Я сижу за кухонным прилавком в доме Пенелопы и покрываю розовой глазурью еще одну имбирную девочку.

– Почему имбирные девчонки обязаны носить розовое? – спрашивает Пенни.

– А почему имбирные девчонки должны задумываться, зачем им носить розовое? – в свою очередь спрашиваю я. – Мне нравится розовый цвет.

– Только потому, что ты выросла на Барби и лего для девочек.

– Не спеши с выводами, Пенни. Я никогда не играла в лего.

На самом деле встреча с Пенни проходит лучше, чем я ожидала. Когда она поймала меня во дворе, перед тем как все разъехались на каникулы, я решила, что Пенелопа хочет устроить мне взбучку из-за разрыва с Саймоном.

– Эй, – сказала она, – я слышала, Саймон не приедет к вам на Рождество.

– Мы больше не встречаемся. Довольна, Пенелопа?

– В целом да, но не потому, что вы расстались.

С Пенелопой невозможно так просто закончить разговор. Можно грубить, игнорировать ее – ей все нипочем.

– Агата, – сказала она, – ты искренне считаешь, что я хочу быть с Саймоном?

Ответить «да» или «нет»? Ведь Пенни хочет быть самым важным человеком в жизни Саймона.

– Не знаю, Пенелопа. Но я знаю, что ты была против наших отношений.

– Потому что вы оба выглядели несчастными!

– Это не твое дело!

– Конечно же мое! – воскликнула она. – Вы же мои друзья. – Я нарочито закатила глаза, но она не унималась. – Я не об этом хотела с тобой поговорить, – оживленно произнесла Пенелопа. – Слышала, что Саймон не приедет к тебе на Рождество. И ко мне он приехать не может, потому что мама зла на Мага, но мы с тобой могли бы посидеть вместе, приготовить печенье и обменяться подарками.

Мы делаем это каждый год, втроем.

– Без Саймона?

– Как я уже сказала, у мамы пунктик насчет Саймона.

– Но без него мы никогда не проводим время вместе.

– Только потому, что он всегда рядом. То, что вы порвали, еще не означает, что мы с тобой тоже должны порвать.

– А мы друзья?

– Никс и Слик, надеюсь, что да, – проговорила Пенни. – У меня всего три друга. Если мы с тобой не друзья, то остаются всего два.

На кухню заходит мама Пенни:

– Чем это вы, девочки, тут занимаетесь?

Она так вцепилась в ноутбук, будто не может отпустить его ни на секунду, даже чтобы сделать себе чашку чая. Ее темные волосы забраны наверх в небрежный пучок, а одета она в тот же кардиган и спортивные штаны, что и вчера, когда я приехала сюда. Моя мама ни за что не вышла бы из спальни в таком виде.

Профессор Банс преподает историю Средних веков в университете нормалов, а еще она магический историк. Она опубликовала целую кучу книг по магии, но денег на этом не заработала. Магов не так много, чтобы финансировать магическое искусство и науку. Мой отец успешно работает в качестве магического терапевта, потому что он один из немногих имеет необходимую практику, а врачи нужны всем. Отец Пенни раньше преподавал лингвистику в местном университете, но теперь он круглыми сутками работает на Ковен, исследуя феномен Тоскливиуса. У него в подчинении даже есть другие ученые, которые работают с ним наверху, в лаборатории. Я провела здесь почти два дня, но до сих пор его не видела.

– Он выходит, только чтобы выпить чая с сэндвичами, – сказала Пенни, когда я спросила ее об этом.

У Пенелопы есть младшие братья и сестры: я узнаю их по Уотфорду. Один из них сейчас оккупировал гостиную и смотрит «Жителей Ист-Энда» трехмесячной давности, а еще один наверху, засел в Интернете. Они все ужасно независимые. Мне кажется, они даже не собираются вместе за обеденным столом. Просто заходят иногда на кухню за миской хлопьев или сырными тостами.

– Делаем имбирное печенье, – отвечает Пенни матери. – Для Саймона.

– Не волнуйся, Пенелопа, – говорит ей мама, ставя ноутбук на кухонный островок и окидывая взглядом наше печенье. – Ты увидишь Саймона через неделю или две – уверена, он по-прежнему тебя узнает. Агата, ну честное слово, почему имбирные девочки должны носить розовое?

– Мне нравится розовый, – говорю я.

– Здорово, что вы двое проводите вместе время. Здорово, когда жизнь все же проходит тест Бекдела.

– Просто в нашем доме полно твоих подруг, – ворчит Пенни.

– У меня нет подруг. Только коллеги. И дети. – Мама Пенни поднимает одну мою имбирную девчушку и откусывает.

– Я не избегаю других девушек, – говорит Пенни. – Я избегаю других людей!

– А у меня море подружек, – говорю я. – Жаль, что я не могу ходить в школу вместе с ними.

Не в первый раз за день я думаю о том, что трачу день на любезности с Пенелопой, вместо того чтобы провести его со своими настоящими друзьями – нормалами.

– Что ж, в следующем году ты будешь учиться с ними в университете, – говорит ее мама. – Агата, что ты будешь изучать?

Я пожимаю плечами. Пока еще я этого не знаю. И не обязана знать – мне всего восемнадцать. Моя судьба не предопределена. А родители не ожидают от меня открытий. Если Пенни не найдет лекарство от рака или хотя бы фей, тогда, наверное, ее мама будет крайне разочарована.

Профессор Банс хмурится:

– Хм… Уверена, ты с этим разберешься. – Щелкает чайник, и она наливает себе чая. – Хотите еще по чашке? – Пенни протягивает свою, а ее мама берет и мою. – В твоем возрасте у меня были подружки, и самая лучшая – Люси… – Она смеется, будто что-то вспомнила. – Мы были не разлей вода.

– Вы до сих пор дружите? – спрашиваю я.

Она опускает чашки и поднимает на меня взгляд, будто до этого лишь вскользь обращала внимание на наш разговор.

– Наверное, дружили бы, если бы она не исчезла. Она уехала в Америку через несколько лет после окончания школы. Потом мы практически не виделись.

– Почему? – спрашивает Пенни.

– Мне не нравился ее парень.

– Почему? – спрашивает Пенни.

Боже, ее родители должно быть слышали этот вопрос сто тысяч раз.

– Мне казалось, он слишком любит все контролировать.

– Поэтому она уехала в Америку?

– Кажется, она уехала, когда они расстались. – Профессор Банс выглядит так, будто обдумывает последующие слова. – Вообще-то… Люси встречалась с Магом.

– У Мага была девушка? – удивленно спрашивает Пенни.

– Тогда мы не звали его Магом, – говорит ее мама. – Мы звали его Дэйви.

– У Мага была девушка, – вытаращив глаза, повторяет Пенни. – А еще имя! Мам, я не знала, что ты училась вместе с Магом! – (Профессор Банс отпивает чая и пожимает плечами.) – Каким он был? – спрашивает Пенни.

– Таким же, как и сейчас. Только моложе.

– Он был симпатичным? – спрашиваю я.

– Не знаю. – Она строит гримасу. – Как думаете, он симпатичный сейчас?

– О нет, – говорит Пенни.

– Да! – одновременно отвечаю я.

– Да, он был симпатичным, – признает профессор Банс, – и по-своему харизматичным. Люси была у него под каблуком. Она считала его прогрессивным мыслителем.

– Мам, признайся, что таким он и был, – говорит Пенни.

Профессор Банс снова морщится:

– Ему всегда хотелось поступать по-своему. У Дэйви все было либо белым, либо черным. А если Люси не соглашалась… Что ж, Люси всегда соглашалась. Она растворилась в нем.

– Дэйви, – говорит Пенелопа. – Это так странно.

– Какой была Люси? – спрашиваю я.

Мама Пенни улыбается:

– Очень умной. И могущественной! – На этом слове ее глаза искрятся. – И сильной. Насколько я помню, она играла с парнями в регби. Как-то раз мне прямо на поле пришлось собирать по кусочкам ее ключицу – безумие. Она была девушкой из провинции, с широкими плечами и волосами пшеничного цвета, а еще у нее были самые голубые глаза на свете…

На кухню неспешно заходит отец Пенни.

– Папа! – восклицает Пенни. – А теперь-то мы можем поговорить?

Второй профессор Банс плетется к чайнику и нажимает на кнопку. Мама Пенни выключает его и несет набрать воды, а муж целует ее в лоб:

– Умница, любимая!

– Папа! – повторяет Пенни.

– Ага…

Он роется в холодильнике. Профессор Банс – щупленький мужчина, ниже ростом, чем мама Пенни. С седоватыми светлыми волосами и большим мясистым носом. Он носит старомодные круглые очки в металлической оправе, которые заводит наверх. Все в семье Пенни носят старомодные очки.

Об отце Пенни ходят сплетни, что он даже вполовину не такой сильный, как его жена. Мама говорит, что он попал в Уотфорд, потому что раньше там преподавал его отец. Мать Пенни – сноб во всем, что касается силы, поэтому трудно представить, что она вышла замуж за неудачника.

– Пап, помнишь? Мне нужно с тобой поговорить.

Он берет два йогурта, апельсин, пачку крекеров со вкусом креветок. Потом прихватывает имбирную девочку и замечает меня:

– Агата, привет.

– Здравствуйте, профессор Банс.

– Мартин, – говорит он, уходя с кухни. – Зови меня Мартин.

– Пап!

– Да, Пенни, поднимайся наверх… и захвати, пожалуйста, мой чай.

Она дожидается чая, потом берет еще имбирных человечков – печенье поглощают быстрее, чем я успеваю его украсить, – и следует за ним наверх.

– Почему они расстались? – спрашиваю я у профессора Банс, когда Пенни с отцом исчезают из виду.

Она смотрит в ноутбук, замерев с чашкой чая в руке.

– Хм?

– Люси и Дэйви.

– А… не знаю даже, – говорит она. – К тому времени мы перестали общаться. Наверное, она наконец поняла, что он негодяй и нужно уехать за океан, подальше от него. Можешь себе представить Мага в качестве бывшего парня? Он же вездесущий.

– Откуда вы узнали, что она уехала?

Профессор Банс выглядит печальной.

– Ее мать мне так сказала.

– Интересно, почему Маг больше никогда ни с кем не встречался…

– Кто знает, – говорит профессор Банс, отрываясь от воспоминаний и переводя взгляд на ноутбук. – Может, у него есть тайные девушки среди нормалов.

– А может, он действительно любил Люси и так и не смог ее забыть.

– Может быть, – отвечает профессор Банс, уже не так увлеченно.

Несколько секунд она печатает на клавиатуре, потом поднимает взгляд на меня:

– Я вдруг вспомнила кое-что давно забытое. Подожди здесь.

Мама Пенелопы выходит с кухни, и мне кажется, что она уже не вернется. Иногда Бансы так поступают.

Однако она возвращается, держа в руках фотографию:

– Ее сделал Мартин.

На ней трое студентов Уотфорда, две девушки и парень, сидят на лужайке – кажется, возле футбольного поля. Девушки одеты в брюки. Мама говорит, что в девяностые никто не носил школьных юбок. Одна из девушек, очевидно, мама Пенелопы. У нее распущенные непокорные волосы, и выглядит она почти как Пенни. Тот же широкий лоб. Та же ухмылка. Жаль, что Пенни сейчас не здесь, и я не могу поддразнить ее. А парень, наверное, Маг. На снимке он другой – с более длинными и растрепанными волосами, без глупых усиков. У Мага самые ужасные усы в мире.

А вот девушка посередине мне незнакома.

Она милая.

У нее густые и кудрявые пшеничные волосы до плеч, румяные щеки, а глаза такие огромные и голубые, что на фотографии явно виден их оттенок. Она приветливо улыбается и держит маму Пенелопы за руку и в то же время сидит, прислонившись к парню, который обнимает ее за талию.

Маг и правда был невероятно симпатичным. Затмевал обеих девушек. И на этом снимке он выглядит более расслабленным, улыбаясь одним уголком губ, а на лице застыло слегка виноватое выражение.

– Мы с Люси никогда по-настоящему не ссорились, – говорит профессор Банс. – Если я начинала спор, то Люси просто меняла тему. В итоге ссоры не получалось. Думаю, она перестала общаться со мной, потому что устала защищать Дэйви. К окончанию школы он стал слишком настойчивым. Имел радикальные взгляды и был готов обложить налогами дворец и установить гильотину.

Я заметила, что теперь профессор Банс словно разговаривает сама с собой, а еще с фотографией.

– И он никогда не замолкал. – Она опускает снимок на столешницу. – До сих пор не пойму, как она его терпела. – Мама Пенелопы поднимает на меня взгляд и щурится. – Агата, знаю, что сейчас не выбираю слов, поэтому ничего из сказанного на этой кухне не должно покинуть этих стен, хорошо?

– Что вы, конечно, – говорю я. – Не волнуйтесь, моя мама тоже жалуется на Мага.

– Правда?

– Он никогда не приходит к ней на вечеринки, а если и появляется, то в своей униформе, заляпанной грязью, а еще рано уходит. От этого у нее мигрени.

Профессор Банс смеется.

Звонит ее телефон. Она достает его из кармана.

– Митали слушает. – Профессор Банс снова смотрит на компьютер и прикасается к тачпаду. – Дайте мне проверить.

Она поднимает ноутбук, прижимая его к животу и удерживая телефон между ухом и плечом, и выходит.

Фотографию она оставляет на столешнице. Чуть помедлив, я беру ее в руки.

Снова смотрю на эту троицу. Выглядят они счастливыми. Даже не верится, что сейчас они не общаются друг с другом.

Я смотрю на Люси, на ее румяные щеки и небесно-голубые глаза. Потом кладу фотографию к себе в карман.