Нить осознания

Время шло, беловолосый больше не появлялся, и поднявшаяся в высших эшелонах страны паника понемногу улеглась. Тем более что хватало других забот. Особенно с Украиной, где с подачи США сначала произошел фашистский переворот, а потом уже несколько лет продолжалась вялотекущая гражданская война. Впрочем, Украина русским к нынешнему времени уже сильно надоела, и ей в новостях с каждым днем уделялось все меньше внимания. Хотят быть идиотами? Их выбор, пусть только потом не жалуются на то, что к ним и относятся так, как они того заслуживают.

Русские делегации за прошедшие с исчезновения беловолосого месяцы опять пару раз не допустили на престижные международные конференции, в который раз дав понять русской элите, что на празднике жизни она чужая и чуждая, и ждать ей нечего. Вообще. Никогда русским на Западе не стать своими по той простой причине, что Русь и Запад – это две антагонистичные, не приемлющие ценностей друг друга цивилизации.

Мир походил на медленно кипящий котел – то там, то тут что-то происходило, что-то взрывалось, что-то вскипало, однако глобальных изменений не было. США все так же пытались остаться единственной силой в мире, но у них это не слишком-то получалось – противостоящие этим попыткам страны понемногу усиливались, не собираясь сдавать своих позиций. А новой большой войны не хотелось никому, все надеялись добиться своего без нее. Однако демографическое давление нарастало, и многим постепенно становилось ясно, что без кардинальных изменений ситуацию не исправить.

В питерском ФСБ далеко не все успокоились, невзирая на то, что уже больше трех месяцев от беловолосого не было ни слуху, ни духу. Ситуацию продолжали держать на контроле и опергруппы с дела не снимали – поиск Андрея Белозерцева, пока безуспешный, продолжался.

Саенко потряс головой и заставил себя отвлечься от новостей ЖЖ – как ни странно, но в нем новости появлялись куда оперативнее, чем на новостных сайтах. Правда, далеко не каждой можно было доверять, но все же. Ему, как украинцу, было невыразимо больно от творящегося на родине предков. До следователя не доходило, как могли люди, чьи отцы и деды победили фашизм, сами стать фашистами и теперь прыгать с воплями, как бабуины какие-то. Как можно радоваться страшным смертям других людей в огне?! Но радовались, буквально слюнями захлебывались от восторга, призывая и дальше жечь «колорадов», под которыми понимали всех, не разделяющих их бесчеловечные взгляды. И не доходило до идиотов, за все пять лет войны так и не дошло, что не Россия и русские поднялись против них на юго-востоке, а местные мужики, которым поперек горла встали нацистские «ценности». За своих женщин и детей встали. А может, «укропатриоты» просто боялись это признавать, ведь тогда даже им самим стало бы ясно, что они чудовища…

Дверь кабинета распахнулась, и внутрь буквально влетел Головатов. Едва войдя, он принялся изощренно материться, поименно поминая начальство с пожеланиями каждому интимных отношений с различными представителями земной фауны. Саенко даже забыл о своих переживаниях – заслушался. И в голову не приходило, что всегда спокойный эфэсбэшник может так разойтись.

– Что случилось, Николай Иванович? – не выдержал он.

– Да достали! – буквально выплюнул Головатов. – Полчаса имели в разных позах! Вынь да положь им либо Белозерцева, либо тех, кто к нам суперменов присылал! А что я могу сделать, если ни единого хвоста, за который можно уцепиться, нет?!

Он обреченно махнул рукой, сел, налил стакан воды из графина, стоявшего на столе, и залпом выпил. Затем спросил:

– Что наши вояки?

– По Дальнему Востоку рыщут в поисках Непыйводы, – ответил Саенко. – Они с дедом, как местные рассказали, в тайге живут, в поселке редко появляются, недавно младший побывал там, забрал письма, но перехватить его не успели. А где именно они в тайге засели никто толком не знает. Поди найди. Ребята на вертолете над лесами шастают, топливо без толку жгут, но пока ничего не нашли. Кучу охотников и лесников напугали, да все не тех. Кое-кто говорит, что видел старого Непыйводу, но разброс по их показаниям километров двести.

– Черт! – сквозь зубы выдохнул Головатов.

– Одна только новость есть, – вспомнил следователь. – Утром информация поступила. Владилен Шнайдер исчез, никто не знает, где он. Ни родители, ни друзья. Одна девица рассказала, что видела рядом с ним незадолго до исчезновения каких-то странных азиатов – то ли китайцев, то ли бурятов, то ли казахов.

– Так-так-так… – заинтересовался эфесбешник. – Вокзалы и аэропорт проверили?

– Проверили. Шнайдер не использовал ни железную дорогу, ни авиацию – нигде его паспорт не зафиксирован. Скорее всего, покинул город на машине.

– Ясненько… Соврал, значит. Что-то он знает, иначе не стал бы бежать. Проклятье!

– Не уверен, – покачал головой Саенко. – Совсем не уверен. Мало ли какие у него собственные дела могут быть. Вы мне лучше скажите, Николай Иванович, что там с исследованиями тела нападавшего? Или все еще нельзя?

Дело с трупом неизвестного существа засекретили почти сразу, даже членам следственной группы ничего не сообщали, сказав только, что данный вопрос вне уровня их компетенции. Занимались этим некие структуры, не имеющие отношения ни к одной из известных спецслужб.

– Кое-что могу сказать, – обреченно махнул рукой Головатов. – Не все, сами понимаете. Вы слышали, наверное, что труп бесследно исчез спустя двое суток? Из охраняемого по последнему слову техники здания! Причем только сам труп, препараты, взятые с него, никуда не делись. Такое ощущение, что тот, кто это сделал, просто не воспринимает нас всерьез. Труп убрал – и считает, что все в порядке. Зря, кое-что нашим яйцеголовым все же удалось выяснить.

– И что же? – подался вперед следователь. – Инопланетяне?..

– В том-то и дело, что нет! – покачал головой эфесбешник. – ДНК земная, в основном человеческая, только очень уж измененная. Современная наука не знает, как произвести такого рода изменения.

– Но кто-то знает…

– Именно это и насторожило начальство. Белозерцева наверху, похоже, уже списали, не верят, что он выжил с такими ранами, хоть искать и продолжают. Зато возможность создавать бойцов подобного уровня заинтересовала очень многих, а ученые сделали вывод, что этих громил вырастили из обычных людей, причем изменения произвели после наступления двухлетнего возраста.

– Добрыми тех, кто сотворил такое с детьми, не назовешь… – заметил Саенко.

– Это уж точно, – криво усмехнулся Головатов. – Больше всего руководству не нравится то, что неизвестно, кто наши противники, чего они вообще хотят и как им противостоять. Аналитики пришли к очень простому выводу, который я вам уже озвучивал – нас не воспринимают всерьез, мы для неизвестных не враг, а всего лишь досадная, но мелкая помеха. Сейчас заинтересованные службы землю роют, пытаясь обнаружить следы деятельности чужих организаций, и уже немало нарыли. Мне известно только, что это несколько противоборствующих структур, воспринимающие серьезными противниками только друг друга. И одна из них стоит за всеми нашими неприятностями последнего времени. В том числе и за творящимся в последние годы на Украине.

– Сволочи! – разъяренно выплюнул следователь, яростно сжимая кулаки.

– Все никак не успокоитесь? – приподнял бровь эфесбешник.

– Как я могу успокоиться, когда там фашисты женщин и детей убивают?! Я же человек, в конце концов!

– Понимаю. Многие из нас хотели бы навести на Украине порядок, причем жестко, но в войну, тем более большую, которая обязательно последует за нашим вмешательством, нам влезать никак нельзя. И вы хорошо знаете почему, не последний человек здесь.

– Да знаю… – устало махнул рукой Саенко. – Только все равно тошно.

Затем взял себя в руки и поинтересовался:

– А что по поиску «близнецов»?

– О, вы подняли интереснейший вопрос, Петр Петрович! – Сцепил руки на колене эфсбешник. – «Близнецов» обнаружено уже более двух сотен, причем обоего пола. Разброс по возрасту от года до девяноста. Все отличаются великолепнейшим здоровьем, даже старики. И еще одно – их ДНК немного, но отличается от ДНК человека…

– Ничего себе… – ошалело протянул Саенко. – Так что же это получается, они – не люди?..

– Люди, но не совсем, – вздохнул Головатов. – Ученые дуреют, пытаясь понять, в чем именно их отличие, но пока так и не разобрались. Уверены только, что отличие кардинальное. Установлено, что у «близнецов» намного лучше память, они вообще не болеют инфекционными болезнями, самые опасные бактерии и вирусы в их телах просто дохнут в течение нескольких минут. Не подвержены аллергиям и прочей гадости. Да, не имеют аппендикса от рождения. В общем, немного более совершенны, чем мы. А так – обычные люди. Есть среди них и крестьяне, и профессора, и военные, и работяги, и даже алкоголики. Бизнесменов нет, «близнецы» испытывают к занятию бизнесом некую иррациональную гадливость. Даже у нас в Конторе двух обнаружили – обычные служаки, звезд с неба не хватают, но ни в чем предосудительном не замечены. О своих отличиях от обычных людей даже не подозревают, это установлено твердо.

– Пентотал?

– Его производные.

– Мда… – поежился следователь. – С чем же мы, черт возьми, столкнулись?..

– А никто не знает, – усмехнулся эфсбешник. – Потому такой переполох и поднялся. Говорю же, сегодня меня чехвостили в хвост и в гриву, требовали результатов. А откуда их взять?..

– Да, единственным следом был Белозерцев, да и тот исчез, – согласился Саенко. – Жив ли?..

– Вот только он сам не понимал, что с ним творится, – обреченно махнул рукой Головатов. – В общем, сплошная мистика.

– Надо искать, выбора все равно нет.

– Нет. Вот только идей у меня никаких…

– У меня тоже… – развел руками следователь.

– А ваш приятель-интуит? – вспомнил о Пенкине эфсбешник.

– Зачем-то засел в ваших закрытых архивах, месяц уже сидит, а зачем – не говорит, – ответил Саенко. – Однажды только бросил, что много интересного накопал в материалах дел ведомства Ягоды конца двадцатых годов прошлого века. Вроде был там тогда отдел, занимающийся всякой чертовщиной.

– Вот как?.. – насторожился Головатов. – А ведь действительно… И почему об этом никто не подумал? Пожалуй навещу-ка я нашего общего друга в архивах. Погляжу, что он там нарыл…

Выпив еще стакан воды, он поспешно распрощался и покинул кабинет. Саенко некоторое время смотрел вслед, а затем пожал плечами и снова залез в интернет – идей по поводу продолжения расследования у него действительно не было никаких.

Андрей резко пришел в себя и открыл глаза. Последнее, что он помнил, было дуло автомата, выплевывающее в него рой пуль. О, Господи! Почему он жив?! После такого не выживают!

Поведя глазами по сторонам, он окончательно растерялся – бревенчатый потолок, немного паутины по углам, развешанные то тут, то там пучки сушеных трав. Слева стоял какой-то идол, никак не напоминающий привычные иконы, скорее, древнерусского Перуна. Это где же он оказался? Андрей, конечно, бывал в деревне, но ничего подобного никогда не видел. Возникало ощущение, что он попал в далекое прошлое, но посчитать так не давала висящая под потолком лампочка без абажура.

Руки и ноги не хотели шевелиться, онемели, словно он пролежал здесь не один день. Далеко не сразу Андрею удалось заставить себя перевернуться на бок, а затем с трудом, опираясь об лавку, сесть. Да, он, как ни странно, лежал не на кровати, а на широкой, застеленной медвежьей шкурой и небеленым полотном деревянной лавке.

Оглядевшись, Андрей понял, что находится в небольшой комнате, нет, скорее, горнице. Два маленьких окошка давали немного света, поэтому было темновато, хотя снаружи, судя по лучам солнца, стоял белый день. Напротив лавки он заметил высокий стол, судя по виду, вручную сбитый из не оструганных, только ошкуренных досок. На нем, прикрытая полотенцем, стояла миска с чем-то мясным. По крайней мере, запах говорил об этом.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – позвал Андрей, его голос дрожал и хрипел, словно после хорошей попойки.

Снаружи послышался какой-то шум, затем дверь распахнулась и в комнату, пригнувшись, пролез какой-то верзила метров двух, наверное, роста. Плечи полностью перекрывали дверной проем, поэтому проходил он боком.

– Андрюха! – радостно прогудел вошедший, широко улыбаясь. – Очнулся, немочь бледная? Деда говорил, что сегодня в себя придешь, велел даже мяса тебе нажарить, а я не поверил…

Андрей сперва непонимающе смотрел на него, а затем хлопнул себя ладонью по лбу, узнав.

– Афоня! Страшно рад тебя видеть! Только где это я?..

– У нас с дедом дома, – объяснил молодой гигант, присаживаясь на массивный табурет напротив. – Появился, весь кровью залитый. Еще зимой.

– Зимой? А сейчас что?

– Так лето, июнь.

– Что?! – чуть не подпрыгнул Андрей, не веря, что из его жизни выпало больше трех месяцев.

Забыв обо всем, он ринулся к окну и оторопело уставился на яркую зелень кустов сразу за стеклом. Снова не поверил, протер кулаками глаза, но ничего не изменилось. Господи! Да как же это?..

На негнущихся ногах отойдя от окна, Андрей буквально рухнул на второй такой же мощный табурет и растерянно уставился на Афанасия. Тот хмыкнул и покачал головой, затем пробасил:

– Неужто ничего не помнишь?

– Как стрелял в меня какой-то тип, помню, а дальше ничего, темнота. Сейчас вот глаза открыл…

– Дела… – покачал головой молодой гигант. – Ну лады, слушай. Вывалился ты прямо из воздуха мне под ноги, весь кровью залитый, вместо груди мешанина мяса и костей была. Я уж подумал, что не жилец, когда ты затрясся, меня отшвырнул, что пушинку, плащ в клочья, все пули выблевал, а потом сверху огонь белый ударил. Тебя всего покрыл, а когда сошел – ран не осталось, все зажили.

– Невозможно! – ошалело выдохнул Андрей. – Такого не бывает!

– Я, пока сам не увидал, тоже думал, что не бывает, – хохотнул Афанасий. – А потом ты без памяти свалился. И три месяца пролежал. Даже не ел, не пил ничего – не подойти почти было, редко-редко когда тебя свечение не окружало. Не подпускало оно ничего. Дед в такие моменты тебя живой отпаивал, отвар это такой. А седня утром сказал, что ты скоро очнешься. Вот и очнулся.

Андрей проклял про себя немногословность побратима – из его объяснений ничего не было понятно. Вот вечно Афонька так, пока добьешься, чтобы рассказал толком о чем-нибудь, семь потов сойдет. Не сразу удалось разговорить молодого гиганта, тот мычал, нукал, кряхтел, коротко отвечал, но в конце концов Андрей все же понял, что с ним произошло. И изумился. При этом четко понимал, да что там, был уверен, что ему сказали правду, какой бы невероятной она не казалась. Не понимал другого: как такое вообще возможно?

Хотя если вспомнить, с чего все началось, то еще и не того можно было ожидать. Чего стоили хотя бы провалы в памяти, во время которых он давил богатых подонков, используя то ли магию, то ли еще что-то в том же духе. Стоп, а откуда Андрею знать, что он давил именно богатых подонков? В этот момент его накрыло, как волной, потоком воспоминаний. Четких, ясных, цветных – он до мельчайшей подробности вспомнил все, что творил в виде беловолосого. А главное, вспомнил информацию по каждому наказанному, а это было именно наказание. Вспомнил свою холодную логику, из-за которой места для чувств не оставалось.

Афанасий хотел еще что-то сказать, когда глаза Андрея вдруг подернулись дымкой, а затем начали стремительно затягиваться белой пленкой, пока не превратились в бельма. По комнате повеяло леденящим холодом, волосы побратима начали быстро светлеть, пока не стали белоснежными. Все это выглядело настолько жутко, что никогда ничего не боявшийся молодой гигант буквально вылетел из дома с воплем: «Деда!».

Старик, коловший дрова на зиму, от крика внука едва не тюкнул себя топором по руке. Сердито помянув Чернобога и его присных, он требовательно уставился на Афанасия. Тот, сбиваясь, поведал о случившемся.

– О как! – хмыкнул старик, почесав в затылке. – Нешто сразу в первую форму перешел? Рановато…

Он отложил топор и двинулся к дому. Войдя в горницу, волхв увидел то, что и ожидал увидеть – Палача. Но какого-то недоделанного, что ли. Его волосы то темнели, то белели, лицо меняло очертания, руки подергивались, глаза то затягивались пленкой, то снова сверкали синевой.

– Тихо, паря, тихо… – двинулся к нему старик, одновременно формируя энергетический импульс, способный свести на нет ненужные трепыхания молодого дурака. – Все в порядке, не нервничай…

Пришлось повозиться минут десять, прежде чем Андрей немного успокоился и снова принял человеческий вид. Он всхлипнул и испуганно уставился на волхва.

– Не нервничай, – в который раз повторил тот. – Ты становишься тем, кем должен был стать, кем родился. Не надо бояться.

– Кем я становлюсь?.. – простонал Андрей, его всего колотило.

– Да уж не человеком, – усмехнулся Иван Трофимович. – Не спеши, все обскажу, чего сам знаю. О вас мало ведают. Дивно только, что тебя еще младенем не прибили, обычно таких давят все – хоть темные, хоть светлые. Ума не приложу, как тебя не сыскали.

– Господи! – схватился за голову Андрей. – Да за что мне все это?!

– Боги нас не спрашивают, когда ношу взваливают. – Лицо старика стало суровым. – Хоть тебе и боги не указ, ты их сам заставить прыгать сможешь, коль захочешь. Тебе сам Род, вы, христиане, его Творцом зовете, наказ и позволение дал. Такими, как ты, не становятся, а рождаются.

– Кем рождаются?..

– Вас всяко зовут – Палачи, Ангелы Воздаяния, Плетущие Путь, Срывающие Покровы, Переходящие Грань, Меняющие Суть. Вы те, кто устраивает тот самый, последний, Страшный Суд. В каждом из миров. Для вас нет противников в обозримом мироздании. Но у вас нет и своей жизни, есть только долг перед Ним.

– Палачи… – растерянно повторил Андрей, вспоминая, как наказывал олигархов, а охрана при этом не могла ничего сделать, как пули не причиняли ему никакого вреда.

Похоже, этот огромный старик прав… Он поднял взгляд на Ивана Трофимовича и удивленно покачал головой – тот был еще крупнее внука, больше двух метров роста и косая сажень в плечах. Длинные седые волосы до плеч и столь же седая, почти серебряная борода по грудь. Одет в холщовые штаны и рубаху, как в старину. На сыромятном поясе висел добротный охотничий нож, напоминающий, скорее, тесак своими размерами. Очень колоритный старик.

Поймав себя на этих мыслях, Андрей внутренне усмехнулся – сознание отвергает невероятное и обращает внимание на обычное. Какое отношение к сказанному имеет внешность деда Афанасия? Да никакого! Но думать о его словах было попросту страшно.

Одновременно перед внутренним взором с чудовищной скоростью проносились картины того, что он делал в образе беловолосого, причем в мельчайших подробностях. И Андрей постепенно осознавал, что зная то, что знал тогда и о тех людях, поступил бы точно так же, но уже осознанно. Поскольку творимое ими ради каких-то эфемерных целей просто не укладывалось в голове. Причем дальних последствий своих действий ни один из них не то что не знал, а даже не представлял. Чистое воплощение принципа: «После нас хоть потоп».

Афанасий все порывался что-то сказать, но Иван Трофимович отслеживал поведение внука и взглядом приказывал ему молчать – видел, что Андрей сейчас не здесь, что он начинает что-то понимать, что-то видеть. Когда старик окончательно осознал, с кем его столкнула судьба, когда сумел поверить, что перед ним молодой Палач, то поначалу задохнулся от ужаса. А затем задумался – ничего ведь просто так в мире не бывает, а значит, Андрей оказался здесь с какой-то целью. Возможно, это его, как волхва, долг помочь недоделанному Палачу принять себя, помочь стать тем, кем тот должен стать. Да, приход Плетущего Путь в мир не радует, но раз он здесь, значит так нужно. И иначе не будет, поэтому придется взять себя в руки и обучить Андрея всему, чему сможет. Еще он пожалел, что в молодости потерял контакты с воинами Пути – уж они-то знают, что нужно делать со своим Повелителем, особенно, если тот неопытен.

Странно, такого никогда, если судить по хроникам и ведам, не случалось. Но все происходит когда-нибудь впервые. И Иван Трофимович успокоился, решив просто исполнить свой долг. Главное, чтобы Андрей сначала понял и принял себя, а не ринулся наводить порядок по своему разумению, еще ничего толком не зная. Трудно будет погасить его гнев после того, как он узнает о творящемся в мире на самом деле. Иван Трофимович смотрел, как свиваются над побратимом внука белые вихри энергии, как подобно лотосам раскрываются его жизненные центры, которые на востоке называют чакрами, как наливаются яркими цветами и расширяются энергоканалы тела, становясь совершенно нечеловеческими – ни у одного, даже самого могучего мага или волхва таких не бывает. О чем речь, даже малые боги ничем подобным похвастаться не могут.

Впрочем, а чему он удивляется? Палачи малых богов, ангелов и демонов взглядом испепеляют, если потребуется. Да и что сами из себя представляют – точно никому не известно, кроме них самих. А написанное в книгах – всего лишь чьи-то предположения, не более. Но известно, что у Плетущих и Мастеров есть немало ограничений. И это необходимо вдолбить молодому дураку в голову любой ценой – иначе уверится в собственном могуществе и начнет «нести добро» на все стороны, за что потом и сам поплатится, и вся планета получит откат, да такой, что мало никому не покажется. Дело до исчезновения человечества, как такового, дойти может.

Андрей продолжал пребывать во внутреннем мире, прокручивая в памяти и осмысливая происшедшее до нападения на него. Его пугало, что, подумав о каком-либо человеке, он тут же неизвестно откуда получал всю информацию по тому, причем узнавал даже то, что человек думает на самом деле о том или другом. Объем информации был просто гигантским, но мгновенно усваивался мозгом Андрея, сам собой раскладываясь по полочкам. А буквально через секунду следовал вывод: виновен или нет, нужен или нет, достоин жизни или нет. Выводы делало его подсознание, и от безразличного холода этих выводов передергивало – чувств там не было, только жестокая, абсолютно нечеловеческая логика. Никакой жалости ни к кому. Виновен? Значит, будешь наказан соответственно вине. Твои мотивы значения не имеют.

Господи! Да если с такой точки зрения будет устроен Страшный Суд, то все до единого люди пострадают, никого не простят. Вообще никого! В этот момент до Андрея дошло, что его все еще человеческое понимание справедливости и справедливость божественная – это очень разные вещи. Не зря же мудрые говорили, что не стоит просить у неба справедливости, поскольку ты можешь ее и получить…

Андрей все еще гнал от себя мысли о своей нечеловеческой сущности, ему не хотелось думать об этом, слишком страшно. Новые возможности и пугали, и манили, особенно понравилась скорость осмысления информации и получение любых данных из ментала – а последнее он понял четко, получив ответ на прямой вопрос, причем ответ был дан не словами, а одним образом, несущим в себе тысячи смыслов одновременно. Но Андрей все еще не осознавал, что такое Палач, что он должен делать и ради чего. И должен ли вообще. Он попробовал послать запрос в ментал, но ответа не получил, видимо, информация о сущностях такого порядка либо отсутствовала, либо была закрыта, что совсем не удивительно.

Заставив себя снова обратить внимание на внешний мир, Андрей с изумлением осознал, что там прошло не больше десяти секунд. Боже, это с какой же скоростью он теперь мыслит?!. Открыв глаза, он посмотрел на старика, понимающе покачивавшего головой и грустно улыбавшегося. В то же мгновение на него свалился из ниоткуда пакет информации, который при желании можно было бы перевести с образов примерно так, хотя на самом деле слова не передавали и десятой доли того, что узнал Плетущий:

«Непыйвода Иван Трофимович. Возраст – девяносто семь лет, специализация – лесной волхв, уровень высший, вторая специализация – маг воды и огня третьего уровня. Способен работать с менталом до пятого уровня включительно. Включен в планетарную сеть жизни. Имеет латентные гены Мастера Жизни. При выполнении необходимых и достаточных условий (на текущий момент выполнены) и правильном выборе матери (желательна носительница древней крови не более пятисот поколений от истока) представитель четвертого поколения данного рода сможет раскрыть этот дар. Рабочие способности: управление биосферой участка планеты до тысячи квадратных километров в диаметре; скольжение запретными тропами на расстояние до пятисот километров; способность исцеления при помощи жизненной энергии; мастер приготовления эликсиров до пятого уровня; голос зверей (понимание животных и способность договариваться с ними); эмпат четвертого уровня. Ограничение: невозможность длительного нахождения в большом скоплении разумных существ и запрет прямого управления биосферой без особой необходимости. Вывод: основных законов не нарушал, оснований для наказания не имеется».

Несколько ошалев от такого потока информации, Андрей потряс головой, затем уставился на старого волхва и попросил:

– Не могли бы вы объяснить подробнее, Иван Трофимович?

– Я тебе имени не называл… – нахмурился тот. – Считал в ментале?

– Оттуда, – неохотно буркнул парень. – Мне сейчас стоит на ком-то или чем-то сосредоточиться, как сразу все узнаю. Причем не словами, а… Не знаю, как объяснить…

– Да все ясно, – усмехнулся старик. – Не переживай ты так, пойми, ты тот, кто ты есть. И ничего с этим не поделаешь, а значит, надо принять себя и идти дальше. На тебя возложен долг, возложен, как я говорил уже, самим Родом. Худо только, что ты ничего не знаешь, хотя должен…

– Да откуда же мне знать-то?!

– Обычно таких, как ты, либо в младенчестве убивают, слишком сильны вы, либо дитенка находит взрослый Палач и начинает учить всему. Почему тебя не нашли, почему не убили? Не знаю. Наверное, сила спала, а сейчас просыпаться начала. У тебя бывали взрывы гнева и ярости?

– Да, после вспышки гнева все это и началось, – вспомнил Андрей. – Видел по телевизору, как бандеровские выродки село обстреляли, трех детишек со старушкой убили, и чуть с ума от ярости не сошел. Тогда в первый раз и случился провал в памяти. Сейчас-то я уже помню, что тогда делал…

Он понурился, взглянул исподлобья и вздохнул, после чего продолжил:

– Помню, как наказывал… И понимаю, что все по заслугам, никого невиновного не тронул. Но все равно не по себе…

– А это все христианские выдумки, вбитые попами вам в головы, дурачье наивное, – насмешливо фыркнул Иван Трофимович. – Паскуд и надо наказывать, как по древней Правде положено, а то вон как они распоясались нынче. Хозяева жизни!

Старик довольно усмехнулся, вспомнив, сколько таких вот «хозяев», приехавших поохотиться и нарушивших законы леса, не вышло из тайги, либо утонув в неожиданно возникшем под ногами болоте, либо попавшись на зуб медведю или тигру. С его подачи, разумеется. Угрызений совести волхв не испытывал ни малейших – заслужили. Ведь те, кто относился к лесу с уважением, никогда не страдали. Как ты – так и к тебе. Старый закон, но от того не менее верный.

Глядя на Ивана Трофимовича, Андрей внезапно ощутил то, о чем думал старик, и снова удивился – никак не мог привыкнуть к своим невероятным способностям. Но заставил себя успокоиться и задуматься. Он всегда искренне считал, что свершивший зло должен получить адекватный совершенному ответ. Ведь твари, остающиеся безнаказанными, постепенно превращают мир в клоаку, в кромешный ад. Они меняют под себя законы, подменяют понятия, и честь становится смешной, а подлость кажется обманутым людям доблестью. Похоже, на Земле не работает закон Воздаяния, иначе здесь не торжествовали бы большей частью подонки.

– Расскажите о таких, как я… – едва слышно попросил Андрей, окончательно поверив в то, что он Палач.

– Я немного знаю, – вздохнул Иван Трофимович, он неожиданно заговорил правильно, отбросив свой обычный старомодный говорок. – Да и кто о вас много знает? Разве что воины Пути, они вам испокон веков служат, да только где ж их искать-то? Я последний раз с Идущим встречался, когда мне и двадцати не было. Но слушай. Миров множество, одних отражений нашего миллионы и миллионы. С разной историей, разными законами, но это все та же Земля. О других я даже не говорю, их бесчисленное количество, как и вселенных. Вся эта созданная Родом система чрезвычайно сложна, я в ней мало понимаю, но знаю, что она управляется посредством многомерной иерархической пирамиды, причем все ее уровни налагают на служащих Ему немалые ограничения. Например, Контролирующие не имеют данного людям права выбора, когда они в Сети.

– Сети?.. – не понял Плетущий.

– Да, связывающей все населенные миры эгрегориальной Сети. Знакомо такое понятие, как эгрегор?

– Знакомо. Но я считал его выдумкой. Кажется, Блаватской.

– Не выдумка. Но это пока неважно, потом узнаешь больше, достаточно в ментал запрос отправить. Помимо различных структур всех уровней пирамиды есть и те, кто стоит вне их, выполняет особую задачу. В первую очередь это именно Мастера Пути и Плетущие Путь, ты принадлежишь к последним и стоишь выше Мастеров. Правда, всех вас предпочитают называть Палачами и до смерти боятся. Точнее, куда больше смерти, поскольку вы властны и над посмертием. Но обычно вы не имеете права судить людей, вы судите тех, кто выше – малых богов, ангелов, демонов и всяческих магов, жрецов и волхвов. Ну, а о всякой шелупони, которую невежды зовут нечистью, я вообще молчу. Также, когда какой-нибудь мир начинает кричать от боли из-за нарушения основополагающих законов Рода, вы приходите и очищаете его от разумной жизни. Полностью. Причем почему именно мир кричит, я могу только догадываться. У нас, на Земле, похоже, к тому все идет, коли люди не одумаются, не перестанут хапать, особенно ценой чужой боли и крови. Точнее, шло, поскольку кто-то умудрился года два назад снова запустить Закон Воздаяния. Пока еще очень слабо, но и то благо. В общем, это все, что я знаю. Могу напоследок сказать только одно – ничего просто так не бывает, и то, что ты здесь родился, а сейчас входишь в силу, тоже причину имеет. И узнать ее только ты сможешь.

– Но что мне делать? – растерянно спросил Андрей.

– Принять себя и свою силу помогу, а дальше – сам! – отрезал старик и встал, повернувшись к внуку. – Афонька, накорми своего побратима, да и настойки ему не помешает хлебнуть, чтоб в себя прийти. А ты выпей, да поспи, не прыгай никуда.

– Не прыгай? – не понял Плетущий.

– Ты можешь мгновенно по миру и между мирами ходить, по нитям, вроде, но как – это я тебе не скажу, сам не знаю. Мы, волхвы, тайными тропами ходим, но это другое, да и недалеко, верст пятьсот-шестьсот, не более.

Он повернулся и вышел из горницы, на прощание бросив через плечо:

– Схожу к капищу, подготовлю все к завтрему.

Оставшись наедине, побратимы переглянулись. Андрей смотрел растерянно, он все еще надеялся, что ему это грезится, что вскоре он проснется в своей небольшой питерской квартире.

– Да уж, Андрюха, попал ты капитально… – сочувственно сказал Афанасий. – Токо не тушуйся, освоишься, дурное дело не хитрое. Пошли в погреб.

Еда у лесовиков оказалась простая, но обильная – жареное мясо, слегка жестковатое, но очень вкусное, копченая кабанятина и оленина, какие-то маринованные корешки в трехлитровой банке, плюс тушка крупной утки, уже ощипанной. Афанасий быстро порубил ее на куски и бросил на огромную сковороду, зашкворчавшую растопленным смальцем. Также внук волхва достал четверть темно-красной жидкости (Андрей впервые в жизни увидел эту огромную бутыль вживую, до сих пор только читал о ней в книгах о старых временах).

– Ну, с выздоровлением! – Когда они накрыли на стол, молодой гигант налил понемногу в две железные кружки. – Пей-пей, она на жень-шене и других травках настояна, тебе полезно будет.

Андрей покорно выпил и задохнулся – в настойке было градусов восемьдесят, как минимум. Он поспешил схватить корешок, оказавшийся настолько острым, что глаза на лоб полезли. Полегчало только после того, как молодой Палач сжевал кусок кабанятины. Афанасий сразу же налил еще понемногу и почему-то помрачнел.

– Давай помянем Серегу из второго взвода…

Андрей вспомнил смешливого кудрявого парня и удивился – на дембель тот уходил вполне себе живой. Так что же случилось? Но сначала надо помянуть, а потом уже спрашивать. Выпив, он требовательно уставился на побратима.

– На Донбассе погиб, – пояснил тот. – Не знаю, когда он туда подался. А недавно нацики снова в наступление пошли. Наши, конечно, отбили, но многие там легли. Серега тоже…

Андрей сжал кулаки. Опять на этой проклятой богом Украине убивают! У него возникло желание наведаться туда в состоянии беловолосого и поучить нацистов уму-разуму, да так, чтобы даже их внуки при мысли о «незалежной» Украине обделывались от страха.

К сожалению, побратим, как всегда, говорил слегка невпопад, чтобы чего-то от него добиться, приходилось прилагать немало усилий. Андрей принялся расспрашивать его – имел неплохой опыт общения с Афанасием и умел добиваться от того требуемого. До чего же человек говорить не любит! Выяснилось, что он узнал о гибели Сергея Тормозова, которого сам Андрей знал не слишком хорошо, сходив за письмами в поселок. Кто-то из бывших сослуживцев написал. Побратимы еще раз помянули погибшего и заговорили о другом.

Затем Андрей снова вспомнил о своих новых способностях и подумал, что их вполне можно применить для выяснения того, что реально происходит в мире. Спиртное помогло расслабиться, и молодой Плетущий немного успокоился, начав воспринимать свое новое положение философски. Притом осознавал странную вещь – нервничал он на поверхности сознания, в глубине же его царило ледяное спокойствие. И это Андрея почему-то совсем не удивляло.

Однако он решил отложить выяснение всего на утро, надо было немного отдохнуть, расслабиться. Слишком много на него свалилось сразу, он и верил, и одновременно не верил, но уже четко понимал одно – жизнь кардинально изменилась. Причем навсегда. И что с этим делать, Андрей пока не знал.