Глава 35
Эрнест ехидно смотрел на него поверх листа бумаги.
— Бегун ты хоть куда, — язвительно произнёс он. — Хотел бы я посмотреть на это…
— Не на что было смотреть, — хмуро обрубил Мурмин, чувствуя, что краснеет.
— Ну да… — Торговый Судья снова углубился в чтение. — Интереснее было бы увидеть твоё лицо, когда ты понял, насколько чуть не облажался. Даже Мрачноглаз пытался подстраховываться. А ты устроил тут парад недоверия. Ну ты, Хорстон, и дал, — и Эрнест ухмыльнулся, продолжая читать.
Мурмин скривился, глядя на носки своих убавивших презентабельности сапог.
Он завяжет пить. И с табаком покончено. И вообще, надо заняться собой. Сильные руки — это хорошо. Но толку от них, если от тебя можно уежать?
Теперь уже точно. Всё. Больше он не пьёт.
Алкоголь — отрава. Каждый раз от него у Мурмина одни проблемы. Головные боли, постоянные ошибки — и ради чего? Ради пары мгновений счастья? Ха! Хрен он больше прикоснётся к бутылке!
Хотя… Если всё закончится, один раз он всё же выпьет… Но только один! Потому что всё закончилось!
Тут же он мечтательно вздохнул, представляя, как обжигающая жидкость течёт по его горлу.
Так, нет, всё! Он решился!
— Знаешь, ты довольно выгодно отличаешься от Мрачноглаза, — прокашлял Эрнест из- за бумаги. — Но выходит у тебя это как- то… Странно.
«Странно?»
Мурмин поднял на него сонный взгляд.
— Странно? — озвучил он свой вопрос.
— Ты поработал пару дней — а твоё имя на слуху, — Эрнест неопределённо покачал ладонью в воздухе, не отрываясь от чтения. — Фервен докладывал, что люди в городе болтают о юстициаре- добряке. Говорят, мол, господин Горькая Правда служит Торговому Совету — и служит ему так, как следовало бы служить всем.
— И ни одного разговора про то, что я продался и прогнулся под вас?
— Ох, какой же ты наглый, Хорстон, — покачал головой Эрнест. — Наглец, каких ещё поискать.
— Стоит ли искать?
— Вот и я задался тем же вопросом. Но факт остаётся фактом — люди говорят о тебе, и говорят что- то хорошее. Поздравляю — ты второй юстициар после Мрачноглаза, получивший добрую славу в городе.
«Второй». Мурмин помрачнел и уставился в пол. Как всегда.
— В таком роде, думаю, всё же даже первый, — Торговый Судья будто бы подслушал его мысли. — И в моих глазах ты как юстициар, пожалуй, лучше.
Мурмин почувствовал, как губы сами собой изгибаются в счастливую улыбку.
Наконец, его признали! И не кто- то — сам Эрнест!
— Меньше недели прошло — а ты столько всего наделал. Ты вообще спал?
— Некогда было.
— Ох, Хорстон, — Эрнест покачал головой. — Ты бы идеально дополнил Мрачноглаза. Он отлично работал со сложными связями и бумагами. Ты — с фактами и людьми. Но и сам по себе ты — ценное приобретение. Так что радуйся. Считай, я тебя повысил. Сдай свой амулет, с него нужно стереть слово «младший».
Мурмин пару раз моргнул.
Демоны… Неужели так легко?.. Он ведь не старался особо… На самом- то деле! Вообще не старался! Просто шёл туда, куда указывали встречные!
Разумеется, он страдал, идя по этой дорожке… Но так легко?..
Стоп! Ему это вообще не надо! Он не собирался работать на них! Он — вольный поэт, а не ищейка!
Или… Или он — просто хороший юстициар?
— С…Спасибо… — неуверенно проговорил он, снимая амулет с шеи. — Это довольно быстро…
— И довольно необходимо, — перебил Эрнест. — Во- первых, ты это заслужил. Во- вторых, ты — идеальный символ своих сородичей. Ваша община уже предоставила почти новобранцев в стражу. Очень вовремя, надо заметить. Ты читал ту хрень, что ты мне притащил? — Старик потряс бумажкой в воздухе, кривясь.
— Нет, — брови Мурмина вновь сошлись на переносице. — Не успел.
— А следовало бы, — хмыкнул Эрнест. — «Спящие проснутся ото сна, когда воспоёт горн воли. Реки меди выйдут из берегов и затопят золотые берега.» Твоё мнение?
— Безвкусно, глупо и очевидно, — Мурмин облизал пересохшие губы. — Они решились.
— Ты помог им, — Эрнест указал пальцем в бумагу. — Тут ещё есть. «Правдлюб пожал руку Змее, они подобрались вплотную к нам. Нельзя медлить».
— Духи… — Мурмин почувствовал, как кровь. Он всё испортил.
— Скоро они начнут, — Старик усмехнулся своей желтозубой улыбкой. — Но гордые игроки обычно забывают, что играют с равными себе. «Медная река», ха! — Эрнест буквально светился, а в глазах появился какой- то боевитый блеск. — Мелински!
— Да? — проскрежетало из темноты кабинета, заставив вздрогнуть Мурмина.
— Немедленно к капитану Блейни. Прикажи оцепить весь Медный квартал. По всему периметру стены. Никого не выпускать, никакого не впускать. Усилить стражу на всех воротах. Поставить хотя бы пятерых у каждой дыры в стене — даже у коллекторов и каналов. И пусть подготовит штурмовые группы.
— Нужны патрули, — добавил Мурмин. — Попросить горожан не покидать домов. И следить за местами, где будут скапливаться люди.
— Точно, — кивнул Эрнест. — И патрули. Теперь нам уже не до нагнетания паники.
— Это уж точно, — прогрохотал Мелински, вышагивая к двери. Доски пола скрипели под весок здоровенного карнийца. — Попросить ребят быть спокойнее?
— Разумеется! А теперь — шустрее! — улыбнулся Эрнест.
Мелински лишь хмыкнул и хлопнул напоследок дверью.
А Мурмин быстро вытер вспотевшие ладони о штаны.
Духи, лишь бы всё обошлось. Лишь бы не пролилась кровь. Это главное. Им нужно лишь успокоить народ. Выиграть ещё пару дней. И найти уродов, которые подстрекают их.
— Это дело начинает пахнуть победой, Хорстон! — Эрнест радостно потирал руки.
На взгляд Мурмина, их дело пока не пахло ничем, кроме неуверенности и испуга. Он представил себе, чем это может обернуться. И лишь сглотнул, похолодев от ужаса.
— Если у них получиться всколыхнуть Медный квартал, то это будет мало похоже на победу, — сдавленно проговорил он.
— Что значит «если», Хорстон? — Эрнест покачал головой. — Они — просто цена, которую нам придётся платить за победу.
— Позвольте мне поговорить с ними, — Мурмин почувствовал, как уверенность и одухотворение распирает его. — Я сумею образумить их!
— Хорстон- Хорстон… — Старик с сожалением покачал головой. Напыщенный дурак, просто позволь! — Там живёт бедный и глупый народ. Тяжёлый труд и недостойная жизнь отупили их. Им не нужно особо много поводов для того, чтобы начать громить кварталы богатых. И тебя, юстициара или поэта, они слушать не будут.
Мурмин кивнул, нехотя соглашаясь. Да, он прав. Если обычные рабочие послушали бы его, жители Медного квартала, скорее, разорвут на части «собачку Торгового Совета». Но ведь наверняка найдутся и те, кто послушает!
— Это у них в крови — ненависть к богатым, — хмуро продолжал Эрнест. — Они тяжёлым трудом пытаются выбить у жизни себе возможность оторвать взгляд от рабочего места. Но, оторвав, они видят лишь позолоченные наряды богатеев. Тут бы любой возненавидел бы.
— Но в любом человеке, нидринге и аргринге есть что- то светлое, — холодно возразил Мурмин. Он не хотел верить Эрнесту. Хоть тот и был прав. — Всегда можно воззвать к чему- то хорошему в душах.
Эрнест посмотрел на него с жалостью.
— Хорстон, это не люди. Не нидринги, аргринги или фэйне. Они — механизмы. Когда ты занят тем, что всё время добываешь деньги на пропитание для своей семьи, тебе не до высоких рассуждений и оттачивания рассудка. Ты лишь работаешь. Ешь. Спишь. Работаешь.
— Как много вы знаете о стезе рабочего, — фыркнул Мурмин.
Эрнест в ответ на наглость лишь дёрнул пуговицу.
Нидринг- юстициар замер в настороженном ожидании. Руки сами собой напряглись, готовые парировать удар.
Старое, худое лицо Эрнеста покраснело, губа задёргалась. Он рванул рукав и протянул руку вперёд.
Поперёк всего предплечья шёл огромный, уродливый шрам. Нидринг с трудом подавил волну отвращения. Такое ощущение, будто бы неумелый скульптор не замазал глиной отвратительный шов.
— Зажало цепью, когда работал на бойне. Три года работал там. А потом это, — он зло потряс рукой перед лицом Мурмина. — И меня выбросили. Пришлось вспоминать счёт и письмо, чтобы выжить!
— Вот оно как… — осторожно кивнул Мурмин. Он не особо верил этой истории. Он не особо верил Старику.
— Так что не надо мне рассказывать о том, как живут рабочие, Хорстон! — его голос становился всё громче и сильнее. — Их жизнь полна нужды и серых, одинаковых дней! А нужда — худший враг развития! — слова, так похожие на те, что Мурмин когда- то говорил Баэльту. — У них нет время и сил на то, чтобы быть умными. А тот, кто едва умнее собаки, пойдёт за тем, кто покажет ему достаточно вкусный шмат мяса. Как думаешь, Малькорн догадается, что показать им?
— Любой догадается, — недовольно согласился Мурмин.
— Вот и я про то же. Потому, если — когда — они поднимутся, квартал будет зачищен.
Нидринг почувствовал, как всё его сознание засасывает в какую- то дыру.
— Зачищен? — глупо переспросил он. — Но ведь вы…
— Да! — раздражённо каркнул Эрнест, вскакивая с кресла и подходя к окну. — Зачищать! Штурмовые группы! Котёл! Казнь на месте! Я сам был таким, как эти болваны — и, если им хватит решимости и тупости пытаться расшатать лодку, я… — он сбился и часто задышал от прилива чувств.
— Выбросите их из лодки. Как вас выбросили когда- то, — холодно закончил за него Мурмин.
Когда Эрнест уставился на него яростным взглядом, он понял, что зашёл слишком далеко.
И тут же похолодел.
Его будто бы вдавило в кресло, разум затуманился волной тревоги. А Эрнест резко сменил маску на гневную.
— Моё прошлое и моё отношение к этому всему не меняет ничего, Хорстон! Заруби себе на носу — добиться истинного успеха и остаться чистеньким не выйдет ни у кого! Даже у тебя!
— Вы думаете? — Мурмин поднял на Эрнеста испуганный взгляд.
Он испуган, но больше не замолчит. Слишком уж высоки ставки сейчас.
— Знаю! — рявкнул Старик, взмахнув рукой со шрамом. — Я сам платил эту цену и плачу её до сих пор! — он схватил со стола листок и швырнул им в Мурмина. Нидринг, дёрнувшись, выхватил его из воздуха.
«Грабь богачей, казни палачей!» — и Эрнест на плахе.
— В городе не знают, что за воротами идёт война! Элетто, этот царственный придурок, проигрывает битву за битвой, отступает всё дальше и дальше — а в Веспреме смеются и просят ещё историй о войне! За городской чертой голод, нищета и толпы беженцев — а они хохочут и просят ещё! Пожары, голод, болезни, поражения — а они хохочут и просят ещё! Они — истинное лицо Веспрема!
— И что же с этого?
— А то! — Старик взмахнул руками, замер и… Глубоко вздохнул. Плечи его поникли. И он медленно подошёл к окну. Приложил ладонь к стеклу, по которому бежали капли дождя.
И едва ли не любовно погладил.
— Веспрем — золотое сердце Западных Королевств. Он не знал ни войн, ни эпидемий, ни голода. Ты думаешь, это всё происходило само по себе? Каждый Торговый Судья платил за это. У всего есть плата. И наша плата — это…
— Это свобода, — зло перебил Мурмин.
— О, прекрати пустую патетику, — Эрнест продолжал спокойно гладить стекло. — Мы свободны. Свободны, как никто другой в мире.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Не надо тут сарказмировать. Над нами нет короля. Каждый может добиться чего угодно, не зависимо от происхождения. Каждый имеет равные права. И каждый имеет право говорить всё, что захочет. Не это ли свобода?
— За словами следят, за дела карают, — холодно начал Мурмин, распаляясь. — Добиться может и каждый — но только если у него есть деньги. Богатеи и владетели факторий свысока смотрят на нищих и работяг! Где тут равенство?! Где свобода?!
— Свобода — это возможность, а не что- то, что тебе вложат в руку. Хочешь свободы — будь смелым, — Эрнест протянул руку вперёд. — И возьми её, — он сжал пальцы в кулак. — Свободу, даже там, где она подразумевается, нужно брать. Силой и решительностью.
— Вот они, — Мурмин яростно ткнул пальцем себе за спину, — и возьмут её силой!
— Не этой силой, — Эрнест устало потёр глаза. — Я думал, ты умнее. А ты гоняешься не за истинной свободой, а за её мелкими осколками. Не смотри на меня так, Хорстон. Смотришь, как Мрачноглаз. В точности.
Мурмин не представлял себе, как он смотрит, но не замедлил разозлиться.
— А что вы тогда хотите?! Вы разгоняете любые выступления! Цехмейстерами уже давно стали владетели факторий, а не представители рабочих! Как им бороться?! Как?!
— Как ты, — горький смешок из полутьмы, который болезненно скрежетнул по сердцу нидринга. — Неуклонно. Осторожно. Принося пользу. И не разрушая того, что было раньше в слепом гневе.
В кабинете повисла тишина. Напряжённая и ошеломлённая тишина, в которой Мурмин слышал лишь один звук — барабанную дробь своего сердца.
— Я не запрещаю тебе продолжать писать стихи, — Эрнест тяжело вздохнул и уселся в кресло под ошарашенным взглядом Мурмина. — Пиши. Но не порочь власть. Обращай внимания на ошибки, на явления, на людей — но не порочь. Высмеивай — но не порочь. Понимаешь?
— Да, — Мурмин медленно кивнул. Происходящее слабо укладывалось в голове.
— После всего сказанного, — Эрнест уставился в потолок. — Всё ещё хочешь попробовать поговорить с ними?
— Да, — однако Мурмин и сам уже не был уверен.
— Хорошо. Я дам тебе два часа. Два часа — а затем мы начнём зачистку. Ты понял меня?
Мурмин, цепляясь за стол, встал.
— Два часа. Дальше — зачистка.
— Ты всё понял, — Судья кивнул. — Я не позволю толпе дураков и каким- то придуркам в масках превратить этот город бездну.
Что- то в его тоне заставило Мурмина вздрогнуть.
Тоска. Ужасная, гибельная тоска, скребущая душу.
— Я тоже, — заверил нидринг, закрывая за собой дверь.
Теперь он был полон решительности. Он знал, что ему надо делать.
