Глава 13
Гроза громыхала, заставляя окна дрожать в рамах.
Опираясь рукой о стену, Баэльт выдыхал плактовый дым и смотрел в окно, на залитую дождём улицу.
Судя по звукам, прямо под окнами дрались. Кажется, разборка за власть над кварталом. Или что- то вроде. Человек десять, наверное.
Было бы мило с их стороны убрать к утру все трупы.
Крайне мило.
Сквозь гром, нежный шелест дождя и тихие рассуждения Каэрты доносились звуки возни, ругань и удары.
Проклятье. Пора бы переселить её отсюда. Ей здесь не место.
— И вот, значит, он говорит мне — мол, я раньше был мясником. Разве я не могу попробовать стать хирургом? Представляешь? — с негодованием говорила Каэрта. — И это после того, как я провела сложнейшую операцию! Он мог умереть у меня на столе, но выжил! А потом заявляет, — она напрягла голос, сделала его нелепо низким, — я мясник, я тоже могу быть хирургом!
— Может, он хочет помогать другим, — задумчиво проговорил Баэльт, оглядываясь на неё. Она протирала какую- то вазу влажной тряпочкой. — Как ты. Может, ты дала хороший пример, и…
— Он сказал это после того, как я сказала ему, сколько стоит его операция. И это он ещё отказался от лекарств и стационара.
— О, — Баэльт покачал головой. — Не расстраивайся. Он того не стоил.
— Главное, что я спасла его, — она тяжело вздохнула. — Почему ты не пришёл утром? Повязки сами собой не сменятся, знаешь ли.
— Утром не получилось, — мрачно ответил Баэльт. Ему не хотелось тащить работу в её дом. Не хотелось, чтобы она знала, чем он занимается. — Всё равно я живой, верно?
— Если не прекратишь курить здесь — будет неверно! Потуши свою отраву! Сколько раз просить! Напустишь этого гадкого дыма, — она кашлянула и замахала ладонью у носа. — Живо!
Баэльт не спешил. Куда ему спешить? Эрнест дал ему день три дня.
Три пустых дня, которые ему придётся сидеть здесь. С ней.
Юстициар едва заметно вздохнул и, сделав долгую последнюю затяжку, затушил веточку плакта о подоконник.
— Весь подоконник в пятнах! Ещё раз так сделаешь — вылетишь отсюда, — угрожающе проговорила Каэрта.
— И кто меня выкинет? Рин? — он натянул нелепую улыбочку на лицо, поворачиваясь к ней.
— Может, и он, — она закончила с вазой и махнула на него. — Давай, снимай этот плащ. С тебя и так воды натекло столько… Что это за возня внизу?
— Резня, — зачем- то ответил он, снимая плащ. Каэра замерла, закусив губу и потупив глаза. Боги, она так напоминала ему Тишаю сейчас.
Такая добрая. Правильная. Милая. Единственный луч света и доброты в этом проклятом городе.
Ему захотелось подойти к ней и прижать к себе. Почувствовать её тепло.
Что за глупости, одёрнул он себя, стряхивая оцепенение и одним движением скидывая плащ. Она ни капли не похожа на Тишаю. Никто не похож.
Он повесил промокший плащ на вешалку и взглянул на неё снова.
Каэрта, обняв себя и наклонив голову, плакала. Тихо, закусывая губу и едва слышно, но — плакала.
Только не слёзы. Нет, нет, нет!
— Давай… Давай уедем отсюда, — прошептала она сдавленным голосом. — Пожалуйста, Баэльт, умоляю… Каждую ночь смерти и кровь… Я не могу больше!
Когда он её обнял, она затихла и вжалась в него. Он осторожно поднял её заплаканное лицо и быстро поцеловал.
— Мы должны остаться, — проговорил он, стараясь, чтобы в голосе были хоть какие- то эмоции. — Мы оба нужны этому городу. Ты и сама это знаешь, ведь так? Если ты не будешь спасать их всех — кто ещё? Ты не должна отворачиваться от них. Прошу. Не отворачивайся. Ты нужна им.
— Кому я нужна, Баэльт? Кому? — она вздрогнула в его руках, и он вновь прижал её к себе. — Головорезам, что ночью убивают друг друга, а днём приходят ко мне штопать раны? Людям какого- то Моргрима, которые приходят и угрожают, что подожгут лавку, если я не буду платить деньги за охрану?.. Кому, Баэльт?
— Мне, — прошептал он, начиная раздевать её под плач, резкий звук молнии и звуки потасовки.
«Проклятье. Придётся попросить Эрнеста оградить Каэрту от всяких идиотов вроде Железных Рук.»
— Повтори, — попросила она.
— Ты мне нужна, — солгал Баэльт, снимая с неё рубаху. Молния на миг ярко высветила её приподнятую грудь, её грустное лицо и покрасневшие после плача глаза, а в следующий миг прогремел раскат грома. — Нужнее, чем всё на свете. Чем все на свете.
— Говори, — потребовала она хриплым голосом, помогая ему снять с неё штаны.
— Я люблю тебя, — он поцеловал её в губы.
Интересно, подумал Баэльт, когда она полезла горячими руками ему в штаны, будет ли он вообще любить кого- либо когда- нибудь?
— Может, сначала перебинтуем тебя? — робко спросила она. Баэльт не обратил внимания на эти слова. Хотел бы обратить, хотел бы спокойно, молча сесть на край кровати, пока она меняет бинты и накладывает новый слой мази на его дрожащее от боли тело. Но ведь тогда он расстроит её. Очень расстроит.
А он и так уже расстроил слишком многих.
Поэтому он, кривясь от боли, стащил с себя рубаху и утянул Каэрту на кровать.
Он не знал, сколько это продолжалось. Когда Каэрта была расстроена, она всегда вытворяла дикие вещи. И, кажется, просто от осознания их дикости получала удовольствия больше, чем Баэльт от всего процесса.
Наконец, волна удовольствия скрыла весь мир. Баэльт зарычал, захрипел и напрягся, сильно сжимая её груди. Каэрта, уже какое- то время тихо попискивающая, задрожала и выгнулась дугой, бессвязно шипя что- то.
Хрип Баэльта перешёл в протяжный стон. Каэрта, задохнувшись, бессильно упала на мокрые от пота простыни, слабо трепыхаясь.
На какое- то время они оба замерли, часто дыша.
А затем Баэльт осторожно улёгся рядом с ней и позволил ей, скользкой от пота, прижаться к нему.
Заглянув ей в глаза, он прерывисто выдохнул:
— Я люблю тебя.
Она любила эту ложь. И особенно приятной ей она казалась сразу после того, как он равнодушно позволял ей затушить похоть о себя.
— Я тоже тебя люблю, — счастливо прохрипела она, глядя на него ярко- синими глазами. — Почему так выходит только тогда, когда я плакала?
— Не знаю, — он нежно поцеловал её в губы. — Да и не важно.
Она счастливо вздохнула, ещё раз вздрогнув. Глаза её закрылись.
— Я чуть- чуть полежу — и сразу поменяю тебе бинты, — прошептала она, прижимаясь к нему. — Ты ведь, как всегда, ненадолго?
В ответ он тускло улыбнулся.
— Пока я зарабатывал эти побои, я пообещал себе, что пробуду с тобой неделю. Неделю, конечно, я теперь не смогу побыть, — он указал на небрежно брошенные на полочку медальоны юстициара. — Но у меня есть три дня. Надеюсь, к концу третьего дня ты меня не выгонишь метлой.
Каэрта на миг замерла. Испуганная, недоверчивая, боявшаяся, что её снова обманут.
На самом- то деле, вполне оправданно боявшаяся, подумал Баэльт. Два дня — это большее, что он выдержит. Потом он попросту сбежит ночью, сославшись на всякие дела и тайны.
— Три дня, Каэрта. Целых три д…
Она прижала палец к его губам. Молча, лишь с лёгкой улыбкой глядя на него. Странно, как у неё не болит лицо — столько- то улыбаться?
— Врёшь, — счастливо выдохнула она.
— Нет, честно, — ну, может, два дня и ещё ночь.
— Буду считать, что ты не врёшь. А теперь — садись. Чтобы ты там не говорил, надо поменять тебе повязки. Давай- давай, вставай!
Пока она снимала слой пропотевших бинтов, он морщился и смотрел в окно. В доме напротив давно не горел свет. Разумеется — Каэрта говорила, что там живёт семья цеховых рабочих. Приходят домой поздно, ужинают так, что крестьяне из деревне полопались бы от зависти. А потом — спать. Лёгкая жизнь, полная тяжёлого труда.
Интересно, а его жизнь можно назвать жизнью тяжёлой, полной лёгкого труда?
— Ты опять носился по городу? — строго спросила она, осторожно намазывая какую- то мазь Баэльту на спину. — Твои синяки вообще не становятся луче — как будто бы хуже! С лица- то я ещё свела, но спина… Что с ней не так, с твоей спиной?
— На неё давит груз ответственности, — усмехнулся он.
— Ну- ну, — недоверчиво хмыкнула она из- за спины. — Тебе- то хоть не больно… Ну… Со мной? — смущённо закончила она.
— О, надо же. После того, что ты только что тут делала, ты скромничаешь?
— Отстань, — она усмехнулась, заставив улыбнуться и его. Какое- то время она молча наносила холодную мазь на кожу. — Я слышала, что ты закончил дело убийцы Рибура. Поэтому тебя и взяли обратно. Это правда?
Баэльт нахмурился.
Ничего я не закончил, демоны раздерите меня.
Теперь Гири — новый цехмейстер, а несчастный счетовод Богур — козёл отпущения. Настоящие убийца благоденствуют, невиновный в тюрьме, анемые соучастники, Баэльт и Гири, получили награду за молчание.
Награду и гордое звание марионеток Эрнеста.
— Что- то вроде, — скомкано ответил он, потирая прикрытый глаз.
— А я всегда тебе говорила, что всё наладится, — промурлыкала она, вставая с кровати. — Всегда говорила!
— Теперь у меня будут деньги. Я смогу… — он неловко запнулся. Что сможет? — Ну… Покупать тебе что- то. Чтобы порадовать.
— А. То есть, станешь хотя бы откупаться от меня? — он повернулся, не понимая, шутит она или нет.
Она с улыбкой перебирала склянки.
Демоны. Она действительно похожа на Тишаю. Особенно сейчас.
Или это Тишая в его голове становилась похожей на Каэрту?
— Почему ты на меня так смотришь?
— Потому что я люблю тебя, — в этот раз улыбка вышла уже поживее. Кажется.
— Врун, — уличила она. — Сиди, я ещё не закончила.
А может, она и не должна быть похожа на Тишаю? С чего вообще должна была?
Пора прекратить эти глупости. Уже столько времени прошло. Тишаи нет. А Каэрта… Вот, стоит тут перед ним. Голая. Живая. Любящая.
Ладно. Он останется на все три дня здесь. В конце концов, это уже и его дом в какой- то мере. А ведь он должен заботиться о своём доме? Вроде бы так принято.
К тому же, пора заменить пару ступенек на лестнице. Да и Каэрта жаловалась, что в подвале завелись крысы…
Мрачноглаз, некогда гроза всех преступников, чинит лестницу и выгоняет крыс из подвала. Достойные цели для достойных людей, так говорил Мурмин.
— Ты любишь грозу? — спросила она, когда повязки были сменены, и они вновь лежали на кровати. Он до сих пор не привык к её неожиданным вопросам, а потому некоторое время помолчал, обдумывая осторожный ответ.
— Не знаю, — протянул Баэльт, неловко гладя её по спине. Странно. С каждым разом это приятнее и приятнее. — А ты?
— Я не люблю, — прошептала она, закрывая глаза и зевая. — С тех пор, как я родилась, в этом городе льёт дождь и гремит гроза. Это всё напоминает мне о детстве. А детстве в Веспреме… Всегда отвратительно. Но теперь у меня есть ты, и всё стало гораздо лучше.
Действительно, теперь всё гораздо лучше — теперь у неё одним поводом больше для плача по собственным надеждам.
— Ты же есть у меня? — сонно спросила она. Когда треск молнии разорвал воздух, Каэрта крепко прижалась к нему.
— Конечно же есть, — он сам не понимал, врёт или нет. — А теперь — спи.
И она заснула. А Баэльт, глубоко вздохнув, уставился в потолок. Демоны. Ещё придётся разобрать беспорядок на чердаке. И, возможно, искать тех, кто сможет залатать крышу.
Дел на завтра у него хватит с лихвой. С самого утра и до вечера. Ему нужно спать, набираться сил.
Только вот обычно он закрывал глаза тогда, когда на тело падала волна изнеможения. Иначе его с головой накрывало сокрушительное, болезненное опустошение. Будто бы у тебя выдрали кусок сердца. Как будто бы тебе не хватает чего- то очень, очень важного.
Вот потому- то он, демоны, старался лечь в кровать лишь тогда, когда не мог стоять на ногах.
А это и близко не походило на его нынешнее состояние. Да, он, конечно, устал… Но что- то внутри воспринимало эту усталость не так, как нужно ему было для спокойного сна.
Юстициар прикрыл единственный глаз и зевнул.
Он чувствовал себя странно. Тёплое, даже горячее тело Каэрты, её тихие, мерные и умиротворённые вздохи, звуки дождя — всё это умиротворяло и усыпляло его.
Он зевнул ещё раз.
Моргнул.
И заснул.
Впервые за несколько лет, Баэльт Мрачноглаз заснул без порции выпивки, не потрёпанный в драке и не уставший, как портовый грузчик.
Ему снилась Тишая. Она мило улыбалась, отчитывала его за что- то, а он лишь пытался понять, кто перед ним стоит — Каэрта или же всё- таки Тишая?
По крайней мере, когда он открыл слезящиеся глаза, перед ним явно лежала Каэрта. Струйка слюны протянулась от её губ к его плечу, она тихо- тихо вздыхала.
Кажется, Баэльт почувствовал то, что называется «полное умиротворение».
Он замер, с удивлением прислушиваясь к себе.
Пустота внутри… Не была пустой. Не беспокоила его.
Он, кривясь от боли в спине, согнулся и поцеловал Каэрту в лоб со всей благодарностью, на какую был способен. Короткая передышка, наверняка. Но само это ощущение…
Она слегка дёрнулась, когда его слёзы облегчения упали ей на щёку.
Когда свет солнца пробился сквозь грязные окна, едва- едва освещая улицы Веспрема, в лекарской лавке Каэрты уже вовсю стучал молоток. Стук в основном был перемешан с шипящей руганью и попаданиями по пальцам. Баэльт ловко управлялся со многими вещами — клинком, арбалетом, информацией…
Но не проклятым молотком.
Когда Каэрта, уже одетая и умывшаяся, спускалась по починенной лестнице, он покончил с работой и с отсутствием интереса оглядывал отбитые пальцы.
«Может быть, я продержусь в этот раз? Может, пустота не вернётся? А призраки просто останутся призраками?»
— О, вы только поглядите на этого мастера- плотника, — улыбнулась Каэрта, осторожно ступая по ступенькам. — Скорее всего, подпилил пару ступенек, чтобы я однажды упала с них?
На самом- то деле, с отвращением к себе подумал Бэальт, так было бы лучше для всех. Её несчастная жизнь закончилась бы, она прекратила бы страдать.
А он смог вновь стать самим собой. Страдания — удел разумных и прочие и прочие — так, Алан?
— Не говори глупостей, — проговорил он, поднимаясь. — Тебе помочь?
— Помочь? — она слегка хихикнула, проходя мимо. — Нет уж, спасибо. Умудрись не распугать посетителей. Я пойду готовить завтрак. Ты что будешь?
— То же, что и ты.
— Потом чтобы не жаловался!
— Не буду. У тебя есть яд? Крысы сами собой не выведутся.
— Великий отравитель, — снова хихикнула Каэрта. Почти исчезнув в дверном проёме кухни, она обернулась.
Её улыбка обдало его сердце таким потоком тепла, что он не выдержал и улыбнулся в ответ.
— Ты даже представить себе не можешь, насколько я тебя люблю, — прошептала она, щурясь в столько редких для Веспрема лучах рассветного солнца.
— Я тоже тебя люблю, — солгал он.
Однако в это утро он не был уверен сам, врал он или нет.
Может, трёх дней ему будет мало?
Вспомнив о синем журнале, что остался во внутреннем кармане плаща, он тяжело вздохнул.
Нет. Три дня — это целая бездна времени, за которую Эрнест у него потом спросит.
Но спросит через три дня. А пока — он здесь. В своём доме. Со своей женщиной.
Тряся отбитой рукой, он направился к входу в подвал.
