Глава тридцать вторая
Они не вернулись ни через час, ни даже через два.
Я пыталась угадать, за сколько мы прошли туннель в первый раз – за полчаса? Дольше? Тогда время казалось вечностью.
Мы с Вайдой сидели по обе стороны от прохода, прислонившись к стене. Вытянув ноги, она скрестила руки на груди. Время от времени ее пальцы глубоко впивались в кожу руки, а ступни беспокойно дергались.
Коул с остальными в третий раз спорили о разделении группы. Многих детей свалил сон, хотя они и пытались сопротивляться. Они свернулись в тени или прислонились друг к другу спинами. Время от времени ветер доносил до нас шепот, в котором звучало имя Джуда в одном ряду с именами детей, убитых при первом взрыве.
Восемь из них погибли мгновенно. Почти половина нашей группы.
Звук шагов я услышала первой, вскочила. Вайда осталась сидеть. И что бы девушка ни думала в этот момент, она продолжала молчать. Прищурившись, я всматривалась в черноту. И когда они двинулись вверх по лестнице, я могла пересчитать их по размытым темным очертаниям. Один… двое…
Двое.
Двое.
Вышедший первым Лиам молча протянул мне руку. Я позволила ему увести меня дальше по набережной, на солнечный свет, прочь от остальных. Оглянувшись один раз, я увидела, как Толстяк опускается на землю рядом с Вайдой.
– Я знаю, – хрипло проговорила она. – Не парься.
Я снова повернулась к Лиаму, на его лице сменилось множество эмоций. Значит, они его не нашли. Теперь моя очередь попробовать. Я знала Джуда лучше других… там, должно быть, километры и километры туннелей под городом, но я быстрее догадаюсь…
Лиам взял мою ладонь и вложил в нее что-то гладкое. Сейчас его глаза были светло-голубыми, цвета утреннего неба. Когда парень опустил взгляд, мой последовал за ним. Вниз по его разорванной рубашке и испачканным запястьям к погнутым искореженным останкам маленького серебристого компаса.
Мир словно перестал существовать. Не было больше ни слов, ни мыслей, я забыла, что нужно дышать. И в тот момент, когда сердце готово было разорваться, я почувствовала, как губы мои разомкнулись.
– Нет. – Пальцы сжались вокруг компаса – это не он сейчас лежал в моей руке, Лиам не мог его найти. Стекло разбилось, исчезла красная стрелка, от удара корпус сплющился. Нет. Всего одно слово, но его оказалось достаточно, чтобы пламя яростного отрицания запылало во мне. – Нет!
– Мы прошли обратно той же дорогой, – говорил Лиам, не отпуская моей руки, будто она удерживала его точно якорь. – До самого входа. Насколько позволяли обломки… и…
– Нет, – взмолилась я. – «Не говори мне этого».
– Я не… – его голос оборвался. – Не знаю, что точно произошло. Я и тела его почти не видел, но там был… Я видел его ботинок. Мы нашли только это, и все… Толстяк ничего не смог сделать. Джуд был уже мертв, мы больше ничего не могли. Он шел сзади – взрыв, наверное, просто его накрыл…
Я швырнула компас в Лиама, но промахнулась. Тогда я набросилась на него с кулаками, замолотив ими по его плечам. Ли поймал мои ладони и прижал обе мои руки к своей груди.
Он врет. Это невозможно. Я видела, как Джуд выбрался наружу, как он уставился в небо. Я слышала его, видела его, чувствовала его.
Колени у меня подогнулись, и я почувствовала, что падаю. Лиам успел меня подхватить и не дал рухнуть на землю, но он тоже был практически без сил. Удивительно, что ему удалось удержать нас обоих.
– Мы должны забрать его, – сказала я. – Мы не можем просто… Не можем оставить его там; он не любит темноту; не выносит тишины; он не должен быть один…
– Руби, – тихо проговорил Лиам. – Там нет ничего, что можно забрать. И я думаю, ты это знаешь.
Я резко отпрянула, пытаясь оттолкнуть его, отгородиться от правды. Но этот взрыв эмоций стал последним. Слезы обжигали щеки; смешивались с грязью, катились по губам, капали на подбородок.
Лиам вытирал мои слезы, а я чувствовала его собственные у себя на волосах.
– Я н-не могу, – выговорила я. – Не могу…
И я только сейчас догадалась: он не хотел брать меня с собой не потому, что боялся не найти Джуда, а потому, что боялся найти.
– Он был один, – рыдала я. – И никого рядом… ему, наверное, было так страшно. А я обещала ему, что мы будем держаться вместе.
Перед глазами всплыло лица Джуда, его нелепые торчащие уши, которые так не сочетались с остальными частями тела. Что я сказала ему последним? Держись поближе? Пошевеливайся? А он что ответил? Все, что я помнила, это его бледное лицо в слабом свете желтой светящейся палочки Коула.
Слушайся Командира. Он слушался меня, и вот куда я его привела. Вот что сделала с ним.
– Ли! – позвал Толстяк, и снова, громче, когда никто из нас не шевельнулся.
В небе низко летел самолет, сбрасывая что-то, напоминающее красный газ. Лиам поднял руки, прикрывая наши головы, когда ветер понес в нашу сторону тысячи трепещущих листовок.
Дети и агенты вышли из-под безопасного прикрытия моста, пытаясь их поймать. Я успела схватить одну. Лиам перегнулся через мое плечо, и я повернула листовку так, чтобы мы оба могли ее прочитать.
Наверху по центру стояли печать президента, американский флаг и эмблема Министерства обороны.
После покушения, совершенного психически больным пси-ребенком, президент Грей был доставлен в больницу и обследован. Поскольку во время нападения на нем был бронежилет, он отделался кровоподтеками в области живота и двумя сломанными ребрами. Сразу же после выписки президент опубликовал следующее заявление:
«Сегодня мы получили подтверждение двух тревожных сообщений разведки, в которые я до последнего отказывался верить. Во-первых, Федеральная коалиция и ее сторонники находятся под влиянием террористической организации, Детской лиги, и вместе разработали программу, которая делает из ваших детей – тех самых, которых они похитили из спасительных реабилитационных лагерей, – солдат. Их готовят драться и убивать со свирепостью, столь же нечеловеческой, как и их способности. Не видя никакого иного выхода, я незамедлительно распорядился провести воздушный налет на логова этих организаций в Лос-Анджелесе.
Это были точечные удары, призванные минимизировать ущерб гражданским лицам. Не стоит сожалеть об этих недостойных людях. Не первый раз в истории человечеству нужен огонь, чтобы выжечь коварную инфекцию. Настали такие времена. Это единственный способ возродить нашу страну и сделать ее сильнее, чем раньше».
– Он забыл прибавить: «Боже, благослови Америку», – пробормотал Лиам, комкая листовку.
Позади нас раздался выстрел. Я резко повернулась, сжимая руку Лиама, чтобы заставить встать за мной. Агенты сгрудились вокруг чего-то – кого-то – на другой стороне набережной. Мужчины и женщины, кто были вооружен, вытащили свое оружие. Прицелились.
– Издеваешься? – выдохнул Лиам у меня за спиной.
Яростно вскрикнув, Вайда бросилась к группе агентов быстрее, чем кто-то из нас успел бы ее поймать.
Некоторые догадались уйти с дороги и позволить ей вцепиться в горло Клэнси Грея.
– Как? – выла она, пока мы протискивались сквозь детей и агентов. – Как?
Клэнси был весь в грязи – в пыли и крови, запекшейся вокруг разбитого носа и глаз, от него воняло канализацией. Но даже стоя на четвереньках, он умудрялся выглядеть самодовольным. Дерзким.
Тогда-то я и заметила позади него открытую дверь – прямо напротив выхода, которым воспользовались мы, на противоположной стороне набережной, скрытую в слепом пятне, в одной из опор, под слоем ярких граффити.
Клэнси невесело усмехнулся:
– Через слив в мужской душевой. – Его темные глаза встретились с моими. – После того, как вырвался из чулана.
– Так вот как ты планировал выбираться? – поинтересовалась я. – После того, как заберешь все из кабинета Албана?
Клэнси пожал плечами, не обращая внимания на направленное ему в лицо оружие.
– Что, не знала об этом выходе?
– Господи, – выговорил один из агентов. – Это… это сын президента?
«Клэнси жив, – подумала я, поворачиваясь к Лиаму. – А Джуд нет». Ли обнял меня за плечи, привлекая ближе. Это не имело смысла – это было невозможно.
– Он – наш билет наружу, – внезапно произнес другой агент. – Мы обменяем его на свободный проход! Давай, Стюарт – солдаты переворачивают город вверх дном, а у нас нет ни транспорта, ни возможности связаться с ранчо. Это наша козырная карта, другой-то нет.
– Ну, сбросить его нашим новым соседям – не такой уж удачный вариант. Он Оранжевый, найдет способ смыться. – Коул поглядел на Клэнси, не обращая внимания на возмущенные возгласы остальных. – Так что, может, лучше покончить с ним сейчас и отправить обратно тело. Предельно ясное послание его дорогому папаше. Найдем другой способ выбраться из города.
Несколько человек согласно забормотали.
– Вам отсюда не выбраться, – заявил Клэнси. – Мой отец не из тех, кто идет на попятный. Он так не играет. Он учтет все возможные стратегии выхода. Уж поверьте, над этим работали долгие месяцы, возможно, даже годы. Когда он устал ждать предлога, чтобы оправдать нападение, он его просто придумал.
Это казалось слишком абсурдно, чтобы поверить.
– Думаешь, твой отец сам организовал покушение?
– Я бы так и сделал. Полагаю, он выжил?
Хватка Лиама на моих плечах так усилилась, что в какой-то момент мне даже стало больно. Я снова вздрогнула, только на этот раз от гнева, который вспыхнул во мне. Вайда с Толстяком посмотрели на меня, словно ожидали, что мне есть чем ему возразить. Не знаю, что ужаснуло меня больше: что он оказался прав или что я видела перед собой прежнего Клэнси, который знал, что всегда добьется своего.
– Ребята, вы же поверили мне, что мы начнем все сначала? – Коул обращался и к детям, которые все еще сидели под мостом, и к застывшим на месте агентам, которых, казалось, раздирали сомнения. – Что ж, вот решение. Мы идем своей дорогой. Но без него.
– Подумай о сведениях, которые мы сможем с него получить! – крикнула какая-то женщина-агент, вскидывая руки в воздух. – Мы можем накачать его успокоительным…
– Рискни, – фыркнул Клэнси. – Посмотрим, чем это для тебя закончится.
– Да, ты прав, – закатил глаза Коул. – Вероятно, нам стоит тебя просто убить.
– Так давай. – Клэнси улыбнулся окровавленным ртом. Его зубы тоже были в крови. – Покончи с этим. Я сделал то, зачем приехал сюда. И вы все…
Он повернулся к сбившимся в кучку детям, которые подошли к нему поближе, и глаза Клэнси остановились на Нико. Мальчик задрожал под его пристальным взглядом.
– Только благодаря мне вы еще можете сопротивляться. Я спас нас. Я спас нас.
– О чем ты, черт тебя дери, говоришь? – Коул потерял терпение. Он оглянулся на меня, но я не отводила глаз от Клэнси Грея. Но теперь, посреди горя, которое до сих пор затуманивало мой разум, вдруг вспыхнула слабая искорка понимания.
Этим утром был разрушен целый город вместе со множеством жизней. В эту ночь столько людей никогда не вернутся домой к своим близким, хотя их матери, отцы, дочери, сыновья, жены, мужья проведут долгие часы, ожидая и надеясь. Дым просочится в бетон, покрывающий каждый дюйм этого места, навечно запечатлев раны на теле изувеченного города. Ни через десять лет, ни через двадцать мы все еще не сможем заговорить о том, что случилось тем утром, которое не стереть из памяти даже тысяче других ослепительно-ярких. Однако, когда Клэнси снова заговорил, его слова изменили все.
– Лекарство от ОЮИН, – выплюнул он. – Которое получила моя мать, а Албан скрывал от вас, ожидая подходящего случая выгодно загнать моему отцу. – Клэнси вытер сочащуюся из носа кровь, снова мрачно усмехнувшись. – Которое избавило бы нас от способностей и оставило беспомощными. Я сжег его, а отец, дурачок, закопал, сам не понимая, что делает. Теперь все ее записи исчезли, и никто никогда не получит результаты исследований – никто не сможет забрать то, что принадлежит нам.
Лекарство. Слово, как колокольчик, зазвенело в ушах, зазвучало сильней и сильней. Разум не мог этого постичь, не мог облечь это в слова. Я потратила столько лет, приучая себя смириться с тем, что это невозможно, заставляя себя не думать о том, что за пределами электрической ограды лагеря существует другой мир – слово «мир» просто исчезло из моего словаря.
Я поймала себя на том, что поворачиваюсь, чтобы посмотреть на реакцию Джуда, но Джуда здесь не было. Я оставила его позади. Позволила провалиться в темноту. Я словно видела Лиама и Толстяка, которые снова и снова выбираются из туннеля одни, без него. Я начала задыхаться.
Позади меня один из младших детей вдруг расплакался.
– Что? Что он… о чем он говорит? – спрашивал мальчик испуганным непонимающим голосом.
«Ох, – подумала я. – О господи».
Я ошибалась… так ошибалась. Первая леди изучала не то, что вызывало болезнь. Она посвятила свою жизнь тому, чтобы узнать, как ее победить. Я сделала шаг навстречу Клэнси, отделяясь от остальных. Толстяка трясло, словно происходящее давило его своей тяжестью. Я поймала взгляд Лиама, но его лицо было искажено от боли и тоски, и я отвернулась. Я знала, что он представлял. В моем воображении мы стояли на том пляже с кристально-чистым небом над головой, и обе наши семьи собрались рядом с нами.
Лекарство.
Албан был прав, говоря, что Лиллиан Грей никогда не позволяла материнской любви ослепить себя. Она знала, что Клэнси никогда бы не согласился добровольно отказаться от своих способностей и что она никогда его не найдет. Нет. Он должен был прийти к ней, соблазнившись новой победой: пусть его заперли, а их с матерью разлучили так надолго, он наконец-то все равно ее нашел. Клэнси должен был первым получить это лекарство, услышь он о нем хоть намеком, исчез бы навсегда. Не потому ли Албан так долго держал лекарство в секрете, что это было частью сделки: Клэнси первый. Потом он мог бы представить его миру. Мог бы стать национальным героем.
Опустившись на корточки, я изучала лицо Клэнси. Его пристальный взгляд метнулся к моей руке, которая потянулась к карману куртки.
Этими ядовитыми словами он пытался заглушить муки от настоящего предательства, страдания, которые жалили так глубоко, что его тело, содрогалось от боли. Его мать, его собственная мать подстроила ему ловушку. И что он сделал в ответ? Сжег ее лабораторию, напал на нее, вычистил ей мозги, а еще использовал ситуацию в Штабе в своих интересах, чтобы закончить то, что начал еще в Джорджии.
«Вот как Клэнси узнал, что она отправила результаты Албану, – подумала я, медленно разглаживая на коленях листы бумаги. Теперь его взгляд был прикован только к ним. – Должно быть, увидел это в ее мыслях».
Клэнси нравилась идея, что его отец по неосторожности уничтожил то, что могло бы возродить страну и спасти население. Но настоящая ирония заключалась в том, что, если бы Клэнси не добрался сюда уничтожить исследование матери, мы бы тоже никогда его не нашли. Бумаги остались бы лежать там, под землей, со всем остальным архивом.
Клэнси Грей приехал сюда, чтобы запереть эту дверь, а вместо этого широко распахнул ее для меня.
Лекарство есть. Эта безумная мысль заставила меня почувствовать себя стрелкой компаса Джуда, которая крутилась, крутилась и крутилась в поисках истинного севера.
Он это заслужил. Я сморгнула едкие слезы, позволяя гневу расти, поглощая тоску. Позволяя толкать меня вперед. Потому что Джуд заслужил того, чтобы жить, чтобы стать свидетелем этого момента – он должен был стоять здесь, сейчас, рядом со мной, и вдруг обнаружить, что все может еще измениться.
Я подняла измятые, перемазанные копотью документы прямо к глазам Клэнси, а еще так, чтобы выстроившиеся в круг пси-дети и агенты тоже их увидели. Не знаю, какая эмоция оказалась сейчас сильнее и доставила мне большую радость: видеть его лицо, полное ужаса, или сознавать, что мое будущее наконец-то снова в моих руках.
– Ты об этом исследовании?
