Про события Первой мировой войны 1916 г.

Д. Пучков: Я вас категорически приветствую! Борис Витальевич, доброе время года!

Б. Юлин: Аналогично.

Д. Пучков: Продолжим.

Б. Юлин: Да, продолжим про Первую мировую войну. Мы разобрали 1915 год и переходим к 1916-му. К этому времени уже все воюющие стороны – пожалуй, кроме Турции, – сумели преодолеть острую нехватку ресурсов, которая возникла после начала войны. Сначала справились с этой проблемой немцы, затем – англичане с французами, с сильным опозданием преодолели сложности Австрия и Россия, ну а у турок никогда ничего не хватало, это было слабое звено в оси центральных держав.

Д. Пучков: То есть экономика переходит на военные рельсы?

Б. Юлин: Да, растет военное производство, в том числе и у нас. Правда полностью потребности…

Д. Пучков: Так и не удовлетворили?

Б. Юлин: По-прежнему – и до самого выхода нашей страны из войны – сохранялась ситуация, при которой вспомогательные подразделения, те же самые артиллеристы, например, в составе артиллерийских бригад, часто не имели личного стрелкового оружия из-за нехватки. Ввозилось большое количество оружия из-за рубежа, например, пулеметов нам больше поставляли союзники, чем выпускалось в стране. Почти половина всех винтовок производилась по заказам за границей, но при этом больше половины тех же винтовок теперь делалось у нас, уже отрадно. Наконец создали не то чтобы избыток, но постоянное поступление снарядов и патронов. Но чтобы скомпенсировать нехватку как орудий, так и снарядов, в России пошли на такую довольно сомнительную меру, как сокращение оружий в артиллерийской батарее.

Д. Пучков: В чем смысл?

Б. Юлин: В дивизии у нас полагалось иметь 48 трехдюймовых пушек и шесть 8-орудийных батарей. После событий 1915 года это количество снизилось до 36 пушек на дивизию, то есть шесть 6-орудийных батарей. Это уменьшило насыщенность войск артиллерией, но зато позволило обеспечить этой самой артиллерией все дивизии. Соответственно, меньше пушек – меньше уходит снарядов.

Д. Пучков: Ну вообще какое-то странное, честно говоря, решение – на войне…

Б. Юлин: Вынужденное, абсолютно вынужденное.

Д. Пучков: …давайте сделаем, чтоб на войне было поменьше пушек.

Б. Юлин: Например, у французов была обратная ситуация – количество орудий постоянно росло. Например, у нас сохранялось постоянное число батальонов, а у французов было 12 батальонов, стало 9 батальонов, но зато процент артиллеристов в них увеличился. Если, например, в начале Первой мировой войны артиллеристы составляли 18 % личного состава французской армии, то в конце они представляли 36 % личного состава.

Д. Пучков: Ого!

Б. Юлин: Основным оружием, по сути, у французов стала артиллерия.

Д. Пучков: «Боги войны».

Б. Юлин: Ну да. У англичан артиллерии было примерно так же, сколько у французов, у немцев – даже больше. Довольно неприятным открытием для немцев оказалась с начала 1916 года сила английской армии. Они считали, что Англия опасна на море, но на суше серьезной угрозы не представляет. То, что Англия сумела выставить на сухопутный фронт во Франции к 1916 году уже полсотни дивизий, стало сюрпризом для германского командования. Кроме того, вступление в войну Италии довольно серьезно изменило соотношение сил (численности личного состава) в пользу Антанты, которая теперь превосходила центральные державы по этому параметру почти в 1,5 раза. Правда, уже первые наступления итальянцев на реке Изонцо – там, кстати, за всю войну разыгралось пять или шесть битв, – показали, что итальянская армия не способна прорвать австрийскую оборону и наступать, даже если имеет двойное-тройное численное превосходство. То есть численность возросла сильно, а преимущество – не очень.

Д. Пучков: А это от чего зависело – от личного состава или от командиров? Плохие командиры, трусливые солдаты, то и другое вместе?

Б. Юлин: Я думаю, что здесь сказывались и нехватка военных традиций, и низкое качество личного состава. Итальянская армия не добилась успехов ни в Первую мировую войну, ни во Вторую, ни даже в Крымскую, в которой она участвовала под названием Сардинской.

Д. Пучков: Может, они в Древнем Риме навоевались и больше не хотят?

Б. Юлин: Наверное, устали.

Д. Пучков: А эфиопов они ловко побеждали, нет? Абиссинию, например…

Б. Юлин: Честно говоря, даже их – с большим трудом, только с помощью танков, авиации и химического оружия.

Д. Пучков: Молодцы какие!

Б. Юлин: Просто танков, авиации и пулеметов не хватало, без химии не работало.

Д. Пучков: А химическое оружие какое?

Б. Юлин: Вот то самое, оставшееся с Первой мировой. Иприт и прочее.

Д. Пучков: И как эфиопы на это дело реагировали?

Б. Юлин: Ну а как ты, будучи в набедренной повязке, среагируешь на химическое оружие, которое обладает кожно-нарывным действием?

Д. Пучков: А это не признано каким-нибудь там геноцидом случайно?

Б. Юлин: Так это же негры!

Д. Пучков: Извините, я забылся. Да. Да.

Б. Юлин: Какой геноцид? Может, еще вспомним про то, как французы Рифское восстание подавляли в Марокко и Алжире? Там геноцид был покруче, но никакого официального признания. Французы лучше признают геноцид турками армян, чем уничтожение тех же рифских племен своими силами. Потому что, опять же, берберы, африканцы – ну кто это? А вот Шарль Азнавур – это да!

Д. Пучков: Он Азнавурян, говорят, на самом деле, Шанурх Азнавурян.

Б. Юлин: Да, армянин.

Д. Пучков: Наш человек фактически!

Б. Юлин: Вернемся к Первой мировой войне. Соотношение сил изменилось, попытки союзников прорваться в Дарданеллы и высадка на Галлиполийском полуострове привели к жутким жертвам и тому, что войска Антанты оттуда свалили. Когда в результате удара Болгарии в спину Сербия потерпела поражение, силы, которые были на Галлиполийском полуострове, оказались очень к месту: их можно было перебросить в Грецию и создать Салоникский фронт, где против австрийских и болгарских войск бились английские, французские, немножко русские, немножко сербские. Кстати, даже после полной оккупации Сербии сербская армия продолжала сражаться как раз на Салоникском фронте, в этом отношении сербы проявили себя очень достойно.

А немцы в 1916 году решили снова перенести основные усилия с Восточного на Западный фронт, против англичан и французов. Несмотря на все успехи противника, позорную сдачу Новогеоргиевска и снарядный голод – это была действительно военная катастрофа, – русская армия сохранила боеспособность. Сочетание численности войск, просторов и стойкости солдат сделали выведение России из войны на тот момент невозможным.

Д. Пучков: Одним словом, эффективные капиталистические собственники, которые рулили промышленностью, показали себя полными козлами, а наши солдаты, каковые являют собой народ, как всегда, были орлы. Правильно я говорю?

Б. Юлин: В целом правильно, хотя, собственно говоря, патриотический настрой в армии сильно упал.

Д. Пучков: Я думаю, настрой вообще отсутствовал, да.

Б. Юлин: Но дело в том, что наши солдаты даже в условиях довольно высокой деморализации все равно продолжали стойко сражаться. Есть такая специфика русского воина: допустим, враги окружили, сражаться вроде бы бесполезно, европейцы как разумные люди сложили бы оружие, а наши – как неразумные – продолжают драться. На этом стояла и стоит наша земля, пожалуй.

Но, например, на начало 1916 года Франция имела 3 миллиона человек, из них больше 1,5 миллиона штыков (солдат, непосредственно служащих в боевых частях), а Россия – 4,5 миллиона личного состава, то есть в 1,5 раза больше, чем у французов, при этом штыков – всего 1 миллион 800 тысяч.

Д. Пучков: Однако! А как так получалось?

Б. Юлин: Больше частей в тылу, нехватка вооружения, боеприпасов и транспортных возможностей: проще говоря, к фронту идет меньше как железных дорог, так и самых обычных.

Д. Пучков: А почему их не строили? Вдруг враги нападут?

Б. Юлин: До войны их строили, французы на это давали нам кредиты, даже указывали, в каких направлениях мы должны строить железные дороги, чтобы обеспечить возможность развертывания войск. Но лучше всего были подготовлены те земли, которые оказались под немецкой оккупацией, то есть Польша и Литва, – именно там была наиболее развитая железнодорожная сеть, чтобы развивать наступление против немцев, и немцы эту территорию заняли.

Д. Пучков: И воспользовались ею для переброски своих войск?

Б. Юлин: Ну, собственно говоря, да. Немцам было проще маневрировать силами, чем нам. Именно из-за этого получался такой дисбаланс, когда при большой численности армии у нас не так много сил на фронте. Но зато есть откуда черпать пополнения.

И вот 1916 год: уже ясно, что воевать могут все, у всех есть в наличии снаряды и патроны в том или ином количестве. В австрийской армии, кстати, после наступления 1915 года резко поднялся моральный дух, немцы практически за шкирку оттащили Австрию от развала. Австрийцев в свое время полностью деморализовало падение Перемышля, и только наступление 1915 года позволило заставить Австро-Венгрию сражаться дальше.

Д. Пучков: Там у нас был бравый солдат Швейк, да?

Б. Юлин: Да-да-да. Гашек очень хорошо описывает настроение Австрийской империи перед войной, да и во время войны. Затем моральный дух австрийской армии еще больше укрепили успехи в борьбе с итальянцами, то есть австрийцы наконец нашли того, кого они могли стабильно бить. Это всегда помогает.

Д. Пучков: Еще.

Б. Юлин: Учитывая, что сложился жесткий позиционный фронт, немцы решили устроить своеобразное экономическое наступление, то есть перемалывание сил на фронте, нанося удар за ударом по ключевой точке, за которую противник не может не сражаться. Они выбрали крепость Верден, которая находилась в центре французского фронта: он шел от Швейцарии на север к Вердену, потом поворачивал на запад к Парижу и дальше, снова повернув на север, выходил к Ла-Маншу.

Учитывая, что Верден находится в районе Вогез, получается, что немцам там приходится перебрасывать силы довольно большим обходным путем, а французы могут маневрировать напрямую за Верденом. А вот если немцы возьмут Верден, картина изменится на противоположную, то есть немцы получат хороший транспортный узел, а у французов произойдет разрыв в коммуникациях. Было понятно, что французы за этот Верден драться будут насмерть. И вот немцы начинают наступление…

Д. Пучков: Даже я знаю, что под Верденом были какие-то ужасы.

Б. Юлин: Дело в том, что обе стороны постоянно наращивали силы. Немцы начали наступление, продвигались медленно, французы упорно защищались, но противник сумел прорвать линии фортов, взять ключевой форт Дуомон и фактически выйти к Вердену. Казалось, что вот-вот крепость падет. Французы использовали срочно мобилизованный автотранспорт для переброски войск к Вердену, выделив 6 тысяч автомобилей, за довольно короткое время стянули туда 190 тысяч человек и 25 тысяч тонн грузов. В отличие от нас, например, могли себе такое позволить.

Вначале немцы наступали, тратя колоссальное количество боеприпасов, нанося французам больше потери, чем несли сами. Но наступление выдохлось, а силы под Верденом были доведены почти до миллиона человек с каждой стороны.

Д. Пучков: Охренеть!

Б. Юлин: Французы переходят в контрнаступление и начинают оттеснять немцев на исходные рубежи. Все это продолжается в течение 10 месяцев и получает название «Верденская мясорубка». На небольшом отрезке земли огромные группировки постоянно перемалывают друг друга. Потери французов составили порядка 380 тысяч человек убитыми и ранеными. Потери немцев – ну как: раньше обычно указывалась цифра 600 тысяч человек, потом, после проверки, оказалось 340 тысяч человек.

Д. Пучков: Меньше, да?

Б. Юлин: Меньше, чем у французов, но ненамного. В общей сложности обе стороны потеряли примерно 700 тысяч человек в ходе непрерывных боев, которые все время шли на этом участке фронта.

Д. Пучков: А стереотип, что немцы – настоящие воины, биться умеют, а французишки – полные клоуны, оказывается ерундой.

Б. Юлин: Мягко говоря. Кстати, именно во время «Верденской мясорубки» французы начали массово использовать ручные пулеметы, то есть винтовки-пулеметы Шоша, которые были переделаны в ручные пулеметы. Их количество постепенно росло, со временем французская армия стала вообще отказываться от производства станковых пулеметов в пользу ручных.

Д. Пучков: Это из-за мобильности, да?

Б. Юлин: Как показала практика, после этой тяжелой артподготовки атакующие немецкие цепи наиболее успешно останавливаются выбрасываемыми вперед отрядами французской пехоты, небольшими группами, у которых есть несколько ручных пулеметов и обычные винтовки, то есть стрелковым огнем. Французы воевали толково, умело, жестко. Первая мировая война – это, по-моему, самый большой взлет французского военного искусства со времен Наполеона.

Но дело в том, что события под Верденом были важны, но не исключительны. В это же время союзное командование решило нанести одновременный удар с запада и с востока: пользуясь тем, что значительные силы немцев скованы под Верденом, начать наступление на реке Сомме…

Д. Пучков: Битва при Сомме тоже известна. Там танчики применили, да?

Б. Юлин: Впервые. А на востоке наши Северный и Западный фронты должны были перейти в наступление при отвлекающем ударе Юго-Западного фронта. Союзное командование рассчитывало, что этот мощный удар с двух сторон позволит сломать хребет центральным державам.

Д. Пучков: Я был в городе Бовингтон, где находится главный танковый английский музей, и с большим удивлением осознал, что танки все-таки придумали не у нас. Очень богатый музей! Замечательная экспозиция!

Б. Юлин: Ну да, у нас с придумыванием танков было сложно – как раз в 1915–1916 годах были созданы два шедевра. Во-первых, так называемый танк Пороховщикова, который не способен поворачивать, а также ездить нигде, кроме как по льду, не имеет брони и вооружения, но гордо объявлен боевой машиной. Позднее появился настоящий боевой танк с броней и оружием, танк Лебеденко – безумный трехколесный велосипед, любой желающий может посмотреть на него в Интернете, это стоит видеть. Будучи выпущен, он доехал до ближайшей канавы, там застрял и был брошен.

Д. Пучков: Сомнений нет, да. Но больше всего меня – отвлекаясь в сторону – поразило, как английский военнослужащий, не то сержант, не то лейтенант, какую-то немецкую гаубицу (сейчас особо ценный экспонат в музее) уволок с полей сражений и привез к себе в Англию. Вдумайся: отбуксировать, погрузить на пароход, выгрузить и увезти к себе в усадьбу, где эта гаубица стояла до 70-х или 80-х годов XX века. Ты можешь представить, чтобы у нас кто-то с фронта пушку привез?

Б. Юлин: В Англии нормальное сословное общество, если человек – дворянин, почему бы ему не суметь это сделать? Обыкновенный солдат из рабочего района, откуда-нибудь из Корнуэлла, ничего бы домой не утащил.

Д. Пучков: Думаю, да.

Б. Юлин: Так вот, раскладка сил в начале 1916 года: на Западном театре Англия и Франция имеют 139 дивизий против 105 немецких, на Восточном фронте, то есть у нас, против наших 128 дивизий – 51 немецкая и 36 австрийских, то есть всего 87 дивизий. Примерно 1 миллион 700 тысяч человек наших войск против чуть более миллиона у центральных держав, почти полуторное численное превосходство. Кроме того, в это же время планировалось наступление на Итальянском театре, где итальянцы имели также примерно полуторное численное превосходство.

Но наступление на реке Сомме выродилось в точно такую же мясорубку, как и под Верденом, правда, фронт был чуть пошире и поэтому народу накрошили больше. Англичане и французы продвинулись немного, но серьезно прорвать фронт не смогли – немцы строили новые линии обороны по мере продвижения союзников. Со стороны англичан и французов потери составили около 800 тысяч человек, со стороны немцев – 538 тысяч человек.

Д. Пучков: Атас какой-то!

Б. Юлин: Сражение на реке Сомме на самом деле было даже более жуткой бойней, чем Верденская, просто ограниченной по времени. Сражение под Верденом, пожалуй, было самым длительным непрерывным сражением, то есть именно мясорубкой, работающей постоянно.

Д. Пучков: Если я правильно помню, Толкин воевал как раз при Сомме?

Б. Юлин: Вот где Толкин воевал, я не знаю.

Пока итальянцы готовились, австрийцы, попросив помощи у немцев, начали наступление в Трентино, прорвали Итальянский фронт и обратили итальянские войска в бегство. Имея большое численное превосходство, те не смогли удержать оборону и начали откатываться. В общем, картина складывалась совсем не такая, как планировало союзное командование.

И в это время должно было начаться наступление русских войск: Северного фронта и Западного фронта, а также отвлекающий удар Юго-Западного фронта. Этот удар в итоге был нанесен до того, как фронт закончил подготовку к наступлению – по отчаянной мольбе итальянского правительства.

Д. Пучков: Это напоминает операцию «Багратион», когда мы тоже раньше начали по просьбе другого правительства, так?

Б. Юлин: Нет. Это была Висло-Одерская операция, следующая за «Багратионом», то есть дальнейшее наступление в Германии, которое началось раньше времени по просьбе союзников. А теперь итальянцы воззвали с просьбой помочь к англичанам и французам, – те откликнулись, но не могли нанести удар по австрийской армии. Бить пришлось нашему Юго-Западному фронту. И если спасение французов во время битвы на Марне нашим наступлением в Восточной Пруссии является байкой, то Италию мы спасли вполне конкретно, то есть половина австрийских сил была переброшена под Луцк, спасать уже австрийскую армию. Наступление австрийцев было остановлено ударом русских войск, а Италия спасена от полного и позорного разгрома.

И вот наконец время наступать настало. Западный фронт прорвать оборону немцев не смог, хотя положили довольно много народа. Северный фронт наступление не начал вообще.

Д. Пучков: Почему?

Б. Юлин: А им командовал Куропаткин, и когда Алексеев поинтересовался у него, почему тот не начинает наступление, Куропаткин сказал, что у него нет для этого сил. Соотношение сил Северного фронта было наиболее благоприятным: против 200 тысяч немцев там было 440 тысяч русских войск, более чем двойное превосходство. Когда Алексеев напомнил Куропаткину об этом, тот ответил, что количество штыков еще не может служить критерием превосходства сил.

Д. Пучков: Осадил наглеца, да?

Б. Юлин: И наступать в итоге все равно не стал. Хуже всего дело для нас обстояло на Юго-Западном фронте – против 460 тысяч австрияков у русских войск было примерно 550–560 тысяч человек, превосходство всего лишь на четверть. Поэтому там наносился не основной удар, а вспомогательный. Мы превосходили австрийцев не только в штыках, но и в легкой артиллерии, – а вот в тяжелой артиллерии уступали им в 4 раза.

Д. Пучков: Ого!

Б. Юлин: Рассчитывать на то, что мы сумеем разрушить оборону противника артиллерией, было нельзя – у нас ее просто не было. Поэтому Брусилов разработал новую тактику прорыва обороны – то есть приближение к противнику с помощью сап, как при осаде крепости, по сути, постоянные ложные удары на многих направлениях, которые как бы рассеивают внимание противника, прорыв фронта сразу во многих местах, чтобы противник не мог определить главное направление удара, перебросить туда подкрепление и парировать его, работа артиллерии не по площадям, а по конкретным разведанным в предыдущих стычках целям. Это была хорошо продуманная операция, которая позволила прорвать австрийский фронт практически целиком, то есть по всей протяженности.

Д. Пучков: Круто.

Б. Юлин: Вот карта Брусиловского прорыва, здесь, кстати, видно и наступление Северного фронта, которого по сути не было, и наступление русских войск у озера Нарыч – это Западный фронт, и действия Юго-Западного фронта, когда ударили по австрийцам. Австрийские войска в полосе Юго-Западного фронта были практически разгромлены, много потеряли пленными, много погибло. Германия и Австрия в целях парирования русского удара перебросили с других фронтов, то есть с Западного фронта, из-под того же самого Вердена, из Италии, а также с севера около 400 тысяч человек, вдобавок к этому были большие текущие пополнения. А Брусилов получил подкрепление достаточно поздно, так как наши долго держали резервы за Западным фронтом. Кроме того, сам Брусилов не рассматривал развитие своего успеха всерьез, почему – потому что удар наносился как вспомогательный. По прибытии немецких войск под Луцком и Ковелем, где был главный удар, бои перешли в выраженную затяжную форму. Наступление, опрокинувшее Австрийский фронт, в итоге растянулось на 4 месяца, из которых два были просто ожесточенным рубиловом за каждый километр на северном фланге Юго-Западного фронта, по сути: то немцы нас отбросят контрударом, то наши продвинутся.

Обычно в нашей историографии считается, что в ходе Брусиловского прорыва мы потеряли 500 тысяч человек…

Д. Пучков: Господи!

Б. Юлин: …а австрийцы – 1,5 миллиона человек. На самом деле эти данные, которые взяты из писаний Кресновского, не соответствуют действительности. Общие потери германских и австрийских войск составили 760 тысяч человек: полегло около 160 тысяч немцев и порядка 600 тысяч австрияков.

Д. Пучков: Да все равно много.

Б. Юлин: И примерно 750 тысяч наших войск, потому что цифра в 500 тысяч не учитывает последних боев, которые были самыми кровавыми для нашей армии. То есть потери были примерно равные – по 3/4 миллиона.

Д. Пучков: Охренеть!

Б. Юлин: Сам Брусилов отмечал, что прорыв его фронта стратегического значения не имел, то есть никаких особых успехов не принес. Но в то же время само это наступление привело к истощению накопленных запасов Российской империи. Кстати, именно во время Брусиловского прорыва впервые появились печальные эпизоды, когда русские солдаты сдавались противнику во время нашего же наступления.

Д. Пучков: Оригинально.

Б. Юлин: Сказывался рост антивоенных настроений в войсках. Но в то же время Брусиловский прорыв, несмотря на то что не получилось развить успех дальше и получилось вывести Австрию из войны, является самой блестящей операцией по прорыву позиционного фронта за всю Первую мировую. Фронт противника был опрокинут на всем протяжении, без значительного превосходства в силах и без серьезной тяжелой артиллерии. Правда, потом немцы и австрийцы сделали выводы и стали строить оборону уже с учетом именно такой тактики, поэтому больше подобные фокусы не проходили.

Д. Пучков: Тоже не дураки, да?

Б. Юлин: Ну, с обеих сторон не дураки сидели: и мы учитывали опыт, и противник. Кстати, потери были примерно одинаковыми, пожалуй, только по одной причине – все-таки слишком сильно не хватало как артиллерии, так и боекомплекта к ней. Многие проблемы, которые союзники на Западном фронте решали путем мощнейшего огневого подавления, здесь разрешались за счет того, что солдат бросали в штыковую атаку. Иначе бы австрийцы с немцами потеряли бы в этой операции гораздо больше.

Д. Пучков: Жестоко.

Б. Юлин: Кстати, именно в это время, опираясь на успех Брусиловского прорыва и считая, что вот-вот центральные державы падут, в войну вступает такая ценная страна, как Румыния: начинает наступление на Будапешт через Трансильванию. Румынская армия насчитывала 22 дивизии – примерно полмиллиона…

Д. Пучков: Нормально!

Б. Юлин: Но дело в том, что она была сразу же разбита австрийскими и немецкими войсками, оставила Бухарест и откатилась на реку Сан, где ее спасали наши войска, для чего пришлось перебросить более 30 дивизий.

Для нас вступление Румынии в войну обернулось тем, что теперь нам требовалось гораздо больше сил, то есть Румыния в качестве врага была менее опасна, чем Румыния в качестве союзника. Ходили анекдоты: «Ваше Величество, Румыния вступила в войну». – «А, ну пошлите два корпуса, чтобы их разгромить». – «Нет, на нашей стороне». – «А, ну тогда придется послать десять корпусов, чтобы их защищать».

Д. Пучков: А они вообще были нам нужны?

Б. Юлин: Ну вот оказались не нужны, так как их сразу разгромили наголову, количество дивизий румынских упало с 22 до 5, а мы должны были их защищать, чтобы Румыния вообще не капитулировала. А фронт, который раньше проходил по румынской границе, теперь протянулся до Черного моря.

Д. Пучков: Удачно.

Б. Юлин: Румыны, по сути, этой операцией просто подарили свою территорию австро-венграм.

Д. Пучков: Молодцы! Одно слово – румыны.

Б. Юлин: Ну да, они воевали еще хуже, чем итальянцы. Итак, ключевые события 1916 года: сражение на реке Сомме, Верденская мясорубка, которая шла почти весь год, разгром итальянцев в Трентино и наступление нашего Юго-Западного фронта.

Кроме того, происшествия на море: именно в 1916 году в связи с общей активизацией действий немцы попытались ослабить английский флот, чтобы снять блокаду, которая очень тяжело сказывалась на немецкой экономике, на снабжении Германии продовольствием. Они разворачивают все более активную подводную войну на море. Немецкие подводные лодки, кстати, эпизодически «зажигали»: в начале войны, например, одна их подводная лодка в ходе одного боя уничтожила три английских броненосных крейсера – «Кресси», «Хог» и «Абукир».

Англичане не слишком готовились к нападению из-под воды. Пока не был утоплен второй крейсер, они даже не понимали, что против них действует подводная лодка, – думали, что на мель забрели.

Д. Пучков: Даже не слышали, как она там плавает?

Б. Юлин: Тогда с гидроакустикой было очень плохо, нечем было слушать.

Д. Пучков: Только голову под воду?

Б. Юлин: Тогда были ныряющие снаряды, которые при обнаружении, допустим, перископа можно было использовать для того, чтобы обстрелять подводную лодку. И все. Одну немецкую подлодку первый английский линейный корабль дредноутного типа, сам «Дредноут», утопил тараном, своевременно обнаружив, просто прошелся по тому месту, где торчал перископ.

Д. Пучков: Немцы, я чувствую, тоже ничего не слушали, раз не услышали, что корабль подходит сбоку.

Б. Юлин: Нет, просто скорость движения подводной лодки под водой и надводного боевого корабля слишком разная.

Знаешь, когда лодка ползет на 6–7 узлах на электродвигателе под водой, то линейный корабль, который прет на нее со скоростью 21 узел, чересчур стремителен. Проблема в том, что у англичан не было сколько-нибудь серьезного опыта борьбы с подводными лодками. Кстати, австрийские подводные лодки в Адриатике «зажигали» тоже – топили французов и итальянцев. Однако серьезно воздействовать на ситуацию они не могли, подводные лодки вообще изначально недооценили, и их было довольно мало. Если немцы сумели развернуть массовую постройку подводных лодок во время войны, то австрийцы этого сделать не могли потому же, почему и мы: промышленность Австрийской империи была все-таки достаточно слабой. У немцев действительно солидное количество подлодок появилось как раз к 1916 году, подводная война приобретала все больший размах. Кроме того, немцы попытались за счет своего авангарда выманить английский авангард на главные силы флота и уничтожить. Те, в свою очередь выяснив планы немецкого командования, решили использовать собственный авангард для того, чтобы вывести главные силы немецкого флота на главные силы своего флота. Произошло Ютландское сражение – фактически, крупнейшее в мировой морской истории, последний раз, когда в бою должны были сойтись главные линейные силы обеих сторон.

Английский флот был ощутимо мощнее, то есть превосходил немецкий примерно в 1,5 раза и по количеству линейных кораблей, и по легким силам. Сначала немецкий авангард обнаружил англичан и начал удирать от них во все лопатки, так как английский авангард – это 4 самых мощных английских линкора и 6 линейных крейсеров, а у немцев – всего 5 линейных крейсеров. Но во время этого бегства немцы хорошо стреляют, неплохо видят противника и имеют лучшую живучесть, чем англичане, поэтому наносят потери, даже убегая. Потом англичане выскакивают на главные силы немецкого флота и под прикрытием 4 мощнейших линкоров Эвана-Томаса начинают спешно отступать сами, а за ними во весь опор несется Hochseeflotte, Флот открытого моря. Англичан преследуют, догнать их не получается, потому что скорости не хватает, идет перестрелка на больших дистанциях, и наконец, немецкие корабли выскакивают на уже развертывающийся в боевой порядок Гранд-Флит, английский флот. Всякое желание продолжать бой у немцев пропадает: совершив несколько отчаянных маневров, поставив дымовые завесы, они идут на отрыв, то есть сражения именно главных сил как такового не происходит.

Д. Пучков: Сколько потопили?

Б. Юлин: Англичане там потеряли 3 линейных крейсера…

Д. Пучков: Ого!

Б. Юлин: Битти сказал тогда: «С моими крейсерами творится что-то не то». Дело было в высокой склонности английского пороха и английской взрывчатки к детонации, то есть при возникновении пожара английский линейный крейсер имел тенденцию взлетать в космос. «Лайон», допустим, уцелел, а 3 линейных крейсера взорвались.

У немцев выгорание башен приводило к выгоранию башен, то есть корабль продолжал идти. Топить их было очень тяжело и нудно. Но немцы тоже потеряли линейный крейсер, самый сильный из всех, что у них были, – новейший «Лютцов».

Кроме 3 линейных крейсеров англичане потеряли еще несколько эсминцев и 3 броненосных крейсера, но в таком сражении эти устаревшие корабли были просто жертвами. Немцы потеряли старый броненосец и несколько легких крейсеров, также ряд эсминцев. Но потери англичан в этом бою были больше, поэтому до сих пор очень многие историки, которые изучают историю Первой мировой войны, пытаются объявить Ютландский бой победой немецкого оружия. При этом получается довольно смешная ситуация: победоносный немецкий флот, прикрываясь дымовыми завесами, изо всех сил пытается удрать в свою базу, а его преследуют разгромленные англичане.

Ясно, что на самом деле победа оставалась за англичанами, которые сохранили статус-кво: немцы больше не делали попыток перехватить господство на море, что англичан полностью устраивало. Немецкие планы ослабить английский флот не сработали, английский флот остался сильнее. Теперь немцы все более активно переходили к подводной войне, постепенно начиная топить все подряд. Впоследствии они объявят неограниченную подводную войну. Кстати, уже во второй половине 1916 года германские подлодки сумели утопить за 3 месяца 1,5 миллиона тонн торгового тоннажа. Несколько тысяч транспортов.

Д. Пучков: Слушай, свирепствовали просто!

Б. Юлин: Каждый день топились десятки транспортов. Немецкие подлодки оказались самым эффективным оружием на море.

Д. Пучков: Без гидроакустиков обходились?

Б. Юлин: Ну, перископ же есть. Кроме того, значительная часть транспортов топилась в надводном положении. Вот, кстати, насчет благородства: немцы первоначально следовали правилам ведения войны, то есть останавливали судно предупредительным выстрелом перед носом, подходили, высылали смотровую партию: если судно везло контрабанду, его либо отправляли в свой порт, либо топили, дав экипажу возможность погрузиться в шлюпки. Чтобы бороться с немецкими подводными лодками, англичане придумали корабли-ловушки. Допустим, идет обыкновенное небольшое торговое судно под каким-нибудь нейтральным флагом – норвежским, шведским, голландским. Немецкая подводная лодка всплывает, дает выстрел перед носом, судно останавливается. Немцы начинают спускать шлюпку со смотровой партией, и в этот момент на судне-ловушке падают щиты, закрывающие орудия, и флаг нейтральной страны – потому что англичане формально тоже соблюдают правила войны. Взлетает английский флаг, и пока он лезет вверх, первые снаряды уже попадают в подводную лодку.

Д. Пучков: Какое коварство! Правила ведения войны нарушались всеми подряд, да?

Б. Юлин: Суда-ловушки англичане не считали нарушением правил войны, но думали иначе, поэтому стали поступать проще: видят в перископ – идет судно, всплывать, стрелять по нему – зачем? Торпеду – и все. Проверять, когда есть суда-ловушки…

Д. Пучков: Какая разница? В этот раз повезло, в другой не повезет. А нет судна – нет проблемы.

Б. Юлин: При такой английской тактике действовать, соблюдая правила войны на море, было бы идиотизмом, правильно? А немцы идиотами не были. Это была одна из причин объявленной неограниченной войны на море.

Д. Пучков: Прикольно.

Б. Юлин: В 1916 году стало ясно, что ни одна из сторон не добилась серьезных подвижек. Антанта продемонстрировала, что у нее сил больше, но успехи центральных держав, учитывая то, что удалось сделать с Италией и Румынией, пожалуй, были ощутимее. Однако все понимали, что эти успехи сугубо временные.

А, пардон, еще в 1916 году у нас был Турецкий фронт.

Д. Пучков: Так-так, а там?

Б. Юлин: В борьбе против турок у Российской империи вообще все шло отлично. Если в 1914–1915 годах случались довольно ожесточенные бои, турки еще могли воевать – та же самая Сарыкомышская операция, где они героически положили, в общем-то, все свои наиболее боеспособные войска, то в 1916 году… Ну, во-первых, завершалась Эрзурумская операция, во-вторых, по морю прошла Трапезундская операция, наши вполне успешно продвигались вглубь Турции. Турки ничего этому противопоставить не могли, их силы были стянуты в район проливов – сторожить Стамбул как самое важное. В остальных местах турки стали получать по шее от англичан и от нас, причем от нас – гораздо чаще и больнее.

Д. Пучков: Отрадно. Так?

Б. Юлин: Кроме того, прекрасные «Гебен» и «Бреслау», которые так удачно были переданы туркам немцами и позволили втянуть Турцию в войну на стороне центральных держав, оказались заперты с севера нашими минными постановками, со стороны Босфора – набегами нашего флота, а со стороны Дарданелл – союзниками. Как-то раз они неудачно попытались выйти из Дарданелл, вначале даже утопив там парочку английских мониторов, но потом на густых минных заграждениях крейсер «Бреслау» погиб, а поврежденный «Гебен» убрался обратно в Босфор и больше уже никому особых проблем не создавал. Таким образом, в 1914 году турецкий флот практически свернул свою активность.

А корабли Черноморского флота сумели полностью прервать судоходство вдоль северного берега Турции, где шхуны возили уголь. Обстрелы побережья и постоянные выходы нашего флота в Босфор довершали печальную для турок картину: русский флот обеспечил себе полное господство на Черном море.

Теперь о политических аспектах. В 1916 году Германия, изображая стремление к миру… Немцы же такие миролюбивые, правда?

Д. Пучков: Да как и все, наверное.

Б. Юлин: В общем, немцы предложили всем странам прекратить войну и заключить мир без аннексий и контрибуций.

Д. Пучков: Как интересно!

Б. Юлин: Они исходили из своей логики: их войска стоят на территории Франции и практически под Парижем, оккупируют значительную часть Российской империи. Вроде бы все складывается хорошо: они возвращают территории нам, французам и бельгийцам без аннексий и контрибуций, без каких-либо условий. Это они выкатили как свою мирную программу: мол, а давайте – типа ничего не было, так, случайно по-бузили и все забудем. Правительство стран Антанты, видя, как на самом деле изменилось соотношение сил и как дальше развиваются боевые действия, на это было категорически не согласно.

Д. Пучков: Еще бы!

Б. Юлин: Какой еще мир без аннексий и контрибуций, когда у нас гораздо больше сил? Немцы напали на нас, отхватили кусок территории, нанесли нам ущерб, а теперь уйдут к себе домой – и все закончилось? Ни фига подобного! Но на обывателя эта пропаганда мира без условий и потерь подействовала очень хорошо, антивоенные настроения начали стремительно расти и в Российской империи, и во Франции, и в Англии.

Д. Пучков: Ну, дело-то полезное, да.

Б. Юлин: Если говорить о колониях, в 1916 году в Ирландии вспыхнуло вооруженное антианглийское восстание, которое подавлялось силами британской армии. А у немцев после этих мирных предложений антивоенные тенденции как раз пошли на спад. В мае 1916 года в Берлине, например, состоялась такая мощная антивоенная демонстрация, что ее опять же пришлось разгонять с оружием, – а вот после мирных предложений немцы как бы чувствовали себя воюющими более справедливо. Это, на мой взгляд, действительно был гениальный политический ход, который для Российской империи сработает в 1918 году. А здесь…

Д. Пучков: Заложили мину?

Б. Юлин: Да, под себя же. 1916 год, пожалуй, был чуть ли не самым кровавым годом Первой мировой и при этом – самым блеклым с точки зрения хоть каких-то серьезных стратегических успехов.

Д. Пучков: Сколько лет еще оставалось до конца?

Б. Юлин: Полтора года: 1917-й и половина 1918-го.

Д. Пучков: Долго…

Б. Юлин: Да.

Д. Пучков: Больше всего поражает количество жертв.

Б. Юлин: И крайне низкий эффект от этих жертв.

Д. Пучков: Да. Всегда кажется, что с нынешними ядерными бомбами и прочим уж мы-то знаем, как надо, уж у нас-то есть… Спасибо, Борис Витальевич. Ждем продолжения. А на сегодня все. До новых встреч!