Лёгких дорог не нам выбирать…

По выходу из пролива Скагеррак в назначенном месте черноморских пароходов не оказалось. Контр-адмирал Николай Иванович Небогатов по этому поводу не сильно переживал – они могли пойти с опережением графика и самостоятельно проследовать в Баренцево море. Могли отстать (что более вероятно), и дожидаться их адмирал не собирался.

«Нагонят!»

Порадовала немецкая пунктуальность – угольщики ожидали в нужной точке и в срок.

Из Петербурга пришли подробные инструкции по бункеровке методом «борт в борт», адмирал послушно попробовал, удостоверился в бо́льшей эффективности, но дело зарубили немцы, опасавшиеся при качке повредить свои суда.

Уже выйдя в Северное море, Небогатов (при основном приказе – довести корабли до нужного места) даже смог провести учебные стрельбы с активным маневрированием. Несмотря на то что графики трещали по швам – всё же бункеровка отняла непозволительно много времени.

Ещё на берегу, перед выходом отряда, среди штабных всё ходили разговоры «уголь, уголь!», но Николай Иванович не увидел никаких сложностей. Вообще!

Не оправдались опасения, что будет стоять выбор – либо закидывать уголь в прожорливые топки броненосцев, выжимая лишние узлы, и потом тратить время на незапланированную догрузку, либо держать приемлемый ход, расходуя топливо чуть экономичней.

Ориентироваться приходилось на самый медленный транспорт. А точнее, на задерживающий весь отряд буксируемый «Ермак».

Единственное разногласие – все три броненосца имели разные аппетиты, и при поддержке одинакового хода расход угля весьма разнился.

В конце концов, потом, уже на выходе из Норвежского моря, получив расчёты штурмана, Небогатов приказал главным силам уходить вперёд, оставив суда обеспечения в догоняющей позиции.

Их, кстати сказать, следом нагнали пароходы Доброфлота и суда немецкой компании «Гамбург-Америка лайн», осуществлявшей доставку угля.

На траверзе норвежского Бергена за эскадрой увязался британский броненосный крейсер, трёхтрубник типа «Кент». Отметился надлежащими морскими формальностями и ушёл на приличествующее удаление в двадцать пять кабельтовых.

Резвая «Аврора» покрутилась вокруг него да около, но по приказу вернулась на оптимальную дистанцию.

«Англичанин» (это оказался крейсер «Бервик») какое-то время то шёл в кильватере, то обходил с траверза, ведя шифрованные переговоры по беспроволочному телеграфу.

– Всё о нас докладывает, мерзавец: состав, скорость, курс и… – контр-адмирал Небогатов, оглянувшись на замыкающих – связку буксир-ледокол – «Роланд» – «Ермак», болезненно скривился, – …и состояние.

Командир флагмана – эскадренного броненосца «Князь Суворов» капитан 1-го ранга Игнациус на это замечание только неопределённо повёл плечами, ничего не ответив.

Для него (да и для всех офицеров эскадры) этот поход на Север, с дальнейшей перспективой пробираться через арктические льды, казался верхом абсурда. В газетные сплетни о якобы ожидающем их на Севере мощном американском лёдопроходном судне никто особо не верил. А единственный известный ледокол «Ермак», уже бывавший в тех водах – вон он… беспомощно тащится на буксире.

В кают-компании под закуски выдвигали различные версии. Например: «Наш поход – сие есть большая и хитрая провокация, господа! Дабы запугать противника и вынудить его… в общем-то, сдаться. Ха-ха!»

«Очередная глупость, – подумал об этом предположении Игнациус, – макаки оказались крепким орешком и, естественно, от нашего “арктического чи́ха” сдаваться не станут. Наверняка что-то мог бы прояснить адмирал (его-то уж точно просветило высшее командование), но Небогатов какой-то постоянно смурно́й и совершенно неразговорчивый. Однако ж, чёрт меня побери, если никто никуда не идёт (имеется в виду в ледяные просторы), к чему ж такое серьёзное оснащение и подготовка к суровым морозам?»

Для организации кораблей к переходу северными морями в экипажи были включены офицеры, имевшие полярный опыт. С особыми полномочиями. И Игнациус уже успел поругаться с прикомандированным на его «Суворов» лейтенантом, предъявившим такие требования и меры, что превращали наконец-то приведённый в боевой порядок корабль в «законопаченную избушку на курьих ножках», как отметился по этому факту старший офицер.

«Так что же, неужели нам действительно предстоит это сделать?» – Игнациус украдкой кинул взгляд в сторону командующего, словно ожидая, что тот вот именно сейчас разразится откровениями. И неожиданно натолкнулся на такой сердитый взгляд, что ему даже обсуждать эту тему расхотелось.

«Что это с ним, – удивился капитан, зная контр-адмирала как человека непритязательного и лаконичного, – неужели этот “британец” так вывел из его себя? Или сдерживающая нас “гиря” в виде “Ермака” на буксире?»

На самом деле Небогатов тоже терзался неведеньем и непониманием. Ему в этом плане на эскадре было тяжелее всех – если уж остальные господа офицеры были уверены, что «наш Николай Иваныч всё знает, но загадочно отмалчивается», то сам-то он точно знал, что «ни черта не понимает». От этого нервничал и плохо спал.

Выполнив свою миссию, «Аврора» и «Донской» отсемафорили «счастливого плавания», выписав циркуляцию, ходко помчали домой.

Выше к норду погода начала портиться. Завывал ветер, цепляясь за угловатые надстройки и мачты. Небо затянуло тучами, пошёл дождь, упала видимость. Вскоре в этой серой пелене потерялся и «британец».

От берегов Норвегии держались на приличном расстоянии. Видимо, поэтому только проходя мимо группы островов (крайний, по указанию штурмана – Сторфьеллет), повстречали первую рыболовецкую шхуну.

«Норвежец» вывалился из тумана в 15 кабельтовых, наверное, опешил от вида трёх серых, при орудиях, утюгов. Шёл некоторое время параллельным курсом, естественно отставая, пока снова не канул в мареве.

Примерно после прохождения семидесятой широты ветер начал крепчать, и по мере следования на северо-восток только усиливался. Даже на бронированных крепышах чувствовалась качка. Вровень с ними пошатывало нагруженный транспорт «Смоленск».

Каково при этом было всего лишь тысячетонному «Роланду», а уж как себя ощущали на «Ермаке», «болтающемся как сосиска на верёвочке», можно только представить.

При этом резко упала температура, пошло сквозящее оледенение, и теперь экипажи воочию познали всю неистовость и жестокость пронизывающего холода арктических широт.

Через час ветер совсем разыгрался – шторм был пусть и средненький, но основательно неприятный.

Капитан «Ермака» вынужденно приказал подрабатывать машинами, чтобы спрямить движение ледокола.

Целых семь часов стихия выматывала людей, качая, болтая на волнах корабли, суда и вестибулярные аппараты. И только когда отряд перевалил за крайнюю северную точку, огибая Скандинавский полуостров, преодолев условную границу Норвежского, войдя в Баренцево море… только тогда ветер смирился.

Дядька Баренц оказался более приветливым.

Барометр пополз стрелкой на «ясно». Тучи развеялись, очистился горизонт, наконец, выглянуло холодное полярное солнце.

Для немецкой команды «Роланда» и экипажа «Ермака» шторм оказался серьёзным испытанием, тем не менее от капитанов поступили вполне бравые доклады.

На флагмане штурман предоставил фактические координаты, расчет по времени прибытия к месту назначения.

Командующий ещё раз удостоверился, что по эскадре без происшествий. В том числе осмотрев с крыла мостика вверенные ему корабли. Распорядился:

– Поднять ход до «полного», – и кивнул в сторону отстающих, – эти теперь сами. «Смоленск» останется с ними на непредвиденный случай. Надеюсь, дойдут без приключений. Тут совсем немного осталось.

– Дымы́ с оста, – прокричал сигнальщик.

Все развернулись, подняв бинокли… однако до «неизвестного» было ещё далеко.

Три броненосца медленно отрывались от судов сопровождения, закоптив на 16 узлах. Небогатов не преминул провести учебные перестроения, выводя корабли, то строем фронта, затем снова колонной, меняя мателотов в ордере.

Без нареканий не обошлось.

Лишь по истечении часа в приближающемся корабле опознали британский крейсер «Бервик».

– Вот же прицепился, – пробормотал адмирал, опуская бинокль.

– А ведь он, господа, тут не оказией, намеренно нас сопровождает. Просто обогнал нас, скорей потеряв во время шторма, – подметил старший офицер, – пусть ему.

– Перед выходом, Авелан, – негромко проговорил Небогатов, откашлялся, – Фёдор Карлович недвусмысленно дал понять, что нам, там, в Баренцевом море, следует избегать подобных свидетелей.

– Думаете, на германских угольщиках нет шпионов на этот случай?

– Во-первых, то германцы, а не наши заклятые друзья… К тому же немецкие суда приняты в расчёт, и, если есть что скрывать, их вовремя уведут от ненужного гляда. А вот англичанин – это совершенно неудобный сопутчик.

Все ожидали, что адмирал ещё что-нибудь выдаст, но тот, помолчав немного, лишь добавил:

– Будет видно. Поглядим.

16 августа, с поочерёдной осторожностью направляемые буксирами, в Екатерининскую гавань вошли корабли Особого (арктического) отряда. Три эскадренных броненосца.

Через шесть с половиной часов подтянулись остальные суда, включая пришедшие с Чёрного моря пароходы Доброфлота «Воронеж» и «Владимир».

Немецкие угольщики остались на внешнем рейде – идти в гавань им нужды не было, да и тесновато там стало.

У причалов, в гавани стояла невообразимая суета. Помимо зевак, съехавшихся с ближайших окрестностей, включая Архангельск и Колу, высокопоставленных лиц, духовенства, иностранцев, представителей прессы, в порту шла напряжённая работа.

Корабли и суда стали под погрузку. Именно здесь, в Александровске следовало принять часть грузов специфического «северного» назначения: тёплую одежду, продукты. Тут распоряжались в том числе и опытные моряки-полярники.

Железной дорогой в Исакогорку прибыла партия снарядов, получивших заводскую переделку взрывателей. Их перегрузили и уже морским путём доставили сюда же. Теперь пароход «Архангельско-Мурманского товарищества» поочерёдно стоял борт о борт с каждым из броненосцев, получавших свою порцию.

Пристани Александровска не были приспособлены под такие крупные корабли, но «Смоленск», «Воронеж» и «Владимир» вполне себе притулились к причалам. Там тоже по сходням сновали туда-сюда люди, тащили мешки и ящики.

Формально за всё отвечал принимающий отряд новый командующий, но фактически организацией погрузки и прочей подготовкой к суровым условиям занимался Коломейцев уже в чине капитана 2-го ранга.

Поднявшись на борт флагмана, доложившись, Николай Николаевич пробежался по кораблю в целях осмотра его готовности к северному переходу и разорался в первом же кубрике:

– Ничего же не сделано! Помёрзнете же, сукины дети!

Часом позже все старшие офицеры кораблей и капитаны пароходов-транспортов были собраны в кают-компании на «Суворове», где присутствующий тут же адмирал Дубасов (крайне мрачный, если не сказать сердитый) уверил всё ещё сомневающихся, что «да, отряд действительно пойдёт Северным проходом в Тихий океан».

Как раз вернулся разведчик крейсер-бот. Его капитан доложил, что вплоть до пролива Карские ворота море свободно ото льдов.

– Там, господа, и произойдёт последняя бункеровка с немецких угольщиков, затем отряд примет под проводку американский ледокол. Сразу хочу сказать, что со всех будет взято письменное уведомление о неразглашении секретных фактов. Также в этом вопросе следует провести определённую работу с личным составом. Но об этом позже. Теперь! Ещё раз напомню, что впредь, а особенно при проводке кораблей и судов через льды, в караване следует выполнять рекомендации прикомандированных к вам офицеров-полярников, – Дубасов со значением взглянул на Коломейцева. – Более того, скорей всего, на корабли прибудут некоторые гражданские лица, имеющие опыт северного судовождения. Так вот, их приказы будете выполнять неукоснительно!

Дождавшись, пока стихнут короткие перешептывания и немного удивлённые возгласы, адмирал раздал капитанам и командирам листы:

– Здесь инструкции и подробные правила следования в караване вслед за ледоколом: скоростные режимы, дистанции, условные сигналы. Сии наставления вы должны выучить наизусть, как… как прилежные студиозы, – с совершенно серьёзным видом заявил Дубасов, – и, безусловно, выполнять, если хотите дойти до Тихого океана. Для изучения у вас есть двадцать часов здесь. Сутки… нет – полтора до Карских ворот. И некоторое время, пока нас будут пичкать углём немцы.

– Потом примете экзамен? – Игнациус стрельнул коротким взглядом в сторону Коломейцева, вспомнив свои перепалки с прикомандированным офицером-полярником.

И хоть вопрос был задан капитаном 1-го ранга исключительно осторожным тоном, Дубасов предположил скрытый сарказм, скорей на слово «студиозы». Хотел высказать что-нибудь резкое по этому поводу, но вмешался Коломейцев:

– Экзамен примет Арктика, господа.

– А пока всё, – холодно оборвал адмирал, увидев в дверях Престина, – все свободны. Точнее, занимайтесь своими обязанностями.

Дождавшись, когда все разойдутся, адмирал с вопросом посмотрел на капитана «Скуратова».

– Я передал им, – коротко известил тот.

– Что они сказали?

– Ничего особенного. «Будут думать».

«Чёрт, чёрт, чёрт! – Дубасов снова вернулся к разложенной карте. – Из-за этого “англичанина” и без того сомнительная секретность летит к чёрту!»

Адмирал в который раз обвёл карандашом кружок, примерно в 15 милях от входа в Кольский залив, где стоял британский крейсер. Тот самый, которого привёл на хвосте отряд броненосцев – «Бервик». Не стал паразит заходить в Александровск с «дружеским визитом». Понятно, по разным причинам. В том числе, видимо, потому, что не жалуют здесь англичан, тем более военных. После того что их головорезы тут учиняли во время Крымской войны. Люди помнят.

Чёрт! План, план! По плану немецкие угольщики должны были у Карских ворот разгрузиться и убираться восвояси. Лёд в проливе всё же какой-то имелся (по уверению капитана крейсер-бота) – нанесло ледяного крошева, прихваченного лёгкой, тонкой коркой, что даже «хромому» «Ермаку» по силам. Немцы если уж и захотят пошпионить – не полезут. Но «британец»! Вот этот может рискнуть. И тогда он увидит поджидающий за островом Вайгач ледокол пришельцев.

Мелькнула мыслишка: «Его бы, сукиного английского пса, взять да расстрелять из всех орудий да притопить самодвижущимися минами для верности. Но он даже на переходе (Небогатов заверял) и близко не подходил к отряду. А при сближении с “Авророй” намеренно держал дистанцию и вёл себя вызывающе, ворочая орудиями. Впрочем, не дай бог что – это ж война с Англией… А о выходе отряда его наверняка предупредят, есть достаточно способов, включая беспроводной телеграф и этих совсем как бы ни при чём норвежских рыбаков на шхунах, что отираются в гавани. И мимо него не пройти, тем более что ночи ещё такие короткие. С рассветом по дымам определит и догонит. Дилемма! Он не должен увидеть “Ямал”! Но как бы там не случилось, через двадцать часов отряд выйдет в море – слишком много на кону. Машина уже запущена».

Дубасов нервно пощипал ус, увидев, что Престин смотрит на него, отдёрнул руку – не смутился, просто не хотел показывать своего смятения. «Переговорить с господином Черто́вым лично? Пожалуй. Вдруг он что-нибудь предложит».

– Пойдёмте, – кивнул он капитану. Ещё раз прищурился на карту, окинул кают-компанию грустным взглядом: «Здесь мне уже нечего делать. Это уже не моя забота». И повторил, направляясь к выходу: – Пойдёмте!

Снаружи моросил мелкий, едва уловимый слепой дождь – совершенно белое, не греющее солнце мертвенными бликами ложилось на лоснящуюся мокрым палубу.

По трапам и мостикам броненосца громыхали башмаки матросов, слышались голоса команд и посвист боцманской дудки. Звякнули очередные склянки.

Доносились различные звуки и со стороны: гудки пароходов, работа паровой машины, проходящего мимо катера, окрики людей, с берега долетел колокольный звон.

Екатерининская гавань, наверное, ещё никогда не видела столько различных кораблей и судов разом – помимо бронированных туш и весьма немаленьких по размерам черноморских пароходов, воды залива буквально кишели различными баркасами, лодками, каяками, перевозящими мелкие грузы и просто зевак.

У правого борта броненосца качалась шлюпка со «Скуратова».