Глава 21. Семейный разговор

Шаэ сидела рядом с дедом, ее ладонь покоилась на его узловатой руке. После суматохи с отъездом братьев дом стал необычно тихим. Она гадала, куда делся Дору, в доме ли он или ушел, чтобы сделать несколько телефонных звонков или чем там он еще занимается. Она подумывала пойти проверить, но не хотела покидать деда. Он усох и исхудал, таким она никогда его не видела. Под кожей со старческими пятнами еще гудела его сила, тяжелая нефритовая аура, скованная железной волей, но в его вялой позе чувствовалось горькое понимание, что он больше не сердце клана. Не Факел Кекона.

Кьянла принесла Коулу Сену тарелку с нарезанными фруктами и засуетилась с одеялом и подушками, устраивая его поудобней в кресле у окна. Он отмахнулся от нее и обратил ясный, но усталый взгляд на Шаэ.

– Почему ты не переедешь домой? Чем ты занималась все это время?

Шаэ напряглась, но вопросы деда звучали скорее озадаченно, чем сердито. С грустью.

– Ты хочешь жить в Жанлуне, но не с семьей? У тебя появился мужчина? Очередной иностранец, которого ты не хочешь приводить домой?

– Нет, дедушка, – раздраженно ответила Шаэ.

– Ты нужна братьям, – напирал он. – Ты должна им помочь.

– Они не нуждаются в моей помощи.

– Да что с тобой? Ты совсем не такая, как прежде, – заявил Коул Сен. – Раньше я считал тебя лучшей из внуков. Помнишь?

Шаэ не ответила.

Она старалась не смотреть на подъездную дорожку, как на кофейник на плите. С тупым отчаянием она поняла, что стала такой, какой клялась никогда не становиться – женщиной вроде ее матери, сидящей дома и ожидающей мужчин после опасной и жестокой работы. У прежней Шаэ это вызвало бы отвращение. Она – дочь Коула Ду, внучка Коула Сена, любимая внучка. В детстве мысль о том, что она займет не такое же положение, как братья, была анафемой.

Где-то в нижнем ящике комода в ее детской спальне лежал дневник, который она вела подростком в Академии. Он заложен на странице с вертикальной чертой по центру, делящей ее на две колонки. Наверху одной – ее имя, над второй – Хило. Годами Шаэ записывала все очки и оценки, полученные в Академии. Втайне от Хило она делала то же самое и для него. Кое в чем он был талантливей, но она тренировалась упорней, училась усердней, сильнее хотела преуспеть. Она выпустилась лучшей в классе, хотя и была самой младшей. Хило был шестым.

Она была лучшей Зеленой Костью, чем брат, и гордилась этим. Ей понадобилось еще несколько лет, чтобы понять, как мало это значит. Недостатками, снизившими оценки Хило – пропуски занятий, побеги из общежития, участие в уличных драках, – он заслужил восхищение многочисленных сторонников. Бесконечные часы, которые Шаэ провела в одиночестве, за исступленной зубрежкой или тренировками, отдалили ее от остальных учеников, в особенности от девушек. Хило проводил время в широком кругу друзей, ставших его самыми преданными Кулаками и Пальцами. Оглядываясь назад, Шаэ почти смеялась над своей подростковой наивностью, безнадежным энтузиазмом и неизбежным разочарованием.

Однажды Хило обнаружил ее дневник и страницу с двумя колонками, методично сравнивающую их успехи. Он хохотал до слез. Рассказал своим друзьям, и они безжалостно насмехались над ней. Шаэ униженно и с яростью смотрела, как он веселится, насколько брату безразлично ее стремление его обойти. Ее гнев лишь еще больше развеселил Хило.

– Для чего ты это хранишь? – махал он перед ней тетрадью. – Ты была лучше меня в школе, это точно. И что, собираешься хвастаться этим десять лет спустя? – Он с улыбкой бросил ей дневник, и тем разъярил Шаэ еще больше – он даже не потрудился забрать дневник или разорвать. – Для чего ты так старалась все это время, Шаэ? Однажды Лан станет Колоссом, я буду Штырем, а ты – Шелестом. И кому какое дело до наших оценок?

Почти так и вышло. Лан стал Колоссом, Хило – Штырем. Лишь она разрушила триумвират. Она – отрезанный ломоть. Хило рассвирепел, когда она уехала, не потому что ненавидел эспенцев или Джеральда, или даже ее поступки и секреты. Все дело было в ее отказе занять надлежащее место в его видении мира. В гостинице он заявил, что прощает ее, но Шаэ с трудом в это верила.

Она попыталась скормить деду фрукты, но он не захотел, и Шаэ съела их сама.

– Война была самым простым временем, – внезапно пробормотал Коул Сен. – Шотарцы были жестоки, но мы могли им противостоять. А что сейчас? Эспенцы скупают все – наш нефрит и наших внуков. Зеленые Кости дерутся друг с другом, как уличные псы! – Его лицо исказило страдание. – Я не хочу больше жить в этом мире.

Шаэ схватила деда за руку. Пусть он и старый тиран, но ей больно было слышать эти слова. Она дернула себя за правое ухо, вспомнив, как Джеральд всегда высмеивал суеверную кеконскую традицию.

– Не говори так, дедушка.

Шаэ снова посмотрела в окно и поднялась так быстро, что сбила поднос с фруктами. Ворота открылись. На парковку во двор въезжали машины.

Шаэ позвала Кьянлу и поспешила вниз по лестнице. В дверь вошли оба ее брата. Шаэ окатила волна облегчения, так, что задрожали колени, она схватилась за перила, чтобы не упасть. Лан слегка улыбнулся.

– Не смотри так. Я же говорил тебе, что мы вернемся.

– Ты пропустила все веселье, Шаэ, – сказал Хило. Он гордо положил руку на плечо Лану и позвал своего Первого Кулака:

– Кен, займись ребятами. Мне предстоит семейный разговор. И не впускай никого.

Они вернулись в кабинет Лана и закрыли дверь.

– Как насчет дедушки? – спросила Шаэ. – И Дору?

– Они подождут, – отозвался Лан.

Это ошеломило Шаэ – насколько она помнила, Лан всегда включал Коула Сена и Дору в обсуждения решений клана. Исключение патриарха и Шелеста было неслыханным. И четким знаком, что ветер в клане резко переменился.

И еще более тревожный знак – она здесь. Братья включили ее в разговор, хотя она и не носит нефрит. Люди могут подумать, что она замещает Дору. Этого Шаэ совсем не хотела, но и уйти нельзя. И пусть она твердила себе, что не должна здесь находиться, она села в кожаное кресло. Лан осторожно опустился в кресло напротив, и Шаэ поняла, что он ранен. Крови не было, но выглядел он бледным и измотанным, даже хрупким – она и не предполагала, что старший брат может так выглядеть.

– Лан, – сказала она, – тебе нужно к врачу.

– Позже, – ответил он.

Шаэ заметила, что он перекатывает в левой ладони нефритовые бусины – новые, поняла Шаэ. Нефрит, который он завоевал.

– Что произошло? – спросила она.

– Отправили двух Горных в могилу, – отозвался Хило. Он так и не сел. Он был по-прежнему вооружен до зубов и не расслабился. – Лан разделался с их лучшим Кулаком в поединке на чистых клинках, а другого мы казнили. Трущоба наша.

– Ты не улыбаешься, – заметила Шаэ.

Войдя в дверь во главе своих бойцов, Хило триумфально ухмылялся. Наедине с Ланом и Шаэ он хмурился.

– Это лишь первый ход, – объяснил Лан. – Они попробуют еще раз.

Хило прошелся перед аккуратными книжными полками Лана.

– Вчера вечером Айт послала людей, чтобы напали на меня из засады. Сегодня Гонт отправил своего Кулака на бой с Ланом. Горные дают понять, что могут ударить по самой нашей верхушке, даже не показывая лиц. Сейчас кажется, будто мы побеждаем, но они слишком близко. Они нанесли нам удар. Люди начнут болтать, а для нас это плохо.

– Ты убил четверых из них, – возразила Шаэ.

– Десять Кулаков – ничто по сравнению с Колоссом.

Лан перевел взгляд на Шаэ. Он явно старался двигаться как можно меньше.

– Расскажи о том, что ты обнаружила. В Казначействе.

Шаэ непроизвольно огляделась, как будто ожидая увидеть затаившегося в уголке Дору.

– Я уже говорила тебе о новом оборудовании, за которое расписался Гонт. Ну так вот, его уже используют. Добыча на рудниках в этом году выросла на пятнадцать процентов, самый высокий прирост за десять лет. И я подумала – а куда девается дополнительный нефрит? Я изучила финансовые отчеты КНА и не обнаружила там увеличения добычи. Продажи на экспорт не увеличились, ты сам сказал, что предложение об увеличении квот не прошло. Распределение по школам боевых искусств, храмам и лицензированным покупателям выросло только на шесть процентов. А значит, куча нефрита добыта, но не продана.

– Тогда она хранится в Казначействе, – сказал Хило.

– А вот и нет, – ответила Шаэ. – Я пошла в Кеконское Казначейство и проверила записи за последние три года. Там нет такого увеличения запасов, которое бы соответствовало увеличению добычи. Где-то между рудниками и хранилищем нефрит исчезает.

– Как такое возможно? – удивился Лан. – Аудит из офиса Шелеста… – он запнулся и сомкнул зубы, на челюсти заиграли желваки.

– Дору, – выплюнул имя Шелеста Хило и мотнул головой в сторону закрытой двери. – Он замешан. Горные производят лишний нефрит и продают его перед нашим носом, дурачат другие кланы в КНА и Королевский совет. А старый хорек без яиц покрывает Айт и держит нас в неведении.

На лицо Лана легла тень.

– Дору всегда был верен семье. Он с детства нам как дядя. Я не верю, что он продал нас Горным.

– Не исключено, что он не знает о разнице в данных, – предположила Шаэ. – Кто-то из его подчиненных подменяет отчеты.

– И ты в это веришь? – спросил Хило.

Шаэ помедлила с ответом. Как бы ни был ей отвратителен Дору, она соглашалась с Ланом в том, что невозможно представить старого Шелеста предателем. В делах войны или бизнеса дед доверял ему многие десятилетия. Как Факел Кекона мог так в нем ошибиться?

– Не знаю, – сказала Шаэ. – Но он должен уйти. Если он не предатель, то беспечный Шелест.

Лан переглянулся с Хило.

– Мы с этим разберемся. – Он снова повернулся к Шаэ. – Ты уверена, что у тебя есть доказательства всему сказанному?

– Да.

– Задокументируй все это и завтра же передай три экземпляра Вуну Папидонве. И только Вуну. – Лан помедлил. – Спасибо, Шаэ. Я ценю все, что ты сделала, обнаружив это. Надеюсь, я не слишком тебя обременил. Прости, если так.

Ну вот. Ее выпроваживают так же быстро, как и пригласили.

– Мне не в тягость, – выдавила она.

Недели в пути, корпение до самой темноты над папками в комнате записей Казначейства, изучение счетных книг и отчетов до рези в глазах. Она не могла почувствовать тяжелый взгляд Хило, которым он проводил ее до двери.

– Шаэ, – окликнул ее Лан. Она остановилась у порога, и тогда он мягко сказал: – Приходи иногда к нам обедать. Когда захочешь. Нет нужды предупреждать заранее.

Шаэ кивнула, не поворачиваясь, и вышла. Тяжелая дверь щелкнула за ее спиной. Она прислонилась к ней и на мгновение закрыла глаза, борясь с той же оглушающей смесью эмоций, как этим утром в такси. Почему она так расстроена тем, что ее выгнали, если еще несколько минут назад не хотела находиться в этой комнате? Она как будто с силой ударила себя по обеим щекам. Невозможно иметь и то, и другое!

И хорошо, что Лан ее отпустил. Шаэ со стыдом признала, что дедушка все-таки прав: она больше не знает, кем стала.