Назови мир настоящим

Восточнее Баренцева моря расположено Карское.

Примыкая к побережью материка на юге, с запада, севера, востока, море ограничено архипелагами Франца-Иосифа, Новая и Северная Земля.

Почти весь год покрытые льдом, летом, из-за таяния и значительного сто́ка рек, поверхностные во́ды Карского моря довольно распре́снены, а температура немного выше точки замерзания.

В начало этого лета просвет чистой воды от северной оконечности архипелага Новая Земля простирался не более чем на десяток километров. Затем шли разрозненные скопления плавающего льда, и только потом (примерно в 150 километрах выше к норду от мыса Желания) лежало монолитное ледяное поле.

Если последовать дальше, почти на те же километры, забирая к востоку к острову Визе, ледовой панцирь обрывался – массив, совершая медленный дрейф, поневоле огибал этот клочок суши, наваливаясь на береговой припай, образуя торосистость с одной стороны острова… а с другой приличную полынью, местами забитую ледяной крошкой.

Вот именно сюда пришёл «Ямал».

Карское море, в плане отсидеться в стороне, не привлекая к себе внимание, казалось вполне удобным. Встретить рыбаков и зверобоев далее к северу было практически нереально. В сравнении с морем Баренца, в Карском и условия для мореплавания не самые лёгкие – круглогодичные льды, и запасы рыбы беднее. Да и промыслы велись в основном ближе к прибрежной зоне в устьях рек.

Собственно говоря, для того чтобы скрыться с глаз долой, атомоходу достаточно было врубиться в ледяной массив на 15–20 миль и спокойно дрейфовать с ним в ожидании…

Первоначально так и планировалось, даже ледовую обстановку решили не проводить в целях экономии ресурса вертолёта.

Но тут подвязались со своей инициативой спецы из казанского ОКБ «Сокол», предложив проверить их технику в действии.

Мужики оказались толковые: подключились к судовой сети, передавая картинку с камеры беспилотника прямо на мостик, наладили обратную связь с капитаном. И Черто́в, наблюдая на экране вполне себе чёткое изображение, сразу попросил их взять на две шкалы к востоку, намереваясь осмотреть остров Визе. Причины у Андрея Анатольевича для этого имелись.

Поскольку остров ещё не был открыт, по крайней мере, официально, Визе – тихое место для стоянки. Хоть и далековато для оперативности от того же Александровска, Архангельска и остальной российской материковой цивилизации.

Но основной мотивацией была психология. Экипаж и без того ощущал неприятное чувство зависания в каком-то безвременье, когда своё время уже потеряно, с рубящим словом «навсегда», а новое их ещё не приняло. А тут ещё проглядывалась и давила некая депрессивная составляющая, когда болтаешься неприкаянный в море, или вовсе, вмёрзнув в лёд, дрейфуешь по воле гольфстримов и ветров. Поэтому капитан и решил как бы привязаться к этому, пусть и совершенно унылому берегу.

Ну, а обнаруженная БПЛА полынья так и совсем оказалась кстати.

Вообще Черто́в понимал, что несмотря на неоспоримый «железный» аргумент водоизмещением в двадцать три с лишним тысячи тонн, напичканный высокотехнологичными вкусностями, главное – это люди. И не только их знания и умения, а в неменьшей степени их устремления и просто настроения.

Это проявилось на первом же общем собрании, когда обсуждали сложившуюся ситуацию и дальнейшие перспективы.

– Сейчас я как никогда жалею, что мы не на военном корабле, – шепнул тогда начбезопасности, – случись подобное на моём «стратеге» – приказал бы, и все дела. Никаких тебе дебатов.

Начал капитан вроде и просто, но по-своему и весьма торжественно:

– Ждать, когда откроется «дырка обратно», уже резона нет. Нам здесь жить, и будем думать, как нам эту свою жизнь устроить хорошо, с пользой, и чтобы не было мучительно больно перед совестью… не сочтите за пафос.

Кают-компания вместила практически всех, немного потеснились, часть людей осталась на вахте. Естественно, не каждый спешил выразить своё мнение. Многие «плыли по течению», доверяя начальству, либо просто выжидая. Но совершенно неожиданно у некоторых прорезалась политическая позиция.

Споры начались ещё раньше, когда по экипажу кинули клич «искать всё что есть по истории этого периода». Припомнить умудрились всё: всё, чем пичкала советская пропаганда о прогнившем царском режиме с рохлей-сатрапом Николаем во главе… всё постперестроечное перебеливание и перечернивание, с пресловутым лучшим урожаем 1913 года, кровавым большевистским террором, «людоедским сталинским режимом» и другой крайностью – канонизированным страстотерпцем Романовым.

Сам капитан, просмотрев кучу материала, порой противоречивого, так и не пришёл к однозначной позиции.

– Я чёй-то не пойму, к чему весь этот балаган? – нашёптывал начальник безопасности, разглядывая спорщиков. – Мне это напоминает ток-шоу из телевизора. Только ведущего нет. Потому наисовершеннейший бардак.

– Пусть выговорятся. Истиной тут, конечно, не пахнет, но глядишь, чего-нибудь разумное и услышим.

– А как же это… как его – «в споре рождается истина»?

– Не рождается, – качнул головой Черто́в, – даже если кто-то и уступает, всё одно остаётся при своём мнении. Эх! Растянуть бы всё на недельку-другую для обдумывания и обсасывания деталей, но время-время – боюсь, оно не терпит.

– А ведь реально озадачились мужики! Послушай, о чём они…

– Ими движет инстинктивный рационализм.

– Это как это?

– Страх. Боязнь. Подсознательный поиск лучшей доли. Народная власть им более понятна. Даже если она потом стала «народной» – в кавычках. Но на начальном этапе за спиной маячит разагитированный пролетарий, который на па́ру с кухаркой станет управлять ядерным реактором. Оценил? «Шарашки» Берии и прочие «дела врачей» воспринимаются скорей номинально. Но и «благородия», заметь, не идеализируются – понимают… понимают, что технари никогда не станут ровней всяким князьям да графьям. И это тоже по-своему отталкивает и пугает. Но за всем этим стоит основное: обустройство, легализация, быт и… Вообще главный вопрос «как жить дальше будем, какова дальнейшая судьба?». Как же от этого понятия «судьба» сквозит тоскливой неизбежностью. Ненавижу это слово.

– А мне импонирует, что никто не заикнулся о «немытой России» и что только Европа достойный ценитель.

– Да? А я как-то и не обратил внимания, – Черто́в отвлёкся на свои бумаги, где у него под чёткими пунктами были обозначены ключевые моменты плана, – погоди, ща ещё пяток минут пар поспускают, я подытожу, и перейдём к насущным и первоочередным проблемам.

Дождавшись паузы, капитан встал и многозначительно вышел из-за стола, чем обеспечил внимание и наконец-то полное молчание. Потянув ещё минуту, стараясь встретиться с каждым взглядом, веско начал:

– Сейчас 1904 год. До революций и падения царизма, до полновесных лениных, троцких, сталиных и прочих бухариных ещё целых тринадцать лет. И не надо на меня зыркать! Поминаемый тут с пиететом товарищ Джугашвили сейчас, поди, где-нибудь на югах в районе Тифлиса банки грабит и до великого мыслителя-хозяина ещё не дорос. Всему своё время. Или вы хотите срочно из себя изобразить «строптивый ледокол» и качать права из Арктики? Или бежать искать господина-товарища Ульянова (не знаю, где там он – в ссылке или на Баден-Баден пивко с сосисками потребляет) и пытаться править его умные мозги, торопя революционные преобразования? А затем с двумя высшими образованиями по специальности физик-ядерщик вязать красный бант и идти на баррикады? Ничего не выйдет. Только напортачите. Должны понимать, не маленькие дети! Да и революции, пусть и за всеобщее благоравноправие, которые совершаются под шумок очередной войны и на деньги иностранных спецслужб, добрым делом назовёшь с натяжкой. Однако это не значит, что мне нравятся порядки, которые сложились в империи. И предупреждать царскую власть, расписывая во всех красках русский бунт, не совсем правильно будет. Царя Николая, узнай тот об ипатьевском расстреле, может и кондрашка хватить, а жандармерия и казаки сдуру кровью страну умоют… А кто там ещё заикнулся о том, чтобы поставить на другую лошадку? На кого там из великих? Сандро, Константин, блин! Не хватало нам вляпаться в дворцовый заговор! С ума сбрендили? Честно говоря, не хотел я принимать ничью сторону, но боюсь, совсем в стороне не отстоишься. А потому буду исходить из рационализма! Нам сейчас, как ни крути, следует опираться не на каких-то перспективных товарищей-большевиков, а на имеющуюся законную власть, которая нынче в силе. Для большей эффективности – непосредственно на самого главного сейчас в стране. Я имею в виду «хозяина земли русской».

Последнее намеренно произнёс с неприкрытым сарказмом и, получив дозу осклабившегося понимания, продолжил:

– Я тут слышал, дескать, «Николай Второй не очень решительный правитель, подвержен чужому влиянию»… в общем – пластилин. Так давайте возьмём его и вылепим что нам потребно, превратив его в нашего человека.

– Круто! – подали голос из зала. – Подпустят ли нас к телу?

– Николай любит всякие технические штучки. Уверен, заинтересуется и лично приедет посмотреть на «Ямал». Тут мы его и удивим… А если уж говорить о развитии страны в политическом, социальном и техническом плане… Я тоже на досуге проштудировал кое-что по царской России начала двадцатого века… Мне думается, что не случись войн и революций, «Ник номер два» тихой сапой без взбрыкиваний и горячки реформировал бы страну, один чёрт. Медленными шажками, долго и муторно, зато без крови. А то, что элита-дворянчики зажрались и нюх совсем потеряли… Ну, так эта сволотная коррупционная напасть, наряду с чиновничьим аппаратом, сопровождает властные элиты в любые времена. Везде и всегда они одинаковые. Что при царе. Что вспомните номенклатуру при Советах. Что при диком капитализме новой России в двухтысячных.

Свою концепцию о дальнейшем использовании потенциала под названием «Ямал» и его экипажа, то бишь нас, я уже озвучил – оказание технической помощи государству российскому. Знаниями и практикой. Как это провернуть наиболее эффективно, у меня только намётки. Ваши соображения и предложения будут исключительно приветствоваться. Как говорится, один ум хорошо, а семьдесят шесть… сами понимаете.

Но прежде… Есть точка зрения… Считаю, что мы просто обязаны внести свой посильный вклад в ход Русско-японской войны… И предложить Морскому Генеральному штабу (и, конечно, царю) ускоренно провести Севморпутём хотя бы часть Второй Тихоокеанской эскадры!

Все эти выразительные паузы в последнем заявлении капитана оказались напрасны – особого удивления не было. Либо ждали чего-то подобного, догадываясь… а скорей всего просто знали.

Поворчали слегка ратующие за смену строя, поминая непопулярность царского режима в связи с проигранной войной и суть – революционной предпосылки.

Кто-то заикнулся, что пара-тройка кораблей серьёзной роли не сыграют, когда вся война бездарно сливается генералами. Да поспорили опять немного – на тему того, что «импотентский проигрыш в войне заставил зачесаться кое-кого из генерал-адмиралов и приступить к реорганизации армии и флота, что хоть как-то подготовило Россию к Первой мировой».

И тут же пришли к общему мнению, что, дескать, «кому до́лжно, уже наверняка задумались, да и вообще – а на кой ляд мы тут? Показать им кое-чего из хроник, имеющихся на “Ямале” – “Цусиму”, подписание позорного мира, а то и кошмары “первой мировой бойни”. И пусть это будет не так восприниматься, как если испытать на собственной шкуре, но все же!.. Тем более что теперь-то вся история может пойти иначе, если с их помощью “накачать” Россию технологиями и прожектами».

В общем, по поводу проводки каравана Северным путём сомнений не возникло – дело знакомое, досконально понятное (хоть что-то привычное в их не совсем простой ситуации).

Но в остальном…

Всё-таки вопрос об обустройстве стоял на первом месте. Всё то же – как жить дальше будем? И где? Не вечно же на ледоколе сидеть?

И суть предложения капитана подводилась к этому – ещё раз пробежав глазами по своим распечаткам, он продолжил:

– Как я это вижу!!! Организация базы. Где-нибудь в укромном местечке на северах: в губе, бухте, заливе. С географией мы опять-таки с вами покумекаем, чтобы и «Ямал» мог стоять у берега, и была относительная отдалённость от всяких любопытных проходимцев. Но и чтоб совсем не у чёрта на куличках, с возможностью подтянуть телеграф и «железку». Я всё понимаю, Крым был бы предпочтительней. Север край такой – и климатически для людей тяжёл (кто поедет в холодрыгу?), и в плане энергозатрат на отопление, инфраструктуру и строительство дороговатым выходит. Но сама специфика атомного ледокола, а также необходимость секретности проекта, другого варианта нам не оставляет. «Ямал» же не бросишь – ледокол это наш козырь. Центр. Технический и информационный.

– А мне нравятся севера́, – ухмыляясь, вставил «свои пять копеек» начбезопасности, – в тепле я начинаю портиться.

– Но далее… – продолжил после смешков капитан, – для начала обустроить посёлок, с перспективой наукогородка и… НПК (научно-производственного комплекса). А почему бы и нет? Будем, так сказать, кузницей новых технологий и идей, затем внедряя всё на производства страны. А через патентацию что-то и в мире, зарабатывая. Копилка в этом отношении у нас на сто лет вперёд! Доход, как я уже говорил, будет делиться поровну. Не удивлюсь, если через какое-то время к нам станут проявлять повышенный интерес иностранные спецслужбы. Поэтому, естественно, и с самого начала организовать охрану в несколько эшелонов, с моря прикрыться вплоть до минных полей. Я не сгущаю краски. Те же англы, если не дай бог узнают и поймут, что мы такое!.. Могут запросто устроить набег, несмотря ни на что и всякие там международные правила.

Это не значит, что мы себя добровольно загоним за колючку. Создать надёжную службу безопасности, охрану, сопровождение. Всё одно торчать безвылазно на северах не получится. Наверняка будут командировки на заводы империи с внедрениями и новшествами. Да и регулярные поездки на юга к морям и пляжам я только приветствую. Но сразу скажу – нам разбегаться нежелательно. Держаться надо вместе. Иначе растянут, раздербанят нас по кусочкам. А то и грохнуть могут. В общем, всё это как предложение мы выкладываем самодержцу. И! Как себя поведёт Романов, какова будет его позиция, я предполагаю скорей из здравомыслия и логики. Проект грандиозен, и по масштабу задача более чем непростая. Сколько это будет стоить? Миллионы. Раскошелится ли царь? Раскошелится, если не дурак. И мы ещё подкинем месторождениями, а потом и технологии.

Капитан опустил голову к своим записям, пережидая, когда поднявшийся шум разобьётся на отдельные шепотки и можно будет снова, не напрягая голос, говорить.

– Собственно, следующими пунктами у меня и идут пока наброски – что мы можем предложить: по станкостроению, двигателям, системам связи, медицине. Есть техзадачи, которые можно внедрять уже сейчас и воспроизвести технологический цикл на уровне начала двадцатого века. Есть и на долгую перспективу. Что-то ещё откопаем из библиотеки или же у кого-то есть иные интересные идеи. Здесь у меня лишь свёрстано на скорую руку. А следует всё систематизировать, разложить по полочкам да по отдельным папочкам с просчётом ситуации… и так и эдак. Чем и предлагаю заняться всем, пока будем ожидать вестей и гостей из Санкт-Петербурга. Месяц в запасе у нас точно есть.

– Так что работы у нас непочатый кочан, – снова с улыбкой подыграл помощник по безопасности.

И закрутилось. Поначалу со скрипом, а потом поехало, покатило. Народ закусил удила, да ещё и с полным пионерским энтузиазмом. Стало интересно. Нашлись задачи «по душе» даже для морпехов. Даже для баб-с, которые с совершенно деловым видом что-то обсуждали о моде, всяких парфюмерных и других женских штучках.

Спустя трое суток «Скуратов» ушёл. До этого пароход исправно держался под бортом ледокола, прикрывавшего его от нет-нет да и накатывающихся под влиянием ветра и течений отколовшихся от пака льдин. Крупных айсбергов не попадалось, но от всяких блинчатых, заторошенных пришлось бы уворачиваться.

Трое суток «Ямал» и Скуратов» представляли собой гротескную контрастную парочку – ультрасовременный великан и старенький паровичок, совершающие совместный активный дрейф. Хотя… э-э-э… правильней будет вовсе наоборот, глядя со стороны реальности – вполне ещё ходкая парусно-винтовая шхуна и невесть как объявившийся атомоход из грядущего.

Неожиданно долго – целых три дня «убили» на обмозговывание и подготовку миссии в Санкт-Петербург. Хотелось выглядеть веско и основательно. И предоставить не просто набор «ярких бус для аборигенов», а хотя бы один-два конкретных проекта с возможностью реализации в разумные сроки. Но удивить тоже хотелось. Поэтому к очевидному в такой ситуации ноутбуку решили присовокупить самые оптимальные электроинструменты, удобный мини-сварочный аппарат, кое-что из радиоэлектроники, естественно озаботившись системами питания для все этого, стыдливо затирая шильдики с «мадэ ин чайна».

Особым пунктом шли образцы оружия с разным армейским тактическим обвесом, что имелся при морпехах.

Сама амуниция (уже упоминаемый «всесезонный комплект полевого обмундирования») и без того наверняка будет представлять интерес для имперских генералов. А лазерный дальномер, средства связи с мини-гарнитурой служили прекрасным высокотехнологичным довеском. К этому всему великолепию прилагался ещё и специалист. Лейтенант решил «пожертвовать» для такого дела своего первого помощника – старшего сержанта. Тот оказался весьма натасканным воякой, прошедшим и некоторые горячие точки. А вторым в делегации (точнее, первым) был инженер спецсвязи ледокола – тоже военный, но в отставке. В прошлом замотдела радиотехнической службы Северного флота. Серьёзный и суровый дядька, уже обросший жирком, но всё ещё крепкий на удар.

– Вот и будет тебе, Алфеич, охрана в поездке, – успокаивающе вещал капитан.

– Я сам кого хочешь заохраняю до́ смерти, – рыкнул тот в ответ. Недовольный – ехать в столицу империи не вызывался. Александр Алфеевич Гладков ещё при СССР в Краснознамённом флоте честно состоял в партии и был именно из тех, кто в случившемся ранее споре не очень жаловал самодержавие. Однако приказу подчинился, и у Андрея Анатольевича и толики сомнений не возникло, что капитан первого ранга запаса хоть на йоту отойдёт от выбранной политики – сделает и выполнит задачу, так как ему поставили. Военная дисциплина!

Совсем неожиданно огорошил медик: «Мы можем являться носителями опасных вирусов, против которых у предков не выработана иммунозащита».

Престин испытание пока держал нормально. Но это могла быть индивидуальная крепость организма. Поэтому посланцев в Петербург зарядили ещё и набором препаратов, с инструкцией и наставлением «на аборигенов не дышать», рекомендуя общаться вообще в марлевой повязке. Ага! Поди попробуй!

Но основной причиной задержки было желание капитана умолчать о некоторых фактах по революции и гражданской войне. И если из текстов можно было вымарать некоторые пункты, то документальные фильмы пришлось править весьма кропотливо. Тут была необходима определённая программка на компе, умение и терпение.

– Какое-то – и рыбку съесть, и… – не соглашался помощник по безопасности, – ни туда, ни сюда….

– Да не собираюсь я полностью скрывать информацию, – досадливо пояснял Черто́в, – дозировать хочу. Вот представь – поедет наш Алфеич…

– Я тут, – напомнил о себе инженер, подсаживаясь.

– Я понимаю, что ты тут… Ах-ха! И Ленин с нами. Но так вот, поедет наш Алфеич с морпехом к царю-императору. Обрисует очевидные причины поражения в Русско-японской: про снаряды невзрывающиеся, худые подъёмные механизмы главного калибра кораблей и прочее, прочее, прочее… куда войдёт (если быть честным до конца) и упоминание о вороватых великих князях, и про «безобразо-абазовскую шайку». Кто для императора какие-то пришлые-непонятные, и кто «милейший князь Сандро»? Кому он больше доверяет? А Абаза, а великий князь Алексей – дядюшка? Они рыбы в своей воде, у них там влияние и свои люди. Возьмут и вывернут всё так, что окажутся наши парни в Шлиссельбургской крепости. И ладно там всяких керенских и остальных заговорщиков из Временного правительства заложить, не жалко – м…даки знатные. А вот, например, Брусилов, поддержавший отставку царя? Толковый вроде ж генерал… сдавать его? А Ульянов-Ленин… умная ведь голова! Что смешного?

– Да так. Представился картавый в кепочке на броневичке…

– Да! Перестройка свергла кумира века с пьедестала, основательно раскатав и изваляв. Однако человек, выдавший столько трудов, книг, глупым быть не может по определению. Просто его бы ум, да в другое русло… А Сталин? Тот и вовсе был имперцем по сути. А каково будет господам офицерам вести своих матросиков против японцев, зная, что через десять с лишним лет эти самые матросики их самих пачками расстреливать станут? Хотя намекнуть бы не помешало, а то кто там… по-моему, адмирал Вирен сущий деспот был. Пару фактов расстрела особо ненавистных офицеров можно и подкинуть для краски.

– Кстати, – покачал головой начбезопасности, – нас в мореходке слегка просвещали по исторически-стратегической части. И про эту так называемую «шайку» есть большие сомнения. Какой-то Безобразов – от горшка два вершка, я в политической значимости имею в виду. Какие-то концессии лесные в Корее непонятные. Мало ли у нас в России лесов, чтобы лезть с бизнес-проектом в неспокойный регион? Сдаётся мне, была продуманная экспансия на Восток, торговые интересы в Китае и, главное, военные. Безопасность и охрана границ империи – под шумок коммерческого проникновения наводнить регион войсками, против возможной агрессии японцев. Стратегический плацдарм. И если бы Россия не полезла в Корею, Халхин-Гол и Даманский были бы уже в девятьсот пятом. Япошки планы имели обширные, вплоть до Иркутска, ещё тогда!

– Во-во, – согласился капитан, – так что наше дело дать факты, без комментариев. А если спросят, то говорить: «бытовало такое мнение». Я «википедиям» не очень верю. А то тут слышал вообще предложение, отправить в Петербург для чтения Пикуля и Новикова-Прибоя. Не хватало ещё судить об истории по беллетристике. Но однозначно было бы неплохо скармливать слона царю по частям. Сначала Русско-японская и первая революция. А что будет потом, покажем потом!

– Нас там тоже терзать будут не дилетанты, – выразил сомнение Гладков, – выпотрошат… Да и… всё та же психология. Людей интересуют в первую очередь они сами – любимые. Романов наверняка спросит о своей судьбе.

– А и скажи правду – канонизировали в святые. Представляю, как ему это польстит. А вот когда Ник уже к нам пожалует (в чём я уверен), вот тогда ему и следует выложить правду-матку. Рассказать о ненужной войне за интересы французов, о германском «дранг нах остен» и о тёмных делишках англичан не забыть. К чему привели страну зажравшиеся купчики и чиновники, холёные дворянчики, при помощи заграничных «друзей».

– А сам ампиратор будто бы ни при чём, – не преминул съязвить инженер, – его бы тоже носом ткнуть.

– Ты что! Ни в коем случае. Сам говорил про людскую психологию – она такова, что себя всегда оправдывают. А царь так и вовсе безгрешный небожитель.

– Не знаю. Считаю, что если ты взялся за хозяйство, «хозяин, блин, земли русской», то изволь вести это хозяйство, а не ворон щёлкать. В общем, как в жизни. Как с бабой.

– В смысле?

– Да как – женился ты и думаешь: всё, моя, никуда не денется, и так будет. Ан нет! Надо подвиги иногда совершать, цветы дарить… и на зарядку по утрам бегать – жирок сгонять. Иначе какая б ни была верная – свинтит к молодому-раннему. Так и империя. Не будешь с ней работать и радеть – просрёшь!

– Н-да-а, вот она сермяжная народная мудрость.

– А я серьёзно. В самодержавии есть одно неплохое качество – царю не надо ни перед кем бисер метать. И без того «это моя земля, мои люди, я о них забочусь». Беда в том, что даже если «хозяин» правильный, для его окружения народ всё одно быдло.

– Всё-то ты верно, Алфеич, излагаешь. Только ты там, в Петербургах, не наговори ничего лишнего. А тут мы к встрече подготовимся, с толком и расстановкой. Не знаю, хватит ли у нас силы повлиять на политику России, но замахнуться, конечно, хотелось бы.

Обобщить с высоты нашего исторического опыта плюсы и минусы демократии, достоинства и недостатки социализма. Конкуренции и планового хозяйства. Кстати, показать, чего страна достигла при более справедливом обществе.

– А у нас тут прям все такие специалисты по политической социологии…

– Есть же в империи умные головы – посадить пару десятков учёных мужей, всё это сопоставить, обсосать… Эх, мечты, мечты…

Ещё бы самому в этом во всём разбираться.

Все три дня тесно общались с Престиным, вызнавая у того в основном нюансы быта, общения и правил поведения эпохи. Его же стали обучать пользоваться современной радиостанцией, которую решили разместить на «Скуратове» – связь с материком была крайне необходима.

По запарке с идеей установки аппаратуры спохватились поздновато и переживали, как бы предки не спалили своими весьма вольными номиналами тонкую технику. Динамо-машина на пароходе вырабатывала постоянный ток, но эту проблему решили посредством обычного инвертора и аккумулятора с подзарядкой. А Гладков заверил, что натаскает Престина по пути на материк.

Наконец всё обговорили, подготовили, проверили, погрузили, попрощались.

Суда подудели, стали расходиться.

– Да не переживай ты так, Анатолич, – успокаивал начбезопасности, стоя рядом с капитаном, глядя вслед удаляющемуся «Скуратову», – я хоть и «за родину, за Сталина», но отправляй мы их не в «четвёртый-пятый» год, а в «тридцать седьмой», вот тогда бы валерьянку глотал. Всё ж мягкие они при Николашке были…

Через пять суток Гладков сообщил по радио: «Благополучно прибыли в Александровск».

В дальнейшем на связь выходил уже только Престин, регулярно, в обговоренное время сеансов. В основном передавая последние новости с Дальнего Востока.

Потянулось время в ожидании. Вполне привычное. Для ледокола обычная сезонная вахта (в том, оставленном времени) четыре месяца. Научные экспедиции длятся не намного больше. Однако нередко люди задерживаются на борту судна и на целый год. Так что лишний месяц или два ожидания особых проблем не вызвало бы.

Бултыхнули в воду становые якоря, реактор и вспомогательные механизмы перевели в щадящий режим. Вахты сменялись свободным временем, которое в большинстве теперь тратили не на развлечения, а…

– А для меня это развлечение! – обложившись журналами «Наука и жизнь», заявил старший мастер АППУ. – Понятно, что мы паразитируем на том, что уже придумано до нас… но как интересно. Чувствуешь себя великим изобретателем, практически творцом!

Не все, конечно. Несмотря на всеобщий энтузиазм, находились среди экипажа и откровенно скучающие и просто лентяи. И капитан уже видел в этом будущие разногласия, когда одни будут пахать, а другие просто получать то самое «в равных долях». Пока это не лежало так уж на поверхности, но задуматься следовало.

Для разминки рядом темнел остров Визе. Скучнейшее местно, вытянутое на 22 километра, в ширину – пять, покрытое пологими песчано-глинистыми холмами, всё ещё усыпанными снегом с проплешинами лишайника и ягеля.

Даже птицы, нередко встречающиеся на арктических островах в большом количестве, здесь наблюдались практически в единичных экземплярах.

При всём при этом находились желающие пройтись по нагромождениям береговой гальки и твёрдой землице с ружьишком. Или закинуть спиннинг с песчаного обрыва для удовольствия и разнообразия меню.

Не преминул спешиться и капитан. С ним увязался неугомонный старший лейтенант Волков, уже законно не расставаясь с «калашом», запрыгнув в резиновую лодку.

– «Земля Визе», – Черто́в явно говорил для морпеха, который был новичком в Арктике. – Владимир Визе предсказал её местонахождение благодаря записям и анализу дрейфа зажатой в 1913 году льдами «Святой Анны». И только в тридцатом году нога человека впервые ступила на этот остров – в ходе экспедиции Шмидта это был сам Владимир Визе. Я захаживал когда-то сюда на ледоколе. Сейчас у берега лежит основательный припай, а в наше время тут всё уже не так. Линия берега совсем иная. Из-за глобального потепления в летний период остров окружён чистой водой, и волны беспрепятственно подмывают, обрушивая песчаный берег. В год море крадёт у суши до восьмидесяти метров. Если помните, ходила история про так и не найденную Землю Санникова, фильм ещё был снят. Миф, но есть мнение, что она всё же была… просто её размыло. Вот такая маленькая северная Атлантида.

Ближе к берегу разводье было забито снежурой и напоминало кисель, но матрос на руле уверенно вывел лодку к вмёрзшему в припай нагромождению гальки.

– Дальше пёхом!

Выгрузились, прохрумкали по камушкам, затем снова по льду, и вышли уже на смёрзшийся песчаный берег с включениями битого плитняка. Поднялись чуть выше, дальше лежали лысые холмы высотой примерно 15–30 метров, в низинах и ложбинах белело и пока не думало таять.

Появление людей распугало даже редких птиц – из всех звуков только скрип наста под подошвами, редкие переговоры меж собой и тихий шелест ветра.

– Ни тебе даже белого медведя, – подал голос чуть поотставший морпех, пнув ботинком корку льда, выдав при этом хрусталики ледяных брызг. Ковырнул ещё, заинтересовавшись обнажившимся предметом. Наклонился, разглядывая:

– Ух ты, чёрт!

Потянув за край, лейтенант не без труда вытащил из-под снега железяку, оказавшуюся потемневшим стволом старинного карабина с расколотым деревянным прикладом.

– Эй, – не поднимая головы, позвал он остальных, сам не замечая, что в своей озадаченности даже голос особо не повысил. Осмотрев со всех сторон находку, протёр перчаткой место, где должно быть клеймо производителя. Что-то проступило, но тёмный налёт времени поддавался с трудом. Принялся с азартом скоблить чем придётся, скинув перчатку, и…

– Ау!

Нечаянно оцарапался о приклад до крови, совершенно по-детски тут же сунув повреждённый палец в рот. Однако своего добился – нашёл:

– Винчестер. Модель 1873. Ого!

И уже в полную силу крикнул:

– Эй!

– А вы никогда не думали, что мы находимся не в нашем прошлом, а в параллельной реальности? – спросил он у опередившего всех капитана.

Черто́в чуть не споткнулся от такой заявочки.

– Вы говорили, что до 1930 года сюда не ступала нога человека. А вот! – Лейтенант протянул находку.

Вокруг в молчаливом любопытстве столпились остальные.

– Так то же официально! – неуверенно возразил кэп, уставившись на находку. – Мало ли кого сюда из пропавших экспедиций занесло, после дрейфа или ещё как. А ещё есть поморы…

– Да нет, это не поморы, – кто-то уже осмотрел место и выковырял из снега изорванный ботинок. – Я такой фасончик в музее видел. Английская обувка.

– Ну да, – капитан задумчиво вертел в руках ботинок, разглядывая – слегка стоптанный, шнурок почти истлел, сбоку в голенище аккуратная сквозная дырочка, очень похожая…

– А ведь тут скорей всего произошла трагедия, похоже на пулевые, – и показал входное и выходное отверстия, – и это побуревшее пятно, вероятно, кровь. Почему же об этих останках больше нигде не упоминается? Может, действительно параллельная…

Потом хлопнул себя по лбу, оглядевшись:

– Блин. Ты чего меня пугаешь. Остров-то всё же осыпа́лся. И эти останки наверняка ушли в воду. Вот их потом никто и не обнаружил.

– Да я чё? Я ничё. Чего тут пугаться? – опешил от наезда лейтенант.

– А того. Представь, что это не наше прошлое и тут всё может идти как-нибудь по-другому. И все наши знания коту под хвост. То-то! – подчеркнул кэп, увидев понимание. – Кстати, а ничего так ствол. В нашем времени эта винтовка наверняка бездарно проржавела на дне, а тут смотри – вполне себе рабочий раритет. Чуть ржавчину почистить, новый приклад… Что тут на прикладе?

– Да… мелочи, – усмехнулся старлей, показывая оцарапанный палец.

– Видишь, даже не заряженное оружие пытается кусаться.

Неожиданно Черто́ву пришла мысль: «Как символично. Эх, старлей, а не отрыл ли ты топор войны? Вон и первая кровь, – и глянув на простреленный ботинок: – Точней уже не первая».

Потом на острове, и в частности на этом месте, пытались пошарить уже с лопатами и с металлоискателем, но кроме пары медных гильз и обломка кости, уж очень смахивающей на человеческую, больше ничего отыскать не удалось.

Кто был тот несчастный, чей «Винчестер» нашёл лейтенант, так и осталось загадкой.

Престин продолжал регулярно выходить на связь, в основном передавая вычитанную из газет информацию о ходе войны. Никаких особых расхождений с известной историей вроде бы пока не замечали. Также не было никаких вестей из Петербурга. Словно два посланца канули в неизвестность.

И только 18 июня по юлианскому календарю капитан «Скуратова» срочно известил, что выходит в море с гостями.

Ещё он репетовал полученную из Петербурга телеграмму, одно слово в которой было кодовым и несло успокоение – у отправленных в столицу ребят вроде всё нормально.

– Так! Что у нас есть по вице-адмиралу Дубасову Фёдору Васильевичу?

– Крутой мужик…

– Ты это «мужик» забудь и не вспоминай. И не дай бог ляпнешь такое вашему превосходительству. Да и друг дружку не следует так называть. Как говорится, не по чину.

«Ямал» проснулся, выбрал якоря, замолотил винтами, заворочался, взбаламутил ледовую кашу полыньи и неторопливо, оставив за кормой унылый берег, двинул в свою очередную белую дорогу.