Агата хочет поговорить со мной после урока по волшебным словам.

С момента нашего разрыва она ни разу не обратилась ко мне, даже в сторону мою не смотрит. Когда Агата приближается ко мне сейчас, я инстинктивно хочу уткнуться взглядом в пол и обойти ее стороной. Она берет меня за рукав, привлекая мое внимание. Между нами сквозит неловкость.

– Саймон, – произносит Агата, – могу я с тобой поговорить?

Она заметно нервничает, покусывая нижнюю губу. Признаюсь, первой мыслью было то, что Агата соскучилась. Что она хочет воссоединиться со мной.

Конечно, я соглашусь. Пусть даже ничего не говорит. Мы сможем вернуться к тому, где остановились. Может, я даже расскажу ей, что происходит с Базом, – вдруг она поможет.

Потом я представляю Агату совсем близко от нашей комнаты, где Баз сможет учуять ее пульс, и решаю пока ничего не говорить.

Но я приму ее обратно.

Как же глупо было игнорировать друг друга. Сидеть по раздельности. Вести себя как враги, хотя мы всегда были друзьями.

Я приму ее обратно. Как раз скоро Рождество.

В последнее время я много думаю о Рождестве. Я всегда провожу его с семьей Веллбилав. С самого первого года в Уотфорде.

Наверное, для отца Агаты, доктора Веллбилава, это было что-то вроде благотворительности. Он на такое способен – на Рождество распахнуть двери дома для сирот.

Так мы с Агатой и стали друзьями. Не знаю, заговорила бы она со мной, если бы каждый год ей не приходилось проводить по две недели в моем обществе.

Нет, Агата не задирала носа…

Ну если только немного. Мне кажется, ей нравится быть привлекательнее других, а еще везучей и хорошо одетой.

Не могу ее в этом винить.

В то же время Агата не слишком общительна. Особенно в школе. До Уотфорда она увлекалась танцами и до сих пор интересуется лошадьми. А еще больше, чем кто-либо, общается со своими летними друзьями-нормалами.

Агата совершенно не похожа на Пенни – она не интересуется магической политикой. И не похожа на меня: ей и не нужно интересоваться этим. Мне кажется, Агату вообще мало волнует магия. Когда мы в прошлый раз разговаривали о будущем, она собиралась стать ветеринаром.

Доктор Веллбилав помешан на равенстве нормалов и магов – нам не пристало считать себя лучше нормалов. «Я понимаю, о чем говорит Велби, – говорит мама Пенелопы, – но мы способны на то же, что и нормалы, плюс еще владеем магией. Разве это не лучше?»

Отец Агаты не настаивает, чтобы она сделала карьеру в магии. Наверное, если бы она захотела, то встречалась бы с нормалом. Может, ее мать будет против. Нормалам запрещен вход в клуб.

В любом случае мне нравится приезжать в гости к семье Веллбилав, когда они не закатывают шикарный ужин и не тащат меня на каждое мероприятие сезона. Все в их доме ультрасовременное и первоклассное. Телевизор занимает целую стену, огромные динамики спрятаны за портретами лошадей, а все кресла у них кожаные.

Мама Агаты редко бывает дома, отец обычно проводит время в клинике. Он лечит и нормалов, но большинство его пациентов – маги. Специализируется он на острых анормальных заболеваниях. Вместе с ними живет кто-то вроде прислуги, Хелен, – она готовит для Агаты и повсюду возит ее. Но никто не считает Хелен за прислугу. Она одевается в повседневную одежду, а не в форму и еще без ума от «Доктора Кто».

Все они очень хорошо ко мне относятся, включая Хелен. Мама Агаты дарит мне на Рождество красивую одежду, а отец разговаривает со мной о будущем так, словно мне и не суждено умереть от огненного шара.

Мне они очень нравятся. И Рождество тоже. Странно было бы сидеть за праздничным столом, разговаривать с родителями Агаты и знать, что мы с ней расстались.

После того как все уходят, мы с Агатой остаемся в классе волшебных слов.

Она все еще кусает губу.

– Агата… – говорю я.

– Это насчет Рождества.

Она заводит волосы за уши. У нее идеально гладкие волосы, которые расходятся посередине, красиво обрамляя лицо. Пенни говорит, все дело в заклинании. Агата не признается, на что Пенелопа отвечает, что не стоит стыдиться заклинаний красоты.

– Папа передал, что на Рождество тебе будут рады в нашем доме, – говорит Агата.

– А-а… – отвечаю я. – Хорошо.

– Но мы же понимаем, как неловко нам будет, – добавляет она. Ей даже говорить об этом неловко. – Нам обоим.

– Верно, – отвечаю я.

Надо думать, и впрямь будет неловко.

– Мы испортим все Рождество, – произносит она.

«Правда? – хочу сказать я. – Агата, ты серьезно? Дом огромный, а я все время проведу в комнате с теликом». Но вместо этого говорю:

– Верно.

– Поэтому я сказала папе, что ты, скорее всего, поедешь к семье Банс.

Агата знает, что я не могу туда поехать. Мама Пенелопы может вытерпеть меня дня два-три, а потом станет вести себя так, будто я неуклюжий датский дог, опрокидывающий все своим хвостом.

Дом у семьи Банс не маленький, но там полно людей, а еще горы и горы всякого хлама. Книги, бумаги, игрушки, посуда. Так что шансов наступить не туда – море. Чтобы ничего не задеть, нужно просто не иметь телесной оболочки.

– Верно, – говорю я Агате. – Ладно.

Она смотрит в пол:

– Уверена, родители все равно пришлют подарки.

– А я пришлю им открытку.

– Это будет очень мило, – говорит Агата. – Спасибо.

Она поправляет рюкзак на плече и отступает от меня на шаг, потом останавливается и убирает волосы с лица. Но это лишь такой жест: волосы никогда не падают ей на лицо.

– Саймон. Поразительно, как ты сразил того дракона. Ты спас ему жизнь.

– Вообще-то, это сделал Баз, – пожимаю я плечами. – Я бы перерезал чудищу горло, если бы знал как.

– Отец говорит, что его послал Тоскливиус. – (Я снова пожимаю плечами.) – С Рождеством, Саймон, – говорит Агата и идет мимо меня к выходу.