Глава одиннадцатая
Прошло каких-то полчаса – мы пешком выбрались к амбару, углубились в дебри бурьяна на его задворках и вскоре оказались на поляне, заросшей молочаем. Лес вплотную подступал к поляне. Кустился шиповник, маскируя подножья старых осин. Насколько здесь все разрослось за 108 лет? Поляна явно сузилась. Макар нашел неплохое место для последнего пристанища своей матери. Я с любопытством озирался. Мы проверились, хвоста не было. Справа, за лесополосой, змеилась речушка, было слышно, как журчит вода на перекате. Болото здесь действительно отступало, «туалетный» запах почти не ощущался. Справа, должно быть, мостик. В самом деле, что мешало Крыленко прокатиться на пикапе по мосту, оставить за деревьями машину, прогуляться сюда, если было время? Почему меня никогда не слушают? Ведь говорил же! Но нет, «у нее чутье, в болоте делать нечего».
– А ведь сразу могли сюда прийти, – сказал я. – И ничего бы не было.
Она фыркнула, поджала губы. Глупо сотрясать воздух, все равно выкрутится. Фразу «Ты был прав» за всю историю человечества не произнесла ни одна женщина. Могила вскрылась, ее размыло дождями, возможно, еще какие-то воздействия. Поляна и так была не слишком ровная. Края могилы осыпались, накренился кустарник, росший на краю захоронения. В яме валялись комья земли, часть их заросла травой. Вроде все было в порядке, я не чувствовал холодка по спине, проблем в организме. Отсутствовало желание самому себе перерезать горло. Варвара пристально смотрела на могилу. Подрагивали пальцы рук.
– Мы нашли, что хотели, – задумчиво изрек я. – Может, не стоит здесь долго находиться? Теперь мы знаем это место, можем восстановить могилу…
– Почему мы не можем здесь находиться? – Она вздрогнула, быстро посмотрела на меня. Я пожал плечами.
– Крыленко снял с могилы плиту. Через два месяца Крыленко умер… Бомж Баклицкий стащил крест. Где сейчас этот бомж? Я уж не говорю про мужиков, участвовавших в убийстве Марии. Молчу про тех маргиналов, что буйствовали на ее могиле…
– Никита, ты путаешь разные вещи… – Ее голос подрагивал. – Мы не собираемся ничего воровать с могилы Марии Архиповны, мы не планируем устраивать здесь пьяные шаманские пляски и всячески ее поносить. Наоборот, мы собираемся ей помочь, хотим восстановить могилу, выяснить, что же произошло и кто виноват… Чуешь разницу?
– Чую, – согласился я. – И все равно пошли отсюда. Мы знаем это место, возьмем рабочих у Сергея Борисовича, привезем сюда плиту и крест, все сделаем, как когда-то Макар сделал. Закроем хотя бы мистическую сторону этого дела…
– Да подожди, – отмахнулась Варвара. – Побудем еще немного. У меня, кажется, контакт с этой женщиной…
Мне расхотелось смеяться. Может, в этом есть резон: если наука в XXI веке что-то не объяснила, то это не значит, что этого нет? У науки всегда есть шанс открыть что-то новое. Она присела на край могилы, потом осторожно спустилась вниз. Я ушел подальше, сел на корточки и закурил. Варвара вроде не умирала, кряхтела в могиле, потом стало тихо. Я докурил, осторожно приблизился. Она испуганно смотрела мне в глаза.
– Снова торкнуло? – спросил я.
Она кивнула.
– Расскажешь?
– Нет, потом… – Она замотала головой, отвернулась.
Я походил кругами вокруг могилы, потом занялся мониторингом обстановки. Чувство опасности безмятежно спало – в этих краях нас точно не пасли! Да какого черта? Я снова подошел к могиле, спустился вниз. Варвара покосилась на меня, но ничего не сказала. Любопытство губит, конечно, и людей, и кошек, но оно всегда здесь, ему очень трудно сопротивляться. Я занял относительно устойчивое положение, опустился на колени. Штанам хуже не станет. Что на меня нашло? Я откатил один ком глины, потом сместил другой, начал руками, как крот, зарываться в землю.
– Эй, поосторожнее там, – буркнула Варвара.
– Да ладно, – отмахнулся я, – не могилу Тамерлана вскрываем.
Все уши прожужжали с этой могилой, вскрытой в Самарканде 20 июня 41 года! Типа, древнее пророчество: вскрывать нельзя, разразится самая страшная в истории война! А ничего, что план «Барбаросса» расписали еще тремя месяцами ранее, а в первых числах июня все войска стояли на позициях, и время было назначено? Что, не вскрой похмельные советские археологи эту могилу – и все бы обошлось? Гитлер бы передумал, и история отправилась бы по другому пути?
Гроб, конечно, сгнил, остатки трухлявой древесины рассыпались в руках. Я нащупывал петли, гвозди – необычные для нашего времени, но вряд ли достойные зваться артефактами. Я наткнулся на перемешанные с землей кости, отпрянул, пропотел. Но ничего не произошло, это были просто кости! Организм уверенно работал, сознание не мутнело. Варвара сидела неподвижно, повернувшись ко мне спиной, размеренно дышала. Я вернулся к своему занятию, извлек из залежей земли и глины еще пару скобяных изделий, огрызок медной ленты. Чудом сохранившийся гребень для волос, потом нащупал что-то железное, угловатое, принялся тащить на себя. Варвара услышала мое кряхтение, обернулась. Находка не выглядела чем-то драгоценным, но это был точно артефакт. Маленькая железная шкатулка, вроде увеличенного футляра для очков. Я рукой счищал с нее грязь. Проявился барельеф, какие-то витиеватые узоры. Шкатулка не сгнила, будучи металлической, но товарный вид потеряла. На боковой части имелся замочек-скобка, я подцепил ее ногтем. Шкатулка сопротивлялась недолго, со скрипом открылась. Внутри лежало круглое зеркальце с ручкой – небольшое, вроде крупной лупы. Хватило же у меня догадливости взять его в руку! Защипало пальцы, ахнула Варвара:
– Ты что делаешь? Это нельзя трогать! Пусть лежит, где было! – Она отобрала у меня зеркало, сунула обратно в шкатулку, захлопнула крышку. Сунула ее в ямку, присыпала землей. Потом уставилась на меня и удрученно покачала головой: – Ты бы хоть спрашивал у меня, что можно, а что нет. Я для чего тут сижу?
Пальцы жгло, словно я их в крапиву сунул. Суставы начинало сводить судорогой.
– А что, обычная дразнилка… – Я как-то незаметно перешел на блатной жаргон.
– Ту-ту. – Она постучала кулаком по голове. – Мы забрались в могилу ведьмы, тебе этого мало? Макар, хороня мать, положил в гроб кое-что из ее вещей. Некоторые из них имели отношение к ритуальным ведьмовским обрядам. Парень правильно рассудил – ему эти штуки без надобности, а мамане в загробном мире могут пригодиться. Ну ведьма она была, ты еще не понял? Зла не приносила, людям помогала, но все равно ведьма, тем и жила, оттого и в одиночестве время проводила. Вскрылись у нее способности после смерти любимого мужа…
– Это что же… – я закашлялся, – типа, «свет мой, зеркальце, скажи»?
– Типа да, – кивнула Варвара. – Если ты настолько примитивен, то пусть будет так.
– Но ты же сама взяла его в руку…
– Мне можно.
Боже правый, куда я попал! Все это дело мне решительно разонравилось, я начал выбираться из могилы, пытался достать сигарету трясущейся рукой. Она убегала, я за ней гнался. Дрожь не проходила, онемение расползалось по конечности. Вот же угораздило! Но дальше локтя все было нормально, видимо, я вовремя избавился от этой гадости. Варвара поглядывала на меня с усмешкой. По счастью, наши посиделки в могиле не затянулись. Варвару это тоже тяготило. Глядя на нее, я не мог избавиться от мысли, что она впитывает информацию. А как процесс завершился, она тоже заспешила. Я подал ей руку, помог выбраться. Сколько можно тянуть кота за резину? Солнце уже садилось. Мы сделали свое дело, а дальше хоть трава не расти…
Мы без приключений добрались до машины, притулившейся за заброшенным фургоном. Усталость была дикая. Рука не слушалась, дрожала, я не чувствовал пальцев. Сельчан на центральной улице было с избытком, на нас почти не смотрели.
– Я сяду за руль, – сказала Варвара, критически обозрев мой жалкий вид. – А ты не дергайся и не психуй, скоро пройдет.
– Но ты не умеешь водить, – напомнил я.
– Я не умею покупать машины, – поправила Варвара. – А ездить я умею, и даже права получила. Не волнуйся, справлюсь с твоей «танкеткой». Ближе к городу пересядешь за руль – там я действительно пасую…
И все равно она волновалась, вела машину рывками (особенно мимо полицейского участка), напряженно смотрела на дорогу. На землю укладывались пока еще легкие сумерки. Мы выехали из Кривошлыкова. Погони не было, я немного расслабился. Выезд из села – один-единственный, это немного напрягало. И дорога до трассы была в единственном числе, затеряться в принципе негде. Оставалось верить в свою счастливую звезду. К счастью, мы были не одни на дороге. Транспорт в основном попадался встречный – видно, многие сельчане работали в городе. Неужели трудно дорогу сделать? Я держался за ручку над головой, скрипел зубами, когда колеса ныряли в ухабы и вылетали из них. Варвара пока не знала, что такое плавно давить на газ. Мы выбирались из вереницы холмов на открытое пространство. Вокруг дороги зеленели перелески. До нормального асфальта оставалось несколько километров. Варвара расслабилась, вела машину увереннее.
– Рассказывай, – сказал я, – что узнала? Ты же не просто так сидела в могиле?
– Ну, да, в отличие от некоторых, я ее не оскверняла… Тяжело это, Никита. – Она глубоко вздохнула. – Я уже не реагирую так болезненно на эти видения, начинаю привыкать. Устанавливается некий контакт с Марией Власовой… или, если угодно, с ее духом…
Мне было неугодно, но я помалкивал, поглаживал руку, пострадавшую в баталии с «колдовским миром».
– Контактируя с ее вещами, с могилой, где покоятся ее останки, я вижу те события…
– Почему именно те?
– Наверное, именно их она хочет мне показать, не знаю… Сегодня я «досматривала» то, чего не видела раньше. Видения становятся длиннее – две-три секунды, даже больше. Это уже не вспышки, а полноценные движущиеся картинки… Мы уже поняли, что она не самоубийца. Во всем виноват староста Савельев Тихон Фомич – тщеславный, мстительный, крайне неприятный тип. Как сейчас говорят, он фальсифицировал улики, совершил подлог, являлся если и не исполнителем, то инициатором убийства семьи Сафроновых и Марии Власовой… Они ввалились в дом к Марии, когда уже темнело, орали, что пришли отомстить за своих родственников. Били посуду, крушили мебель, таскали за волосы Марию. Потом поволокли во двор, спускающийся к реке. Я все это видела, это была не сплошная подача «видеоматериала», а словно нарезанные куски… Староста не вмешивался, только ухмылялся где-то сзади, покручивал усы…
– Ты его видела?
– Смутно, обрывками. Он постоянно за спинами. Но похож на того прилизанного типа с фотографии у церкви… Мария поняла, кто ее подставил, – ее эмоции до сих пор у меня в голове… Дикое отчаяние, безысходность, злоба – вот что она чувствовала. Она поняла, что произойдет. И кричать бессмысленно, никто не поможет… Она вырывалась, умоляла, но те были пьяные, еще больше заводились, пинали ее к реке, потом бросили на землю, стали привязывать камень к шее…
Нарастал комок в горле. Набегала глухая тоска – словно и мне передавались эти страсти-мордасти…
– Потом этот истошный вопль… – Варвара передернула плечами. – «Будь ты проклят! Будешь вечно мучиться в этом мире!» А потом меня… вернее, ее толкнули, толща воды сомкнулась над головой… Свой посыл она обращала, разумеется, к старосте, – добавила Варвара. – Мощный энергетический выплеск – к кому же еще? Те трое мужиков особо и не виноваты. Да, не самая приличная публика на деревне, но их натравил староста, внушил какую-то дичь, напоил. Они-то считали, что совершают праведную месть, уничтожают злую ведьму…
«Что не помешало им скончаться спустя энное время», – подумал я.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как герой «Служебного романа», – засмеялась Варвара. – В сравнении с Бубликовым – неплохо… Сегодня лучше, правда. Уже не было такой встряски…
Надеюсь, она не собирается превращаться в Марию Власову? – обеспокоился я. Варвара уже по-свойски справлялась с машиной – где надо, притормаживала, где не надо, ускорялась. Навстречу прогремела разболтанная «девятка» с музыкой. Мы обогнули лесок, вырвались на очередной простор. Слева на обочине стояли желто-синие «Жигули» с символикой ГИБДД – я удивился, надо же, почти цивилизация. Заняться этим людям было нечем – после той «девятки» ни одной машины, кроме нашей, на дороге. Варвара нормально ехала, скоростной режим не нарушала, фары горели! Но от капота оторвался инспектор со светоотражающей полосой на рукаве, сделал два шага и лениво махнул жезлом: дескать, тпру!
Варвара чертыхнулась, как завзятая автолюбительница, вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами, значит, судьба. Есть ли у нее права при себе, вопрос интересный, но в мою страховку она точно не вписана. А стало быть, штраф, причем немалый, но неприятность эту мы переживем.
– Тормози, чего там, – буркнул я. – Только плавненько, не дергай, съезжай на обочину…
– Зачем? – взвизгнула она. – Мы что нарушили?
Я удивленно на нее уставился – что это с ней? Минуту назад она была совсем другая. Девушка изменилась, побледнела, бусинка пота блестела на лбу. Она облизнула пересохшие губы. «Мой первый гаишник» – явление, конечно, серьезное, но зачем так волноваться? В тюрьму не посадят.
Она остановилась, опустила стекло. Я, глядя на нее, тоже подобрался, вдруг что-нибудь выкинет по незнанию? Инспектор подходил неторопливо, грузно. Остановился возле левой дверцы, слегка нагнулся, осмотрел Варвару, потом меня. Козырек форменного кепи был надвинут на глаза. Взгляд у него был пытливый, не сказать, что беспристрастный. Он смотрел как-то неприятно, въедливо. Серое, гладко выбритое лицо, выступающие скулы. Мне тоже стало не по себе под его взглядом. Варвара же откровенно обливалась потом, на инспектора не смотрела, таращилась в лобовое стекло.
– Здравствуйте. – Инспектор козырнул, немного отстранился. – Старший лейтенант Бугров, попрошу права, страховку и документы на машину.
– Командир, мы что-то нарушили? – спросил я – и вдруг почувствовал, как в горле пересохло. Что за мистика повсюду!
– Разве я сказал, что вы что-то нарушили? – удивился инспектор. – Мы проверяем транспортные средства, подпадающие под последние ориентировки. Предъявите документы, пожалуйста, – вежливо попросил он. – И выйдите из машины.
А это еще зачем? – чуть не вырвалось. Варвара сидела окаменевшая, она никак не реагировала! Я покосился на «Жигули» с символикой – там еще напарник должен быть, но что-то не видно. Экономят на личном составе в свете сокращений в ведомстве?
Раздался предупреждающий звуковой сигнал – как кочергой по черепу! Откуда взялся этот самосвал? Мы даже не видели, что он приближается. Он прокатил по встречной полосе, обдал гарью. Инспектор закашлялся, ему пришлось прижаться к нашей машине. Для него это тоже стало неожиданностью. Он отшатнулся, когда машина проехала, выругался. Молодец водила, маленькая месть нелюбимой инспекции!
И в тот момент, когда самосвал отвлек инспектора, Варвара ударила по газам! Она и не глушила машину! Я ахнул, схватился за приборную панель! Мысли перепутались. «Террано» несся по колдобистой дороге, набирая скорость, прыгал, как козлик, по ухабам. Варвара вцепилась в баранку, подалась вперед, кусала губы. Она практически в пол вдавливала педаль! Вот доверь управление обезьяне! В первые мгновения я потерял дар речи, а когда очнулся, машина фактически летела. Дорога огибала очередной лесок, снова вырвалась на открытые просторы.
– Варвара, побойся бога! Что ты делаешь? – крикнул я. – Ты знаешь, что нам за это будет?
Я прилип к зеркалу заднего вида. Не видно ни черта! Обернулся, чтобы все видеть своими глазами без всяких отражений. Погони не было, ревущая и искрящая огнями машина ГИБДД из-за перелеска не выскакивала. Я ждал – вот-вот появится. Но нет, не появлялась. Варвара становилась виртуозом – обогнала с выездом на встречную полосу плетущуюся «Таврию» и снова ушла в отрыв. Погоня отсутствовала. Охота этому инспектору шевелиться? Сообщит по рации – на следующем посту нас встретят, как родных…
– Не знаю, Никита, честное слово, не знаю… – Зубы моей помощницы продолжали выбивать чечетку. – Сама не понимаю, что на меня нашло. Такой липкий пожирающий страх, это не объяснить, это надо чувствовать… У меня аж челюсть свело от страха, продохнуть не могла…
Я устал вертеться. Не было за нами никакой погони! Впереди показалась трасса. Никакая засада там вроде не просматривалась. Но мы не сегодня родились! Мелькнул отворот на такую же убитую грунтовку, я воскликнул:
– Все, тормози, дальше сам поведу! У нас у обоих теперь руки трясутся!
А ведь было что-то, рано нам в дурдом. Пусть не такой всепоглощающий ужас, но я тоже ощутил что-то липкое, гадкое, и это еще мягко сказано! Мы поменялись ролями, я быстро сдал назад, поехал по кочкам параллельно автостраде. Лучше время потерять, поплутать по Лебяжьему, зато миновать опасный участок на автотрассе. Из Лебяжьего есть дорога в Марусино, оттуда «огородами» – до скопления частного сектора вокруг улицы Клубной, а там уже город, можно выбрать дорогу, свободную от постов. Доехать до дома, а завтра будь что будет. С неприятностями по «официальной» линии я как-нибудь разберусь…
Мы доволоклись до города разбитые вдребезги. Варвара не могла пошевелиться, когда я поставил «Террано» у ее подъезда. Она шептала, что никуда не пойдет, будет ночевать здесь, она уже привыкла к моей машине. Пришлось взять ее в одну руку, в другую – весь ее «нереализованный» багаж, и все это благолепие тащить на третий этаж. В квартиру я снова заходить не стал, лишь втащил в прихожую ее сумки – пусть сама разбирает. На краткий миг она зависла в моих объятиях, потом опомнилась. Я поцеловал ее в щеку – как-никак мы уже знакомы.
– Ложись спать, и никаких гвоздей. Утром заеду.
– Угу, – сказала она и поволоклась в спальню. Велик был соблазн туда заглянуть, но я унял неуместные аппетиты и хлопнул дверью. Сумерки сгустились в темень, когда я дотащился от платной парковки до квартиры, закрыл дверь (не забыв приделать швабру) и чуть не уснул на полу в прихожей.
Это был необычный день, стоило все обдумать, расставить какие-то точки. Спать было рано – как того ни хотелось. Я принял контрастный душ, долго терся, потом зачем-то поменял постельное белье на кровати. Две чашки кофе, чашка чая – не сказать, что я стал как огурец, но уже не был размазанным помидором.
Сергей Борисович Якушин снял трубку после третьего гудка.
– Ну наконец-то, Никита Андреевич, – вздохнул он с облегчением. – Сто лет от вас вестей не слышал. Закрутился, весь в делах, несколько раз порывался вам с Варварой позвонить, потом менял решение, чтобы не отвлекать от работы. Плодотворно потрудились?
– Уфф… – сказал я. Якушин засмеялся.
– Главное, что вы целы и Варвара Ильинична, судя по всему, тоже. Мне есть смысл отправить к ее дому охранника?
– Сделайте одолжение, Сергей Борисович.
– Хорошо, я сейчас распоряжусь и перезвоню вам.
Он перезвонил через три минуты.
– В двух словах, если не сложно, Никита Андреевич.
– В двух не выйдет, – возразил я. – Тут такое…
– Ладно, давайте в трех.
Меня несло минут пять, он терпеливо слушал.
– Хм, я не ошибся в вас, уважаемый сыщик, – похвалил, переварив мой рассказ, собеседник. – Спасибо, что сами остались целы и сохранили Варвару Ильиничну. Я подниму вам оплату, Никита Андреевич. Оно того стоит. История с Марией Власовой очень интересна, и теперь мы понимаем, с чем были связаны проблемы в музее. Постарайтесь сохранить себя до утра в целости и сохранности, а утром приезжайте в музей, и мы решим, что делать. Затягивать это дело не стоит, надгробие Марии Власовой должно находиться там, где ему предписано. Это место следует огородить и облагородить. Спокойной ночи, Никита Андреевич.
Сон испарился. Я глушил чай кружками, что-то жевал, курил – уже не на балконе, а в ванной (на всякий пожарный случай). Шторы были задернуты, освещение – только «дежурное». Я лежал в постели, пытался смотреть телевизор. На каналах – фильмы-однодневки, новости, из которых затруднительно узнать правду. Кто-то пошутил: правда в этой стране – это то, что говорит и показывает Москва. На канале ТВ-3 я пробился через плотные слои рекламы, начал смотреть «научно-познавательную» передачу про ведьм, их заклятья и атрибутику, посредством которых заклятья передаются. Потом схватил в раздражении пульт, выключил телевизор к чертовой бабушке. Как только я начинал думать о событиях минувшего дня, возвращался безотчетный страх. Грядущая ночь не прельщала. Видения из «сегодняшнего», плюс мои традиционные, связанные с защитой Родины – эта ночка обещала стать незабываемой!
Потом мой взгляд уткнулся в прозябающий без дела смартфон, подключенный к зарядке. Я задумался. Взял его, повертел, отыскал абонента в адресной книге. Время – одиннадцать вечера, спит, не спит – вопрос неясный. Мой старинный однокашник, выбравший стезю полицейского, еще не спал.
– Я на работе, – ворчливо сообщил Вадим Кривицкий. – Но пара минут есть. Процветаешь?
– Едва хватает на безбедную жизнь, – отшутился я. – Ты баллон вчера катил: расскажи да расскажи, чем ты занимаешься в конторе у Якушина. А сегодня – тишина весь день. Пропал интерес, Вадим?
– А что ты предлагаешь? – буркнул однокашник. – Ну приезжай, дам тебе ручку и бумагу, напишешь объяснительную. На откровения потянуло, Никита? Или хочешь что-то взамен?
– Хочу, – честно признался я. – Между нами, девочками, говоря, нас сегодня чуть не убили.
– Нас – это кого? – немного оживился Кривицкий.
– Не важно кого. Меня… и еще одного человека. Эти люди – не моя компетенция, не Якушина, а нашей родной полиции. Публика сидевшая действует по наущению, личность главаря под вопросом. Предлагаю завтра вечером все обговорить и принять решение к обоюдному удовольствию.
– Так завтра бы и звонил, – проворчал Кривицкий.
– Да что случилось, Вадим? – Мой приятель был явно подавлен.
– На работе сижу, говорю же, – огрызнулся Кривицкий. – Приказ начальника управления – полная дурь, между нами… – Он понизил голос: – Да, такое случается не каждый день, даже не каждый месяц – чтобы убивали сотрудников полиции, да еще не нашего ведомства. Но какой резон в бессмысленном протирании штанов? Как будто мы им тут родим убийц и принесем на блюдечке. А все случилось даже не на нашем берегу и, вообще, не в городе…
Мне стало как-то нехорошо.
– Нормально можешь сказать? Это ведь не секретная информация?
– Почти секретная. ГИБДД стоит на ушах, выпустили все машины на линию. Трясут уголовный розыск, чтобы мы что-то делали. Американцев, видимо, насмотрелись, где каждое убийство полицейского – великое событие… Два часа назад сообщили, что за городом, где-то между Криводановкой и Лебяжьим, обнаружили машину ДПС Ленинского отдела, а в ней два трупа – инспекторы Бугров и Елисеев. Оба зарезаны, лежат на сиденьях. Машина стояла на обочине, угадай, много ли желающих было в нее заглянуть? Никто бы и не стал это делать, начальство забеспокоилось, почему их постовые на связь не выходят. По навигатору определили местонахождение экипажа… Пока ничего не известно – кто убил, зачем убил. Но жалко мужиков, молодые были, у обоих малолетние дети… Да, забыл сказать, один из инспекторов был раздет до исподнего… Ты что вдруг замолчал? – насторожился Кривицкий.
– Да нет, Вадим, все в порядке, – скрипнул я. – Сочувствую… Жалко ребят, кошмарный случай…
Я отключил телефон и несколько минут сидел в оцепенении. Мурашки расползались по коже. Меня нешуточно затрясло. Из-за нас с Варварой какой-то гад убил двух нормальных ментов… Кто же к нам подходил на дороге? Этого мужика не было среди атаковавших нас в лесу. Зачем он убил гаишников – для него это раз плюнуть? Но убить служителя законности (а тут сразу двух) – уже навлечь на себя колоссальный геморрой. А он это сделал легко и непринужденно – всего лишь затем, чтобы подкараулить нас на дороге! Знал (клевреты доложили), что из района мы не выезжали, значит, рано или поздно появимся. Получил сигнал, что мы едем, а тут машина с инспекторами подвернулась…
В этом деле мистика причудливо переплеталась с реальностью. Но этот тип в гаишной форме не был призраком! Он был реальным человеком, из плоти и костей!
Я снова перезвонил Якушину, извинился, сослался на важность сообщения. Сергей Борисович подавленно молчал. Пока все живы (пусть и происходит нечто, напоминающее покушение) – это одно дело. Когда появляются трупы, да еще и не простых смертных, – дело перестает быть кулуарным и выходит на другой уровень!
– Не паникуйте раньше времени, Никита Андреевич, – подал дельный совет Якушин. – Завтра я свяжусь по своим каналам с компетентными товарищами и постараюсь все выяснить.
Какой тут сон! Меня трясло, как будто жар перевалил за сорок. Я сбегал в ванную, сполоснул лицо. Схватил телефон, набрал Варвару. Неспокойно было. Если спит, извинюсь, ничего страшного. Длинные гудки били по черепу, она не брала трубку. Могла, конечно, спать, учитывая ее состояние после поездки «на пикник». И все равно волнение зашкаливало. Могла бы и проснуться по такому случаю! Что со мной происходило? Еще два дня назад я не подозревал о существовании этой женщины, а сейчас мысль о том, что с ней может что-то случиться, вгоняла в жар!
Запиликал домофон. Какого черта, полночь! Кровь отлила от лица, я побежал в прихожую, схватил трубку.
– Это я, Никита… Варвара…
Вот так номер! Сама явилась. Я распахнул дверь, загремел по гулкой лестнице. Она поднялась до площадки между первым и вторым этажами, я свалился ей на голову, схватил за плечи, принялся вертеть, осматривать. Ведь не просто соскучилась. Сил хватало лишь до спальни добраться, сам видел!
– Ты в порядке?
Она сглатывала, кивала, сама была бледная, нерасчесанная. Одевалась как попало, не накрасилась, из-под джинсовой куртки сорочка торчала, сумочка расстегнута. Я схватил ее за руку, повлек в квартиру. Заперся, швабру втыкать не стал – хватит нам одной параноидальной особы! Она сидела на кушетке, обнимая себя за сжатые колени, пыталась успокоиться.
– Мертвым сном спала, – шмыгая носом, излагала Варвара. – А только в дверь заскреблись, проснулась, представляешь? Подлетела – озноб по коже, зубы стучат. Сначала думаю, почудилось, но нет, замок снаружи пытаются открыть… Я кричу, чтобы немедленно убирались, что уже сообщила в полицию, она уже едет. Они перестали вроде скрестись, а я понимаю, что дело швах, сейчас опять полезут, по-быстрому одеваюсь. В квартире две двери, но обе старые, деревянные… Я на внутренний засов задвинула – в это время они внешнюю и распахнули! На площадке две квартиры, кроме моей – одна пустует, в другой глуховатая женщина – хоть заорись… Я пулей на балкон, перелезаю к соседям, колочусь в стекло. Сосед выскакивает, чуть в лоб мне не заехал – хорошо, узнал. А их квартира – в другом подъезде… Я и убежала через их подъезд, даже объяснять ничего не стала. Яша хороший человек, хоть и боксер. Я до «Восхода» добежала, поймала первого попавшегося частника, и к тебе…
– Полицию не вызвала?
– Да какая там полиция? – Она горько усмехнулась. – Я и телефон под матрасом оставила…
Делать нечего, я в третий раз позвонил Сергею Борисовичу. Он пока терпел, но голос был уже сонный.
– Прошу простить, – сказал я, – но передо мной сидит некая Сташинская Варвара Ильинична, очень расстроенная, заплаканная, и готова поведать вам свою печальную историю. Но лучше это сделаю я.
– Черт возьми… – культурно выругался Якушин, выслушав мой рассказ. – А мой человек задержался, поздно подъехал… Эти люди словно знают, где мы находимся и что собираемся делать. Оставьте ее у себя, Никита Андреевич, всего на одну ночь, хорошо? – Мне, видимо, почудились юмористические проблески в его голосе. – А мы все же присмотрим за ее квартирой. Можем и за вашей. Утром ко мне, не забыли?
Я отпаивал ее чаем, кормил засохшими конфетами, уверял, что все будет отлично, надо только подождать. В дело вступит полиция, полезные связи Сергея Борисовича, голливудская кавалерия… Она может переночевать в постели – для кого я стелил свежее белье? А я, так и быть, свернусь на коврике в прихожей. Она улыбалась сквозь слезы, начинала оживать. Потом пошла в ванную и, конечно, забыла полотенце. Я постучал, чтобы просунуть его в щель, она сообщила дрогнувшим голосом, что я могу войти лично, если не буду совершать противоправных действий, и я вошел, на всякий случай зажмурившись. Она отобрала полотенце, потом подумала и сказала, что уже можно открыть глаза…
Мы очнулись посреди ночи в одной постели, сначала я, потом она. Я размышлял, почему я полностью раздет и лежу здесь, а не на коврике в прихожей. Она прижалась ко мне, как-то вздрогнула.
– Спишь?
– Нет…
От нее исходило приятное тепло, я обнял ее, но она вдруг отстранилась.
– Подожди… Мне что-то в голову пришло, не могу сообразить… У тебя компьютер есть?
– Это странный вопрос посреди ночи, Варвара Ильинична…
– Тогда пойдем, проверим мою абсурдную теорию. Телефон свой возьми и шнур для подключения к компу…
Это выглядело странно. Мы выбирались из кровати, скользили по комнате, как привидения. Она закуталась в одеяло, я стащил с кресла дырявый плед и сделал из него пончо. Ноутбук на компьютерном столике долго реагировал, неохотно загружался. Лампа-прищепка отливала мутноватым светом. Мы сидели за столом. Она смотрела в монитор, я на нее. По лицу Варвары скользили блики, она вдруг как-то возбужденно задышала – словно ожидалось долгожданное прозрение.
– Загрузи в ноут свои последние фотки из телефона, – попросила она каким-то глуховатым голосом.
Я перегнал снимки из WhatsApp. Фотографии сделались больше, смотрелись лучше.
– Залезь в настройки монитора, поставь максимальную четкость…
И это я сделал. Мы пристально разглядывали старые фотографии. Убиенная семья Сафроновых; мамаша тети Вали – в столь нежном возрасте и не помышлявшая, что станет когда-то мамашей. Мария Архиповна Власова за несколько лет до смерти – красивая, статная, даже будучи замужем, демонстрирующая независимость. Не последние люди села на выходе из церкви: хитромордый батюшка Порфирий, староста Савельев Тихон Фомич, дьячок, почтмейстер, полицмейстер…
– Ты еще не понял? – глухо спросила Варвара, повернув ко мне голову.
Я боялся что-то понимать. Боялся, что вернется страх, и на всякий случай покачал головой.
– Тогда передвинь в левую часть монитора групповое фото, а справа открой портрет господина Кротова, бьющегося в припадке на полу в музее.
Я сделал, как она просила. Мы смотрели на это искаженное лицо сорокалетнего мужчины, потом переводили взгляд на старосту Савельева. Сбивали с толку щегольские «гренадерские» усы, волосы, густо смазанные бриолином. Но это можно мысленно убрать, оставив только лицо. И сравнить его с лицом господина Кротова.
Это было одно и то же лицо.
