Глава 24. Эрика
Энни права. Я должна быть матерью и буду ею. Потираю виски. Уже вечереет. Я сижу перед камином в гостиной у Кейт с кошкой Люси на коленях и разговариваю по телефону:
– Вы свяжетесь в Париже с кем-нибудь, кто сможет помочь? Отлично. Пусть этот человек наведет справки в иммиграционной службе и американском посольстве. Большое вам спасибо, мистер Бауэр.
Нажав отбой, я откидываю голову на диванную подушку.
– Эй!
Люси спрыгивает с моих колен, я оборачиваюсь и вижу Кейт. Она в прихожей, разувается. Интересно, давно она пришла?
– С кем ты разговаривала? – спрашивает сестра, разматывая шарф.
– Ни с кем, – отвечаю я, выпрямившись и чувствуя, как вспыхивают щеки.
Кейт подходит ближе, пристально глядя мне в глаза. Не выдержав, качаю головой и признаюсь:
– С Брюсом Бауэром. Это частный детектив, который помогает мне искать Кристен.
Сестра плюхается на диван рядом со мной:
– Ох, когда же ты это прекратишь, Рик?
– Не могу остановиться, пока не получу доказательств. Бауэр по-прежнему не может установить местонахождение отправителя, но к расследованию уже подключилась комиссия по безопасности перевозок. Через пару месяцев будет результат.
– И тогда ты поверишь? Смиришься?
Смириться? Разве к этому призывает меня «чудо»? Разве я должна расстаться с надеждой?
– Энни мне позвонила, спасибо тебе, – говорю я, моргая, чтобы не заплакать. – Письма не от нее. Она о них даже не знала. Тоже думает, что они от Кристен.
Кейт роняет голову и трет пальцами виски:
– Рик, послушай меня: Энни в отчаянии и не остановится ни перед чем. Чтобы заставить тебя измениться, она готова даже писать тебе письма от имени сестры.
– Энни лгать не станет.
– Станет, если верит, что таким образом помогает тебе. – Кейт покусывает губу. Ей явно хочется сказать что-то еще. – Энни думает, ты к ней не прислушаешься, если будешь знать, что она – это она.
Ночью я сижу в постели перед включенным ноутбуком и прокручиваю в памяти разговор с Кейт. Неужели она права? Неужели Энни действительно думает, что значит для меня меньше, чем Кристен? Когда мы говорили по телефону, дочка ведь, кажется, не сказала прямым текстом: «Письма прислала не я».
Открыв последнее сообщение от «чуда», нажимаю «ответить». На этот раз я пишу так, будто чувства в чистом виде струятся прямо с кончиков моих пальцев. Если Кейт права и за «чудо» выдает себя Энни, она прочтет эти слова. Мои звонки она заблокировала, но я все равно хочу выразить свою любовь к ней, убедить ее в том, что она значит для меня ничуть не меньше Кристен.
Приписав в конце: «Люблю тебя, как киска сливок миску. Все, что бы я ни делала, я делаю для тебя», отправляю сообщение и собираюсь закрыть почтовый ящик, но вдруг вижу новое письмо от Тома Барретта. Да! Я радуюсь, как голодная нищенка, которая нашла корку хлеба. Это, может, и не самая сытная пища, но, если не считать анонимных сообщений, переписка с профессором – моя единственная связь с дочерью.
Привет, Эрика!
У меня небогатый опыт общения с девятнадцатилетними девушками, поэтому хочу попросить у Вас совета.
Мне кажется, я вчера обидел Вашу дочь.
Она затеяла приготовление ужина. Видимо, хотела сделать сюрприз. А я все испортил: вошел в квартиру, увидел дым и чересчур резко отреагировал. Потом выяснилось, что ничего страшного не произошло: Энни оставила сковородку на плите, а сама отлучилась в гостиную, чтобы поговорить с Олив. Заметив дым, я вообразил, будто в доме пожар и моей дочке угрожает опасность. Боюсь, я накричал на Энни. Слишком строго отчитал ее за то, что она отошла от зажженной плиты. Когда у нее на глазах заблестели слезы, мне самому стало страшно. Она принялась оттирать сковородку и обожгла руку.
Сам ужин прошел кошмарно. Мы молча хлебали консервированный суп. Теперь меня мучает совесть. Так мучает, что я проснулся в четыре утра, сделал себе кофе и вот сижу на террасе. Справа собор Парижской Богоматери, а слева, вдали, можно разглядеть шпиль Эйфелевой башни. Впереди, за несколькими рядами старых магазинов и жилых домов, течет Сена. В любое другое утро я наслаждался бы покоем, уединением и этим роскошным видом. Но сегодня чувствую себя отвратительно.
Не могли бы Вы мне что-нибудь посоветовать? Как лучше поступить? Извиниться? Или не возвращаться к этому неприятному эпизоду? Боже мой, до чего неловко! Обещаю: в следующий раз буду думать, прежде чем реагировать.
Перечитываю письмо. Оно одновременно огорчило и рассмешило меня. Бедняжка Энни! Она, конечно, пыталась угодить Тому. А ему тоже не позавидуешь. С Энни бывает нелегко. Она очень чувствительна. Это и самое большое ее достоинство, и самый большой недостаток. Если бы в такой ситуации оказалась Кристен, она, вместо того чтобы обижаться, посмеялась бы над своим промахом и ответила бы какой-нибудь шуткой. Например: «Вы правы! С сегодняшнего дня пользуюсь только микроволновкой. Вы какие стейки предпочитаете: со вкусом тефлона, резины или картона?» Надо успокоить парня.
Дорогой Том!
Мне жаль вас обоих. У Энни кожа тонкая, как крылья мотылька. Поэтому мне всегда приходилось быть с ней особенно терпеливой и осторожной. Но, поверьте, я тоже не раз садилась в лужу. (На связь с Вами я изначально вышла именно потому, что перед отъездом дочки допустила очередной ляпсус.) Положительный момент: при всей своей ранимости Энни очень добрая. Я не знаю другого ребенка, который так же умел бы любить и прощать.
«Это потому, – думаю я, – что у нее нет нашего фамильного гена злопамятности. Кристен всегда побаивалась деда, а Энни по какой-то неведомой причине его обожает. Может, и меня она когда-нибудь простит?»
Даже если Энни на Вас разозлилась (что вряд ли), к утру она снова будет самой собой – веселой солнечной девочкой. Но скорее всего, она почувствовала себя униженной. Больше всего на свете ей нравится радовать других людей. Стоит лишь немного ее подбодрить, похвалить, и она воспрянет духом. Я уверена.
Спасибо, что написали мне. Надеюсь, мой совет Вам поможет. А сейчас, пожалуйста, поспите хотя бы чуть-чуть.
С наилучшими пожеланиями,
Эрика
Том, как и я, не находит себе места, оттого что задел чувства Энни. Представляю себе, как этот мужчина сидит один с чашкой кофе и смотрит на прекрасный спящий город. Часы на моей прикроватной тумбочке показывают десять минут одиннадцатого. Несколько секунд я задумчиво грызу ноготь большого пальца, потом приписываю еще одну строчку:
Я не сплю. Если хотите поговорить, вот мой номер.
Отправив ответ, два часа лежу без сна. Жду. Но Том не звонит. Какая же я дура! Может, у меня и нет для этого оснований, но я чувствую себя уязвленной. Как будто меня отвергли.
Во вторник днем я сижу у Кейт на веранде в ожидании звонка. Профессор Барретт накануне так и не позвонил. Вероятно, мое предложение показалось ему странным. Зато я получила известие от Эллисон. Она говорила со Стивеном Дугласом, главным застройщиком жилого комплекса «Фейрвью», – тем самым, который планировал предоставить эксклюзивный листинг Эмили. По словам Эллисон, наше предложение его заинтриговало. Она договорилась с ним о телефонной конференции.
Поправляю костюм и приглаживаю волосы, как будто сижу у себя в кабинете, а не здесь, на острове. Мне приятно отвлечься от мыслей об Энни и Кристен, о папе и даже о маме. Собираясь с мыслями перед разговором, я успокаиваюсь. Это мой мир – мир цифр и юридических терминов. Здесь я чувствую себя хозяйкой положения.
Раздается звонок. Часы показывают 1:58. Я прокашливаюсь, чтобы мой голос казался спокойным и услужливым – именно таким он и бывает, когда я у себя в офисе, на Манхэттене.
– Здравствуйте, Стивен. Спасибо за звонок. Позвольте, я вызову Эллисон.
Уже собравшись переключиться на другую линию, я слышу:
– Секундочку. Извините, это Эрика Блэр?
Я удивленно склоняю голову набок:
– Да. А вы не Стивен Дуглас?
– Нет, Эрика, я Том Барретт, работодатель Энни.
Голос у него мягкий, умиротворяющий и сочный, как густой соус.
– Здравствуйте, Том, – говорю я, глядя на часы: уже без одной минуты два.
Вот незадача! Менее удачного времени для звонка было просто не придумать!
– Сегодня утром я задремал, после того как отправил вам письмо, и проспал дольше обычного. Когда прочел ваш ответ, звонить было уже поздновато.
– Да ничего страшного! – говорю я и почему-то нервно хихикаю – даже самой становится противно. – Видите ли, я жду звонка по работе. У вас все в порядке?
– Да, все хорошо. Извините, что я не вовремя. Не буду вас отвлекать.
Надо бы как-то ответить, предложить ему созвониться позже, если он захочет, но в этот самый момент раздается сигнал: вызов от Стивена. Вот черт!
– Хорошо. Спасибо, мистер… Том.
Мистер Том?! О боже мой! Но времени на то, чтобы как-то выпутаться, у меня нет. Том кладет трубку, и я отвечаю Стивену. Через две минуты мы с ним и Эллисон по прозвищу Альтоид уже вовсю обсуждаем наш деловой вопрос, как будто сидим за столом переговоров. Я сыплю цифрами, хвастаюсь своими показателями за последние три года, перечисляю заокеанских инвесторов – клиентов и брокеров из Азии. Стивен называет ценовую точку, на которую ориентируется (голос у него странный, высокий).
– Задача непростая, – говорю я, – но достижимая. Доверьте ее мне.
– Связи с иностранными инвесторами существуют у многих манхэттенских риелторов, Эрика. Но есть ли что-нибудь, что выделяет вас среди коллег?
Я улыбаюсь. Да! Сейчас пойдет в ход мой козырь. Прошлой зимой наш профессиональный круг взбудоражила новость: Эмили Ланге вышла замуж за человека десятью годами моложе себя с правом опеки над тремя детьми школьного возраста, чьей мачехой она теперь стала. Не называя ее имени, я все же использую имеющиеся у меня сведения так, чтобы застройщик в ней засомневался:
– Меня, в отличие от других брокеров, не отвлекают семейные проблемы. Я не замужем, мои дочери… моя дочь живет во Франции. Я целиком посвящаю себя профессии. Вы сможете убедиться в том, что я работаю двадцать четыре часа семь дней в неделю, чтобы мои клиенты были довольны.
– Да, я уже справлялся о вас, – усмехается Стивен. – Все говорят, что вы трудоголик.
– Я горжусь этой репутацией.
Обычно я действительно бываю рада подобным отзывам, но сегодня мне грустновато. Не жертвую ли я слишком многим ради работы? Эмили Ланге, новоиспеченная мачеха, сейчас мечется между офисом, школьными рефератами, футбольными тренировками и кухонной плитой. Вдруг то, к чему стремлюсь я, важно, но значение имеет лишь то, что обрела она?
– Итак, – говорю я неестественно бодрым голосом, – я хотела бы быть вашим брокером. Учитывая статистику моих продаж, мои связи и мою преданность делу, можно сказать, что лучшей кандидатуры вам не найти.
Затаив дыхание, жду вердикта.
– Да, я впечатлен. Честно говоря, изначально я воспринимал наш разговор как дань вежливости, поскольку думал, что уже нашел брокера, а метаться я не привык.
Зажмуриваюсь, надеясь услышать заветное «но». Надежда оправдывается:
– Но вы заставили меня изменить решение.
Выдыхаю и с улыбкой говорю:
– Вы не пожалеете. Предоставьте мне эксклюзивные права, и я продам все шестнадцать объектов за девяносто дней.
Шестнадцать квартир за три месяца – будет непросто, но я справлюсь. Если буду пахать до седьмого пота.
– Тридцать, – говорит Стивен.
От удивления я разеваю рот:
– Простите? Вы сказали «тридцать дней»? На продажу шестнадцати объектов?
– Вы же говорите, что вы лучше всех. Ну так докажите это.
Может, он шутит? У меня голова идет кругом.
Я должна найти Кристен, а еще проанализировать и «отпустить» свое прошлое, как хочет «чудо». Разве реально все это совместить?
– Стивен, послушайте: я действительно отличный брокер, но не волшебница. Чтобы продать недвижимость, одного энтузиазма мало, нужно время…
– Вот именно, время. Сейчас мы тратим его понапрасну, – произносит он своим резким сопрано, прерывая меня. – Человека, который обязуется продать все за девяносто дней, я мог бы нанять уже сегодня. Вы сказали, что можете работать лучше. Если справитесь, получите соответствующие комиссионные.
– Хм… – произношу я, подсчитывая сумму в уме.
– Но если не продадите все объекты до единого за тридцать дней, то вознаграждения лишитесь. И сведения о продажах вам в зачет не пойдут.
Застройщик явно знает, что скоро будут подведены итоги конкурса, и пользуется этим.
– Мне не зачтутся даже те объекты, которые я продам? – спрашиваю я слабым голосом.
– Нет. Ничего. Ну так вы соглашаетесь?
Каждое слово Стивена эхом отдается в моей голове. Мне кажется, я слышу тревожный сигнал: конкурс – это не то, что действительно имеет значение. Пусть эксклюзивный листинг получает Эмили. Я уже готова отступить, но тут вмешивается Эллисон:
– Договорились. Мы с Эрикой продадим все объекты за тридцать дней.
Мне вспоминаются последние слова Кристен: «Давай! Пробейся в клуб сильнейших! Следующей осенью агентство Блэр будет уже вовсю работать!»
Вешаю трубку, вопреки здравому смыслу надеясь, что девочки скоро вернутся домой и увидят, как я получу награду. Когда истечет срок действия договора, запрещающего мне составлять конкуренцию нынешнему работодателю, я открою свою фирму. Мы давно об этом мечтали. Дочки будут мной гордиться, ведь правда?
