмо. — Он вынул из кармана треугольник, бросил на матрас. — Читай, наслаждайся. Можешь не вставать. Я сам дорогу осилю.

Хлопнула дверь.

Капитан с колотящимся сердцем посмотрел на письмо, схватил его, стал всматриваться в пляшущие буквы. Боже, у этих врачей такой ужасный почерк! Он развернул лист.

«Здравствуй, милый!»

Алексей не выдержал, перевернул лист, посмотрел, что в конце.

«Люблю тебя!»

Он вздохнул с облегчением. Можно спокойно читать. А потом еще раз, в третий, в четвертый, заучивать наизусть. Считаные дни остались до конца этого безумия.

Ничего, доживем, а потом и поженимся.