Глава 67

Год 2013-й порой вспоминается как год разочарований и утраты иллюзий. Похоже, я то и дело не оправдывала ожиданий Даррена своими поступками. А он разочаровывал меня своей реакцией на них. Да и своими ожиданиями тоже. Он цеплялся к такой ерунде… Виолетта пошла в первый класс, и он решил, что мне надо позже уходить на работу – сначала провожать дочь в школу, хотя с этим вполне справилась бы Мария. Меня пригласили на конференцию в Лос-Анджелесе, а он хотел, чтобы я отказалась, потому что ехать надо было на шесть дней, и это, по его мнению, много – детям вредно так надолго оставаться без мамы. Он все еще пытался превратить меня в женщину, которую вообразил себе, составляя глупый список наиважнейших дел. Но он ведь не мой Пигмалион, а я не его Галатея.

Впрочем, я не вполне справедлива к нему. У нас бывали и веселые минуты. В августе мы две недели провели в прекрасном доме в Ист-Хэмптоне и даже пригласили к себе на недельку Ванессу с Джеем и с тройняшками. Детишки прекрасно проводили время, купались, строили замки из песка, копали пещеры, в которых можно стоять во весь рост, и мы с Дарреном тоже замечательно себя чувствовали, ведь на работу ходить не надо было. В сентябре мы взяли Виолетту с Лиамом на бейсбол – болеть за нашу команду «Нью-Йорк янкиз», и места нам достались отличные, позади «дома». Сам Остин Ромин подписал детишкам по мячу, и они не переставая говорили об этом еще неделю. В первый раз в День благодарения мы принимали гостей и пригласили семью Даррена и мою тоже, и все они чудесно провели время. В целом у нас все было неплохо, хотя и далеко не идеально.

Вероятно, поэтому, увидев в телефоне Даррена женское имя – Линда – дело было на новогодне-рождественских выходных, – я сразу подумала, что у него роман. Толкование ситуации чаще всего характеризует не ситуацию, а толкователя. Например, на встрече выпускников, увидев рядом с тобой женщину, державшую тебя за руку, я сразу сделала вывод: это твоя любовница, а если нет, значит ты хочешь затащить ее в постель. Мы на все смотрим сквозь фильтр наших желаний, сожалений, надежд и страхов.

И вот, увидев имя Линда без фамилии, я похолодела, потом меня бросило в жар. Я и не представляла, что Даррен способен меня обманывать. Он всегда казался таким надежным, таким твердым и верным. Я стала убеждать себя, что все это неправда, и искать тому доказательства. Пыталась вспомнить, где я могла встретить имя Линда, – кто-нибудь из его офиса, или из колледжа, или знакомая Даррена по спортзалу. Но ничего не вспомнила. Тогда в поисках загадочной Линды вошла на страничку мужа в «Фейсбуке». Нашла только двух: двоюродную сестру из Нью-Мексико и жену знакомого из колледжа, который жил в Филадельфии. Я глубоко вздохнула, решив, что, скорее всего, это одна из них. Пришлось оправдать его за недостаточностью улик, хотя, конечно, имя без фамилии в списке телефонов выглядит очень подозрительно.

– Ты давно общался с родственниками? – небрежно спросила я за обедом, уплетая макароны с сыром и кубиками из куриного мяса.

Лиам почему-то предпочитал мясо в виде кубиков, поэтому оные всегда присутствовали в нашем меню. И вообще, по характеру сын очень напоминал моего брата.

Даррен покачал головой:

– Да-да, надо бы позвонить, поздравить с Новым годом.

– Мне тоже надо бы, – сказала я.

Итак, это не кузина Линда.

– А может, съездим с детьми в Филадельфию на денек? Неделя свободна. Ты общаешься со своими из колледжа? Давненько мы с ними не пересекались.

Даррен пожал плечами:

– Далековато. Да и вообще, я с прошлой весны – со свадьбы Джоша – ни с кем не общался. Неужели мы приближаемся к точке, когда меняют старых друзей на новых?

Я отпила красного вина – перед ним тоже стоял бокал, – хотя красное к макаронам с сыром и куриными кубиками не подходит. Но зимой я белое вино не люблю.

– Что ты хочешь этим сказать?

Лиам старательно сооружал из куриных кубиков башню. Виолетта молча поглощала макароны с сыром, макаронину за макарониной.

– Да ничего особенного. Просто бо́льшую часть времени мы проводим, общаясь с соседями, чьи дети одного возраста с нашими. Я и не припомню, когда мы в последний раз виделись с Кейт и Томом, с их девочками, а они ведь живут в Уэстчестере, всего в часе езды. Может, на этой неделе повидаемся с ними, как думаешь?

– Неплохая мысль. Я ей позвоню.

– Кому, тете Кейт? – спросила Виолетта. – А у нее будут новые маскарадные костюмы для нас с Самантой и Викторией?

Саманта – на полтора года младше Виолетты, а Виктория – на полгода старше, но разница в возрасте уже не имела большого значения, как раньше, когда они были совсем маленькие.

– Вполне возможно, – ответила я.

Она удовлетворенно кивнула и вернулась к макаронам.

Я на время выбросила Линду из головы.

Но недели через две Даррен отправился в спортзал, а телефон забыл дома. Минут пятнадцать я поглядывала на него, потом не выдержала и решила раз и навсегда узнать, кто такая Линда. Набрала код разблокировки – год нашей свадьбы, – и айфон тут же пропиликал, что код неправильный. Меня снова бросило в жар и в холод, как и в первый раз, когда я увидела имя этой Линды. Я попробовала день рождения Виолетты, потом Лиама. Потом Даррена. Наконец свой. Все без толку. Я знала, что, если в шестой раз наберу неправильный код, айфон совсем отключится. Но если честно, я уже не знала, что набирать. Уж не день ли рождения самой Линды? Пришлось вернуть аппарат на кофейный столик.

Может, рассказать о своих подозрениях Кейт? Нет, я и так чувствую себя полной дурой. У меня же никаких доказательств. А кроме того, у Кейт и с Томом полно проблем. Не хватало еще моих. Однако, хотя у меня не было никаких улик и соответственно предлога, звонить Кейт или спрашивать Даррена, зачем он сменил код, я боялась. Кто такая Линда? Почему она у него в телефоне без фамилии? Ведь как только я узнаю, что он меня обманывает, назад дороги уже не будет – меня ждет страдание, горечь измены, ссоры и слезы. Я содрогалась при мысли об этом. А как это скажется на детях, на мне самой, на жизни каждого из нас? Гораздо легче делать вид, что у нас все хорошо.

Следующие несколько месяцев я держала ушки на макушке, и от моего внимания не укрылось, что три или даже четыре раза Даррен, вернувшись с работы, говорил по телефону в коридоре. Неужели это все та же Линда?

В марте он два раза работал в субботу. Опять Линда?

И в выходные пошел на гольф с друзьями из офиса. А если не с ними?

Полгода я ночами не смыкала глаз. Лежала с ним рядом, думала, как ему удается так крепко спать, когда на душе столь ужасная тайна, когда он предает меня. В голове вертелись самые разные картины, и невозможно было от них избавиться: я видела его в объятиях какой-то женщины, то она представлялась мне блондинкой, то рыжей, иногда похожей на меня, но гораздо моложе. Впрочем, не важно, как она выглядит, главное – это было ужасно. Я потеряла аппетит. Зато пить стала больше. «Но почему, почему он махнул на нас рукой?» – думала я. Что заставило его так поступить с нами?

Порой мне хотелось, чтобы и ему стало больно, как мне, – физически, эмоционально, как угодно, – лишь бы показать ему, как он обходится с человеком, которого поклялся любить до самой смерти. А иногда хотелось, чтобы он повинился передо мной, сказал, что бросил ее, что все еще любит меня и всегда будет любить. Я думала, этого окажется достаточно, чтобы я простила ему все. Сердце мое бросалось из крайности в крайность, оно, как шарик в пинг-понге, прыгало то на одну сторону стола, то на другую. Хотя через все мои переживания красной нитью проходила одна мысль, и она ошеломляла меня: я потерпела сокрушительное поражение. Я оказалась недостаточно милой, недостаточно умной, недостаточно хорошей женой. И это моя вина, что он так себя ведет. Мысль об этом поражении парализовала меня.

Мне кажется, именно поэтому я не стала никому жаловаться, честное слово. Боялась, что стоит заговорить о своих страхах вслух, они обернутся реальностью. Наш брак потерпел неудачу. Мы проиграли. Я потерпела поражение.

Любовью мы с Дарреном уже не занимались так часто, как прежде. После рождения Лиама – раз или два в месяц, не более, это стало нормой. Я и думать забыла о том, чтобы предохраняться. С тех пор как я увидела имя Линды в его телефоне, меня не покидали противоречивые чувства: с одной стороны, я очень расстроилась и злилась на Даррена так, что не желала даже притрагиваться к нему, с другой – мне не хотелось давать ему повода утешаться в чужих объятиях. Несколько месяцев я терзалась подозрениями, не спала ночами, уставившись в потолок, мучила себя картинами, где Даррен расстегивает на ком-то платье, поправляет воротничок, надевает туфельки. В конце концов однажды я не выдержала и сунула руку ему в трусы. Но Даррен уже засыпал.

– Не сейчас, – пробормотал он и отвернулся.

Меня будто ударили ногой в грудь. Когда тебя вот так отвергают, это больно, это физически больно. Как он может хотеть не меня, а другую? Я пыталась анализировать все его действия, все слова, боль и подозрения усиливались, но я продолжала молчать. Но был и плюс в том, что я уже не сомневалась в измене мужа: погружаясь в лихорадочный сон, я грезила о тебе и уже не ощущала за собой никакой вины.

Той весной я стала чаще заглядывать на твою страничку в «Фейсбуке». Мне еще больше нравились твои фотографии. Я даже оставила комментарий к статье, которую ты поместил. Ты заметил его? Задумался ли о том, зачем я это сделала?