После этого события замелькали быстро.

«Есть мысль и есть действие, – однажды сказала молодая Куэлл, свободно воруя, как я узнал позже, у древних самураев, предков планеты Харлан. – Не следует их путать. Когда приходит время действовать, мысль уже должна быть завершена. Когда начнется действие, для мысли уже не останется места».

Бразилия вернулся к остальным и выдал решение Коя за свое. Это вызвало у серферов, которые не простили меня за Санкцию IV, всплеск протестов, но они быстро угасли. Даже Мари Адо отбросила враждебность, как сломанную игрушку, когда стало понятно, что я имею к вопросу косвенное отношение. Один за другим в окрашенных закатом тени и свете общей гостиной мужчины и женщины Пляжа Вчиры давали свое согласие.

Похоже, пробудившегося призрака будет достаточно.

План налета сложился со скоростью и легкостью, которые самым впечатлительным могли бы показаться благосклонностью богов или провидением. Для Коя это просто был поток исторических сил, не более сомнительный, чем законы гравитации или термодинамики. Лишь подтверждение, что час пробил, политический котел вскипел. Разумеется, он перельется через край, разумеется, капли упадут все в том же направлении – на пол. Как иначе?

Я сказал, что, по-моему, это просто удача, а он только улыбнулся.

В любом случае все шло одно к одному.

Кадры:

Голубые Жучки. Они давно уже почти не существовали как организация, но членов старой команды хватало, чтобы образовать костяк, соответствовавший легенде. Новички, притянутые за прошедшие годы гравитацией легенды, составляли число, с которым следовало считаться, и заявляли о своей принадлежности к банде. За это время Бразилия научился доверять некоторым из них. Он видел их в серфинге и видел их в бою. Самое важное – он видел, что все они доказали восприимчивость к максимам Куэлл и способность жить полной жизнью, когда вооруженная борьба была неуместна. Вместе старички и новички были силой, настолько близкой к спецотряду куэллистов, насколько это возможно без машины времени.

Оружие:

Обыденно припаркованный боевой скиммер на заднем дворе Коя символизировал тенденцию, которая охватывала Полосу вдоль и поперек. Жучки были не единственными специалистами по крупным ограблениям, что залегли на Пляже Вчира. Что бы ни притягивало Бразилию и ему подобных к волнам, оно так же легко проявлялось в непреодолимой склонности к нарушениям закона всех видов и мастей. Город Духа был полон отошедших от дел бандитов и революционеров, и казалось, никто из них не мог расстаться с любимыми игрушками навсегда. Тряхни Полосу – и железо посыплется, как ампулы и секс-игрушки из простыни Мици Харлан.

План:

Переусложненный, как считало большинство из команды Бразилии. Утесы Рилы имели почти ту же дурную славу, что бывший штаб тайной полиции на бульваре Симацу – тот самый, который член Черной бригады Ифигения Деме превратила в дымящийся щебень, когда ее пытались допросить в подвале, но лишь активировали имплантированную в нее энзимную взрывчатку. Желание повторить то же самое в Риле висело в доме ощутимым зудом. Не сразу удалось убедить самых горячих среди новообращенных Жучков, что прямая атака на Утесы будет самоубийством куда менее продуктивного свойства, чем у Деме.

– Как их винить, – сказал Кой, в голосе которого вдруг блеснуло прошлое Черных бригад. – Они слишком долго ждали шанса отомстить.

– Дэниэл – нет, – язвительно заметил я, – ему не больше двух десятков лет.

Кой пожал плечами.

– Гнев из-за несправедливости – как лесной пожар: он переходит любые границы, даже между поколениями.

Я перестал брести и оглянулся на него. Было легко представить, что его начнет заносить. Сейчас мы оба были морскими великанами из сказок, стояли по колено в виртуальном океане среди островов и рифов Миллспортского архипелага в масштабе один к двум тысячам. Сиерра Трес воспользовалась связями у гайдуков и организовала нам время в картографическом конструкте высокого разрешения, принадлежащем фирме морских архитекторов, чье коммерческое управление не пережило бы слишком пристального внимания закона. Руководство осталось не в восторге от просьбы, но приходится мириться с подобными просьбами время от времени, если дружишь с гайдуками.

– Ты сам-то когда-нибудь видел лесной пожар, Кой? Потому что это явно нечастое зрелище на планете, поверхность которой на 95 процентов состоит из воды.

– Нет, – он развел руками. – Это метафора. Но я видел, что происходит, когда несправедливость наконец приводит к расплате. И длится она долго.

– Да, это я знаю.

Я отвернулся в воды южного Предела. Конструкт воспроизвел водоворот в миниатюре – бурлящий, перемалывающий и тянущий меня за ноги под водой. Если бы глубина была того же масштаба, что и весь конструкт, он наверняка смел бы меня с ног.

– А ты? Видел лесной пожар? Возможно, во внепланетных командировках?

– Парочку, да. На Лойко я помогал его разжечь, – я продолжал рассматривать водоворот. – Во время Бунта пилотов. Бо́льшая часть поврежденных кораблей села на Екатерининском тракте, и они несколько месяцев вели партизанскую войну. Пришлось их выжигать. Тогда я был чрезвычайным посланником.

– Ясно, – в его голосе не отразилось оценки. – Помогло?

– На какое-то время. Мы явно убили многих. Но, как ты сказал, такое сопротивление живет поколениями.

– Да. А пожар?

Я снова повернулся к нему и невесело улыбнулся.

– Очень долго тушили. Слушай, Бразилия ошибается насчет бреши. Сразу за этим мысом мы в пределах прямой видимости охранных ищеек Новой Канагавы. Смотри. А на другой стороне рифы. С этой стороны не зайти, нас разнесут.

Он подошел и присмотрелся.

– Если нас будут ждать – да.

– Чего-то ждать они будут. Они знают меня, знают, что я приду за ней. Да, блин, у них есть я в штате. Им надо только спросить меня – спросить его, и он расскажет, чего ожидать, гондон эдакий.

Ощущение предательства было саднящим и всеохватным, словно что-то вырвали из груди. Как Сару.

– Тогда разве он не знает, что надо прийти сюда? – мягко поинтересовался Кой. – На Вчиру?

– Вряд ли, – я заново прокрутил собственные домысленные доводы при посадке на «Дочь гайдука» в Текитомуре, надеясь, что и вслух они прозвучат убедительно. – Он слишком молод, чтобы знать о моем знакомстве с Жучками, а официальных данных об этом они не найдут. Он знает Видауру, но для него она по-прежнему тренер Корпуса. Он не представляет, чем она сейчас занимается или что между нами после службы осталась связь. Эта сука Аюра сдаст ему все, что у них есть на меня, может, и на Вирджинию. Но есть у них немного, и к нам это не приведет. Мы посланники, мы оба заметали следы и разбавляли инфопотоки дезой на каждом шагу.

– Очень продуманно.

Я поискал на морщинистом лице иронию и не встретил ее. Пожал плечами.

– Это все подготовка. Мы натренированы исчезать без следа на планетах, с которыми почти не знакомы. А там, где я рос, это вообще детские игры. Все, что есть у этих уродов, – слухи о криминале за нами и сроки хранения. Не так уж это много, когда перед тобой вся планета без возможности наблюдения с воздуха. А единственное, что, возможно, он думает, что знает обо мне, – что я буду избегать Ньюпеста, как чумы.

Я захлопнул сквозняк семейных чувств, который ужалил меня на «Дочери гайдука». Выпустил воздух из легких.

– И где он станет тебя искать?

Я кивнул на модель Миллспорта перед нами, мрачнеющую на плотно заселенных островах и платформах.

– Мне кажется, он будет искать меня прямо там. Туда я возвращался всякий раз с внепланетных командировок. Самая большая городская среда на планете, самое лучшее место, чтобы исчезнуть, если хорошо его знаешь, и сразу через бухту от Рилы. Если бы я был посланником, там бы и залег. В укрытии, но на расстоянии удара.

На миг, когда я смотрел на линии верфей и улицы, от непривычного взгляда с высоты птичьего полета закружилась голова, а расплывчатые воспоминания из разных столетий смазали старое и новое в одно знакомое пятно.

В ушах снова заструились слова Плекса.

Я мысленно пробежался по цепочке своих знакомств за последний год, по людям, которых мог поставить под угрозу.

Тодор Мураками – если он по-прежнему там, а не на миссии. Знает ли его молодой я? Мураками вступил в Корпус примерно в одно время со мной, но поначалу мы виделись редко и не служили вместе до Земли Нкрумы и Инненина. Догадается ли ручной Ковач Аюры? Сможет ли успешно переиграть Мураками? Если на то пошло – подпустит ли Аюра свое новенькое творение-двойника к состоящему на службе чрезвычайному посланнику? Посмеет ли?

Вряд ли. А Мураками, с полной поддержкой Корпуса за плечами, в состоянии о себе позаботиться.

Иса.

Пятнадцатилетняя Иса, что носит облик светской львицы, из которой можно делать титановые гвозди, словно куртку из шкуры пантеры поверх мягкого и избалованного воспитания, полученного среди остатков среднего класса Миллспорта. С острым, как бритва, язычком, но сама такая же ломкая. Прямо версия малышки Мито из времен сразу перед тем, как я ушел в посланники. Если он найдет Ису, то…

Чтобы забеспокоиться о ней, мне понадобилось время, какой-то миг. И осознание этой задержки поднялось во мне холодным отвращением.

Я обратился памятью к мраку службы в Корпусе – и не нашел ответа.

– Ковач!

Голос раздался с небес. Я моргнул и поднял взгляд от модели улиц Миллспорта. Над нашими головами в воздухе виртуальности висел Бразилия, облаченный в кричаще-рыжие серф-шорты и обрывки низкого облака. С его физической формой и длинными волосами, которыми играли стратосферные ветра, он казался каким-то одиозным божком. Я приветственно поднял руку.

– Джек, спускайся и посмотри на северные подступы. Тут не…

– Нет времени, Так. Выходи. Немедленно.

Я почувствовал, как сжимается грудь.

– Что такое?

– Гости, – загадочно ответил он и исчез в завихрении белого света.

«Склеп Дзуринды Туджмана» – фирма морских архитекторов и инженеров гидродинамики – арендовала офис в здании на севере Города Духа, где Полоса начинала превращаться в курортные комплексы и пляжи с безопасными волнами. При обычных обстоятельствах никто из команды Бразилии и шагу бы не ступил в эту часть города, но они умело сливались с ордами туристов. Только тот, кто специально выискивал осанку хардкорного серфера, разглядел бы ее под негармонирующими между собой, кричащими пляжными вещами дорогих брендов, в которые они переоделись, как в камуфляж. В строгом окружении зала совещаний с антивибром, в десяти этажах от набережной, они казались вспышкой какого-то экзотического антикорпорационного грибка.

– Священник? Сраный священник?

– Боюсь, да, – ответила мне Сиерра Трес. – Похоже, один. Что, как я понимаю, для Нового откровения необычно.

– Если только они не подсматривают приемчики у шарийских бригад мучеников, – угрюмо сказала Вирджиния Видаура. – Освященные одиночки-убийцы избранных неверующих. Во что ты влип, Так?

– Это личное, – пробормотал я.

– Как обычно, – скривилась Видаура и оглядела собравшуюся компанию. Бразилия пожал плечами, а Трес не выказала больше эмоций, чем обычно. Но Адо и Коя охватило злое напряжение. – Мне кажется, Так, у нас есть право знать, что происходит. Это может поставить под угрозу все, над чем мы работаем.

– Это никак не связано с тем, над чем мы работаем, Вирджиния. Это несущественно. Эти бородатые ублюдки слишком тупые, чтобы нам помешать. Они сугубо на дне пищевой цепи.

– Тупые или нет, – заметил Кой, – но один из них сумел тебя отследить. И теперь спрашивает о тебе на мысе Кем.

– Ну ладно. Схожу и убью его.

Мари Адо покачала головой.

– Только не один.

– Эй, это моя проблема, Мари.

– Спокойней, Так.

Крик утонул в антивибрационной изоляции, как боль во внутривенном эндорфине. Какое-то время никто ничего не говорил. Мари Адо подчеркнуто отвернулась, глядела в окно. Сиерра Трес подняла бровь. Бразилия старательно разглядывал пол. Я скривился и попробовал еще раз. Тихо.

– Ребят, это моя проблема, и я бы хотел покончить с ней сам.

– Нет, – это был Кой. – На это нет времени. Мы уже потратили два драгоценных дня на подготовку. Больше мешкать нельзя. Твоим личным вендеттам придется подождать.

– Да это не займет…

– Я сказал нет. К завтрашнему утру твой бородатый друг в любом случае будет искать тебя совершенно не в том месте, – бывший коммандо из Черных бригад отвернулся, заканчивая разговор, как иногда поступала Вирджиния Видаура, если мы плохо показывали себя на тренировках Корпуса. – Сиерра, нужно ускорить реальное время в конструкте. Хотя сомневаюсь, что оно ускоряется намного, да?

Трес пожала плечами.

– Архитектурная специфика, сами понимаете. Обычно время на втором плане. Может, если раскочегарить, добьемся ускорения в сорок или пятьдесят раз.

– Это хорошо, – Кой, пока говорил, демонстрировал почти зримый азарт. Я представил Отчуждение, тайные встречи в подпольных каморках. Тусклый свет на разложенных планах. – Это подойдет. Но нам нужно запустить два отдельных уровня: картографический конструкт и виртуальный номер в отеле со всем необходимым для совещаний. Мы должны легко переключаться между ними по желанию. По какому-нибудь базовому жесту, скажем, два раза моргнуть. Не хочу во время планирования возвращаться в реальный мир.

Трес кивнула уже на ходу.

– Скажу Туджману, чтобы он занялся.

Она пригнулась и вышла из зала с антивибром. За ней мягко и надежно сложилась дверь. Кой обернулся к остальным.

– Теперь предлагаю передохнуть несколько минут, чтобы очистить головы, потому что отныне мы будем жить в виртуале, пока не закончим. Если повезет, мы закончим до полуночи реального времени и уйдем. И – Ковач. Это только мое личное мнение, но мне кажется, ты должен объяснение хотя бы кому-то из нас.

Я встретил его глаза ледяным взглядом, который мне удачно подарила внезапная волна неприязни к этому знатоку хода истории, политики и прочего крабьего говна.

– Как ты прав, Сосеки. Это твое личное мнение. Давай будешь держать его при себе?

Вирджиния Видаура прочистила горло.

– Мне кажется, Так, нам лучше спустится и выпить кофе.

– Да, пожалуй.

Я в последний раз пронзил Коя взглядом и направился к двери. Заметил, как переглядываются Видаура и Бразилия перед тем, как она последовала за мной. Пока мы опускались на прозрачном лифте через залитое светом центральное пространство, никто из нас ничего не сказал. На полпути я заметил большой офис со стеклянными стенами, где Туджман неслышно кричал на бесстрастную Сиерру Трес. Очевидно, требование более сложной виртуальной среды приняли не очень хорошо.

Лифт выпустил нас в открытом атриуме к звукам улицы. Я пересек лобби, вышел в толпу туристов на набережной, затем поймал автотакси взмахом руки. Пока такси садилось на землю, Вирджиния Видаура поймала меня за другую руку.

– Ты куда собрался?

– Ты знаешь, куда я собрался.

– Нет, – она сжала руку. – Нет, никуда ты не пойдешь. Кой прав, на это нет времени.

– Это займет всего ничего.

Я попытался сесть в открытый люк автотакси, но без рукопашной схватки это было невозможно. А в случае с Видаурой это был не самый надежный вариант. Я остервенело мотнулся обратно к ней.

– Вирджиния, отпусти.

– А если что-то пойдет не так. А если этот священник…

– Все пойдет как надо. Я убиваю этих больных уродов уже больше года и…

Я осекся. Серферская оболочка Видауры была ростом с мою, наши глаза разделяла длина ладони. Я чувствовал ее дыхание на своих губах и напряжение в ее теле. В мою руку впились ее пальцы.

– Ну все, – сказала она. – Успокойся. Ты мне все расскажешь, Так. Ты успокоишься и расскажешь, мать твою, все.

Тогда на хера ты меня искала, сука тупая?

– Сахиловская? – Вирджиния Видаура нахмурилась, копаясь в памяти. – Высокая, да? Дурацкая прическа, вот такая, поверх глаза? Ага. Кажется, один раз ты ее приводил на вечеринку, когда мы с Ярошем еще жили в доме на улице Юкай.

– Да, точно.

– Значит, она уехала на Северную косу, а ты снова вступил в Голубых Жучков – что, назло ей?

Как солнечный свет и дешевая металлическая мебель на кофейной террасе, вопрос блестит слишком ярко. Я отворачиваюсь от него к морю. Мне оно не помогало так, как Бразилии.

– Все не так, Вирджиния. Когда я с ней встретился, я уже был с вами. Я даже не знал, что она вышла. Последнее, что я слышал, вернувшись с Земли, – что она долеживала полный срок. В конце концов, она убила копов.

– И ты тоже.

– Ну да, но спасибо деньгам Земли и влиянию ООН.

– Ладно, – Видаура потыкала в свою банку кофе и снова нахмурилась. Кофе был так себе. – Значит, вы вышли в разное время и потеряли друг друга из-за разницы. Грустно, но случается сплошь и рядом.

За шумом волн я снова услышал Джапаридзе.

– Да, верно. Сплошь и рядом, – я повернулся к ней из профильтрованной прохлады столика в тени экранов. – Но я не потерял ее из-за разницы, Вирджиния. Я ее отпустил. Отпустил с этой сволочью, Йозефом, и просто ушел.

На ее лице расцвело понимание.

– А, ясно. Так вот откуда внезапный интерес к Латимеру и Санкции IV. Знаешь, всегда было любопытно, почему ты так резко передумал.

– Не только поэтому, – соврал я.

– Ну ладно, – ее лицо говорило «проехали», она не повелась. – И что такого случилось с Сахиловской, пока тебя не было, что ты принялся вырезать священников?

– Северная коса Миллспортского архипелага. Угадаешь сама?

– Они обратились?

– Этот гад обратился. А ее просто затянуло под винты.

– Правда? Она что, такая беспомощная?

– Вирджиния, да она была связана по рукам и ногам из-за УДО! – я остановил себя. Экраны стола частично отрезали жару и звук, но проницаемость варьировалась. За другими столиками повернулись головы. Я со своей растущей башни ярости хватался за отстраненность чрезвычайного посланника. Голос резко стал безэмоциональным. – Правительство меняется не хуже людей. Они закрыли финансирование проектов на Северной косе через пару лет после того, как она туда попала. Провозгласили новую антиинженерную этику, чтобы оправдать экономию. Не надо вмешиваться в естественный баланс планетарных биосистем. Пусть сдвиги Микуни сами придут в равновесие, так будет лучше, мудрее. И, конечно, дешевле. Ей оставалось еще семь лет оплаты – при окладе за биокодирование, который она получала раньше. Большинство местных деревень поднял из нищеты исключительно проект Микуни. Хер знает, что там началось, когда всем вдруг опять пришлось влачить жалкое существование береговых рыбаков.

– Она могла бы уехать.

– У них уже был сраный ребенок, понятно? – пауза, вдох. Взгляд на море. Сбавить обороты. – У них был ребенок, дочь, ей всего пару лет. И вдруг – безденежье. А оба родом с Северной косы, это как раз одна из причин, почему ее имя выдал поиск машины по УДО. Не знаю, может, они думали, что справятся. Судя по тому, что я слышал, перед тем как кран завернули напрочь, спонсирование Микуни пару раз еще капало. Может, они просто надеялись, что настанут новые перемены.

Видаура кивнула.

– И дождались. Поднялось Новое откровение.

– Ага. Классическая динамика бедности, люди хватаются за что угодно. И если выбор стоит между религией и революцией, правительство с удовольствием отойдет и пустит священников развлекаться вволю. Впрочем, во всех деревнях и так была жива религиозность. Аскетичный образ жизни, строгий социальный порядок, патриархат. Общество прямиком из гребаной Шарии. Оставалось только одновременно ударить боевикам Откровения и экономическому спаду.

– И что случилось? Она оскорбила почетного самца?

– Нет. Не она, ее дочь. Какой-то несчастный случай на рыбалке. Подробностей не знаю. Она погибла. В смысле, с возможностью восстановления по стеку, – снова вспыхнула ярость, замораживая все внутри головы ледяными брызгами. – Только, конечно, это было запрещено нахрен.

Какая ирония. Когда-то бичом земных религий были марсиане, знание об их дочеловеческой межзвездной цивилизации возрастом свыше миллиона лет развеяло представление человечества о его месте в общем миропорядке. А теперь марсиан узурпировало Новое откровение, поставило вместо ангелов: «Первые божьи крылатые создания – и ни следа стеков памяти в тех немногих мумифицированных телах, которые до нас дошли». Для разума, погрузившегося в религиозный психоз, вывод неизбежен. Новые оболочки – зло, порожденное в черном сердце человеческой науки, шаг прочь с тропы к загробной жизни и от божьего присутствия в нас всех. Богомерзость.

Я уставился на море. Слова падали изо рта, как пепел.

– Она пыталась сбежать. Одна. Йозеф уже гребанулся от веры, не стал бы помогать. Тогда она забрала тело дочери, одна, и угнала скиммер. Отправилась на восток вдоль побережья в поисках канала, чтобы срезать путь на юг, до Миллспорта. Ее догнали и притащили назад. А Йозеф им помогал. Ее усадили на кресло наказаний, которое священники поставили посреди деревни, и заставили смотреть, как они вырезают стек из позвоночника ее дочери. Потом то же самое сделали с ней. Пока она была в сознании. Чтобы могла проявить благодарность за свое спасение.

Я сглотнул. Было больно. Вокруг колебалась и текла человеческая суета, словно разноцветный идиотский прилив.

– Потом вся деревня праздновала освобождение их душ. Доктрина Нового откровения гласит, что стек памяти следует расплавить, чтобы изгнать демона. Но на Северной косе бытуют свои суеверия. Они взяли стеки на двухместную лодку, запечатали в отражающий сонары пластик. Проплыли пятьдесят километров в море и где-то по дороге священник-старец выкинул их за борт. Он не знал курса корабля, а рулевому запрещалось знать, когда выкидывают стеки.

– Кажется, система, доступная для коррупции.

– Может. Но не в этом случае. Я пытал их обоих до смерти, а они ничего не смогли сказать. У меня было больше шансов найти стек Сары, если бы на него опрокинулся весь риф Хираты.

Я почувствовал ее взгляд на себе и наконец обернулся ему навстречу.

– Значит, ты там был, – пробормотала она.

Я кивнул.

– Два года назад. Отправился на ее поиски, когда вернулся с Латимера. Нашел только Йозефа, хнычущего у ее могилы. От него все и узнал, – мое лицо дернулось от воспоминания. – В итоге. Он выдал имена рулевого и исполнявшего обряд старца, так что их я нашел следующими. Как я уже говорил, ничего полезного они сказать не смогли.

– И что потом?

– А потом я вернулся в деревню и убил всех остальных.

Она чуть качнула головой.

– Кого остальных?

– Всю деревню. Каждого ублюдка, кого смог найти, кто был взрослым в день ее гибели. Инфокрыса в Миллспорте подняла для меня файлы по населению, имена и лица. Всех, кто даже пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь. Я взял список, вернулся и вырезал их всех, – я посмотрел на свои руки. – И парочку тех, кто встал на пути.

Она смотрела на меня так, словно не узнавала. Я раздраженно отмахнулся.

– Ох, хватит, Вирджиния. Мы оба делали вещи похуже на стольких планетах, что я уже и не вспомню.

– У тебя же память чрезвычайного посланника, – ответила она онемело.

Я снова отмахнулся.

– Фигура речи. На семнадцати планетах и пяти лунах. И то поселение на Разбросе Невского. И…

– Ты забрал их стеки?

– У Йозефа и священников – да.

– Ты их уничтожил?

– С чего бы? Именно этого они и хотят. Ничто после смерти. Не возвращаться, – я помялся. Но теперь уже казалось бессмысленным останавливаться. И если я не смогу довериться Видауре, то не смогу довериться никому. Я прочистил горло и ткнул большим пальцем на север. – Там, на Болотном Просторе, у меня есть друг из гайдуков. Среди прочих бизнес-предприятий он разводит болотных пантер для бойцовских ям. Иногда, если они хороши, он оснащает их стеками памяти. Чтобы загружать покалеченных победителей в свежие оболочки и повышать шансы.

– Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.

– Ага. За плату он берет стеки, которые я приношу, и загружает их владельцев в пантер, которые теряют хватку. Мы даем им время пообвыкнуться, а потом пускаем в дешевые ямы и смотрим, что будет. Этот друг неплохо зарабатывает на матчах, где известно, что в пантер загружены люди; оказывается, в бойцовских кругах сложилась целая извращенная субкультура, – я наклонил кофейную банку, изучая остатки на дне. – Думаю, они уже все посходили с ума. Вряд ли весело, когда тебя заключают во что-то настолько чужеродное, не говоря уже о сражении зубами и когтями не на жизнь, а на смерть в грязной яме. Сомневаюсь, что в человеческом разуме остается сознание.

Видаура опустила взгляд на колени.

– Так ты себе говоришь?

– Нет, просто теория, – я пожал плечами. – Может, я и ошибаюсь. Может, сознание остается. Может, его остается предостаточно. Может, в самые ясные моменты они думают, что попали в ад. Меня устраивает и так, и так.

– И как ты это финансируешь? – прошептала она. Я отыскал где-то в себе зубастую улыбку и натянул ее.

– Ну, вопреки общему мнению, отчасти то, что случилось на Санкции IV, кончилось для меня неплохо. На отсутствие денег не жалуюсь.

Она подняла взгляд, лицо изменилось куда-то в сторону гнева.

– Ты заработал на Санкции IV?

– Вполне заслуженно, – сказал я тихо.

Ее лицо несколько разгладилось, когда она подавила гнев. Но голос все равно звенел.

– И этих денег хватит?

– На что?

– Ну, – она нахмурилась. – Чтобы закончить вендетту. Ты охотишься на священников из деревни, но…

– Нет, это было еще в прошлом году. Много времени это не заняло, их там было немного. На данный момент я охочусь на тех, кто состоял в Духовенстве Магистров, когда ее убили. Это уже надолго; их много, они в старших санах. С лучшей защитой.

– Но ты не планируешь останавливаться на них?

Я покачал головой.

– Я вообще не планирую останавливаться, Вирджиния. Они же не могут мне ее вернуть? Так зачем мне останавливаться?