О подготовке к Первой мировой войне
Д. Пучков: Я вас категорически приветствую! Борис Витальевич, доброе время года!
Б. Юлин: Аналогично.
Д. Пучков: О чем мы сегодня?
Б. Юлин: Был такой мелкий локальный конфликт, который назвали Первой мировой войной. Это война, после которой говорили, что войн больше не будет, и принимали решения об объявлении войны вне закона. Этого хватило очень надолго… до Второй мировой.
Д. Пучков: Многие тогда же писали, что это только передышка на двадцать лет. Наиболее умные, я полагаю.
Б. Юлин: Ну да. Или говорили, что видят в Версальском мире 18 поводов для следующей войны.
Д. Пучков: Отлично. И про что мы поговорим?
Б. Юлин: Сегодня – про подготовку к войне. С Е. Н. Яковлевым ты говорил о политическом аспекте, а теперь обсудим именно военный: что из себя представляли стороны, которым предстояло сражаться.
Д. Пучков: То есть про всех? Не конкретно про Россию?
Б. Юлин: Думаю, большинству интересно именно про Россию, так что на нас остановимся подробнее.
Д. Пучков: Так точно. Мы все-таки нам ближе, да.
Б. Юлин: Но на фоне общей картины – иначе будет непонятно, почему все происходило именно так. Готовились все, воевали все, а не только мы.
Д. Пучков: Отскакивая немного в сторону. Война началась в 1914 году, я правильно помню?
Б. Юлин: Да, правильно.
Д. Пучков: А в 1913 году, как все время рассказывают, мы достигли каких-то невероятных экономических показателей.
Б. Юлин: Так нам рассказывают.
Д. Пучков: Давайте взглянем внимательнее.
Б. Юлин: Начнем с того, как вообще складывались коалиции.
Позднее, правда, две страны Тройственного союза воевали на одной стороне, а одна – на другой. Тройственный союз, сложившийся еще в начале последней трети XIX века, – это Германская империя, Австрийская империя и Итальянское королевство. Правда, Италия вступила в него с занятной оговоркой, мол, она не будет участвовать в войнах Союза в том случае, если они будут вестись против Англии.
Ты Италию на карте видел? Такой сапог, окруженный со всех сторон практически морем, кроме севера, где горы. А у англичан – самый мощный в мире флот. То есть итальянцев понять можно.
Д. Пучков: Могут случиться неприятности со стороны моря.
Б. Юлин: И они сразу это оговорили.
Но дело в том, что когда складывался этот союз, Германия рассматривала как своего основного противника Францию. Во франко-прусской войне та была разгромлена, но недобита во многом из-за международного давления. Ни Российская империя, и Британская не хотели большого усиления Германии. Немцы рассчитывали в дальнейшем французов добить. И собственно говоря, в самом конце века они были близки к этому.
Чтобы избежать подобной угрозы, Франция любыми путями стала искать сближения с Российской империей. Был заключен франко-русский союз – оборонительный, потому что и Франция, и Россия по промышленным ресурсам и военной мощи уступали центральным державам и на море, и на суше. Вернее, когда союз заключался – на море еще превосходили, на суше – уже уступали. Но главное – их промышленный потенциал был ниже.
Внутри союза, что самое интересное, как основная ударная сила рассматривалась не Российская империя, а Франция. Например, предполагалось, что после проведения мобилизации Франция выставит на фронт 1 миллион 300 тысяч человек, а Российская империя – 800 тысяч человек. Со временем и Франция, и Россия, и Германия с Австрией постепенно становились сильнее, то есть мощь союзов росла.
Во время Русско-японской войны произошла печальная для Франции вещь: Россия не просто потерпела поражение, резко упал ее рейтинг как военного союзника. Мы мало того что проиграли Японии, наши армия и флот, как говорилось в предыдущих главах, в течение всей войны не одержали ни одной победы.
Поэтому Россия еще воевала с Японией, а между Англией, которая считалась ее противником и ни к каким официальным долгосрочным союзам не присоединялась, и Францией начались секретные переговоры.
Небольшое отступление об Англии. Дело в том, что она, будучи мировым гегемоном – самой сильной страной в мире, – исходила из принципа «блистательной изоляции»: «У нас нет союзников, у нас есть только интересы». Это продолжалось до конца XIX века, а потом картина начала меняться. Значительно возросла мощь Соединенных Штатов, и они стали вытеснять Англию с мировых рынков торговли и промышленного производства.
Также очень усилилась Германия, которая разгромила Францию, окончательно объединилась с южно-германскими княжествами, начала догонять Англию и вскоре ее обогнала. Это касалось и производства, и военной мощи. Германия потихонечку сравнялась с Англией на море и явно уже превосходила ее в сухопутном вооружении.
И Великобритания стала искать военные союзы. Пока Франция находилась в панике – если Россия такой слабый союзник, что мы будем делать, когда на нас нападут немцы? – был заключен секретный англо-французский союз. С нами – официальный, между Францией и Англией – секретный.
Д. Пучков: А в чем смысл секретности в данном случае?
Б. Юлин: Дело в том, что Англия была против того, чтобы этот союз афишировался. Франции-то, конечно, выгоднее было бы размахивать транспарантом «Мы – союзники Великобритании!».
Д. Пучков: «Не подходи!»
Б. Юлин: Да, не трогайте нас. Но требование англичан было именно таково.
Однако спустя некоторое время мы проиграли японцам, и топить нас, вытесняя с Дальнего Востока, Англии стало не нужно. Англия предлагает союз уже нам. И тоже секретный. Так возникает «Сердечное согласие» как союз трех держав…
Д. Пучков: Антанта.
Б. Юлин: …Франции, Англии и Российской империи. Возникает Антанта, хотя официально существует по-прежнему только франко-русский военный союз. Получается, что внешне он по-прежнему гораздо слабее центральных держав, а по сути – ощутимо сильнее. Продолжается подготовка к войне, идет гонка вооружений, все свободные деньги перечисленных стран вбухиваются в то, чтобы развить военный потенциал, создать мощные флоты. Германия строит свой флот открытого моря, который уже превосходит флоты России, Франции и германских союзников, вместе взятые, уступая только английскому, по-прежнему сильнейшему. В ответ на каждые два немецких линкора Англия строит три своих.
А у нас в это послевоенное время…
Д. Пучков: Вопрос от тупых: из-за чего все? Из-за денег? В чем причина войны?
Б. Юлин: Если примитивизировать, то да, из-за денег.
Д. Пучков: То есть империи делили рынки?..
Б. Юлин: Империалистическая война – это когда страны, которые уже разделили мир, считают, что дележ прошел несправедливо. Некоторые из них. Франция полагает, что все поделено как следует, – она отхапала себе достаточно, Британская империя, над которой никогда не заходит солнце и где живет треть населения Земли, тоже считает, что, в принципе, захватила сколько надо…
Д. Пучков: Очень справедливо все, да.
Б. Юлин: …но не собирается ничего отдавать. А вот Германия с Австрией уверены, что опоздали к разделу.
Д. Пучков: И сейчас самое время это изменить.
Б. Юлин: Да. Кроме того, они стали втягивать в свою сферу влияния Турцию: строить Багдадскую железную дорогу, брать под контроль турецкую торговлю, чем, опять же, расстроили Российскую империю. Российская империя считает своей будущей добычей Константинополь уже 150 лет как.
Д. Пучков: И Босфорский пролив.
Б. Юлин: Ну, разумеется, и проливы.
Д. Пучков: Да. Этот пролив, как говорил Егор, позволил бы беспрепятственно транспортировать наше зерно в Средиземное море и там продавать его…
Б. Юлин: Беда в том, что мы никак не можем этот пролив себе забрать. Нам постоянно дают по рукам.
Д. Пучков: Турки-то знают, что мы считаем Босфор добычей?
Б. Юлин: Знают. Но дело в том, что они маневрируют между нами и австрияками, которые считают этот же Константинополь…
Д. Пучков: Своим.
Б. Юлин: …уже 200 лет как своим. Это как раз основная точка пересечения интересов Союзов, самая напряженная.
Балканы. Когда говорят, что Россия кормила всю Европу хлебом, это неправда. Россия как европейская страна экспортировала больше зерна, чем другие европейские страны по отдельности, но не надо забывать Латинскую Америку и Соединенные Штаты, также поставлявшие много продовольствия. Однако основная торговля хлебом шла по Дунаю, причем Австрийская империя и балканские страны вместе давали Европе хлеба больше, чем Российская империя. Естественно, мы хотели эту дунайскую торговлю полностью отжать себе, а австрийцы, которые и так большую часть ее контролировали, хотели – себе.
И в этом контексте Константинополь был одинаково интересен России и Австрии. Но мы и друг другу не давали захватить эту территорию, и, собственно говоря, более мощные игроки на политической арене – такие, как Англия и Германия, – не собирались позволять это ни нам, ни Австрии.
Но ведь добыча лежит, надо же на нее накинуться.
Д. Пучков: Правильно.
Б. Юлин: А Германия, которая опоздала к разделу колоний, вообще была в жутком расстройстве. В Латинской Америке они пытаются всех потеснить – так американцы начинают кричать про доктрину Монро и мешают торговать, в Африке и Азии – англичане кричат, что это их колонии, пытаются там вводить протекционистские меры просто потому, что немецкие товары лучше и дешевле английских… То же самое сейчас происходит с Китаем. Только у Китая нет амбиций захватывать колонии, а у Германии они были, самые натуральные. Что-то немцы сумели отхватить, но в основном то, что не отхватили другие по причине ненадобности: Камерун, Намибия, прочие пустыни…
Д. Пучков: Поскольку вы, паскуды, просто так ничего отдавать не хотите, мы строим корабли и скоро придем к вам, да?
Б. Юлин: Да, но это опять же официально не афишировалось. Речь всегда идет о справедливости…
Д. Пучков: Конечно.
Б. Юлин: …о демократии.
Д. Пучков: О свободе.
Б. Юлин: Например, когда была очередная революция в Венесуэле, в первую очередь туда пришли немецкие и французские корабли. А потом уже подтянулись американские – наводить порядок в Венесуэле. Хотя, казалось бы, где Германия, где Венесуэла…
Д. Пучков: Там нефть, по всей видимости, да?
Б. Юлин: Тогда она еще не играла такой роли, да в Венесуэле ее и не особенно много. Но тем не менее это рынок сбыта, источник сырья. Всем нужен.
Д. Пучков: Да.
Б. Юлин: Потому что наше процветание зиждется на том, что мы вас грабим, и вы не должны нам мешать. А мы – великие европейские державы плюс Соединенные Штаты и Япония – договоримся, что мы джентльменский клуб и будем грабить всех остальных.
Но ведь и грабить нужно по справедливости. А Германия считает, что ее обделили: Англии-то вон сколько досталось…
Д. Пучков: А Германии тоже хочется!
Б. Юлин: Да. Для Англии, в свою очередь, было недопустимо усиление Германии: она хотела, чтобы во время серьезной войны ослабли и Германия, и Франция, и заодно еще Российская империя, которая слишком много выпендривается.
Для Франции жизненно важно было убрать от своих границ такого страшного врага, как Германия, который постоянно над ней нависает и в случае чего может просто снести. Значит, нужно разгромить Германию, любой ценой.
Нашей основной задачей было убрать конкурентов-австрияков и загрести Балканы с Константинополем. Ну и дружить с англичанами, потому что иначе опять помешают.
Вот такой расклад. У всех свои исконные сакральные интересы, все нашли в этой войне свои скрепы, все нормально.
И вот все готовятся к войне. Мы участвуем в гонке вооружений. Во-первых, нам нужно было провести целый ряд военных реформ – раз мы проиграли войну, нужно учесть опыт и сделать так, чтобы в следующий раз победить. Назначили толкового военного министра, А. Ф. Редигера. Например, он заявил (цитирую): «Для содержания армии на уровне, отвечающем современным требованиям военного дела, необходимо увеличить ежегодные ассигнования на 144 миллиона рублей и сверх того единовременно отпустить 2 миллиарда 133 миллиона рублей».
Но Министерство финансов изыскать эти деньги не смогло, потому что их не было: весь государственный бюджет составлял в это время чуть больше 2 миллиардов.
Д. Пучков: Ого. Круто.
Б. Юлин: Военные расходы со скрипом увеличили за пару лет на 30 миллионов, а не на 144, которые запрашивались. На единовременную выплату в таком объеме денег не было вообще.
Но, разумеется, многие важные перемены произошли: во-первых, у нас все-таки ввели, по опыту Русско-японской войны, маскировочную форму практически цвета хаки – серовато-зеленоватую.
Д. Пучков: Не красные пиджаки с желтыми штанами.
Б. Юлин: И не белые гимнастерки и черные штаны, которые контрастно смотрятся на любом фоне, как раньше. Самой передовой армией в мире считалась английская…
Д. Пучков: Ну, они в Африке повоевали, как мы знаем.
Б. Юлин: И у них были деньги, чтобы учесть весь опыт.
Д. Пучков: Злые нищие буры, у которых пуль было мало, стреляли метко, поэтому пришлось переодеться в хаки, да.
Б. Юлин: Поэтому англичане первыми перешли на стрельбу из закрытой позиции, на маскирующую форму и так далее. Затем то же сделали японцы, которых учили англичане. После войны с японцами это сделали наши. А, например, французы и немцы вступили в войну в форме очень заметного цвета. Например, французская была синей.
Д. Пучков: Отлично.
Б. Юлин: И с артиллерией, которая была обучена вести бой на открытой позиции: видим холм, ставим пушки, а сверху – корректировщика – прямо на холме, потому что стрелять-то удобней.
Д. Пучков: Да. Видно лучше опять-таки.
Б. Юлин: Французы и немцы в последний раз серьезно воевали в 1870 году, тогда это было нормой.
Д. Пучков: Сорок лет назад, да?
Б. Юлин: Да. Короче говоря, подвижки у нас были серьезные. Улучшилась подготовка личного состава, особенно младшего офицерского состава, по сравнению с тем, что было перед Русско-японской войной.
Но, к сожалению, не проводились крупные учения, поэтому маневрировать крупными соединениями русские военные не умели. Не проводились пробные мобилизации – опять денег не хватило. Это как раз входило в 144 миллиона рублей ежегодно, которые было нужно добавить к военному бюджету, в ту часть, которую надо было добавить единовременно и которую никто не смог выделить. Попросту говоря, бабла не было, поэтому, как П. А. Зайончковский писал, у нас были «отличные роты и батальоны, хорошие полки, неплохие дивизии и плохие корпуса и армии». А плохие у нас были армии и фронты. Чем выше уровень, тем меньше у наших офицеров практических навыков того, как и что нужно делать. Все оставалось на тактическом уровне.
Кроме того, не удалось серьезно увеличить нормы боеприпасов ни для полевой артиллерии, ни для стрелкового оружия. В Русско-японскую войну уже не хватало снарядов, хотя боевые действия велись следующим образом: обеим сторонам было сложно подвозить боеприпасы издалека, поэтому после каждого сражения следовало долгое накопление сил, и только потом – новый бой. Ясно было, что в новую войну все будет по-другому, но денег от этого не прибавлялось. Возможности Военного министерства был крайне скромны и росли медленно.
Тем не менее у нас началось перевооружение. Русско-японская война показала, что нам крайне не хватает гаубичной артиллерии, – у японцев ведь были как раз немецкие гаубицы. Что характерно, у немцев были тоже немецкие гаубицы, но намного больше. Поэтому наши устроили международный конкурс, уже не рассчитывая разработать хорошую гаубицу. Устроили международный конкурс, где участвовали и наши заводы. В итоге на вооружение была принята гаубица 122-миллиметровая полевая образца 1909 года, немецкой фирмы Круппа, которая победила в конкурсе. Наши заплатили вознаграждение Круппу, и тут возмутились французы.
Дело в том, что увеличение денег на военные нужды в значительной мере шло не за наш счет. Французы были богаче нас, и они финансировали модернизацию и перевооружение нашей армии. Частично, но финансировали. Получается, они дали нам кредит на перевооружение, а мы взяли и купили гаубицу у немцев, развивая фирму Круппа. Ну куда это годится. Возмущение французов было вполне понятным. Поэтому наши провели повторный конкурс, где победила гаубица образца 1910 года Шнайдер, французская. Ее начали выпускать, но к началу войны выпустили недостаточно, на перевооружение дивизионного звена она не поступила. В дивизиях у нас были только трехдюймовки. Хорошая, обкатанная в Русско-японскую войну модель, себя оправдавшая.
Кстати, у французов в этом плане было так же плохо, как у нас, то есть у них в дивизиях тяжелой артиллерии не было.
Д. Пучков: Трехдюймовка – это 76, да?
Б. Юлин: Да. А у французов – 75. При этом насыщенность была одинакова.
Д. Пучков: Это немного?
Б. Юлин: Ну, у французов на дивизию из 12 батальонов – 36 пушек, у нас на дивизию из 16 батальонов – 48 пушек. Наши пушки с французскими были примерно равноценными: хорошие, скорострельные, – но без тяжелой артиллерии, конечно, непросто. С тяжелой артиллерией хорошо было только у немцев.
Как я уже говорил, на дивизию 16 батальонов, то есть 21 тысячу человек, у нас приходилось 48 скорострельных пушек, а у немцев на 12-батальонную дивизию в 16 тысяч человек – 72 пушки и 18 гаубиц.
Д. Пучков: Неплохо.
Б. Юлин: Разница в огневой мощи составляла где-то 2:1. При этом немцам было чем разрушить полевые укрепления, нам – нечем. У австрийцев, в теории, было не хуже, чем у немцев, но у Австрийской империи имелась ровно та же проблема, что и у Российской, – нехватка денег. Австрия еще сохраняла на вооружении даже скорострельные полевые пушки с бронзовыми стволами.
Д. Пучков: Круто.
Б. Юлин: Даже круче, чем у нас. Хотя вроде бы процветающая европейская монархия.
И снова о перевооружении. С участием небезызвестного адмирала Колчака в России была создана Лига по восстановлению флота, которая собирала деньги по подписке по всей стране, кроме того, получила средства из бюджета и заказала на них корабли по старым проектам, которые были не самыми новыми даже к Русско-японской войне. Так что, по сути, к началу Первой мировой современного флота у нас не было.
Д. Пучков: Толково.
Б. Юлин: У нас было несколько броненосцев: 4 броненосца на Балтике и, по-моему, штук 6 на Черном море. Это были либо модели, актуальные во время Русско-японской войны, либо новейшие – «Павел I» и «Андрей Первозванный», – которые тем не менее оставались броненосцами, в то время как во всех нормальных странах в ходу были линкоры. Мы тоже строили, но к началу войны ни один из них в строй не вошел.
У Англии – 20 линкоров и 9 линейных крейсеров (тоньше броня, больше скорость хода), у Германии – 16 линкоров и 5 линейных крейсеров, у Франции – 4 линкора, у Италии – 6 линкоров. У России – 0 линкоров. Такие дела.
С крейсерами – почти та же картина. В это время современные легкие крейсеры были у Англии и у Германии, а также штучки три – у Австрии и парочка – у Италии. Ни у нас, ни у французов современных крейсеров не было.
Итого, линкоров новых не было, крейсеров новых не было, эсминцев к началу войны – одна штука, «Новик». Прекрасный корабль (построен, кстати, с немецкой помощью), но всего один.
Дальше. Воздухоплавание. Самолетов у нас в армии было, пожалуй, больше, чем у любой другой страны мира, – около 260. Для сравнения: у Франции – 180, у Германии – где-то 250–260.
Д. Пучков: Они тогда не слишком широко использовались, так?
Б. Юлин: Только для разведки и корректировки. Ни бомбардировщиков, ни истребителей. Правда, в России появился бомбардировщик, про который любят с такой помпой рассказывать, – «Илья Муромец».
Д. Пучков: Да.
Б. Юлин: Вроде как стратегическая авиация была создана. Так вот, «Илья Муромец» – это большой деревянно-перкалевый четырехмоторный самолет. Самолеты Первой мировой войны строились вокруг мотора, а остальное, извини, делалось из тряпок и палок.
Д. Пучков: А алюминий?
Б. Юлин: Открыли, но еще не применяли.
Д. Пучков: Дорого.
Б. Юлин: Кстати, чем дальше, тем больше, во время войны немцы стали уже выпускать цельнометаллические «Альбатросы» (Albatros D. I.). Много металла использовалось и во французских SPAD, например. Но мы говорим о периоде перед войной. В это время самолеты делали из тряпок и палок, потому что их легче поднять в воздух маломощным двигателем.
«Илья Муромец», как уже было сказано, имел четыре мотора – немецкие Argus, потому что у нас авиационные двигатели не выпускались. Во время войны мы, допустим, выпускали в основном французские, фирмы «Гном-Рон» (Gnome-Rhóne), но мало.
Зачем нам вообще понадобился четырехмоторный бомбардировщик? Дело в том, что в других странах были дирижабли. Например, к началу Первой мировой войны у Германии для дальних налетов и бомбардировки имелось 26 дирижаблей. А в России было сделано всего два крупных дирижабля (мелкие не играли никакой роли, разве что могли служить для разведки), и еще два достаточно крупных мы купили у французов.
«Илья Муромец» не мог участвовать в дальних налетах. Летал как следует он только пустым, а в военной конфигурации – с пулеметами и бомбами – едва выдерживал 200 километров, то есть действовал только около линии фронта. Несмотря на то что в то время «Илья» был самым крупным – и единственным четырехмоторным – бомбардировщиком в мире, он оставался не стратегической машиной, а здоровенным четырехмоторным бипланом из дерева и тряпок. Да, на нем установили несколько пулеметов, это было типа круто, но делалось от бедности и отсутствия возможности производить дирижабли. Потом, во время войны, оказалось, что бомбардировщики лучше, чем дирижабли, – но у России их было всего несколько десятков. Об этом мы еще поговорим.
С финансированием мы немного разобрались. После войны с Японией нам потребовалось несколько лет, чтобы компенсировать потери винтовок во время боевых действий. Мощность наших заводов была достаточно скромной, но они постоянно работали под довольно высокой загрузкой, насколько деньги позволяли. Как раз недостаток винтовок, патронов, пороха, боеприпасов – причина того, что Российская империя оказалась единственной из континентальных держав, где не было всеобщей воинской повинности.
Во Франции всеобщая воинская повинность, срок службы – 3 года, и при 40-миллионном населении численность армии мирного времени – больше 800 тысяч человек. В Германии всеобщая воинская повинность, срок службы – 2 года, армия мирного времени – 780 тысяч человек. В Российской империи: население – 180 миллионов человек, армия мирного времени – 1 миллион 400 тысяч человек, больше, чем у остальных, при этом призывали далеко не всех, меньше половины. Экономика страны не тянула всеобщую воинскую повинность, поэтому она у нас была всесословная. И запасы оружия делались в расчете как раз на тех, кто прошел военную подготовку. К началу Первой мировой в России было, например, запасено 4 миллиона 500 тысяч винтовок для призывников, которые уже прошли обучение. К чему это привело, мы рассмотрим дальше.
С пулеметами дело обстояло так же, как в других странах. В это время в мире – у французов, у англичан, у немцев, у австрийцев, у нас – была принята общая норма: по 2 пулемета на батальон в дивизии.
Одним из важнейших аспектов подготовки к войне было развитие дорожной сети, определявшее скорость мобилизации. Например, если перед франко-прусской войной Германии на мобилизацию всех своих сил требовалось 18 дней, то перед Первой мировой войной – всего 10. Франции, для сравнения, – чуть больше 14. У нас срок мобилизации оценивался где-то в 30–40 дней.
Д. Пучков: Ого.
Б. Юлин: Связано это было с тем, что сеть железных дорог в России была очень неплотной. Часто расписывают, что к 1913 году эти дороги бурно строились, и все было прекрасно. Но вот конкретные цифры: к началу войны у нас проложено 73 тысячи километров железных дорог – крайне мало.
С 1900 года по 1904 год в Российской империи введено в эксплуатацию 6380 километров железных дорог. С 1905 по 1909 год – 5260 километров (уже меньше), с 1910 по 1913 год – 3570 километров. Очевидно, что темп строительства железных дорог из года в год постоянно снижался.
Д. Пучков: В чем причина? Вроде дело нужное.
Б. Юлин: Деньги. Развитие промышленности. И еще один занятный момент: «На строительство новых стратегических линий Россия получила от Франции дополнительный заем. Соглашаясь на новый заем, французское правительство требовало немедленного осуществления плана строительства дорог, согласованного между Генеральными штабами. Под него в России был выпущен внутренний облигационный заем, крупные банки приступили к организации обществ, получившие концессий на 15 тысяч верст дорог. До начала мировой войны они успели построить около 2 тысяч верст новых дорог и во время войны – еще 3,5 тысячи верст. В строительство включилось и Военное ведомство».
Во-первых, наше строительство железных дорог, как и перевооружение армии, в значительной мере финансировала Франция в рамках оборонительного союза. При этом большая часть железнодорожного полотна строилась в Польше.
Д. Пучков: Она тоже нашей была, многие не в курсе.
Б. Юлин: Да. Но дело в том, что именно через Польшу мы могли действовать против Германии, и французы выделяли деньги на строительство в первую очередь тех железных дорог, которые позволяли быстрее провести мобилизацию. Им было плевать на нашу экономику, им не требовались железные дороги там, где России было нужно для хозяйства. Поэтому самая лучшая сеть железных дорог располагалась в Польше и в Прибалтике – чтобы вести переброску войск в Германию.
Д. Пучков: Увы.
Б. Юлин: Помнишь визуально, как соотносятся размеры территорий Российской империи, Франции и Германии?
Д. Пучков: Да.
Б. Юлин: У Франции к этому времени есть 14 тысяч паровозов, а у Российской империи – 20 тысяч. Чуть больше, чем у французов, – но сравни их и нашу территории! В Германии к тому времени имеется 28 тысяч паровозов, больше, чем у нас, при гораздо меньшей территории. Статистика по вагонам: у нас – 485 тысяч, Франция – 371 тысяча вагонов, Германия – 704 тысячи.
Д. Пучков: Это значит (для совсем тупых), что перевозки сильно интенсивнее, – паровозов много, и везут они гораздо больше, потому что вагонов много.
Б. Юлин: Да. А учитывая, что во Франции или Германии сами перевозки гораздо короче…
Д. Пучков: Расстояния меньше.
Б. Юлин: Скажем так, чтобы перевезти столько, сколько один паровоз везет во Франции, в России требуется четыре-пять паровозов. И, соответственно, в четыре-пять раз большее количество вагонов. Ничего этого нет – отсюда и разница сроков мобилизации, численности мобилизованных войск и снабжения войск на линии фронта.
Д. Пучков: Не только едой, но снарядами и патронами, да?
Б. Юлин: Всем. От текущих пополнений до продуктов питания.
Д. Пучков: Неплохо было бы узнать, сколько где народу служило и сколько на них приходилось паровозов и вагонов.
Б. Юлин: Сейчас посмотрим. Вооруженные силы мирного времени в Российской империи составляли 1 миллион 284 тысячи человек, если брать кадровую армию (а вооруженные силы в целом – больше 1 миллиона 400 тысяч), 6848 орудий и 240 тяжелых орудий. По окончании мобилизации численность вооруженных сил у нас должна была достичь 5 миллионов 460 тысяч.
Все население Франции – 40 миллионов человек. Правда, Франция активно развивала колониальные войска, которые в ходе войны ей очень помогли. Армия мирного времени – 884 тысячи человек, по окончании мобилизации – 3 миллиона 780 тысяч человек, артиллерия – 3960 легких и 688 тяжелых орудий. Легкая артиллерия, как и в целом численность армии, – в 1,5 раза меньше, чем у нас, а тяжелая – в 3 раза больше.
Теперь обратимся к Германии: 780 тысяч солдат, по окончании мобилизации – 3 миллиона 800 тысяч (без Ландвера); 7312 полевых орудий, 2000 тяжелых орудий. Больше, чем у нас и у Франции, вместе взятых, в 3 раза.
К началу боевых операций у нас было мобилизовано 2,5 миллиона человек, у французов – 2,7 миллиона. Дело в том, что под первую волну мобилизации попадали далеко не все, что опять же из-за ограниченных возможностей транспорта.
Д. Пучков: Да.
Б. Юлин: Германия к началу войны мобилизовала 2 миллиона 200 тысяч солдат, но в целом, сравнивая количество согнанных под ружье людей, немцы собрали больше, чем Франция и Россия, – просто раньше начали боевые операции.
Теперь – о планах и предположениях сторон. Французы исходили из того, что немцы в первую очередь нападут на них. Немцы, кстати, тоже считали, что первым делом надо нападать на французов – основных, как тогда предполагалось, противников. И наши это понимали.
Поэтому боевые действия планировались так: французы собирались, опираясь на линии укреплений на границах Франции и, возможно, Бельгии, сдерживать немецкий натиск до тех пор, пока Россия не завершит мобилизацию и не вторгнется в Германию с другой стороны. А воевать на два фронта у Германии не хватит сил.
Д. Пучков: Не хватит, да.
Б. Юлин: Это французский план. Он учитывал еще то, что союзником является Англия, – на самом деле действовать на два фронта немцы бы смогли, а вот драться еще и против Великобритании… Немцы были уверены, что Англия будет воевать против них, но не догадывались, что это случится с самого начала, потому что не знали о союзных обязательствах Англии. Они думали, что Англия неизбежно ввяжется в войну, но с опозданием.
Согласно знаменитому плану Шлиффена, Германия должна была бросить на Францию практически все силы: развернуть 7 армий, из которых шесть вторгаются во Францию через Бельгию в обход укреплений, а одна – сидит напротив границы с Францией, сдерживая в случае чего возможный контрудар французских войск. Тратить силы на войну с Россией вообще не предполагалось. Обойдя всю северо-восточную часть Франции – наиболее промышленно развитую – и обогнув Париж, немцы рассчитывали окружить французские силы, уничтожить их и заставить Францию капитулировать в считанные недели.
Такой грандиозный план пугал даже самих немцев. К Первой мировой войне его слегка смягчили: одну армию решили держать против России, семь – против Франции, причем бросить через Бельгию следовало не шесть из них, а только пять, чтобы две оставшиеся сдерживали французов.
Используя превосходство в артиллерии, в скорости мобилизации и, как сами немцы считали, в подготовке войск, Германия планировала быстро разгромить Францию и тогда уже развернуться к России. Кроме того, немцы рассчитывали, что Австрия будет хоть как-то сдерживать Россию – не слишком долго, так как ясно, что Российская империя сильнее Австрийской практически по всем параметрам. Плюс к этому у Германии была надежда на то, что какие-то силы французов будут оттянуты итальянцами.
План Австрии состоял в том, чтобы воспользоваться развязавшейся войной, прикрыться чем-то от России и срочно напасть на Сербию, захватив проход к Константинополю.
План России. Французы пытались от нас добиться следующего: так как главный противник – Германия, то России предполагается сосредоточить основные силы против нее и, как только появляется возможность, начать наступление вглубь Германии, чтобы оттянуть силы от Франции. Наши собирались развернуть на западной границе 6 армий. Французы настаивали, чтобы 3 или 4 армии перешли в наступление против немцев, утверждая, что немецкая граница будет практически открыта. Наше командование хотело сразу отобрать как можно больше и у Германии, и у Австрии, поэтому планировалось 2 армии направить против немцев, 4 – против австрийцев, а потом наступать и там, и там по расходящимся направлениям.
Д. Пучков: Наполеоновские замыслы.
Б. Юлин: Да. А французы, мол, пускай отмахиваются пока, как знают. В итоге, разумеется, когда мы четырьмя армиями разгромим Австрию, можно начинать победный марш на Константинополь.
У Англии планы были предельно простые: начав сосредоточивать силы во Франции, заблокировать Германию со стороны моря и, не слишком глубоко встревая в сухопутные действия, предоставить русским и французам бить немцев, а немцам – бить русских и французов. Это тоже не сработало, но обо всем – в свое время.
Собственно говоря, таковы основные планы сторон.
Д. Пучков: Как положено, каждый печется о собственной выгоде.
Б. Юлин: Империалистическая война именно такова, ее причины всегда чисто коммерческие.
Итак, все страны вооружены магазинными винтовками, пулеметами, скорострельной полевой артиллерией, у немцев вдобавок в достаточном количестве имеется тяжелая артиллерия. По развитию тактики и формы, по ведению боевых действий на первом месте находятся, собственно говоря, английская и русская армии, а также японская, которая в данный момент является нашим союзником на Дальнем Востоке (она в союзе с Англией).
В умении оперировать крупными соединениями и способности к мобилизации на первом месте – немцы и французы. Австрия отстает от всех, к тому же австрийская армия является самой многонациональной, солдаты говорят на огромном количестве языков, и немецкий командный состав часто не понимает своих подчиненных.
Д. Пучков: Они-то и внутри Германии не очень хорошо друг друга понимали. Как там в произведении про бравого солдата Швейка: «Это из Баварии призывники, их сначала надо научить говорить по-немецки, а после этого они уже могут службу нести».
Б. Юлин: Не из Баварии. Бавария – это и есть Германия.
Д. Пучков: Неважно! Население Германии друг друга не понимало. Это, кстати, говорит о специфических вещах: несмотря на сказки про свободу, люди из Баварии веками не ездили, например, в Берлин, сидели на одном месте и говорили на своем диалекте.
Б. Юлин: Существовала австро-венгерская двуединая монархия: нация высшего сорта – немцы, австрийцы, вторая нация первого сорта, более многочисленная, более бодрая и наглая, но чуть ниже «по уровню» – венгры, плюс куча подвластных народов.
Д. Пучков: «Чурки завоеванные».
Б. Юлин: Да. В основном из славян. Еще и румыны есть. Бардак бардаком, но при этом – древняя и могучая империя, которая обеспечивает мир и стабильность в Европе. Согласно тогдашней австрийской пропаганде, разумеется.
Д. Пучков: И вот все перечисленные встали на низкий старт и ждали сигнала.
Б. Юлин: И активно гнали гонку вооружений в меру возможностей. В следующий раз поговорим про начальный этап боевых действий.
Д. Пучков: Спасибо, Борис Витальевич, очень познавательно. Всем любителям хруста французской булки и невероятного развития в 1913 году рекомендуется хотя бы поверхностно ознакомиться с тем, у кого что было, сколько и почему, а также на что шли деньги.
Б. Юлин: И откуда они брались.
Д. Пучков: И что на эти деньги было организовано, и как, и какой давало конечный результат. С нетерпением ждем продолжения. До новых встреч!
