Часть третья
Глава 14
Немного позже, когда солнце поднялось выше, мокрые от пота Кейт и Девин выбрались наконец из зарослей леса на грунтовую дорогу, ведущую к бывшему дому Уэса.
Они зашагали по ней и скоро увидели поляну и большой белый фургон Уэса с логотипом «Пиццы на все руки».
Уэс стоял, прислонившись к капоту, и смотрел на развалины дома. Он был в шортах и футболке с длинным рукавом, на носу – солнечные очки. Уэс застыл неподвижно, словно статуя.
Кейт хотела взять Девин за руку и потихоньку увести, чтобы не мешать Уэсу предаваться воспоминаниям, но девочка ее опередила.
– Уэс! – закричала она.
Он быстро обернулся.
Девин подбежала и обняла его, он улыбнулся и тоже положил руки ей на плечи, стараясь не повредить крылышки. Потом молча взглянул на Кейт. Она подошла к ним.
– Мы не знали, что ты будешь здесь, – сказала она. – Может, нам лучше уйти?
– Нет, зачем же, – ответил он. – Утром мне подвернулась работенка на трассе. Когда возвращался, руль будто сам повернул на старую дорогу. Не знаю, к чему бы это.
Дэвин выбежала на поляну. Крылышки на спине уже порядочно поистрепались и обвисли. Им изрядно досталось от веток, когда мать с дочерью шли по тропинке в лесу, с одного крыла даже свисал пучок бородатого мха.
Кейт прислонилась к машине рядом с Уэсом. Двигатель успел остыть. Значит, фургон стоит здесь довольно долго. На вечеринке, после того как нашлась Девин, общались они немного. Больше не танцевали. Кейт не знала, как себя сейчас вести.
– Сегодня утром я говорил с дядей, – сказал Уэс. – Никак не мог переубедить его. Он угрожал все равно явиться к концу дня, дать Эби последний шанс подписать договор. Иначе он обратится в суд. Мне очень жаль.
Она покачала головой.
– Это я должна жалеть. Напрасно я разозлилась на тебя вчера, – вздохнула Кейт. – Я же знаю, ты никогда не навредишь Эби.
– Как думаешь, что она станет делать? Будет судиться с ним?
– О, конечно, она будет бороться, – ответила Кейт. – Только вот что из этого выйдет…
– А у тебя какие планы?
Она сделала вид, что думает.
– Сама не знаю. Здесь есть хорошие школы?
– Школы? Плохих нет.
– А школьную форму надо носить? В пачке и с крылышками не пустят?
Он посмотрел на Девин, потом на Кейт, и брови его над очками поползли вверх.
– Ты остаешься?
– Во-первых, я и пятнадцать лет назад не хотела уезжать отсюда, – ответила она. – А сейчас, можно сказать, вернулась.
– Да? – заулыбался Уэс.
Он помолчал, видно было, что в душе у него идет борьба.
– Между прочим, – сказал он, – в Коробке аллигатора есть кое-что… принадлежащее тебе. И если ты остаешься, то, думаю, я должен тебе это показать.
Он оттолкнулся от капота, подошел к боковой двери и открыл ее. Коробка аллигатора лежала в гамаке. Уэс вынул из коробки пластиковый контейнер для бутербродов, вытащил оттуда письмо и протянул Кейт.
Оно было написано на листке бумаги в широкую линейку простым карандашом, буквы выцвели от времени.
Дорогая Кейт!
Мне было очень грустно, когда ты уехала. Ты даже не попрощалась. Но ничего страшного. Я понимаю, тебя заставили родители. Я узнал твой адрес у Эби и вот пишу, чтобы сообщить: я еду в Атланту и буду там жить! Да, не сомневайся, все правильно написано. Там живет мой дядя Ласло, и он приглашает нас к себе, отца и меня с Билли. Мой папа работает на стройке, и я уверен, что дядя Ласло даст ему работу. Когда получишь это письмо, прошу тебя, напиши ответ, сообщи, в какую ты ходишь школу, чтобы и я стал ходить туда же, ведь мы с тобой одногодки и будем учиться в одном классе. Правда здорово? Возможно, наши шкафчики будут рядом. Интересно, нам это разрешат? За обедом я буду сидеть с тобой за одним столиком, если ты не возражаешь, пока не познакомлюсь с другими ребятами. Я надеюсь, дядя Ласло не откажет мне в карманных деньгах, если я стану выполнять всякие поручения для него и для тети Делорис. У меня две двоюродные сестры, они мне не очень нравятся, однажды я слышал, как они говорили, что мы их компрометируем, но это ничего, главное, мы с тобой будем рядом. Пойдешь со мной в кино, когда у меня появятся деньги? Я приглашаю!
А теперь послушай. Это тайна. Никому не рассказывай, ладно? Папа никогда отсюда не уедет. Да и дядя Ласло считает, что у нас и так все хорошо, поскольку есть земля и крыша над головой. Поэтому мне придется избавиться от нашей лачуги. В понедельник, когда папа уйдет на работу, я устрою пожар. Мы с Билли выйдем из дома с нашими вещами и будем смотреть, как он горит. Пожарные не приедут быстро, я знаю. Папа однажды напился, упал и разбил голову, и «скорая помощь» добиралась целый час. Не знаю почему, но никто не верит нам, если здесь у нас что-то случается.
Адрес дяди Ласло я вкладываю в конверт. Пиши мне туда, прошу тебя. Атланта, наверное, большой город. Я надеюсь, что не затеряюсь. Может быть, у меня появится велосипед. Там у вас есть озера? Билли бы это понравилось.
Искренне твой,
Уэсли Паттерсон
P. S. НИКОМУ НЕ ГОВОРИ!
Кейт раскрыла рот. Она читала письмо, затаив дыхание, и только сейчас шумно вздохнула. Не помогло. У нее закружилась голова.
Она посмотрела на Уэса.
– Нет, – сказал он, увидев ее лицо. – Ты ни в чем не виновата.
– Ты устроил пожар из-за меня.
У нее расширились зрачки от страха. Она взглянула туда, где когда-то стоял его дом.
– Нет, – снова произнес он. – Я сделал это потому, что хотел новой жизни, другой жизни. Еще раньше, до того как ты появилась.
Он заставил ее посмотреть ему в глаза:
– Кейт, ты ни в чем не виновата.
Кейт коротко кивнула и вернула письмо. Он еще раз взглянул на него и положил в коробку. Захлопнул дверцу фургона, и по поляне прокатилось гулкое эхо.
– Я не знал, что в то утро отец остался дома, – сказал Уэс, все еще держась за ручку двери. – Мне показалось, я слышал, как отъезжал его грузовик, думал, он уехал на работу. Я даже в гараж заглянул, и машины там не было. Я же не знал, что накануне вечером он так напился, что оставил грузовик возле бара, и домой его привезли приятели уже утром. Как раз этот шум я и услышал, когда их машина отъезжала. Отец, мертвецки пьяный, валялся на полу за кроватью, и я об этом понятия не имел. А Билли… Я ему ничего не говорил о своих планах. Вечером сложил наши вещи и спрятал их в лесу. Залил весь дом бензином, он хранился у отца в канистре, чтобы сжигать пни. Забрал Билли – он все еще спал, – вышел и бросил внутрь спичку. Рвануло так, что у меня барабанные перепонки чуть не лопнули. Побежал в лес, а Билли в это время уже совсем проснулся. Помню, он все оглядывался, не понимал, что происходит. Я думал, что все в порядке, беспокоиться не о чем. Брат всегда мне доверял. Я рассказал ему все, и он сразу встревожился. Стал рыться в вещах, которые я взял из дома. Что-то искал.
– Коробку аллигатора, – тихо сказала Кейт.
Уэс кивнул.
– Я вечером перевернул все вверх дном, не мог ее найти. Как сквозь землю провалилась. Я уверен, в доме ее не было. Когда живешь с таким папашей, всегда надо прятать дорогие тебе вещи. У Билли повсюду были тайники. В доме я знал все и проверил их, поэтому подумал, что он спрятал коробку где-то в лесу, у него там тоже были тайные места. У меня до сих пор перед глазами стоит картина, как он срывается с места и бежит к горящему дому. Я этого никак не ожидал. Бросился за ним, но поскользнулся и упал. Зуб выбил. Поднял голову, гляжу, он вбегает в горящий дом. Ни на секунду не остановился. Не страшно ему было. Я взбежал на крыльцо, стал кричать, звать его. Все утонуло в черном дыму, был такой жар, что спалило на руках волосы. Я кое-как спиной вперед пробрался в дом, закрывая лицо от огня. Потом раздался взрыв, мне в спину ударило пламенем, подбросило в воздух, и я шлепнулся лицом в траву. Вот и все. Очнулся в больнице. Мне сказали, что это отец поджег дом, и я не стал спорить, был слишком потрясен. И потом никому не рассказывал, как все случилось на самом деле.
– Вот почему ты спрашивал о письме в первый день на мостках, – сказала ошеломленная Кейт. – Ты думал, я все знаю.
– Все эти годы я старался об этом не вспоминать. Пока не увидел тебя.
Сама не сознавая, что делает, Кейт обняла Уэса, крепко, отчаянно, как когда-то обнимала его Эби, прижала к себе, словно желая уберечь друга от того, что случилось, хотя было уже поздно.
– У нас с тобой всегда были общие тайны, – прошептала она. – Я никогда бы тебя не выдала. Ни тогда, ни сейчас.
Кейт шагнула назад, и Уэс улыбнулся: он понял все, что она хотела сказать. Он прекрасно понимал ее чувства. Этими чувствами он жил так долго, что они стали его второй натурой, срослись с ним, остались в душе навсегда, как шрамы на спине.
– Я знаю. Потому и послал письмо. То есть думал, что послал. Ума не приложу, как оно оказалось в Коробке аллигатора.
Он вернулся к машине и снова прислонился к бамперу. Кейт последовала его примеру.
– Я опустил письмо в почтовый ящик у дороги. Я это очень хорошо помню.
Кейт секунду помолчала, раздумывая.
– Но если коробка была в озере, зачем Билли побежал в дом?
– Думаю, она все-таки была в доме, – сказал Уэс. – Ты же сама видела: коробка обгорела. Но когда меня выписали из больницы, остатки дома уже растащили.
– Ты думаешь, кто-то нашел ее среди обломков и спрятал в озере?
– Да. Но кто? – Уэс беспомощно пожал плечами. – Наверное, мы так и не узнаем.
Кейт вспомнила Девин и ее аллигатора, и вдруг в голове что-то щелкнуло и все встало на свои места. А что, если она повзрослела и утратила способность видеть некоторые вещи, но способность верить в них сохранилась?
– После того как Девин нашла Коробку аллигатора, она кое-что рассказала мне, и у меня появились кое-какие мысли. – Кейт повернулась к Уэсу. – Хочешь, расскажу одну историю?
Он посмотрел на нее с любопытством, и выражение лица у него было, как у двенадцатилетнего мальчишки.
Кейт улыбнулась, хотя сама в душе чувствовала себя постаревшей и скучной теткой.
– Это в последний раз, ради прежних времен.
– Давай, конечно, – кивнул он.
И она стала рассказывать:
– Жил-был на свете маленький мальчик. Звали его Билли. И он очень любил аллигаторов. Так сильно любил, что сам хотел стать аллигатором. Каждый день думал об этом. А по ночам ему это снилось. В душе он нисколько не сомневался: когда-нибудь это случится. Билли знал то, чего не знали другие: чем сильнее ты чего-то желаешь, тем скорее мечта осуществится. Предмет мечтаний ускользает от тех, кто делает выбор в пользу чего-то более практичного и достижимого. Билли никогда не заглядывал в будущее и не представлял себя взрослым. Он видел себя только в коже аллигатора и с зубами аллигатора, видел, как он плавает под водой или греется на солнышке на мягкой травке. Билли смотрел на других людей с жалостью, потому что они легко отказывались от заветных желаний.
И вот однажды утром случилось нечто ужасное. Загорелся их дом, и жизнь мальчика Билли закончилась. Его брат очень горевал о нем. Ему было очень плохо без Билли. Но брат совсем не знал, что в тот самый день Билли восстал из пепла. Не как птица-феникс. А как аллигатор. Заветное желание Билли исполнилось.
Какое-то время он оставался возле дома. Все ждал, не вернется ли брат. Но инстинкты аллигатора взяли верх, и ему захотелось отыскать воду. Он взял свою Коробку аллигатора и отправился на Потерянное озеро. Шли годы, Билли чувствовал, что человеческая натура в нем съеживается, становится все меньше, и в конце концов в душе его осталось лишь два штриха, два самых сильных, самых лучших воспоминания из той жизни, когда он был мальчиком. Он помнил, как сильно любил брата, а также помнил, что рядом с Потерянным озером он всегда чувствовал себя спокойно. Людей он избегал, старался от них прятаться – все аллигаторы так делают. Однако постоянно был начеку. Иногда на озере появлялся его брат, и Билли видел, что он вырос и стал хорошим человеком. Билли гордился своим братом. Еще он понимал, что люди, приезжающие на озеро, стареют, их становится все меньше. Но однажды здесь появилась девочка, и – о чудо! – она понимала его, аллигатора. И он ей все рассказал. О коробке. О том, что брату его одиноко в этом мире, а коробка поможет ему, даст понять, что Билли не умер, он где-то рядом, жив, здоров и счастлив. Что он жалеет о том, что вынул письмо из почтового ящика. Просто ему очень не хотелось уезжать отсюда.
Уэс слушал ее с закрытыми глазами, подняв лицо к небу. Потом отвернулся и потер глаза под темными очками.
Иногда бывает необходимо хотя бы во что-то верить.
– Я почти забыл, как у тебя хорошо это получалось, – сказал он и засмеялся едва слышно. – Твои истории звучат рефреном в моих воспоминаниях о том лете и о тебе.
Он повернулся, запрыгнул на короткий капот фургона и протянул ей руку. Кейт с улыбкой ухватилась за нее, и он втащил ее наверх.
Долго они сидели так и молчали, касаясь друг друга голыми ногами. Наконец Уэс нарушил тишину:
– Спасибо тебе, что вернулась.
Они смотрели, как Девин перестала носиться по поляне и остановилась перед одиноко торчащей трубой очага, опустилась на колени и заглянула в отверстие печки. Из трубы вылетела испуганная птичка и взмыла черным пятнышком на фоне синего неба, подернутого тонкими, похожими на ленточки облаками. Она поднималась все выше и выше, пока не пропала из виду, и единственное, что осталось от ее полета, – ощущение полноты жизни, которое испытывали стоящие на земле люди.
– А тебе спасибо, что дождался, – сказала Кейт.
Кейт постучала в комнату Эби.
– Войдите, – откликнулась она.
Кейт открыла дверь. Лучи заходящего солнца золотили стену. Эби сидела перед туалетным столиком, укладывая свои длинные серебристые волосы в узел на затылке. Тени падали на ее лицо, и оно казалось высеченным из мрамора с тоненькими прожилками.
– Не помешаю? – спросила Кейт, оглядываясь по сторонам.
Комната была похожа на музей эпохи шестидесятых. Две двуспальные кровати, с украшенной орнаментом передней спинкой и розовыми стегаными покрывалами. Мебель темного дерева, лампы из дутого стекла, с коричневым абажуром и резной ножкой в виде ананаса. Поблекшие розовые обои с серебристыми маленькими силуэтами Эйфелевой башни. Ни одна фотография не могла бы рассказать о прошлом Эби больше, чем эта комната.
– Нет, – отозвалась Эби и похлопала рядом с собой по длинной кушетке. – Садись.
Кейт села рядышком и оглядела почтовые открытки из Европы, которые были заткнуты Эби за раму зеркала.
– Ласло еще не явился? – спросила Кейт.
– Ласло не явился. Но, по совету твоей свекрови, я позвонила адвокату, своему старому другу. Он сказал, что закончит сегодня работу и приедет.
– Хорошо. И в любом случае я тоже хочу быть рядом. Я хочу вам помочь. Считайте, что деньги от продажи дома – ваши. Тратьте, как посчитаете нужным, – на Ласло, на поездку в Европу, на что угодно.
– Твое предложение много для меня значит. Спасибо, Кейт. Но ведь это твои деньги на черный день, не стоит вкладывать их в мой бизнес, пока я не узнаю наверняка, что нас ждет.
– Ваше свадебное путешествие? – спросила Кейт, показывая на открытки.
– Да.
– Вы хотели бы сейчас туда вернуться?
– Не вернуться, а съездить еще разок. Вряд ли я когда-нибудь вернусь в прошлое… Эти открытки я посылала самой себе из Парижа и Амстердама. Думала, вот постарею, буду сидеть и вспоминать лучшее время в моей жизни. Я понятия не имела, что будущее таит такие возможности. Решила хранить открытки здесь, чтобы видно было, чего я достигла в жизни.
Кейт засунула ладони между коленями:
– Со мной сегодня тоже случилось нечто подобное. Помните, я рассказывала о письме, которое Уэс собирался послать мне? Он еще спрашивал у вас мой адрес. Уэс нашел это письмо и дал мне прочитать. Оказывается, он хотел уехать в Атланту, чтобы быть со мной рядом.
– И еще сообщил, что устроил пожар, – произнесла Эби.
Так и сказала. Словно нечто само собой разумеющееся.
– Вы знали?
– Все знали, – ответила Эби. – В городе считали виноватыми нас. И не хотели, чтобы Уэса наказали за то, что мы могли предотвратить, если бы как следует постарались помочь ему выбраться из этой ситуации. Не сердись на него. Он уже сам себя наказал.
Кейт кивнула.
– Уэсли будет очень рад, если ты здесь останешься. – Эби улыбнулась. – Ты уж прости, что я говорю об этом.
Сердце Кейт застучало сильнее, ее охватило волнение, которое всегда предвещало нечто хорошее. Она приложила ладонь к груди. Сама не знала, стоит ли в это верить.
– Я не знаю, кто он теперь для меня. Мое прошлое? Или настоящее? Или, может, будущее?
Пытаясь подбодрить Кейт, Эби пожала ее руку.
– Как пожелаешь, так и будет. Вот что я думаю.
Кейт улыбнулась, глядя на отражение двоюродной бабушки. Ей приятно было сидеть рядом с ней, ей нравилось спокойствие, невозмутимость Эби. Она всем своим видом словно говорила: «Что бы ни случилось, все к лучшему. У нас все будет хорошо. Главное – мы вместе».
Давно, очень давно Кейт не испытывала ничего подобного.
Две женщины из рода Моррис, молодая и старая, сидели и молча смотрели, как луч заходящего солнца медленно скользит по стене.
И обе были готовы жить долго и счастливо.
А Лизетта, закрыв на ночь кухню, исполняла ежевечерний ритуал подсчета тарелок и кухонной утвари, потом замесила тесто для лукового печенья на утро и сняла наконец фартук. Прошлой ночью она долго не ложилась спать, все бродила вокруг дома. Проспала завтрак, нарушив свой обычный распорядок дня. Как ни старайся сегодня, вчерашнее уже не исправить. В дверь стучался ветер перемен, и ей это очень не нравилось. Как только она положила фартук на стойку, без стука вошел Джек. На нем красовались спортивная рубашка с коротким рукавом, блейзер и мокасины – в общем, он был готов в дорогу. Джек ворвался с напором разъяренного быка и резко остановился, словно не знал, что делать дальше.
– Я принял решение, – заявил он.
Она кивнула. Он уезжает. Вчера он сиял от счастья, словно жизнь налаживалась, входила в норму, словно дело шло к тому, что «Потерянное озеро» удастся сохранить. Ей вдруг стало больно, гораздо больнее, чем она ожидала. Джек будет жить, как прежде, и ее роль в его жизни останется столь же незначительной. Долгие годы ей вполне этого хватало. Почему теперь все стало по-другому? Она не находила ответа.
Лизетта огляделась. Она тоже не знала, что делать дальше. Джек шагнул к стулу, и она вскинула руку, останавливая его. Люк с большим интересом наблюдал за ними.
– Мне нельзя сидеть на этом стуле? – спросил Джек.
Лизетта вздохнула и написала: «Ведь там сидит Люк. Мальчик, который покончил с собой, потому что я отвергла его любовь».
Джек прочитал.
– Я подозревал что-то в этом роде, – сказал он, повернулся к стулу и хотя, понятное дело, не видел никакого Люка, заговорил с ним, причем совершенно серьезно. – Приятно познакомиться, Люк.
В ответ Люк засмеялся. Лизетте хватило одного взгляда, чтобы убедиться в этом.
– Значит, Люк тебя преследует, – произнес Джек, и Лизетта удивилась, как столь здравомыслящий человек мог с такой легкостью поверить в призрака.
Она поколебалась, а потом написала: «Не знаю. Зато я точно знаю, что каждый день просыпаюсь, вижу его и думаю: ни один человек больше не будет из-за меня страдать, как страдал он».
– Ты никогда не причиняла мне боли, – заметил Джек.
Лизетта решительно помотала головой. Конечно нет. Она не позволит себе этого. Да и время, которое они проводили вместе, пролетало очень быстро.
– Я лишь хотел сказать, что еду в Ричмонд, чтобы запереть свой дом насовсем. А потом вернусь. Всегда хотелось посмотреть на осень в «Потерянном озере». И держу пари, на Рождество здесь тоже очень красиво. А если Эби все-таки лишится «Потерянного озера», что ж, думаю, Сулей – вполне приличное место, можно и там жить.
У нее перехватило дыхание. Неужели он остается? Джек стоял так близко, что она ощущала запах мыла, которым он умывался, – резкий и хвойный. Ей очень нравится этот запах. И еще ей нравятся его жесткие, светлые с проседью волосы. И морщины тоже. Люк сидел за его спиной, и Лизетта бросила на юношу быстрый взгляд. Ей только сейчас пришло в голову, что чем дольше она знает Джека, тем больше Люк становится на него похожим. Совсем недавно она заметила у него возле уха родинку, которой прежде не видела. Такая же есть и у Джека.
– Хочу, чтобы ты знала: я от тебя не уезжаю. Я тебя никому не отдам, Лизетта. Даже ему. – Он кивнул в сторону стула. – Я никогда в жизни не встречал человека, который был бы таким тихим и вместе с тем общительным. Ты не представляешь, что это значит для меня. Да я живу только потому, что знаю: на свете есть ты. Понимаешь? – прошептал он. – Ты же меня спасла.
Лизетта протянула руку, уже почти дотронулась до его волос, но удержалась. Неужели это правда? Неужели она спасла его? Неужели ей удалось сделать для него то, чего она не смогла сделать для Люка?
Он улыбнулся и взял ее протянутую руку:
– Можно было не говорить всего этого, правда? Просто меня позвала Эби и сказала, чтобы я пришел сюда и все высказал, как будто ты этого не знаешь. Но ты ведь и сама все знаешь, да?
Лизетта кивнула, и он пошел к выходу, а она отчаянно повернулась к Люку… В глазах ее стояли слезы. Да, она знала, что Джек ее любит. Всегда знала. В то лето, самое первое лето, это было написано у него на лице. И она его тоже любит. Но чувство ее было запечатано в душе, и она не давала ему выхода. Когда ей было шестнадцать лет, она не заслуживала любви Люка. Неужели она достойна любви Джека?
Люк улыбнулся ей, потом махнул рукой, словно хотел сказать: «Уходи!»
Но Лизетта, напротив, подбежала к нему, упала и уткнула лицо ему в колени. Она же не знала, что приобретет взамен своей потери.
Лизетта ощутила, как Люк положил ладонь ей на голову, и подняла на него глаза. Ей не нужно было ничего писать в блокноте. Он и так знал, о чем она думает.
«Я не хочу тебя терять».
Он в ответ указал пальцем вслед Джеку.
«Если я пойду к нему, ты останешься здесь? Дождешься, когда я вернусь?»
Он покачал головой.
«Я никуда не пойду, если не пообещаешь всегда быть со мной».
Люк протянул руку и коснулся ее щеки. Пошевелил губами, и она разобрала слово «toujours». Всегда.
И он медленно растворился в воздухе.
Лизетта открыла рот и застонала, хотя и беззвучно. Заплакала и стала колотить стул, потом бить себя в грудь, наконец легла на пол и свернулась возле стула клубочком. Она терпеть не могла утрат. Так долго боролась за то, чтобы сохранить все, чем обладала, в привычном виде, как жидкость, ровно отмеренную в стакан, потому что никогда больше не хотела испытать чувство утраты.
Что происходило в следующие несколько часов, она помнила плохо. Когда пришла в себя и открыла глаза, первое, что увидела – рядом со шкафчиком по полу ползет маленький паучок.
Лизетта хорошо помнила пустоту, которая разверзлась в груди, когда она вышла на мост Неверности в Париже и прыгнула вниз… И вот опять так пусто, пусто на душе. Лизетта села на полу. Но ведь той девушки больше нет, она больше не признает ее. Последние пятьдесят лет изрядно изменили Лизетту. Эби, ее доброта, ее жизненная сила, ее бесстрашие сделали из нее другого человека. Она видела, как Эби держалась в те страшные для нее дни, когда умер Джордж. Ведь Эби справилась, нашла в себе мужество жить дальше! Видела ее лицо, когда стало ясно, что «Потерянное озеро» уходит от нее. Но Эби не опустила рук, продолжала делать свое дело.
Благодаря Эби она теперь знает то, чего не знала тогда. Лизетта набрала полные легкие воздуха и встала.
Когда опустела твоя чаша, не стоит оплакивать ушедшее. Иначе никогда не наполнишь ее снова.
Глава 15
Селма вошла в вестибюль гостиницы «Аквапарк». Огляделась и закатила глаза: в двух шагах такая приличная гостиница, а она каждое лето проводит в унылом пансионате. И так тридцать лет! А тут рядом еще и парк развлечений. Самое захватывающее – водная горка, а еще огромный бассейн с искусственными волнами, на которых детишки могут заниматься серфингом. Парк, конечно, предназначен для детей, но уж гостиница точно для взрослых. «Умно, – подумала она. – Ласло положительно не идиот. По крайней мере, здесь это видно».
Множество канделябров заливали мраморный пол разноцветными огнями. Дальняя стена представляла собой шедевр водного дизайна: тонкий слой воды струйками сбегал вниз по скале высотой в два этажа, и казалось, только шагни сквозь эту пленку воды – и окажешься в ином мире. Всюду указатели со стрелками: там – киоск с прохладительными напитками, там – сувенирные лавки, а в той стороне – два ресторана, один попроще, семейный, другой более изысканный, ну и бар где-то рядышком.
Ничего плохого не случится, твердила себе Селма. Ну, получишь новую машину плюс квартиру в собственность. Побрякушки, которые можно потом заложить. И все же не так она планировала использовать свой последний амулет. Последний нужен, чтобы взять наконец все, что душе угодно.
Она подошла к администратору. За стойкой дежурил молодой человек, и повел он себя, как и всякий мужчина, узревший Селму в этом платье: глаза его беспомощно уставились на возмутительно глубокое декольте.
– Будьте добры, позвоните, пожалуйста, мистеру Ласло Паттерсону и сообщите, что я ожидаю его внизу, – сказала Селма, одарив молодого человека долгой улыбкой. – У нас на четыре назначена встреча.
– Сию минуту, мадам, – ответил тот.
Его взгляд с трудом отлепился от ложбинки в декольте. Селма годилась ему в бабушки. Интересно, размышляла она, он хоть сам понимал это? Скорее всего, нет. Если держишь себя уверенно, возраста никто не заметит. Портье пробормотал в трубку несколько слов, помолчал, слушая ответ.
– Мадам, он говорит, на четыре у него ничего не назначено.
– Какой забавный – наверное, забыл, – прощебетала Селма. – Передайте, что это Селма, из «Потерянного озера».
Юноша повторил почти слово в слово и повесил трубку.
– Сказал, что сейчас спустится, – сообщил он.
Селма повернулась и поплыла в сторону бара, демонстрируя юному портье свои прелести сзади. Вошла в бар, села и заказала скотч, неразбавленный.
В ожидании заказа Селма вздохнула и покачала головой: неужели она пошла на это? Она совратила многих мужчин, но среди них не было ни одного, кто бы ей настолько не нравился.
Селма полезла в маленькую красную сумочку. Нащупала амулет – он был теплый. Пальцы мягко охватили его, и она почувствовала, как он трепещет, словно пойманная бабочка. На секунду ей стало грустно. Очень не хотелось с ним расставаться. Это все, что осталось от нее прежней, и на это она потратила всю свою жизнь.
– Вы заставили меня изрядно понервничать. – Ласло наконец появился в баре. – У меня в номере жена.
Как и при первой их встрече, Селма отметила: все в этом человеке говорит о дурном вкусе – волосы выкрашены в нелепый черный цвет, неудачная пластическая операция привела к тому, что брови торчат под неестественным углом. Взгляд Ласло, конечно, тут же уперся в ее декольте. Он не отвел глаз, даже заказывая выпивку.
– Вы сказали, что у нас назначена встреча… очень мило с вашей стороны, – продолжил Ласло.
– Кажется, вы удивлены, – обольстительным голосом проворковала Селма. – Если уж я что-нибудь делаю, то делаю хорошо.
– В этом я не сомневаюсь. Но нам надо быть осторожными. Моя жена…
Селма наклонилась к нему.
– А зачем вам жена? – прошептала она. – У вас ведь есть я.
Видно было, что ее слова его развеселили. Вероятно, он уже имел дело с цепкими женщинами. Позабавиться он был не прочь, но потом послал бы ее куда подальше. Она вдруг представила, как сложилась бы ее жизнь без амулетов. Как безысходна и печальна она была бы, доведись Селме знакомиться с мужчинами в барах всего на несколько часов. В лучшем случае на ночь.
Она получила от жизни все, что хотела. И не жалела об этом.
Не жалела ни о чем.
Селма раскрыла ладонь и увидела, что последний амулет исчез.
На следующее утро в пансионате обнаружили, что Селма пропала.
– А где Селма? – первым делом спросила Буладина, когда пришла в главное здание на завтрак.
Она была рада, что торт наконец-то закончился. Сахар – вещь хорошая, но с самого детства она привыкла считать, что лучшее лакомство – это белок.
– Вчера за ужином ее не было, теперь и на завтрак не явилась. И машины ее нигде нет. Она что, совсем уехала?
Буладина заволновалась, уж не исполнила ли Селма свое обещание бросить ее здесь одну.
– Нет, – отозвалась Эби. – Она не выписывалась.
Буладина в глубокой задумчивости уставилась на тарелку с ветчиной, которую Эби поставила на стойку буфета. Чувствовалось, что все напряжены, хотя никто себе в этом не признавался. Ласло вчера так и не появился, будто решил с ними немного поиграть. Ужасно противный тип.
– Когда ее видели в последний раз? – спросила Буладина.
– Я вчера ее встретила, – сказала Девин. – Она была в своем домике, потом вышла вся разряженная и уехала.
– Кто-нибудь проверял, она сейчас у себя?
Все замотали головой. Похоже, никого это особо не волновало.
– Эби, можно взять запасной ключ и проверить?
Эби улыбнулась, принесла ключ и вручила его Буладине со словами:
– Если Селма обнаружит, что кто-то заходил к ней без разрешения, отвечать будете сами.
Буладина взяла ключ и отправилась к домику Селмы. Вчера на мостках она резко разговаривала с подругой и сейчас сожалела об этом. Буладина разозлилась из-за того, что Селма ушла с вечеринки. Но глупо злиться на человека только за то, что он ведет себя предсказуемо, и виноват в итоге только ты, и никто другой.
Буладина шагнула внутрь, и ее плотно окутали ароматы парфюмерии – так мокрая собака, отряхиваясь, обрызгивает тебя с головы до ног. Да уж, эта женщина обожает духи.
Буладина, нахмурившись, огляделась. Ничего подозрительного не видно, кажется, все на месте. То есть, наоборот, все не на своем месте, но как раз это Селме и нравилось. По дивану разбросаны журналы, буклеты и прочее чтиво. В ванной комнате полно пузырьков и флаконов со снадобьями и ароматическими лосьонами. А еще заметно, что в кровати никто не спал, покрывало усеяно конфетными фантиками. Куда же она ушла? Буладина очень беспокоилась за Селму. Подруга всегда отталкивала от себя людей. Именно поэтому Буладина всегда давала ей отпор. В течение тридцати лет, с тех самых пор, как она познакомилась с ней здесь, на озере, в первый четверг каждого месяца Буладина звонила Селме, и если та не была расположена разговаривать, Буладина говорила сама, рассказывала ей обо всем, что случилось за последнее время. Только однажды она забыла позвонить, когда Чарли в первый раз отвезли в дом престарелых, и Буладина очень устала, совсем измучилась, устраивая мужа на новом месте. И Селма вдруг заявилась сама, всю ночь гнала машину из Миссисипи, потому что никак не могла с Буладиной связаться. Она очень разозлилась, увидев, что Буладина жива и здорова, а она-то переживала… После этого Селма несколько месяцев не отвечала на ее звонки. И только потом успокоилась.
Взгляд Буладины остановился на каминной полке, где Селма расставила фотографии своих мужей. Напоказ, как охотник выставляет головы убитых животных. Селма выследила их и затравила. Пришлось потрудиться. И она гордилась своими трофеями. Буладину восхищала власть Селмы над мужчинами. Подруга вертела ими как хотела. Всегда. Это, конечно, лишало ее главного в отношениях с мужчиной, но, как говорится, каждому свое. Селма тоже умела придумывать собственные концовки.
И вдруг Буладина поняла.
На каминной полке она заметила коробочку, взяла ее и осторожно открыла крышку.
«Черт побери», – подумала она, заглянув внутрь.
Лучшая концовка – та, что удивляет. А порою хочется, чтобы все происходило по-твоему. Но самое лучшее – когда случается и то и другое.
Она поставила коробочку на место, вышла, заперла за собой дверь и вернулась в главное здание.
– Что-нибудь узнали? – спросила Кейт.
– Есть кое-что, – ответила Буладина и отдала ключ Эби. – Она вернется. Без портретов своих мужей Селма никуда не уедет.
Зазвонил телефон, и Эби сняла трубку.
Буладина подошла к буфетной стойке и наполнила свою тарелку. «Какое мучение быть любопытной», – думала она. И внезапно замерла, увидев в углу стул.
– Постойте, не этот ли стул всегда стоит у Лизетты в кухне?
– Да, – подтвердил Джек.
Он сидел за столом рядом с дверью. Джек должен был уехать еще вчера. Но Буладина рано утром приметила Лизетту, украдкой покидавшую его коттедж, и поняла, что он все еще здесь.
– А что он здесь делает?
– Он ей больше не нужен.
Буладина с любопытством взглянула на Джека:
– А вы откуда знаете?
Джек уткнулся в свою тарелку, но уши у него густо покраснели. Буладина засмеялась и снова повернулась к буфету. Она сразу замолчала, увидев там блюдо с фруктами. В первый раз за все время фрукты были порезаны, и не как-нибудь, а в виде разнообразных фигур. Звездочки из ананаса. Мышиные мордочки из клубники. Черт возьми, это мог приготовить только совершенно счастливый человек! Вот так счастье на десерт!
Эби положила трубку и вошла в столовую.
– Не знаю, что и думать, – сказала она и приложила ладони к щекам.
Буладина всегда считала, что у Эби очень красивые руки – изящные, с длинными пальцами. Такие руки можно и нужно показывать. Однако сейчас дело было в другом. С хозяйкой пансионата творилось что-то странное.
– Эби, что случилось? – забеспокоилась Кейт.
– Звонил Ласло Паттерсон.
– Он едет? А ваш адвокат успеет?
– Ласло не приедет. Сказал, что у него возникли семейные проблемы. Сегодня утром он заявил жене, что разводится с ней. По этой причине, а также потому, что Уэс решил не продавать землю… – засмеялась она, – он отказывается от своего проекта.
Все вскочили и ринулись к Эби с вопросами.
– Что за игру он теперь затеял? – крикнула Кейт.
– Не думаю, что это игра, – проговорила Эби, которая не могла прийти в себя от изумления. – Я попросила прислать отказ в письменном виде, и он согласился. А юриста отослал домой.
– Так вы не продаете «Потерянное озеро»?! – воскликнула Буладина. – Вот это да!
– Скорее всего, нет. Во всяком случае, не Ласло Паттерсону, – сказала Эби. – Кейт, ты еще не передумала насчет вклада?
– Нет, – ответила Кейт и взяла Эби за руку. – Я всегда готова.
– Ага! – воскликнула Девин, подбегая к окну. – Из фургона выходит Уэс. И Селма тоже подъезжает.
Кейт быстро подошла к двери и распахнула ее.
– Здравствуй, сосед, – кивнула она Уэсу.
Тот остановился у порога.
– Ласло отказался подавать в суд. Собственность остается за Эби, – провозгласил он, сияя от радости. – Я видел в городе его адвоката, он заскочил выпить кофе перед отъездом в Атланту. Мне хотелось первому сообщить тебе об этом.
– А мы уже знаем, – смеясь, ответила Кейт. – Так что же случилось?
– Не знаю, – продолжая улыбаться, произнес Уэс и пожал плечами.
Эби подошла к двери и встала рядом с Кейт.
– Ты завтракал, Уэс? – спросила она.
– Нет.
– Тогда заходи. Надо кое-что обсудить. Я уезжаю на время. Пока я путешествую, хозяйничать в пансионате будет Кейт. Так что ей понадобится дельный помощник.
Кейт кивнула и протянула руку Уэсу. Он бережно принял ее, глядя Кейт прямо в глаза.
Рука в руке они переступили порог, и Уэс почувствовал, что он наконец вернулся домой.
Буладина протолкалась мимо взволнованных приятелей к двери.
– Наконец-то, – встретила она Селму, которая выходила из машины. – Давненько тебя не видели.
На Селме было красное платье со сногсшибательным вырезом, волосы ее растрепались. Ладонью она прикрыла след от любовного укуса на шее.
– А ты видела гостиницу рядом с аквапарком? – спросила она, стоя на подъездной дорожке. – Божественная. И почему это мы все здесь торчим?
– Действительно – почему? – отозвалась Буладина. – Заходи, будем завтракать. У нас прекрасные новости.
– Я уже ела, – сказала Селма, захлопнула дверцу машины и направилась к домикам.
– Тогда заходи ко мне попозже. – Буладина двинулась вслед за Селмой. – Выпьем чайку, у меня есть вкусное печенье.
– С какой стати? – подозрительно спросила Селма.
– Ну мы же подруги…
– Ты, Буладина, мне не подруга, – отрезала Селма, прыгая с ноги на ногу и снимая на ходу туфли на каблуке. – У меня друзей нет.
– Нет, ты моя подруга, – пыхтя от быстрой ходьбы, настаивала Буладина. – Ты моя лучшая подруга. И ты это знаешь. Зачем ты использовала последний амулет на человека, который тебе неприятен? Ты сделала это, чтобы спасти пансионат, где тебе никогда не нравилось? Признайся, ты сделала это ради меня. Ради всех нас. Концовки у тебя получаются потрясающие. И стиль твой мне тоже нравится.
– Ты сумасшедшая старуха, – буркнула Селма, поднимаясь по ступенькам на крыльцо домика. – Откуда ты знаешь, что я использовала последний амулет? – Она достала из сумочки ключи, потом резко повернулась.
Задыхаясь, Буладина оперлась о перила крыльца.
– Видела, – сказала она.
– Ты заходила ко мне без разрешения?! – негодующе воскликнула Селма.
– Я думала, что тебя похитил снежный человек.
– Нет уж, я провела время получше, – пробормотала Селма и сунула ключ в замок.
– Если приложить к засосу лед, быстрее пройдет, – посоветовала Буладина, поднялась по ступенькам и остановилась, ожидая, когда Селма откроет дверь.
– Лед? – Селма положила на шею ладонь. – Это же страшно холодно!
– Потому он и называется льдом.
– Ты что, хочешь зайти?
– Конечно.
– Когда же я от тебя наконец избавлюсь?!
– Никогда.
Селма шагнула в дом и придержала дверь, недовольно качая головой. Буладина вошла.
Закрывая дверь, Селма улыбнулась.
Из озера за домом наблюдал аллигатор. Он видел, как приехал Уэс и зашел в дом вместе с женщиной, которую всегда любил. Видел, как другая женщина, очень красивая, удаляется вместе со старушкой и обе пропадают из поля зрения в конце дорожки, ведущей к домикам. А девочка в очках стоит у окна столовой, прижав руку к стеклу, и улыбается ему.
Вода была его стихией. Она приятно обволакивала тело, над поверхностью оставались только глаза. Аллигатор кое-что помнил из давнего прошлого – ему было смутно знакомо чувство, которое он испытывал в прежней жизни. Как же называется это чувство – когда ты знаешь, что теперь все будет хорошо? Теперь оно едва брезжило на краю его первобытной памяти.
Аллигатор спрашивал себя, не исчезнет ли когда-нибудь совсем это ощущение пребывания в двух мирах. Может, однажды он будет плавать здесь, смотреть на мир, на этих людей и не узнавать их.
Может быть, когда-нибудь.
Но не сегодня.
Он в последний раз взглянул на девочку, полностью погрузился в воду и поплыл прочь.
