Глава 6
О намеках и предчувствиях

Печально сознавать, но самым большим моим достижением за несколько часов беседы оказалось то, что я сумела удержать лицо. Не разрыдалась, не начала требовать невозможного, не стала возмущаться, а сумела принять новость об уходе Даора спокойно. Внешне. Даже слушала, кто что говорил, даже участвовала в этом разговоре и пыталась знакомиться с людьми, которыми Алый Хлыст собирался заменить себя. Того, кто казался незаменимым.

Люди, которых привел Даор, производили хорошее впечатление. Наверное, они были отличными специалистами, иначе Алый Хлыст не выбрал бы их, и действительно могли оправдать доверие. Умом я это понимала, поэтому старалась присмотреться к ним повнимательней, добросовестно выслушать и отнестись непредвзято. Последнее давалось особенно трудно: я просто не могла представить кого-то на месте Даора и испытывала сейчас иррациональное чувство обиды на этих незнакомых людей, как будто именно они повинны в том, что я вновь должна буду… осиротеть?

Это оказалось больно. Боль причиняла будущая потеря не гениального управленца и лучшего из возможных помощника, а человека, который за последние годы незаметно занял очень много места в моем сердце. Алый Хлыст и Ярость Богов стали мне по-настоящему родными, и вот через луну одного из них не станет. Больше всего мне хотелось разреветься, закричать, глупо протестуя против несправедливости этого мира, а я не могла себе позволить даже выругаться от души. Кажется, в этот момент я очень ясно понимала всю мучительность положения своего мужа…

Нет, если бы я позволила себе что-то подобное, никто и слова бы не сказал против и взглядом не выразил бы неудовольствия. Но я слишком привыкла к тому, что Даор все делает со смыслом, и порой слишком хорошо понимала мотивы его поступков: Алый Хлыст сообщил мне о своей скорой смерти в таких обстоятельствах и в такой компании именно для того, чтобы проверить мою выдержку. Это был экзамен для меня, один из многих. А позволить себе разочаровать этого человека я не могла, особенно теперь.

Думать о том, что будет после, я себе запрещала, иначе мне не хватило бы никакой выдержки. Время на это будет потом, ночью. Можно будет ругаться, плакать, бить посуду — но так, чтобы никто этого не увидел. Раз имела неосторожность родиться девочкой, то обязана сделать так, чтобы у окружающих было меньше поводов укорить меня за это.

Кажется, я уже вполне приобрела привычку давать волю чувствам только в собственной спальне, за закрытыми дверями, и стоило вновь поблагодарить богов за моего супруга. Не знаю, как бы я справлялась, окажись он не таким понимающим. Наверное, если бы я не могла себе позволить выплеснуть эмоции даже наедине с мужем, вскоре я бы просто сошла с ума — или нашла другую отдушину. И что-то подсказывало мне, что эта «другая» вряд ли оказалась бы милой и безобидной причудой. Почему-то настойчиво вспоминались визиты Ива в «Мертвую голову».

Сейчас я отчаянно жалела, что не догадалась усадить мужа рядом с собой. Наверное, имей я возможность украдкой сжать сильную широкую ладонь и почувствовать рядом тепло, уверенность, спокойствие мужчины, было бы легче. Я даже дала себе обещание завести еще одно кресло специально для супруга, чтобы оно стояло рядом с моим и никто не смел бы его занимать, но сейчас приходилось справляться самостоятельно.

И экзамен этот оказался трудным, гораздо труднее не только учебы, но даже венчания вместе с замужеством. Потому что к тем потрясениям я была хоть немного готова, а в остальном могла позволить себе плыть по течению и закрывать на происходящее глаза, впав в какое-то оцепенение и ничего толком не решая. Этот же удар оказался слишком внезапным и болезненным, а времени на осознание и принятие мне сознательно не оставили.

Да, конечно, у меня будет целая луна, чтобы привыкнуть к этой мысли. Если взглянуть с этой стороны, то нам всем еще очень повезло: никто не вечен, и боги дали нам возможность подготовиться и научиться жить без Алого Хлыста. Но для того, чтобы дойти до этой мысли, нужно было преодолеть первую реакцию, первые боль и страх. И доказать, для начала самому Даору, что я справлюсь, что меня хорошо воспитали, что все эти годы были потрачены с пользой и он со спокойным сердцем сможет оставить мне Вирату, которой отдал всю свою жизнь. Я сама с трудом в это верила, но выбора у меня не было никогда.

Мы говорили о многом. Даор, с нашего молчаливого согласия, вводил чужаков в курс происходящего, почти ничего не скрывая, и все потихоньку приглядывались друг к другу. Чужаки — к сильным мира сего в достаточно неформальной обстановке, мы — к незнакомцам, которые очень скоро начнут играть важную роль в жизни страны и всего мира.

Окончание «перерыва» неуклонно близилось, и вскоре пришла бы пора заканчивать знакомство, но разговор все равно оборвался неожиданно. После торопливого громкого стука в кабинет быстрым шагом вошел крепкий мужчина средних лет в цветах седьмой милии со знаками различия декатора и тут же преклонил колено, низко опустив голову.

— Прошу простить, сиятельная госпожа…

Следом вошла — даже почти вбежала — Рина, окинула нас всех немного шальным взглядом и, сбив мужчину с мысли и прервав его речь, коротко вскрикнула: «Ив!» — и бросилась к подскочившему при ее появлении мужу.

— Рина, что случилось? — растерянно спросил Ярость Богов, приобнимая женщину, а потом вдруг переменился в лице и коротко, сквозь зубы процедил: — Кто?

Ив на мгновение крепко стиснул плечи жены. Взгляд его заледенел, и в глазах отчетливо блеснуло Железо — как тогда, когда безумный регент впадал в ярость. По спине пробежал холодок; на мгновение почудилось, что фир сорвется.

— Не знаю, я ничего не успела понять, — невнятно проговорила Рина куда-то в грудь мужчины. — Все очень быстро произошло, я даже испугалась уже потом, когда все закончилось. Этот странный вихрь, а потом вдруг — мертвые тела…

— Декатор, поднимитесь и доложите толком, что произошло, — оборвал это неуверенное бормотание спокойный твердый голос.

Только через пару мгновений я сообразила, что голос был мой, — когда поймала одобрительный взгляд Даора и заметила мягкую улыбку в уголках его губ.

Ну да, все верно, в присутствии кесаря никто не смеет отдавать приказы без его разрешения. А я… наверное, после новости о скорой смерти Алого Хлыста осталось очень мало проблем и событий, которые могли бы пронять меня и всерьез вывести из равновесия. Во всяком случае, прямо сейчас.

Декатор хоть и робел в такой компании, но говорил внятно и по существу. Напали предположительно четверо. Троих убили защита, Райд и соглядатай-фир, отряженный присматривать за Риной. Четвертый сбежал, оглушив обоих охранников и угнав колесницу, но бросил ту неподалеку: слишком приметная.

Зачем он это сделал, если у самих злодеев поблизости осталась своя крытая повозка, декатор объяснить не мог. Вероятно, нападающий запаниковал, а потом опомнился. Единственное, что удалось пока доподлинно установить, — этот четвертый являлся даном, и сильным даном, потому что профессионал-охранник не сумел оказать ему достойного сопротивления даже при наличии защитного амулета. Увы, дальше обоих экипажей собаки след не взяли, и сразу найти какие-то зацепки не удалось — ни с помощью обыкновенного осмотра, ни с помощью чар.

Во дворец докладчик явился по двум причинам. Во-первых, решил, во избежание проблем, лично сопроводить сюда госпожу Ярость Богов — не отправлять же женщину после такого одну, а Райда забрали целители. А во-вторых, обо всех событиях, связанных с ближним кругом кесаря, офицеры седьмой милии были обязаны докладывать лично Даору, письменно или, в подобных чрезвычайных случаях, устно.

Пока Алый Хлыст и его будущий сменщик вдвоем расспрашивали явно смущенного таким напором декатора, я больше наблюдала за поведением Ива. Общую суть я ухватила, вмешиваться же в расследование не собиралась: нет ни смысла, ни сил, ни времени вникать в тонкости следственной работы.

А вот железяка меня беспокоил. Я не думала, что он на самом деле потеряет над собой контроль, тем более беда миновала и все закончилось хорошо, но состояние мужчины тревожило. Бледный, замерший, с крепко стиснутыми зубами и пустым холодным взглядом, добавлявшим декатору беспокойства, он больше напоминал мраморную статую, чем живого человека. И от окончательного окаменения фира, кажется, удерживала только прильнувшая к нему женщина, прячущая лицо на его груди. Ярость Богов обнимал жену бережно, осторожно, медленно поглаживая растрепавшиеся черные волосы, и было в этом жесте что-то неправильное, странное. Вскоре я поняла: неуверенность. Перед каждым прикосновением ладонь замирала, а дотронувшись — вздрагивала.

Окончившего доклад декатора отпустили с миром где-то через четверть часа, и отступал мужчина еще поспешней, чем влетел в кабинет.

— Господа, полагаю, на сегодня довольно. Рада была с вами познакомиться и очень надеюсь, что мы сработаемся, — обратилась я к чужакам.

Те совершенно не возражали, высказали ответные любезности и откланялись. С ними вместе отбыл и Голос Золота, негромко ворча, что беспорядочность в питании ведет к беспорядочности в голове, и остались самые стойкие.

Все это время Ив стоял почти неподвижно, продолжая смотреть в ту же точку. И, рассудив, что с мужчиной пока разговаривать бесполезно, я обратилась к его жене.

— Рина, как ты себя чувствуешь?

От звука собственного имени дана вздрогнула, после чего чуть отстранилась и обернулась. Выглядела она напуганной и растерянной, но в целом куда лучше своего мужа.

— Да я даже толком испугаться не успела, все очень быстро случилось. Хорошо, что Ив защиту поставил…

В этот момент наконец-то отмер и фир, опустил взгляд на Рину и рывком крепко прижал ее к себе, отчего женщина придушенно пискнула.

— Больше ни на шаг от меня не отойдешь! — шумно выдохнул мужчина.

— Да ладно тебе, — смущенно пробормотала дана, вновь немного отстраняясь. — Ну все же обошлось. Ты для того и поставил эту защиту, чтобы…

— Да не в защите дело! — раздраженно оборвал ее Ив. — Любая защита конечна. Будь у них время, подготовься они лучше, и она бы тебя не спасла! А меня не было рядом. Ржа меня побери, я ничего не почувствовал, понимаешь? Я даже не знал, что с тобой что-то… — он осекся на полуслове и опять крепче притиснул к себе жену.

— Сиятельная, может, мы пройдем в другое помещение? — с отчетливой насмешкой в голосе предложил Виго, с непонятным выражением лица разглядывая обнимающуюся пару. — Мне кажется, мы здорово им мешаем. Молодоженам стоит побыть наедине, а вот этот стол вполне подходит для выяснения отношений.

Стьёль усмехнулся и что-то сказал, а Виго в ответ развел руками и с достоинством проговорил:

— Когда-то и я был юн и горяч, не с рождения же я такой зануда.

— Мой дорогой друг, вы не зануда, вы циник и язва, — назидательно проговорил Даор, пряча в уголках губ улыбку. — Пока вы не подали голос, все было хорошо, а теперь вы смутили бедную девочку, которой и так сегодня досталось.

— Полагаешь, если бы они увлеклись и успели самостоятельно оценить удобство стола, девочка смутилась бы меньше? — ехидно спросил Гнутое Колесо.

— Я не думаю, что даже в помраченном сознании Ив посягнул бы на стол кесаря, особенно в присутствии этого самого кесаря. В конце концов, наш железный друг уже вполне излечился от своего недуга, а любовь хоть и толкает на безумства, но все ж таки в меньшей степени, — уверенно сообщил Алый Хлыст. А после, тщательно выдержав паузу, добавил насмешливо: — Ну и, кроме того, кресло ближе.

— Хватит зубоскалить! Старые шакалы, — проворчал Ив, но беззлобно, уже вполне успокоенно, после чего действительно шагнул к креслу, увлекая за собой пунцовую от смущения Рину. То есть своей цели — разрядить обстановку — Гнутое Колесо добился в полной мере.

— Действительно, — поддержала я железяку, а после добавила вполголоса, с сомнением оглядев упомянутый предмет мебели: — К тому же этот стол, по-моему, слишком низкий для удобного выяснения отношений. При росте-то Ива!..

Старшее поколение переглянулось, Виго пакостно захихикал, а Даор лишь тонко улыбнулся и слегка склонил голову.

— Испортили девчонку, — тяжело вздохнул Ив, бросив на меня насмешливый взгляд.

— Возражаю! — откликнулся Виго, подняв руку. — Даже не пытались, у нее для этого имеется законный супруг. Засим предлагаю закрыть тему и оставить выяснение достоинств и недостатков стола его хозяйке.

— Разумно, — похвалил Даор. — Тем более я, с вашего позволения, хотел бы задать прекрасной жертве нападения еще один вопрос. А зачем, собственно, алмаз неграненый вдруг отправилась в храм Немого-с-Лирой и чем занималась в этом бесспорно достойном, но довольно скучном месте добрый час?

— Храм! — тут же оживилась Рина и даже о смущении своем как будто забыла, даром что продолжала (к моей искренней зависти) сидеть на коленях у мужа. — Мне подумалось, что большой беды не будет, если попросить совета у богов. Или подсказки. Ну, по поводу чернокровия. Из-за отца я пыталась выяснить побольше про этот недуг, но книги тогда не помогли, хотя у меня сложилось впечатление, что это не болезнь. То есть не совсем болезнь или по меньшей мере совсем не такая, как прочие… — Под пристальным вниманием всех присутствующих дана опять смутилась и замямлила, но потом нахмурилась, одернула себя и все-таки продолжила: — Так вот, я понимаю, что мысль не нова и не оригинальна, но я решила, что большой беды от обращения к богу не случится. В конце концов, никто же не заставлял его мне отвечать!

— А он ответил? — вопросительно вскинул брови Виго.

— Мне кажется, да. Я услышала в храме музыку, а как только узнала песню, все прекратилось и появилось ощущение, что больше мне там делать нечего. Очень старая баллада, ее наверняка все слышали. Называется «Искры раздора».

— Припоминаю, — медленно кивнул Даор. — Действительно, вещица скорее древняя, чем старая, и очень назидательная, больше похожая на притчу. Стихи, как и всегда в подобных случаях, довольно посредственны, но ценна мысль и тот изумительный факт, что песне этой не намного меньше лет, чем самому миру.

— А можно краткое содержание для тех, кто не в курсе? — вставила я. — О чем она?

— О, изумительно жизненная история. Некие дан и фир имели неосторожность поспорить, чей дар важнее и кто из них сильнее. Она не очень длинная.

— Дайте угадаю: в конце все умерли? — со смешком уточнила я.

— Разумеется. — Алый Хлыст улыбнулся уголками губ. — Это ведь старая баллада. Закончилось все тем, что дан убил фира и сам умер, лишившись Искры. Если будет время и желание, можно попросить Халу, он знает балладу целиком и исполняет ее, на мой вкус, очень достойно и исключительно проникновенно.

— И какую подсказку может нести в себе подобная история? — озадачилась я.

— Пока не знаю, — развел руками Алый Хлыст. — Нужно освежить в памяти строки.

— То есть это на самом деле может быть подсказка? — уточнила Рина, явно не ожидавшая, что ей так легко поверят.

— Почему нет? — неопределенно пожал плечами Даор. — Немой-с-Лирой — своеобразный бог. Не исключено, что это оказалась именно та лазейка, о которой предупреждала Идущая-с-Облаками.

— Стьёль? — я вопросительно посмотрела на мужа. — Уж если кто у нас и понимает этого бога, так это ты.

Альмирец в ответ криво усмехнулся, пожал плечами, но потом все же ответил — через переводчика в лице Виго.

«Поручиться не могу, но это в его духе. Он же не может говорить с паствой, поэтому обычно не является лично. Знаки, символы, намеки… Мне кажется, только Знающему он показывает нечто вполне конкретное и ясное, буквально вкладывая в голову, а остальным остается толковать образы. Рина — бард, поэтому для нее облечь знак в звуки было, наверное, проще всего».

— А почему остальные боги почти не участвуют в жизни смертных? — негромко проговорила дана, нарушая повисшую после слов Стьёля задумчивую тишину. — Особенно Обжигающий Глину. Жрецы ведь учат, что именно он — главный создатель мира, но ему как будто наплевать. Да и Смотрящий-за-Дорогами — покровитель судеб, а он, по-моему, вообще никогда не общается с людьми и не отвечает на молитвы…

— Вот тут я склонен возразить, дитя, — Даор качнул головой. — Рука Смотрящего-за-Дорогами ощущается очень явно. Причин, по которым бог не является пастве, нам не постичь, однако тот факт, что мы собрались здесь именно таким составом, наверняка можно считать его заслугой. Слишком много счастливых совпадений, уж вам ли с Ивом не знать. А Обжигающий Глину… непонятный бог. Старый бог. Оставим его роль и суждение о ней жрецам и не будем уповать в своих делах на тех, в ком нет уверенности.

— Предлагаю вернуться к подсказке, — напомнила я присутствующим. — У меня осталось не так много времени для разговоров, — добавила я чуть виновато. Честно говоря, продолжать болтать о чем угодно в этой компании было, на мой взгляд, гораздо приятнее бесконечной череды новых лиц, но значение слова «надо» я понимала прекрасно.

— Предлагаю вернуться к этому вопросу чуть позже, — возразил Алый Хлыст. — Нужно все обдумать и поговорить со специалистами. А оставшееся время вам, сиятельная, следовало бы потратить на отдых и обед.

— Пожалуй, — вздохнула я, признавая правоту советника. — Составишь мне компанию? — неуверенно обратилась к мужу. Тот в ответ коротко кивнул, и это послужило сигналом для остальных.

Через четверть часа мы остались вдвоем, а на небольшом столике за ширмой в углу источал приятные запахи наш обед, принесенный расторопными слугами. Есть мне действительно хотелось, но совсем не хотелось шевелиться.

Когда дверь за последним посетителем закрылась, на меня навалилась тяжелая, мучительная усталость. За шуточками советников, за вестью о новой неприятности и бодрым обсуждением божественных откровений главная новость сегодняшнего дня подзабылась, а теперь вот вновь вылезла на поверхность. Даор держался так же легко и уверенно, как всегда, и было очень легко забыть о том, что он обречен.

Невидящим взглядом сверля стол, я даже не заметила, в какой момент Стьёль поднялся с места и подошел ко мне. Почувствовав тяжелые ладони на плечах, я вздрогнула от неожиданности — и прикрыла глаза, наслаждаясь ощущениями. Уверенные сильные пальцы чуть сжали мои плечи — скорее лаская, чем действительно разминая, — огладили шею, с мягким нажимом провели за ушами, и от этого прикосновения по коже пробежали мурашки. Осторожно, чтобы не растрепать прическу, Стьёль слегка помассировал кожу головы кончиками пальцев, и его руки двинулись в обратный путь.

Когда ладони мужчины вновь оказались на моих плечах, я перехватила одну его руку, прижалась к ней щекой, зажмурилась, слегка потерлась. Прикосновения были приятны, но гораздо более важным и нужным было сейчас само присутствие мужчины рядом.

— Спасибо, — шепнула тихо. Боялась, что, если заговорю громче, голос непременно дрогнет, а следом все-таки прольются слезы, на которые я сейчас не имела никакого права. Да и времени, пожалуй, тоже не имела.

Люди умирают. Даже лучшие из лучших. Нужно учиться это принимать…

Стьёль осторожно пожал мою руку и в следующее мгновение потянул за собой в сторону накрытого стола. Разумеется, возражать я не стала. В отдельное кресло муж меня, правда, не пустил, устроил у себя на коленях, и за это я была еще более благодарна.

Первое время мы даже не целовались, а действительно увлеклись обедом. Сидеть вот так, есть с одной тарелки и молча ощущать рядом чужое тепло было не просто уютно, а удивительно легко и правильно. Альмирец ощущался в это время очень родным и близким, как будто связывали нас не несколько дней знакомства, а по меньшей мере десяток лет брака.

Насущные потребности на некоторое время вытеснили прочие мысли, но постепенно я все больше внимания стала уделять не содержимому тарелки, а мужу.

Вот еще странность: прошло всего несколько дней, а мне уже кажется, что я знаю Стьёля до каждой черточки, помню наперечет все мимические морщинки и с закрытыми глазами с одного взмаха сумею повторить строгую линию скул, горькую складку в уголках губ, хмурый росчерк бровей.

— Можно, я тебя нарисую? — спросила, повторяя пальцем линию самого длинного шрама.

Стьёль, до сих пор находившийся мыслями где-то не здесь, уставился на меня с недоумением, вопросительно вскинув брови.

— Во время учебы у меня порой оставалось свободное время, и большую его часть я тратила именно на рисунки, — пояснила я, улыбаясь уголками губ. — Учителя говорили, у меня талант. Ну так что, можно? Правда, не сейчас, попозже. Может быть, вечером, если будет время…

Мужчина коротко кивнул, продолжая меня разглядывать. Потом ищущим взглядом окинул письменный стол, прекрасно видимый с нашего места, запнулся обо что-то, но потом поморщился и, вздохнув, легко поцеловал меня в уголок губ.

— Ты хотел что-то спросить? — сообразила я. Стьёль кивнул, усмехнулся, а потом все же попытался задать вопрос жестами. Не теми, правильными, из которых состоял язык немых, а более наглядными. — Ты хочешь посмотреть рисунки? — перевела я, искренне надеясь, что радость в голосе оказалась не чрезмерной. — Конечно, с удовольствием!

Не могу сказать, что своего увлечения я стеснялась: прекрасно знала, что для непрофессионала рисую очень неплохо и показывать работы было не зазорно. Просто я вдруг поняла, что очень хотела бы поделиться с мужем этой важной лично для меня частью собственной жизни, но боялась, что он отнесется к ней скептически, и потому стеснялась навязываться.

Стьёль улыбнулся, тепло и чуть насмешливо, слегка качнул головой в такт каким-то собственным мыслям и отставил пустую тарелку на стол, а потом аккуратно обхватил мое лицо ладонью и поцеловал в губы — нежно, осторожно. Я с готовностью прильнула к нему, ответила с жаром и искренним удовольствием.

За считаные мгновения огонек нежности разгорелся в лесной пожар желания. Стьёль какое-то время еще пытался держать себя в руках и обнимал меня почти целомудренно, за талию. Но когда я, распустив ворот на его рубашке, недвусмысленно потянула ее вверх, встретил это понимающим смешком и отреагировал совершенно правильно.

А дела… А что дела? От меня вообще-то все ждут законного наследника, и это тоже очень важное дело! И, в конце концов, что я могу поделать, если в объятьях мужа все посторонние мысли из моей головы улетучиваются? Кроме того, такой способ сбросить напряжение всяко лучше истерики.

А по поводу стола я угадала, он действительно оказался слишком низким.

С самого начала, еще когда забирал юную дану из Да лена, я ожидал чего-то подобного. Запрещал Рине одной покидать дворец, неизменно навешивал на нее защиту, не возражал против охраны и интриг Даора. Но сейчас, когда ожидаемое случилось, выяснилось, что я был совсем к этому не готов.

Мысль, что Рину могли убить, а я был бы бессилен помешать просто потому, что находился далеко, терзала меня. От нее в груди образовалась мучительная сосущая пустота, которая болезненно ворочалась и заставляла сердце сбиваться с ритма. Непривычное, неприятное ощущение, которому я не мог подобрать названия и с которым не мог бороться.

— За мной что, в самом деле следили? — нарушила тишину Рина.

— Ты против? — спросил я излишне резко. Я понимал, что женщина уж точно ни в чем не виновата, но эмоции настойчиво искали выход.

— Нет, что ты. Это ведь для моей же безопасности, — с обезоруживающим спокойствием ответила она. — Просто любопытно, как он делал это настолько незаметно. Или он следил только за пределами дворца?

— Честно говоря, я не в курсе, — признался я со вздохом, стараясь все же взять себя в руки. — Этим занимались Даоровы «котики». Как, впрочем, и всеми подобными вещами.

— Я вот еще что хотела спросить, — почти без паузы продолжила Рина. — А даны вообще часто нарушают закон и применяют свои способности во зло? Просто всем нам с самого детства внушают, что за это платят Искрой, и я даже видела такой случай, и мне кажется, человек должен иметь очень весомый мотив для такого риска. То есть просто ради денег довольно странно идти на подобное.

— Люди порой рискуют ради денег гораздо сильнее и охотнее, чем ради жизни близких или каких-то высоких целей, — возразил я, поморщившись. — Но, насколько я знаю, среди данов действительно редко попадаются преступники, особенно такие, которые совершают нечто по-настоящему серьезное и страшное. А к чему ты это спросила?

— Просто вспомнилось, как на нас напал дан. Помнишь, по дороге в Вир? Это может быть тот же самый человек, или я говорю глупости? Ты его тогда поймал?

Я едва не запнулся на ровном месте и медленно качнул головой, задумчиво покосившись на Рину.

— Нет, не поймал. Мне любопытно, как ты до этого додумалась, но мысль действительно интересная, надо подкинуть ее Даору.

— Все просто, — смущенно улыбнулась она. — Я привыкла, что вокруг — только хорошо знакомые люди, и сложно думать, что злодеев может быть одновременно несколько и все они могут действовать независимо друг от друга. Поэтому мне кажется, что вообще все вокруг связано между собой.

— Самое интересное, что оно действительно чаще всего связано, в этом смысле маленький придорожный гостевой дом отличается от государства только масштабами проблем, — хмыкнул я в ответ и толкнул дверь покоев, до которых мы наконец-то дошли.

— Ты все-таки решил меня запереть? — с грустной иронией полюбопытствовала Рина, вперед меня проходя в комнату.

— Если только с собой вместе, — ответил я с нервным смешком, прикрыл дверь и наконец-то сгреб жену в охапку, уткнулся носом в ее макушку и, шумно вздохнув, проговорил: — И эта идея чем дальше, тем больше мне нравится.

— Да ладно, все ведь обошлось, — неуверенно пробормотала дана. — И вообще, откуда такое неверие в собственные чары?

— Чары! — передразнил я нервно. — При чем тут это? Они где-то там, за ними нет возможности проследить и нельзя прийти на помощь дорогому существу в любой момент, когда только появится опасность. Я привык чувствовать себя почти всемогущим в тех пределах, в которых обычно живу. Тию и остальных детей кесаря защищал дворец и чары богини, Даора и Халу не так-то просто достать… А тут вдруг выясняется, что стоит отвернуться — и близкий человек может просто перестать быть. Ускользнет, как вода сквозь пальцы, и все. Когда не хватает сил спасти и защитить — это понятно, это проще принять. Я уже научился это принимать. А здесь… Начинает казаться, что все это иллюзия, бред воспаленного сознания, что всего этого не существует. Стоит закрыть глаза, и мир перестает существовать. Да ржа его побери, плевать я хотел на мир! — раздраженно оборвал я сумбурный поток ненужных слов и вдруг наконец, озарением, нашел именно те, которые стоило сказать с самого начала, которые не давали спокойно дышать и сжимали грудь болью: — Я до смерти боюсь тебя потерять. Обещал защитить, а теперь вот оказывается, что не могу этого сделать…

— Не говори глупостей! — Рина с силой уперлась ладонями мне в грудь, чтобы отстраниться и заглянуть в лицо. — Что значит — не можешь? Именно ты и защитил! И-ив, ну что ты, в самом деле, — с мягким укором протянула она, хмурясь, ласково провела ладошкой по моей щеке. — Все обошлось, никто не пострадал. Если уж на то пошло, рядом с Железным регентом я рисковала значительно сильнее, — женщина улыбнулась, явно пытаясь свести все к шутке.

— Только Железному регенту было на это плевать, — поморщился я. — К тому же он не умел любить и вообще с чувствами у него были проблемы.

— А… ты? — едва слышно выдохнула Рина, глядя на меня с пронзительной надеждой. Трудно не понять, надеждой на что.

— Я давно не задумывался о том, что такое любовь, — не удержавшись от нервного смешка, проговорил я медленно, с расстановкой. — Если я сейчас готов бросить все и увезти тебя на край света, чтобы спрятать понадежнее, это она? Если при мысли о том, что ты могла умереть, у меня останавливается сердце? А если я понимаю, что в случае твоей смерти готов своими руками уничтожить полмира, чтобы добраться до тех, кто будет в ней повинен, и отомстить, и после умру сам — что это?

— Надеюсь, до этого все-таки не дойдет, — сияя улыбкой, качнула головой дана и потянулась ко мне для поцелуя.

Оставалось только порадоваться, что для этого разговора я догадался пройти в покои, а не устроил его на всеобщем обозрении. Сказать я изначально хотел совсем другое, может быть, отругать жену за беспечность, но так получилось куда лучше для нас обоих. По крайней мере, я сам окончательно понял, сколь многое значит для меня эта женщина, и успокоил на этот счет ее. А еще, похоже, эта встряска окончательно выбила из меня остатки эйфории и вернула меня к действительности, что тоже было очень кстати.

Один недостаток: о дефиците времени я забыл после пары поцелуев, а вспомнил, только лежа в собственной постели, ощущая во всем теле сладкую истому и обнимая жену, стремящуюся прижаться ко мне всем телом. Появилось острое, отчетливое желание сделать вид, что на сегодня у меня не было никаких планов.

— Ржа меня побери, — пробормотал я негромко.

— Что случилось? — спросила Рина.

— Нужно идти, но нет никакого желания это делать, — ответил честно.

— Ну, у нас же целая ночь впереди, — мурлыкнула жена, приподнимаясь на локте, чтобы дотянуться до моих губ. Прижалась грудью к груди, скользнула тонкой ладошкой по плечу вниз, потом на бок, ниже на бедро…

Идти куда-то расхотелось окончательно.

Я перекатился по кровати, подминая женщину под себя, поцеловал коротко и жадно, отчетливо ощущая, как тело вновь отзывается на ее близость, но после все-таки заставил себя остановиться.

— Ночь впереди, — напомнил я и отстранился, чтобы подняться с кровати и одеться. Рина не стала упорствовать, прекрасно понимая, что весь день провести в комнате я не могу. Да она и сама наверняка не собиралась сидеть в четырех стенах — к обучению дана подходила ответственно.

— Куда ты сейчас? — поинтересовалась женщина.

Я обернулся к ней, натягивая свежую тунику, и решимость моя вновь пошатнулась. Рина лежала на боку, подпирая голову ладонью, и взгляд мой против воли обласкал соблазнительный изгиб тела, запнулся о растрепавшиеся локоны — и я тряхнул головой, отгоняя наваждение, даже отвернулся на всякий случай. До зуда в пальцах захотелось коснуться этих прядей, собрать их в горсть, и до боли в паху — развернуть женщину к себе спиной, намотать их на руку, вынуждая прогнуться, и…

Вот это «и» я и отгонял, потому что представлялось оно настолько заманчивым, что серьезный разговор проигрывал по всем пунктам.

Определенно, так на меня прежде не действовала ни одна женщина. В самом деле, нечто сродни помешательству, только… обоюдно приятному?

К счастью, мысли мои Рина читать не могла, смотрела с искренним интересом и желанием услышать ответ, поэтому я уцепился за возможность успокоиться и сосредоточиться на деле.

— Надо поговорить с Тенью Камня. Старшим. — Скрывать что-то от жены я не видел смысла. Рина допущена уже до многих гораздо более серьезных тайн, она не болтлива и разумна. А если дело дойдет до того, что из нее попытаются выбить какие-то сведения… боюсь, тогда эти тайны потеряют уже всякое значение.

— Зачем? — нахмурилась дана и села на постели, вновь отвлекая меня от посторонних мыслей, на этот раз мрачных.

— Это… хм. Знак. Демонстрация отношения. С того момента, как выяснилось все по поводу его дочери, с самим Митием никто толком не общался. Тия его, конечно, не принимает, Даор не снисходит, остальные масштабные фигуры тоже демонстративно не замечают. Его не приглашают в дома и отказали в праве жить во дворце. Была выдержана пауза в несколько дней, чтобы наглядно продемонстрировать, что ни кесарь, ни остальные не считают его дело первостепенно важным, и заодно дать возможность понервничать и погадать о собственной участи. Теперь пора следующего шага, то есть моего визита. Как ты понимаешь, личность посланца в таком деле имеет куда больше значения, чем суть разговора.

— Какой-то детский бойкот получается, — задумчиво проговорила дана. — И что, Тень Камня действительно от этого нервничает? Он же наверняка все понимает!

— И он понимает, и окружающие понимают, что он понимает, — со смешком ответил я ей. — Это просто правила игры, соревнование в выдержке и терпеливости. Он должен рискнуть и постараться нас переиграть.

— А почему ты думаешь, что он рискнет? Что ему мешает просто сидеть на своем месте и ждать результата? Он же знает, что при наличии веских доказательств с ним обращались бы иначе, разве нет?

— Не тот характер, да и ситуация не та. Время играет на руку нам, но не ему. Даор полагает, и остальные склонны с ним согласиться, что это не единственный его грешок, очень мелко — столько работы проделать просто ради того, чтобы разнообразить мне досуг. Поскольку я сам не имею большого значения для Вираты, скорее всего, целью являлся кесарь. Увы, как именно Митий планировал использовать эту карту, мы не знаем. Да и неспроста он не пожалел собственной дочери! Вряд ли у него не нашлось возможности подобрать кого-то еще; тут другое, а что — нам тоже неясно. Но чем больше времени проходит, тем ближе мы к истинному ответу и сути всех интриг Тени Камня, а незаметно замести следы ему в его нынешнем положении трудно. Собственно, мы надеемся подтолкнуть его к этому и выяснить правду. Это называется провокация.

— А если вы ошибаетесь и за ним нет больше никаких грехов?

— Ничего не изменится, — я пожал плечами. — Если это единственный слой, если Митий будет тихо сидеть в своем доме и ждать вердикта, то это никак не повлияет на наши планы. Но я не верю, это было бы слишком просто.

— Будь осторожен, — вздохнула Рина, поднялась и шагнула ко мне, чтобы обнять. Но я удержал ее за плечи и со смешком пояснил свое действие в ответ на ее озадаченный взгляд:

— Извини, но если я сейчас начну тебя обнимать, такую нежную и все еще пахнущую желанием, и целовать, то я точно опоздаю к назначенному времени, потому что ограничиться поцелуями не смогу.

Женщина улыбнулась — хитро, по-кошачьи, — жарко сверкнула на меня глазами, отчего мои мысли опять свернули в нерабочее русло. На щеках ее появился не то смущенный, не то довольный румянец, но дальше провоцировать меня жена не стала, даже отступила на полшага назад. Каких усилий мне стоило не воспротивиться этому движению — отдельный разговор.

Но супружескую спальню я в итоге все же покинул и направился к выходу из дворца, на ходу пытаясь сосредоточиться на Митии. Пока дошел до конюшен, даже сумел это сделать, и в седло садился уже почти бесстрастный Железный регент, а не до крайности распаленный влюбленный юнец.

Хоть я и жаловался совсем недавно Тии, что мне тяжело влезать в прежнюю шкуру, это не было правдой. Я настолько сроднился с этой маской и привык к ней, что давалась она мне по-прежнему легко, гораздо легче, чем мне бы хотелось, и проблема была не столько в невозможности, сколько в огромном нежелании это делать. Меня терзал иррациональный страх, что в какой-то момент маска вновь прилипнет намертво и из удобной роли опять превратится в подлинное лицо. Мысли эти я, конечно, держал при себе: прекрасно понимал, откуда они берутся, и потому не видел смысла с кем-то обсуждать. Не стоило гневить Следящего-за-Дорогами лишними жалобами на жизнь, особенно сейчас, когда эта жизнь стала гораздо осмысленней и приятней, чем луну назад.

Тень Камня находился в вынужденном затворничестве на вилле в окрестностях Вира, до которой было полчаса быстрого лошадиного шага. Можно было добраться быстрее, но не хотелось по такой жаре мучить лошадь и себя, тем более к назначенному времени я успевал.

Дорога пылила под копытами, вдоль обочины выгорали на солнце еще недавно совершенно зеленые травы, а кипарисы, которым жара была нипочем, наполняли воздух кисло-сладким хвойным запахом. Лето заметно опережало календарь, обычно в это время на побережье прохладнее, и в этом тоже чудился нехороший знак. Но нехорошие знаки лично мне мерещились сейчас везде и во всем.

Вилла «Черные Камни» встретила меня тишиной и полным отсутствием поблизости чего-либо черного. Приподнявшись в стременах, я огляделся, заодно прислушиваясь: мягкие волны горячего слабого ветра как будто доносили приглушенные расстоянием голоса. Окликать я никого не стал и тронул бока коня, направляя того вокруг сравнительно небольшого дома, почти скромного с учетом древности рода и размеров состояния Тени Камня.

Когда я завернул за угол, голоса стали отчетливей, я уже мог разобрать интонации и понял, что слышу не просто голоса, но чьи-то вскрики. Исполненный смутных недобрых предчувствий, послал коня широкой рысью и на заднем дворе виллы, у конюшни, обнаружил источник встревоживших меня звуков. Все оказалось не так страшно, как могло, но и не слишком приятно: на конюшенном дворе происходила показательная порка.

Шесть человек — очевидно, слуги — стояли рядком, перед ними к столбу была привязана женщина, кажется довольно молодая. Дюжий полуголый детина охаживал ее по спине длинной плеткой. Выглядел он хмурым и, кажется, не особенно довольным своей ролью. Подъехав поближе, я разглядел в тени у конюшни и хозяина дома, бесстрастно наблюдавшего за исполнением наказания. За то время, пока я добирался, положенное число плетей несчастная уже получила, и палач аккуратно сматывал свое орудие.

— За что ее? — спросил я, не сходя с седла.

— Господин Ярость Богов, — Митий чуть склонил голову. — Ничего стоящего вашего внимания. Это просто воровка. Как гласит закон, пойманного на своей земле на месте преступления вора я вполне могу судить сам. Восемь плетей — вполне достаточная мера, чтобы в следующий раз она подумала, стоит ли кража того. Впрочем, если вы желаете ужесточить или проверить качество исполнения наказания, не смею мешать. Все же мой конюх не профессиональный палач, хотя я и посчитал излишним вызывать кого-то из этих занятых господ ради подобной мелочи.

Общение с Даором все же не проходит даром, умнею на глазах: я сразу сообразил, к чему клонит хозяин виллы. Грязно выругался про себя. И что прикажете на это отвечать?

Меня проверяли. Доподлинно о моем исцелении знали немногие, и изолированный от мира вместе со своими слугами Митий тем более не мог в этом удостовериться. И сейчас он пользовался случаем, чтобы оценить мою реакцию и на глаз прикинуть, насколько я изменился и изменился ли вообще. Пожелает ли Железный регент развлечься?

Впрочем, я быстро вспомнил, что даже в худшие дни не демонстрировал свои нездоровые наклонности публично и уж точно не стал бы развлекаться на заднем дворе у человека, подозревающегося в разнообразных преступлениях. Хотя желание определенного рода, конечно, испытал бы и даже сожаление от невозможности его реализовать: женщина, которую как раз отвязывали от столба, была не только молодой, но и, кажется, очень хорошенькой.

Осознание, что сейчас я ничего подобного не чувствую, а к воровке испытываю только отстраненное сочувствие, принесло мне громадное облегчение. Настроение мгновенно выправилось, а верный ответ нашелся сам собой.

— Это официальная просьба о подтверждении справедливости наказания? — спросил я скучающим тоном, вопросительно изогнув бровь.

— Мне кажется, я сейчас не в том положении, чтобы просить справедливости, — уголками губ улыбнулся Тень Камня.

— В Вирате на справедливый суд может рассчитывать каждый, — с удовольствием возразил я.

— Разумеется, — согласился Митий. Еще бы он спорил с подобным в моем присутствии! Это значило бы высказать неодобрение и претензии кесарю, а столь глупо ссориться с кесарем прямо сейчас совсем не в его интересах. — Но недостойный доверия подданный недостоин и того, чтобы кесарь тратил на него лишние часы, свои и своих первых людей. Да и предмет обсуждения, право, не стоит этого. Предлагаю пройти в дом. Думаю, вы бы с удовольствием освежились с дороги.

Я согласился, что повод ничтожен, и против того, чтобы освежиться, ничего не имел — пить хотелось изрядно.

Мне только интересно: эта девица действительно воровка? Подтвердило бы это дознание с помощью кого-то из читающих в душах и Митий действительно не видел смысла продолжать разговор, или служанка пострадала просто ради проверки моей персоны?

Нет, скорее Тень Камня просто воспользовался случаем. Не так уж нужна была ему эта проверка, чтобы ради нее рисковать остатками репутации, а я ведь мог и настоять на доследовании, просто из упрямства.

Это была одна из несколько спорных, но довольно эффективных деталей системы правосудия Вираты. Любой участник судебного процесса или близкие одного из участников могли высказать недоверие к судье и потребовать у вышестоящего подтверждения приговора. Прелесть этой детали состояла в том, что в случае, если вышестоящий допускал ошибку, халатность или злой умысел в вынесении неверного приговора, к делу неизбежно привлекался читающий в душах дан и, если все подтверждалось, судье выносился приговор сообразно проступку и тяжести понесенного невиновным наказания, вплоть до смертной казни. А если претензия оказывалась лживой, то наказание нес человек, отнявший время судей и читающего в душах. Механизм этот не являлся безупречным и безотказным, но некоторых держал в узде.

В общем, я не думаю, что ради сомнительного шанса удостовериться в моем здравии Митий рискнул бы схлопотать несколько плетей, весьма болезненных не столько для тела, сколько для самолюбия.

А вот время исполнения приговора Тень Камня явно выбрал очень тщательно. Не удивлюсь даже, что он загодя узнал о моем приближении: время визита-то было оговорено примерно. Как узнал? Учитывая, что это его земля, тут наверняка есть какие-то сигнальные чары, которые почти невозможно заметить, если не знать, где искать. Что-то серьезное, вроде эффективной защиты, подобным образом не спрячешь, а вот такую мелочь — вполне. Да и не исключено, что у него есть осведомители в Нижнем дворце.

— Так чем обязан чести принимать в своем доме самого Железного регента? Ах да, прошу прощения, уже не регента, — проговорил Тень Камня, когда мы устроились в одной из гостиных, а слуги принесли фрукты и напитки.

В отличие от Даора, этот человек никогда не пытался изображать безобидность, он играл в другие игры. Хотя особенно опасным Митий тоже не выглядел: совершенно обычный немолодой мужчина, с холодными светло-серыми глазами и правильными, но невыразительными чертами лица. Отвернешься — через минуту забудешь, как он выглядит.

— Традиции, — я чуть пожал плечами. — Сиятельная госпожа кесарь дает вам последний шанс добровольно во всем признаться и получить снисхождение. Если вы откажетесь, другой возможности не будет.

— Признаться в чем? — он вопросительно вскинул брови, безупречно изображая искреннее недоумение. — Мне казалось, что вопросов ко мне больше нет. Да, я виновен в том, что использовал свою дочь. Свою, господин Ярость Богов, законную дочь, по предварительному ее согласию, о чем даже предоставил документ.

— Да, разумеется, — кивнул я с каменным лицом.

Ну да, так он и признается! Нет, это действительно была пустая формальность, никто всерьез не рассчитывал, что Тень Камня проникнется. И бумага, упомянутая мужчиной, действительно существовала, я даже ее видел. А уж как он ее получил — понять сейчас было невозможно. Действительно ли Лиа поначалу не возражала, или просто не знала, что ее ждет, или не смела перечить отцу — ответов у нас не было. Да, честно говоря, судьба бывшей любовницы интересовала меня сейчас меньше всего: двадцать лет в шкуре Железного регента научили меня быть равнодушным ко многим вещам, которые прежде вызывали оторопь, и с уходом болезни некоторые из этих привычек остались. Повзрослел я, что ли?

— Ивар, между нами: вы действительно полагаете, что эта девочка может быть хорошим кесарем? — спросил собеседник, внимательно наблюдая за мной. — Алый Хлыст, конечно, человек умный, к роли влиятельной тени за троном ему не привыкать, но… женщина! Да еще с альмирцем в паре! Это как-то несерьезно.

— Вы действительно думаете, что я буду обсуждать своего кесаря с вами? — спокойно полюбопытствовал я в ответ. — Вы казались мне умнее.

Даор может мной гордиться: явно намеренная оговорка собеседника не заставила меня и бровью повести. В первый момент я и сам удивился собственной выдержке, но потом сообразил: дело в том, что эту тайну я уже успел разделить с близкими людьми, встретил понимание и избавился от груза на душе. Поэтому лишь напрягся, насторожился, но выбить меня из равновесия Тени Камня не удалось.

Удара с этой стороны я больше не опасался, Митий на несколько дней опоздал со своими провокациями. Теперь мне казалось, что при Тауре погибли оба наследника рода Первого Дождя, а возникший из их пепла Ив Ярость Богов был кем-то третьим. Благодаря одной очень искренней и очаровательной девушке я не только избавился от болезни, но и чудесным образом похоронил призраков прошлого, прекратив бояться их и цепляться за них, и окончательно принял «нового» себя.

А впрочем, такая ли уж это метафора — появление кого-то нового? Наша душа сделана из Железа и Искры, и, если меняются они, то и она наверняка не остается прежней…

— А есть что обсуждать, Ивар? — он вопросительно вскинул брови.

— Вы, похоже, думаете, что есть. Но один раз оговорка, а два — уже система. Почему вы называете меня чужим именем? — спросил я, со всем доступным тщанием подбирая слова.

— Чужим? — лениво улыбнулся он. — Оставьте, Ивар. Я собрал достаточно информации, чтобы прийти к однозначному выводу: при Тауре погиб старший из сыновей рода Первого Дождя. Но примите мое восхищение, для неоперившегося юнца вы сделали неплохую карьеру.

— Ах вот вы о чем, — хмыкнул я. — Действительно, от кого еще, как не от вас, Лиа могла узнать о том, что у меня был брат. Но ваши предположения смелее; она утверждала, будто я его убил. Одна только загвоздка: мой младший брат был даном. Или вы полагаете, это ложь?

— Нет, отчего же. Факт подтвержденный.

— То есть, по-вашему, я из дана стал фиром? И вы даже знаете, как это у меня получилось?

Равнодушная скучающая ухмылка, прямой тяжелый взгляд, ровный голос — шкура Железного регента по-прежнему была мне впору. Только сейчас я этому радовался, а не огорчался, потому что к привычному образу поведения прилагалась въевшаяся привычка следить за эмоциями даже в мелочах.

Странно, еще вчера я был уверен, что у меня так уже не получится, — ан нет, не в безумии дело.

Мне почудилось, что сейчас Тень Камня медленно кивнет и ухмыльнется. В ответном взгляде читалось что-то такое… уверенное, спокойное. Но Митий предпочел просто соскользнуть с опасной темы, а вернее, отступить, оставляя поле боя за мной.

— Вы полагаете, общественности, вашим друзьям и врагам будет до этого дело? — спросил он ровно.

— Полагаю, все они дружно решат, что ваша дочь тронулась умом не просто так, а в силу наследственных причин, — насмешливо фыркнул я.

— Пожалуй, в этом вопросе вы понимаете больше моего, — едва заметно улыбнувшись, склонил голову собеседник.

— Вот тут я бы, кстати, поспорил, — возразил я со смешком. — Еще неизвестно, кто более ненормален: тот, кто причиняет зло посторонним, или тот, кто сознательно ломает жизнь собственному ребенку.

— Всем нам приходится чем-то жертвовать. — Митий был предсказуемо спокоен. Не с моим опытом выводить из себя людей подобного масштаба, но удержаться от попыток я не мог.

— Выходит, свою дочь вы искалечили ради того, чтобы немного развлечь меня? Интересные, однако, приоритеты. Тронут.

— Выходит, так, — не стал спорить Тень Камня.

— Вы же понимаете, что в это никто не поверит и рано или поздно — скорее рано — подлинные ваши мотивы будут найдены? — полюбопытствовал я.

— Не понимаю, о каких мотивах идет речь, — столь же холодно и ровно ответил собеседник.

Еще некоторое время мы подобным образом беседовали ни о чем, перебрасываясь намеками и риторическими вопросами, а после я отбыл во дворец.

Обратный путь я проделал в задумчивости, и не давала покоя мне не столько мысль о подлинных замыслах Мития, сколько его подозрительная осведомленность о моем прошлом. Предположим, серьезных проблем я от этой информации не ждал, Даор и Тия все равно уже были в курсе, и первый даже почти не удивился. Тень Камня — достаточно умный человек, и подобная идея могла прийти ему в голову, и проверить ее он мог, здесь-то все было предсказуемо. Не так уж трудно при его ресурсах собрать достаточно информации и выдвинуть это предположение, лежащее почти на поверхности.

Гораздо важнее было то, что его не смущала перемена моего дара. Я готов был отдать правую руку на отсечение, что Митий если не знает точно, как это получилось, то, по крайней мере, имеет весьма правдоподобное этому объяснение, которое, однако, не собирается афишировать.

И главный вопрос состоит даже не в том, что он знает, а в том, откуда он это знает. Я в свое время перерыл все доступные источники и даже намека на подобное не углядел. И напрашивался единственный вариант: Митию подсказали боги. И вот тут происходящее окончательно переставало мне нравиться, потому что либо наши боги по какой-то причине помогают не только нам, и тогда истинные цели их игр становятся совсем уж непонятными, либо помогает Тени Камня кто-то другой. Хаос?

В любом случае, обо всем этом стоило рассказать Даору. Понятно, что у меня есть лишь домыслы и неясные предчувствия, но даже они могут сослужить хорошую службу.