Глава 40

Я всегда делила людей на два вида: тех, кто любит делать подарки, и тех, кто любит их получать. Сама я всегда любила, и до сих пор люблю, получать подарки. Но, во второй раз празднуя Рождество с Дарреном, я поняла, что делать приятное другому тоже замечательно.

На это Рождество мы собирались поехать в гости к родителям Даррена в штат Колорадо. С его семьей я уже успела познакомиться. Сначала – с самой младшей из его старших сестер, а также с ее мужем. Потом – с двумя другими сестрами, с их мужьями и детьми. А потом – и с родителями. Далее время от времени мы встречались то с теми, то с другими в разном составе на разных мероприятиях и вечеринках. Но на этот раз мне впервые предстояло провести праздники лицом к лицу со всем семейством сразу. Каждый из них по отдельности – неплохой человек, особенно его отец, спокойный, как эпицентр урагана, каким был клан Максвеллов. Но я немного беспокоилась: выдержу ли столько времени с ними? И еще я боялась, что стану скучать по своим родным.

Родители Даррена арендовали огромный дом в Вейле, и мама Даррена посулила большую рождественскую елку. Туда же заранее отправились огромные коробки с подарками. Со своими подарками мы слегка припозднились, поэтому выбрали совсем маленькие, чтобы уместились в чемоданах. Думали прихватить Энни, но мой брат предложил присмотреть за ней, взять с собой в гости к родителям, и я решила: если Энни поживет у моих родных, с ней там будет и частичка меня, а потому согласилась.

– У тебя важное событие, – сказал Джей, когда я сообщила ему, что собираюсь встречать Рождество с родственниками Даррена, а не со своей семьей. – Неужели он смог залечить твои раны?

Я вспомнила наш разговор полуторагодовой давности, когда я призналась, что не хочу любить никого, кроме тебя. Да, чувства мои с тех пор сильно переменились.

– Все может быть, – ответила я брату.

– Что ж, я рад за тебя, хотя в Рождество буду скучать по тебе.

В голосе Джея я почувствовала легкую усмешку.

– Я тоже. Очень скучать. Но когда вернусь, обязательно увидимся. Как насчет совместного завтрака в первый день нового года? Ты, Ванесса и мы с Дарреном.

– Неплохая мысль. Я уже предвкушаю.

На прошлой неделе мы с Дарреном съездили к моим родителям: мне нужно было забрать лыжные штаны, шлем и защитные очки.

– Даррен – неплохой мужик, – сказал мне отец. – Жаль только, что в Рождество не увидимся, но бог даст, будущий год встретите с нами. И Пасху тоже.

– А что, отличная мысль, – улыбнулась я.

В общем, Даррен моим родственникам понравился, и мы с ним бывали у них гораздо чаще, чем с тобой. Не знаю почему. Возможно, потому, что нам хватало друг друга, мы ни о ком больше не думали. Наш же с Дарреном мир включал в себя всех родных и знакомых, хотя организацией наших выходов в свет и приемом гостей занимался в основном он – именно он отмечал в календаре, куда пойти, с кем повидаться, чтобы на всех хватило времени.

А уж эту нашу поездку он ждал с огромным нетерпением. Составлял бесконечные списки, чтобы, не дай бог, ничего не забыть, и только проверив и перепроверив все чемоданы, объявил, что к отъезду мы готовы, за день до Рождества можно отправляться. А потом подцепил грипп.

Двадцать третьего декабря из носа у него потекло, появился кашель, и спать в тот день он отправился пораньше, надеясь, что к утру станет лучше. Мы еще раньше договорились, что перед отъездом я приеду к нему, останусь ночевать, а на следующий день мы отправимся в аэропорт. В итоге мне пришлось устроиться у него в гостиной и смотреть «Эту удивительную жизнь». В постель я легла только после полуночи, когда он уже три часа как спал. Я прижалась к нему, пытаясь согреться, и тут поняла, что у него высокая температура. Я прижалась губами к его лбу, как всегда делала мама, когда мы с братом заболевали. Лоб горел.

Даррен открыл глаза, и в полумраке я разглядела, что взгляд у него какой-то мутный.

– Даррен, – прошептала я, – ты весь горишь. Тебе плохо?

Он долго и мучительно откашливался:

– Вообще-то, не очень. Голова болит. Думаешь, у меня жар?

Я отправилась за градусником, я знала, что он лежит в шкафчике с лекарствами. Измерила температуру – оказалась 102,4.

– Не может быть. Наверное, испортился.

Я протерла градусник спиртом, измерила свою температуру.

– Нет, градусник нормальный. Мне кажется, у тебя грипп.

Я дала ему выпить телинол, и мы оба уснули.

Наутро он проснулся рано, температура оставалась все так же высокой, все тот же мучительный, сотрясающий тело кашель, головная боль, а насморк даже усилился.

– Похоже, я действительно заболел, – сказал он, когда я проснулась от его кашля.

– Да, очень похоже.

И тут на глазах у него показались слезы. В первый раз я увидела, как он плачет.

– Через четыре часа у нас самолет. Вряд ли мы сегодня попадем в Колорадо. Я даже не знаю, смогу ли встать.

Хотя Даррен никому не доверял решать подобные вопросы, да и до сих пор не доверяет, я быстренько позвонила в аэропорт и, долго объясняясь, извиняясь, чуть ли не умоляя, добилась того, что нас передвинули на другой рейс, на пару дней позже. Потом позвонила его матери и объяснила ситуацию. Надела сапоги, пальто и побежала в аптеку за лекарствами: против кашля и жара, против простуды и гриппа.

– Я испортил тебе Рождество, ты прости меня, – сказал он, когда я вернулась.

Я поцеловала его пылающий лоб:

– Ничего не испортил, я все равно собиралась провести его с тобой.

Он принял лекарство и снова заснул, а я потихоньку вышла на улицу. Купила небольшую елочку, не выше трех футов, больше мне было не унести, гирлянду с лампочками, блестки, мишуру, снежинки – все это продавалось уже с двадцатипроцентной скидкой. Еще я купила коробку красных и золотых елочных украшений, звезду на верхушку – все остальное было распродано. И пока Даррен спал, превратила его гостиную в рождественский вертеп. Даже подарки для родственников распаковала и положила под елку, которую установила на кофейном столике – так она казалась выше. Я хотела вернуть ему хоть какую-то часть счастья, которое он дарил мне последний год.

– Люси! – послышался из спальни голос Даррена, когда я уже прикрепляла последнюю искристую снежинку к стене над диваном. – Ты что, мебель там двигаешь?

Я услышала медленные шаги и кашель, дверь спальни открылась, Даррен остановился, прислонившись к дверному косяку, бледный, взъерошенный, с темными кругами вокруг глаз. Он оглядел гостиную и не промолвил ни слова.

– Ну как, Даррен? Нравится? Не хочу, чтобы болезнь помешала нам встретить Рождество по-человечески. – Я шагнула к нему и увидела в его глазах слезы.

– Люси, – сказал он, – я люблю тебя так сильно, что порой не понимаю, как сердце у меня выдерживает.

Я подошла и обняла его крепко-крепко, как никогда еще не обнимала. Мне очень захотелось показать ему, как сильно и я его люблю.

Отношения с Дарреном для меня словно коньяк хорошей выдержки: чем дольше мы были вместе, тем больше я любила его, тем крепче становился наш союз.