Лас-Пальмас славится среди туристов своими умеющими ходить и говорить куклами. Они смотрят на вас почти из каждой магазинной витрины, сидят рядами на уличных базарах близ пристани. Они различаются по размеру, цене и качеству. У одних одежды цинично прибиты прямо к телам мелкими гвоздиками, другие наряжены в роскошные платья ручной работы самых изысканных фасонов. У одних под шляпками лысина, на других красуются высокие испанские парики из натуральных волос, прикрытые кружевными мантильями. Самые дорогие куклы носили ожерелья, браслеты и даже колечки, почти у всех под цветастыми и вышитыми юбками были одеты нижние пышные юбки. Они могли быть ростом с ребенка или же размером с женскую ладонь.

Все эти куклы имели две общие черты. Если одну из них взять за ручку и слегка потянуть, кукла начинала дрыгать ножками, двигать ими взад-вперед, имитируя походку. При ходьбе она также поворачивала головку из стороны в сторону, а внутри тела срабатывал механизм, и кукла говорила: «Ма-ма». Пищали они все примерно одинаково, и голоса их до ужаса походили на младенческие. Почти каждый побывавший в Лас-Пальмасе помнит, как какая-нибудь маленькая девочка умоляла родителей купить ей такую говорящую куклу, или видел вполне взрослую женщину, застывшую у прилавка, чтобы ими полюбоваться.

Компания предоставила в распоряжение капитана Баннермана автомобиль с открытым верхом, и тот усадил в него миссис Диллингтон-Блик, прекрасную и соблазнительную, как какой-нибудь рахат-лукум. И они двинулись по улицам Лас-Пальмаса, останавливаясь у магазинов, причем водителю приходилось проявлять нешуточное терпение, пока миссис Диллингтон-Блик покупала себе черную кружевную мантилью с большими вкраплениями металлических блесток, гребень для закрепления этой мантильи на голове, несколько португальских ювелирных украшений и большой веер. Капитан Баннерман накупил ей целый ворох искусственных магнолий, потому что настоящих они не нашли. Капитан так и раздувался от гордости — похоже, весь Лас-Пальмас любовался его роскошной спутницей. Они зашли в магазин, где в витрине было выставлено испанское платье из черного кружева с приподнятым подолом, из-под которого выступали края пышных алых нижних юбок. Водитель целовал свои пальцы и твердил, что если миссис Диллингтон-Блик примерит его, то будет выглядеть, как Королева Небес. Миссис Диллингтон-Блик рассматривала платье, слегка склонив голосу набок.

— А знаете, — сказала она капитану, — со скидкой на все эти преувеличения, свойственные латинянам, я склонна с ним согласиться.

С другой стороны улицы к ним подошли Тим Мэйкпис с Джемаймой. Джемайма заметила:

— Нет, правда, примерить стоит. Будете выглядеть просто потрясающе. Ну, пожалуйста! Примерьте хотя бы ради забавы.

— Вы так считаете? Ну, тогда идемте со мной. Дайте трезвую оценку.

Капитан сообщил, что ему надо зайти по каким-то делам в офис своего агентства и он вернется через двадцать минут. Тим, которому очень хотелось купить Джемайме розы, сказал, что тоже отлучится ненадолго. И вот дамы остались вдвоем и вошли в магазин.

Душный и жаркий день перешел в вечер. Сумерки быстро сменились темнотой, пальмовые ветви шелестели и потрескивали под усилившимся ветром, и по обоюдной договоренности в девять вечера капитан Баннерман и миссис Диллингтон-Блик должны были встретиться у входа в самый лучший отель Лас-Пальмаса, где собирались поужинать.

Миссис Диллингтон-Блик пришлось вернуться на пароход, где она переоделась в шикарное испанское платье, которое, разумеется, купила. К этому ее подтолкнула Джемайма.

— Ну, что я вам говорила? — торжествующе воскликнула девушка. — В таком платье вы должны сидеть в театральной ложе и смотреть пьесу Лопе де Вега в окружении самых шикарных кабальеро. Это будет фурор! — Миссис Диллингтон-Блик, сроду не слышавшая о Лопе де Вега, улыбнулась, распахнула глаза и завертелась перед зеркалом, разглядывая себя. — Неплохо. Нет, правда, очень даже ничего. — Затем она приколола к низкому вырезу платья одну из искусственных магнолий, которую подарил ей капитан Баннерман. И одарила Джемайму торжествующим взглядом женщины, которая знает, что успех ей обеспечен. — Правда, я бы предпочла, чтобы в этом наряде меня вывел в свет Бэ Вэ.

— Бэ Вэ?

— Ну да, дорогая. Брут Великолепный. Или, если вам угодно, Бродерик Великий. Уж я метала в него такие намеки, прямо как молнии, но, увы, без всякого успеха.

— Не важно, — заметила Джемайма. — Вы в любом случае будете иметь огромный успех. Обещаю!

И она тоже побежала переодеваться. И, прикалывая к платью красную розу, подаренную Тимом, вдруг подумала, что не вспоминает о своих несчастьях вот уже часов шесть. Да и к чему о них вспоминать? Ведь ее ждет ужин в ресторане, в иностранном городе, на этом необыкновенном острове. Ужин в компании с приятным молодым человеком.

Все складывалось как нельзя лучше: чудесный, сказочный, похожий на прекрасный сон вечер во время одной из стоянок корабля, вышедшего в дальнее плавание. Улицы, по которым они ехали; еда, которую ели; музыка, под которую танцевали; цветы; романтичное приглушенное освещение; экзотично выглядевшие люди — все это, говорила Джемайма Тиму, было «из какого-то другого мира». Они сидели за столиком у края танцплощадки, без умолку болтали о разных интересных вещах и с радостью осознавали, что нравятся друг другу.

В половине десятого прибыла миссис Диллингтон-Блик в сопровождении капитана и Обина Дейла. Она действительно, как успела шепнуть Тиму Джемайма, произвела фурор. Все смотрели только на нее. Метрдотель так и застыл на миг в немом, чуть ли не религиозном благоговении. Восхищенные взгляды окутывали ее, точно запах дорогих духов. Она потрясала воображение.

— Я восхищаюсь этой дамой, — призналась Джемайма. — А вы?

Девушка сидела, подперев ладонью подбородок. Ее руку, куда менее пышную, чем у миссис Диллингтон-Блик, освещали золотистые отблески свечей, глаза блестели.

— Пожалуй, впервые вижу живое воплощение столь вызывающей и всеобъемлющей женственности, — ответил Тим. — Представляю, сколько трудов у нее ушло, чтобы добиться этого эффекта. Да, это, конечно, нечто. Но она не в моем вкусе.

Джемайме понравился этот ответ.

— А мне она симпатична, — сказала она. — Она человек теплый, простой и без комплексов.

— Это уж точно. О, привет! Кого я вижу, вы только посмотрите!

Вошел Аллейн в компании с отцом Джорданом. Их провели к столику и усадили неподалеку от Тима и Джемаймы.

— Почетные гости! — Джемайма помахала им рукой.

— Выглядят весьма впечатляюще, вы не находите? Должен признаться, мне очень нравится мистер Бродерик. Славный малый, вы согласны?

— Да, вполне, — искренне отозвалась Джемайма. — Ну а что скажете об отце Джордане?

— Не знаю, что и сказать. Интересное лицо, не типичное для священника.

— Разве существуют типичные для священников лица? Или же на уме у вас комические персонажи из любительского театрального кружка?

— Нет, — медленно ответил Тим. — Не думаю. Но взгляните на его глаза и губы. Он ведь давал обет безбрачия. Но убежден, это для него не препятствие.

— Допустим, — начала Джемайма, — вы бы очень нуждались в совете. К кому бы тогда обратились из этих двух?

— О, к Бродерику, конечно. А кстати, вам самой совет не нужен?

— Нет.

— Если вдруг понадобится, я был бы рад, если бы вы обратились ко мне.

— Спасибо, — откликнулась Джемайма. — Буду иметь в виду.

— Вот и славно. Давайте потанцуем.

— Красивая молодая парочка, — заметил отец Джордан, когда они пронеслись мимо него в вихре танца. — От души надеюсь, что вы были правы, когда говорили…

— Говорил о чем?

— Об алиби.

Оркестранты выдали барабанную дробь и стихли. Танцплощадка опустела, и два прожектора высветили пару, исполняющую танго. Мужчина и женщина были преисполнены страсти, словно птицы в брачный период. Они то наступали друг на друга, то замирали на месте, раскачивались, трещали кастаньетами и взирали друг на друга хмуро и одновременно восторженно.

— Вот это, я понимаю, ухаживание, сколько агрессии, — пробормотал Тим.

Закончив, танцоры прошли между столиков, по-прежнему освещенные лучами прожекторов.

— О нет! — воскликнул отец Джордан. — Быть того не может, еще одна кукла!

Кукла была огромная и удивительно реалистичная, ее несла женщина-танцовщица. Очевидно, хотела продать. Она сверкала фальшивой улыбкой и с гордостью демонстрировала свой товар, ее партнер находился рядом и смотрел мрачно.

— Senors e Senoras! — донесся из громкоговорителя голос ведущего. И далее он объявил, что имеет честь представить всем гостям прекрасную «La Esmeralda» — так, очевидно, звали куклу.

— Забавно, — заметил Аллейн.

— Что именно?

— Да ведь одета она так же, как и наша миссис Дэ Бэ.

И действительно — кукла была наряжена в пышное черное кружевное платье и мантилью. Мало того, на ней было зеленое ожерелье и серьги, а также кружевные перчатки, и в пальцах она сжимала распахнутый веер. То была кукла-женщина с дерзким красивым лицом и ослепительной улыбкой — в точности как у танцовщицы. Видно, и стоила она очень дорого. Аллейн с любопытством наблюдал за тем, как парочка приблизилась к столу, за которым сидели миссис Диллингтон-Блик, капитан и Обин Дейл.

Танцоры, разумеется, тоже заметили сходство, как и метрдотель. Все они заулыбались еще шир, не сводя восхищенных глаз с куклы, которую подносили к миссис Диллингтон-Блик.

— Бедный старина Баннерман, — проговорил Аллейн. — Вот теперь он, боюсь, попался. Если только Дейл не…

Но Обин Дейл характерным жестом вскинул руки, а затем с обезоруживающей искренностью сказал танцорам, что нечего на него так смотреть, в то время как капитан уставился прямо перед собой, и на раскрасневшемся его лице читалось полное безразличие. Миссис Диллингтон-Блик покачала головой, улыбнулась, снова отрицательно покачала головой. Танцоры поклонились, улыбнулись, двинулись дальше, к следующему столику. Женщина наклонилась и снова заставила куклу идти.

— Ма-ма, — пропищала кукла. — Ма-ма!

— Леди и джентльмены, — продолжил через микрофон ведущий на этот раз уже по-английски, — имеем честь представить вам мисс Эсмеральду, королеву Лас-Пальмаса!

Откуда-то из тени в дальнем конце зала махнули салфеткой. Женщина подхватила куклу и, огибая столики, двинулась туда, партнер следовал за ней. Луч прожектора осветил их. Все дружно обернулись в ту сторону. Двое посетителей даже привстали. Разглядеть человека, сидевшего за дальним столиком, никак не удавалось. Через некоторое время женщина повернула обратно, таща за собой куклу.

— Не продала, — заметил отец Джордан.

— Напротив, — возразил Аллейн. — Думаю, продала. Вот, смотрите!

Куклу торжественно доставили к столику капитана и почтительно презентовали миссис Диллингтон-Блик.

— Нет, вы только посмотрите! — воскликнул Тим.

— Вот это настоящий триумф! — радостно подхватила Джемайма.

— Кто же этот бедняга, попавшийся на удочку?

— Не вижу. Наверняка какой-нибудь роскошный гранд со сверкающим взором и в алом кушаке. Миссис Диллингтон-Блик, очевидно, в восторге.

Танцоры указывали на покупателя. Миссис Диллингтон-Блик, смеющаяся и торжествующая, держала куклу и тянула шею, чтобы рассмотреть дарителя. Луч прожектора осветил дальний угол зала. Там кто-то поднялся с места.

— Ой, смотрите! — крикнула Джемайма.

— Да разрази меня гром! — воскликнул Тим.

— Просто удивительно, — произнес отец Джордан. — Ведь это мистер Макангус!

— Сделал ответный жест, — сказал Аллейн.

«Мыс Фаруэлл» отплывал в два часа ночи, и к половине второго пассажиры поднялись на борт. Аллейн с отцом Джорданом вернулись в полночь. Аллейн сразу же пошел к себе в каюту посмотреть, нет ли почты. И нашел подробный отчет из Скотленд-Ярда о нападении на мисс Бижу Брауни, имевшем место пятого января, а также письмо от своего начальника, сообщавшего, что никаких подвижек в деле цветочницы на набережной нет и что он должен придерживаться намеченного ранее плана. Аллейн позвонил в Ярд из управления полиции Лас-Пальмаса и поговорил с инспектором Фоксом. Следуя указаниям Аллейна в радиограмме, Ярд занялся проверкой алиби пассажиров. Отец Джордан, по словам Фокса, был просто чистое золото, а не священник. В кинотеатре, который посетил мистер Мэрримен, в ночь убийства действительно показывали фильм «Жилец», в первой половине сдвоенного сеанса. Личности возлюбленной Обина Дейла полиции пока установить не удалось, но Фокс надеялся, что в самом скором времени они все узнают, ну и придумают какой-нибудь предлог, позволяющий расспросить ее о том, чем они с Дейлом занимались в ночь на пятнадцатое января. Все остальные показания Дейла подтвердились. Фокс также связался с отделом профсоюзов, собрания которых посещал мистер Кадди, — под предлогом, что там были похищены какие-то очень дорогие часы и они проводят расследование. Что они якобы получили информацию о том, что часы украли у мистера Кадди неподалеку от этого места вечером пятнадцатого января. После ряда расспросов выяснилось, что мистер Кадди действительно посещал собрание, о чем осталась его запись в журнале, но затем секретарша вспомнила, что ушел он рано, сославшись на плохое самочувствие. Что же касается мистера Макангуса, операцию по удалению аппендикса ему сделали через четыре дня после указанной даты. Поэтому, сухо заметил Фокс, проверить подлинность его путаных воспоминаний пока не представляется возможным. Но они постараются разузнать, там видно будет, может, что и всплывет. Ответ на запрос в больницу, где работал доктор Мэйкпис, свидетельствует о том, что в тот день он до полуночи был на дежурстве.

Капитан Баннерман, как выяснилось, действительно находился в Ливерпуле вечером пятнадцатого, в ходе рутинной проверки это подтвердили и все остальные находившиеся с ним офицеры. И, само собой разумелось, что командир корабля не станет выхватывать из рук пассажиров посадочные талоны.

Второй обрывок посадочного талона так и не был найден.

Сыщики проконсультировались с рядом авторитетных психиатров, и все они пришли к выводу, что десятидневные интервалы у убийцы, скорее всего, продолжатся, а потому четырнадцатое февраля — это конечный срок. Впрочем, один из ученых мужей высказал мнение, что тяга к убийству у такого маньяка вполне может обостриться из-за неблагоприятного стечения обстоятельств. А потому, предположил Фокс, неприятности могут произойти и до четырнадцатого февраля, в том случае, если вдруг что-то раздражит или подстегнет убийцу.

В заключение телефонного разговора Фокс поинтересовался, какая там сейчас погода, и заметил, что субтропический климат всегда шел людям на пользу. Аллейн склонялся к тому же мнению, однако заметил, что если Фокс собирается предпринять долгое морское путешествие в компании с убийцей-маньяком (личность которого не установлена, а намерения самые серьезные), а также с двумя наиболее вероятными его жертвами, то вряд ли от путешествия он получит большое удовольствие, и что сам инспектор с радостью поменялся бы с ним местами. На том они и распрощались.

Аллейн также получил телеграмму от жены. Там говорилось следующее:

«Отправляю петицию за то что бросил если нужно что-то послать сообщи куда люблю дорогой Троя».

Он отложил бумаги и спустился на кокпит. Было уже двадцать минут первого, но никто из пассажиров спать еще не ложился. Кадди сидели в салоне и рассказывали Денису, с которым успели подружиться, о своих приключениях в городе. Мистер Мэрримен расположился на палубе в шезлонге: полулежал в нем, скрестив руки на груди и сдвинув шляпу на нос. Мистер Макангус и отец Джордан, опираясь на поручни, смотрели вниз, на причал. Ахтерлюк был открыт, и лебедка работала. Ночь выдалась теплая и душная.

Аллейн прошел по палубе, заглянул в черноту ахтерлюка, где мелькали драматично высвеченные лампами фигуры работавших там людей. Аккомпанементом к операции по укладыванию гигантских количеств рыбы в трюм служили скрип лебедки, невнятные голоса внизу да пульсирование двигателей. Инспектор смотрел и слушал несколько минут, затем вдруг понял, что слышит еще один какой-то необычный звук. Где-то поблизости кто-то пел на латинском: то было строгое, размеренное и какое-то совершенно бесполое песнопение:

Аллейн прошел до конца палубы. В крохотной нише, еле видная в отраженном свете, сидела мисс Эббот и пела. И, увидев его, тотчас умолкла. В руках она держала несколько листков бумаги — очевидно, какое-то очень пространное письмо.

— Это было прекрасно, — заметил Аллейн. — Жаль, что вы остановились. Такая необычная, умиротворяющая, что ли, мелодия.

Она сказала, скорее себе, чем ему:

— Да. Умиротворяющая и набожная. Эта музыка призвана отгонять дьяволов.

— Но что именно вы пели?

Тут мисс Эббот резко поднялась и вся словно ощетинилась. И голос ее прозвучал по контрасту как-то особенно грубо:

— Ватиканский кантус.

— Я свалял глупость. Заявился сюда и помешал вам петь. Век седьмой, наверное?

— Шестьсот пятьдесят пятый год. Перепечатана из манускрипта в «Либер Градуалис» за 1883 год, — отрывисто сообщила она и повернулась, чтобы уйти.

— Не стоит, — возразил Аллейн. — Я уже ухожу.

— Мне тоже пора, — мисс Эббот прошла мимо него. Глаза расширились и потемнели от возбуждения. Она прошагала по палубе к освещенному месту, где собрались все остальные, уселась в шезлонг чуть в стороне и принялась читать письмо.

Через минуту-другую Аллейн тоже развернулся и подошел к мистеру Макангусу.

— Широкий жест вы сделали сегодня вечером, — заметил он.

Мистер Макангус прищелкнул языком.

— Мне невероятно повезло! — воскликнул он. — Такое счастливое совпадение, не правда ли? И сходство, знаете ли, просто поразительное. Я искал как раз нечто в этом роде и нашел. И, как понимаю, подарок понравился. — Он колебался секунду-другую, потом мечтательно добавил: — Меня пригласили к ним за столик, но я, разумеется, отказался. Подумал, что не стоит. А она, похоже, была в полном восторге. То есть я хотел сказать, от этой куклы. Не переставала ею восхищаться.

— Уверен, так и было.

— Да, — сказал мистер Макангус. — Да. — А потом забормотал что-то еле слышным шепотом. Он уже не обращал внимания на Аллейна, смотрел мимо него на причал.

Было уже двадцать минут второго. На причале появилось такси. Из машины, оживленно переговариваясь, вышли Джемайма Кармишель и Тим Мэйкпис. Похоже, они пребывали в наилучших отношениях друг с другом, да и со всем остальным миром тоже. Подошли к трапу с веселыми улыбками на лицах.

— О! — воскликнула Джемайма, увидев Аллейна. — Ну скажите, разве Лас-Пальмас — это не рай небесный? Мы так повеселились, просто чудесно провели время!

Однако не на Джемайму так пристально смотрел мистер Макангус. Следом за такси на пирс выехала машина с открытым верхом, в которой сидели миссис Диллингтон-Блик, капитан и Обин Дейл. Они тоже вроде бы неплохо провели время, но вели себя более серьезны, чем Тим и Джемайма. Лица мужчин были омрачены, переговаривались они тихими голосами. Миссис Диллингтон-Блик по-прежнему выглядела потрясающе. Ее улыбка, пусть и не столь широкая, как обычно, была полна какого-то тайного смысла, глаза уже не стреляли по сторонам, но все равно казались чрезвычайно выразительны, а то, что под ними залегли тени, было еле заметно. Мужчины помогли ей подняться по трапу. Капитан шел первым. Он нес куклу и поддерживал миссис Диллингтон-Блик за локоток, а Обин Дейл обхватил ее обеими руками за талию и поддерживал сзади. Сыпались шутки, они сопровождались сдержанным смехом.

Поднявшись на палубу, капитан сразу ушел на мостик, а миссис Диллингтон-Блик тотчас же обступили со всех сторон. Мистер Макангус выступал гордо, отец Джордан высказывал свое мнение, на Аллейна устремились косые взгляды. Кукла демонстрировалась всем желающим, даже Кадди вышли из салона, чтобы посмотреть. Миссис Кадди заметила, что сотворить такую куклу требовало немалого труда. А мистер Кадди не сводил глаз с миссис Диллингтон-Блик и прозрачно намекнул, что далеко не все на этом свете можно скопировать. Аллейна заставили пройтись с куклой, сама миссис Диллингтон-Блик шла следом, имитируя ее походку, вертела головой и пищала:

— Ма-ма!

Мисс Эббот отложила письмо и неодобрительно и изумленно уставилась на миссис Диллингтон-Блик.

— Мистер Мэрримен! — воскликнула миссис Диллингтон-Блик. — Проснитесь! Позвольте познакомить вас с моей сестрой-близняшкой по имени донна Эсмеральда.

Мистер Мэрримен снял шляпу и с отвращением взглянул на куклу. Затем — на ее владелицу.

— Сходство, — заметил он, — просто поразительное, так что не вызывает никаких эмоций. Кроме разве что глубочайшего сожаления.

— Ма-ма! — снова пропищала миссис Диллингтон-Блик.

На палубу, сияя улыбкой, выскочил Денис, подошел к ней.

— А вам телеграмма, миссис Диллингтон-Блик. Поступила сразу же, как только вы сошли на берег. Я вас где только не искал… — О боже! — воскликнул он, не сводя с куклы глаз. — Какая прелесть!

Мистер Мэрримен с ужасом взглянул на Дениса и снова надвинул шляпу на нос.

Миссис Диллингтон-Блик ахнула и принялась распечатывать телеграмму.

— Боже мой милостивый! — вскрикнула она. — Нет, вы просто не представляете! Как это все ужасно. Просто пугающе! О!..

— Дорогая! — бросился к ней Обин Дейл. — Что такое, что случилось?

— Это от мужчины, одного моего друга. Нет, в это трудно поверить! Вот, послушайте! «Послал целое море гиацинтов на корабль но магазин сообщил мне что молодая женщина посыльная стала последней жертвой цветочного убийцы точка карточку вернула полиция точка что за ужас точка желаю приятного путешествия Тони»!

Всех пассажиров так расстроили новости от миссис Диллингтон-Блик, что они почти не заметили отплытия корабля. «Мыс Фаруэлл» неслышно отделился от причала в Лас-Пальмасе и двинулся прочь, в темноту, постепенно набирая скорость. Миссис Диллингтон-Блик продолжала оставаться в центре внимания.

Все столпились вокруг нее, мистер Кадди умудрился подойти поближе, чтобы хотя бы искоса взглянуть на телеграмму. Мистер Мэрримен, под предлогом размять ноги, поднялся из шезлонга и, откинув голову, что помогало ему тайно наблюдать из-под полей шляпы, не сводил глаз с миссис Диллингтон-Блик. Даже мисс Эббот, сидя в кресле, всем телом подалась вперед, сжимая в пальцах скомканное письмо. Ее крупные руки беспомощно свисали между колен. Капитан Баннерман, спустившийся с мостика, смотрел, по мнению Аллейна, слишком многозначительно и понимающе, и то и дело пытался поймать его взгляд. Аллейн, избегая глядеть на него, смешался с толпой и громко комментировал случившееся. Начались рассуждения на тему того, где именно и когда убили девушку, которая должна была доставить цветы. На фоне всего этого шума вдруг выделился визгливый голос миссис Кадди:

— И снова эти гиацинты! Нет, представляете? Вот совпадение!

— Но, моя дорогая, — язвительно заметил мистер Мэйкпис, — сейчас как раз сезон этих цветов. И, несомненно, их полным-полно во всех магазинах и лавках. Так что я не стал бы придавать этому обстоятельству особого значения.

— Мистеру Кадди они никогда не нравились, — огрызнулась миссис Кадди. — Правда, дорогой?

Мистер Мэрримен всплеснул руками, резко развернулся и лицом к лицу столкнулся с мистером Макангусом. Звон упавших очков, громкий возглас проклятия от мистера Мэрримена. Эти двое повели себя, точно комедианты. Они наклонились одновременно, снова стукнулись головами, сердито вскрикнули и выпрямились, подобрав две пары очков, шляпу и цветок гиацинта.

— Страшно извиняюсь, — пробормотал мистер Макангус, держась за голову. — Надеюсь, вы не сильно ушиблись. Не пострадали?

— Еще как пострадал. Это моя шляпа, сэр, и мои очки. И теперь они сломаны.

— Надеюсь, у вас есть запасная пара?

— Наличие второй пары не компенсирует значимость потери первой. С первого взгляда ясно, эти очки уже не починить, — сказал мистер Мэрримен. Он отбросил в сторону гиацинт мистера Макангуса и вернулся к шезлонгу.

Остальные пассажиры все еще толпились вокруг миссис Диллингтон-Блик. Они стояли так тесно, что запах винного перегара смешивался с тяжелым ароматом духов миссис Диллингтон-Блик. Вот вам классический пример ужасающей близости, подумал Аллейн, если, конечно, среди этих людей, столь пылко обсуждающих происшествие, затесался настоящий убийца.

Но вот, наконец, от группы отошли Тим с Джемаймой, а потом и отец Джордан. Двинулся к кормовой части, остановился, облокотился о поручни. Миссис Кадди объявила, что идет спать, и взяла мужа под руку. Эта история, добавила она, испортила ей все настроение. Муж нехотя последовал за ней, а после того как с палубы ушла миссис Диллингтон-Блик в сопровождении Обина Дейла, компания окончательно распалась, и все пассажиры или разошлись по своим каютам, или просто исчезли где-то в тени.

К Аллейну подошел капитан Баннерман.

— Ну, как вам это понравилось? — спросил он. — Немного подпортило вашу игру, верно? — Тут он громко рыгнул. — Прошу прощенья, — добавил он. — Всему виной это дерьмо, которое мы ели за ужином.

— Восемь из них не знают, где это случилось, и не знают точно, когда именно, — заметил Аллейн. — А вот девятый знает все. Так что особого значения это не имеет.

— Имеет, черт побери. Потому как вся ваша затея просто бред. — Капитан развел руками. — Да вы только посмотрите на этих господ. Я вас умоляю! Взгляните, как они себя ведут, ну и так далее.

— А как еще, по-вашему, они должны себя вести? Расхаживать в черных сомбреро и издавать звериные крики? Манеры у многих просто безупречные. И все же, возможно, вы и правы. Да, кстати, отец Джордан и Мэйкпис, судя по всему, отпадают. Ну и вы тоже, сэр. Думаю, вам это понравится. Ярд проверял алиби.

— Угу, — мрачно буркнул капитан и принялся загибать пальцы. — Стало быть, у нас остаются Кадди, Мэрримен, Дейл и этот старый клоун, как его там…

— Макангус.

— Да именно. Что ж, уже хоть что-то! Ладно, — добавил капитан, — пора и мне на боковую. Выпил сегодня лишнего. И все же она потрясающая женщина! Доброй ночи.

— Спокойной ночи, сэр.

Капитан было отошел, затем вернулся.

— Получил сигнал из компании, — сообщил он. — Они категорически не желают никакой огласки, и лично я считаю, это правильно. В этом целиком полагаются на меня. Не хотят, чтобы пассажиры огорчались из-за каких-то пустяков. И я с ними согласен. Так что постарайтесь запомнить.

— Постараюсь.

— В море… капитан главный.

— Вас понял, сэр.

— Вот и хорошо. — Капитан взмахнул рукой и стал осторожно подниматься по трапу на мостик.

Аллейн прошел на корму, где все еще, опираясь на поручни, стоял отец Джордан и смотрел куда-то вдаль, в ночь.

— Я тут подумал, — начал Аллейн, — что если вам сейчас сыграть роль Горацио?

— Я? Горацио?

— Наблюдать и слушать, что подсказывает вам душа.

— Ах, это! Что ж, такая роль мне подходит. Постараюсь не спускать глаз с этих людей.

— Я тоже этим займусь. Какие будут соображения?

— Пока никаких. Абсолютно ничего. Ну разве если не считать того, что мистер Мэрримен норовит прикрыть лицо шляпой и очень вспыльчив.

— А мистер Кадди явно перевозбужден.

— А мистер странноватый Макангус только и знает, что пританцовывать, то в одну сторону, то в другую. Нет! — выразительно воскликнул отец Джордан. — Нет! Не могу поверить, что кто-то из них… И однако же…

— Все равно улавливаете запах зла?

— Уже начал спрашивать себя, не является ли это лишь плодом воображения.

— Возможно, — согласился Аллейн. — А вот я постоянно спрашиваю себя, уж не нагородили ли мы целый ворох фантазий вокруг обрывка бумаги, зажатого в руке убитой девушки. Но с другой стороны… Понимаете, у всех вас были посадочные талоны перед посадкой на борт. Ну, по крайней мере, должны были быть. Могло ли один из потерянных — ваш, к примеру — сдуть ветром через иллюминатор и унести на причал, где бы он попал в ее руку? Нет. Потому что все иллюминаторы задраены, так бывает всегда, до тех пор, пока судно не отплывет. Давайте немного прогуляемся, согласны?

И они двинулись по палубе вдоль левого борта. Дошли до небольшого выступа перед моторным отсеком и остановились, пока Аллейн раскуривал трубку. Ночь выдалась очень теплая, но затем потянуло ветерком, и корабль словно ожил. Откуда-то доносился высокий бренчащий звук.

— Кто-то поет, — произнес Аллейн.

— Нет, думаю, просто ветер свистит в оснастке. Кажется, так называют эти веревки? Интересно знать, почему.

— Да нет, вы послушайте. Теперь звучит четче.

— Да, так и есть. Кто-то поет.

То был высокий довольно нежный голос, и исходил он, судя по всему, откуда-то из пассажирского отсека.

— «Сломанная кукла», — пробормотал Аллейн.

— Странный выбор, старомодная песенка.

А затем мелодия словно испарилась.

— Замолчали, — сказал Аллейн.

— Да. Послушайте, может, все же стоит предупредить женщин? — спросил отец Джордан, когда они двинулись дальше. — До наступления крайнего срока?

— Пароходная компания против, и капитан тоже. А мое начальство просило по возможности уважать их желания. Считают, что женщин надо защищать так, чтобы они этого не заподозрили. Для них же будет лучше. А этот Мэйкпис, похоже, толковый и надежный парень. Так что, думаю, ему рассказать можно. Он с радостью станет защищать мисс Кармишель.

Словно подражая капитану, отец Джордан заметил:

— Значит, у нас остаются Дейл, Мэрримен, Кадди и Макангус. — Но затем, в отличие от капитана, он добавил: — Полагаю, это возможно. Наверное. — Священник опустил руку на плечо Аллейна. — Вы наверняка сочтете, что я до смешного непоследователен… вот стоит только начать вспоминать, — тут он умолк ненадолго, а его пальцы так и впились в рукав Аллейна.

— Да? — спросил инспектор.

— Понимаете, я священник, англо-католический священник. Я слушаю исповеди. Это мой скромный и в то же время удивительный долг. И всякий раз просто испытываешь потрясение, столкнувшись с неожиданным грехом.

После паузы Аллейн заметил:

— Полагаю, то же самое можно отнести и к моей работе.

Какое-то время они шли в полном молчании, дошли до конца кормы, повернули назад, снова двинулись вдоль левого борта. Свет в салоне был выключен, под окнами на палубе залегли густые темные тени.

— Ужасно так говорить, — резко произнес отец Джордан. — Но знаете, в какой-то момент мне вдруг захотелось вместо того, чтобы пребывать в столь мучительной неуверенности, точно знать: этот убийца здесь, на борту. — Он шагнул в сторону и присел на краешек кнехта под верхней палубой. Палуба эта отбрасывала глубокую тень. Казалось, он провалился в темноту, словно в люк.

— Ма-ма!

Голосок пискнул прямо у него под ногами. Священник так весь и сжался, и застыл.

— Боже милостивый! — воскликнул отец Джордан. — Что же я наделал!

— Судя по звуку, — сказал Аллейн, — вы вроде бы наступили на Эсмеральду.

Он наклонился. Пальцы нащупали кружево, твердую поверхность под ним и что-то еще.

— Не двигайтесь, — велел Аллейн. — Одну секунду.

И он достал из кармана тоненький, словно карандаш, фонарик. Посветил. То была миниатюрная копия карманного фонаря, которым пользовался капрал полиции Мойр.

— Я что, ее сломал? — с тревогой спросил отец Джордан.

— Она уже была сломана. Вот, смотрите.

И действительно. Шею свернули с такой силой и яростью, что Эсмеральда улыбалась теперь над левым плечом под каким-то невероятным углом. Черная кружевная мантилья была изодрана в клочья, обвязана вокруг шеи, на груди лежала россыпь оторванных изумрудных блесток и одинокий смятый цветок гиацинта.

— Ну вот, ваше желание сбылось, — пробормотал Аллейн. — Убийца точно на борту.

Капитан Баннерман провел пальцами по светлым выгоревшим волосам и поднялся из-за стола.

— Сейчас половина третьего, — сказал он. — И, несмотря на то, что выпил я за ужином достаточно, хотя лучше бы не пил вовсе, мне просто необходимо глотнуть спиртного. Чего и вам советую, джентльмены.

Он выставил на стол бутылку виски и четыре стакана, стараясь при этом не прикасаться к большому предмету, который лежал у него на столе, прикрытый газетой.

— Чистый? — спросил он. — С водой или содовой?

Аллейн и отец Джордан попросили с содовой, а Тим Мэйкпис — с водой. Капитан предпочел неразбавленный виски.

— Знаете, — сказал Тим, — как-то до сих пор не могу оценить ситуацию. Слишком невероятна, чтобы в нее поверить.

— Я тоже не верю, — подхватил капитан. — Кукла — это чья-то шутка. Мерзкая, злая и дурацкая шутка, это так. Но всего лишь шутка. И я, разрази меня гром, и в мыслях не могу допустить, что я везу на своем судне Джека Потрошителя! Нет уж, увольте!

— Нет, нет, — пробормотал отец Джордан. — Боюсь, не могу с вами согласиться. Аллейн?

— Полагаю, что вариант с шуткой возможен. При наличии человека, который мог такое выкинуть, а также с учетом всех этих разговоров об убийствах и прочих параллельных обстоятельств.

— Ну, вот вам, пожалуйста! — торжествующе воскликнул капитан. — И если хотите знать мое мнение, долго искать этого шутника не придется. Дейл большой любитель всяких дурацких шуточек. Только этим и занимается. Сам в том признался. Готов поспорить на что угодно…

— Нет, нет, — снова возразил отец Джордан. — Я не согласен. Он не способен на такую некрасивую выходку. Нет.

— Я тоже не согласен, — сказал Аллейн. — По моему мнению, в буквальном смысле слова никакая это не шутка.

— Думаю, все мы заметили, — начал Тим, — что… Ну, что мистер Макангус носил в петлице гиацинт.

Отец Джордан и капитан возмутились, но Аллейн остановил их, проговорив:

— И что он уронил цветок, столкнувшись лбом с мистером Мэррименом. А мистер Мэрримен подобрал гиацинт и бросил его на палубу.

— Ага! — радостно воскликнул капитан. — Ну, что я вам говорил? Все так оно и было.

— Но где, — спросил Тим, — она оставила куклу?

— На крышке кнехта. Посадила ее туда, когда получила телеграмму и, очевидно, просто забыла отнести в каюту. Именно там мы ее и нашли, буквально в трех футах от того места, куда Мэрримен бросил гиацинт. Как нельзя более кстати. — Аллейн обернулся к Тиму. — Насколько я понимаю, вы с мисс Кармишель первыми покинули компанию. И, наверное, перешли на правый борт, я не ошибся?

Тим слегка покраснел и кивнул:

— Ну, да.

— А не скажете ли вы, куда именно там направились?

— Э-э… нет. Вообще-то толком даже не помню. Так, где же мы остановились? Вроде бы чуть дальше от дверей, что ведут в пассажирский отсек. Там есть такая скамья…

— И как же долго вы там пробыли?

— Ну, э-э…

— До тех пор, пока все пассажиры не разошлись?

— А, ну да, конечно! Именно так.

— Не заметили ли вы, как кто-то из них входил, и что еще важнее, выходил через дверь из этого отсека?

— Э-э… нет.

— Джентльмены вашего склада, — мягко заметил Аллейн, — обычно не слишком наблюдательны, и точных свидетельств от них не добиться. Ну а уж когда влюблены, так тем более, становятся просто чертовски ненаблюдательны.

— Что тут поделаешь.

— Ладно, не важно. Думаю, я знаю, в каком порядке они расходились. Мистер Мэрримен, чья каюта первая слева в отсеке по правому борту, покинул компанию первым. Кстати, иллюминаторы его каюты выходят на левый борт, на ту же сторону выходит и та дверь в каютный отсек, которая была прекрасно вам видна. За ним последовал мистер Макангус, у которого каюта ровно напротив по коридору. Все остальные двинулись в противоположном направлении, скорее всего, прошли через другую дверь, которая находится по левому борту. Все, за исключением миссис Диллингтон-Блик и Обина Дейла, которые прошли внутрь через стеклянные двери в салон. Мы с капитаном Баннерманом немного поболтали, после чего он поднялся к себе на мостик. Затем мы с отцом Джорданом прошлись по палубе вдоль левого борта почти до самого конца, где находится некое подобие небольшой веранды. И где было темно и почти ничего не видно. Очевидно, именно в этот момент кто-то и свернул шею Эсмеральде.

— Но как вы все это запомнили? — изумился капитан Баннерман.

— А как же иначе! Я ведь на задании, и запоминать — это моя работа, — Аллейн обернулся к отцу Джордану. — Работа, которую следовало бы закончить до того, как вы двинулись обратно по палубе.

— Вот как?

— Разве не помните? Мы же слышали чей-то голос. И пел он «Сломанную куклу».

Отец Джордан прикрыл ладонью глаза.

— Но это, знаете ли, просто чудовищно!

— Похоже, он всегда поет, закончив свое черное дело.

Тут вдруг оживился Тим:

— А знаете, мы с Джемаймой тоже слышали это. И звук доносился откуда-то поблизости, но с другой стороны. Мы подумали, это моряк, однако пел он как мальчик из церковного хора.

— О, я вас умоляю! — воскликнул отец Джордан и тут же осекся. — Простите, — добавил он. — Глупое замечание.

— Ну, вот что! — сказал капитан и ткнул квадратным пальцем в газету на столе. — Может, вы проведете эту работу по получению отпечатков пальцев? Как насчет этого?

Аллейн ответил, что непременно попытается, но особых результатов не ожидает, поскольку убийца, судя по всему, носит перчатки. Он осторожно снял газету, и вот на столе предстала огромная, нелепо улыбающаяся Эсмеральда со свернутой набок головой. В любом случае, заметил Аллейн, обрывки мантильи так плотно обхватывают шею, что возможные отпечатки, оставшиеся там, наверняка смазаны.

— Думаю, это работа правши, — добавил инспектор. — Но поскольку на борту у нас нет пассажиров левшей, это тоже мало дает. — Он отодвинул край черного кружева, обнажив розовую шею из пластмассы. — Поначалу он попробовал удушить ожерельем, но нитка оказалась слабая. Оборвалась, и бусины рассыпались. Вот, видите, краска в этих местах облупилась.

Инспектор набросил газету на куклу и взглянул на Тима Мэйкписа:

— Такого рода случай как раз по вашему профилю, верно?

— Если бы не срочность проблемы, которую надо решить как можно скорее, то тут стоило бы повозиться. Случай весьма любопытный. Да, весьма. Я бы даже сказал, классический случай. Повторения, временной фактор… хотя кукла в этом плане из него выпадает. Я прав?

— Да, — кивнул Аллейн. — Вы правы. Через шесть дней, рановато получается. Так вы считаете, версия временного фактора тут не подходит?

— При поверхностном взгляде — нет. Не думаю, хотя делать сколько-нибудь определенные выводы рановато. Однако мне кажется, что кукла, существо неодушевленное, могла бы послужить своего рода дополнением.

— А jeu d, esprit?

— Ну да. Как у Дональда Кэмпбелла, который развлекался тем, что пускал по воде игрушечные скоростные лодочки. И к обычной программе нашего парня это отношения не имеет. Но то лишь моя догадка. Вот если бы можно было с ним поговорить…

— Можно попробовать поговорить с ними всеми, — язвительно заметил капитан Баннерман. — Попытка не пытка.

— Вопрос в том, — начал Аллейн, — что мы собираемся предпринять дальше. У нас три нераскрытых убийства. Первое: мы можем, конечно, рассказать о ситуации всем на корабле и провести рутинное расследование, но, боюсь, сильно в нем не продвинемся. Я могу, разумеется, запросить алиби на остальные случаи, но у нашего парня оно, несомненно, имеется. А потому проверять все эти алиби нет особого смысла. Да, кстати, тут выяснилось, что у Кадди алиби нет.

— Вот как? — отозвался капитан.

— Да, именно так. Он отправился на прогулку и отнес букет, подаренный на серебряную свадьбу, в больницу.

— О господи, — тихо пробормотал Тим.

— С другой стороны, если начать полномасштабное расследование, наш парень будет предупрежден и тогда любой ценой постарается сойти на берег до конца путешествия. И если я его не арестую, он может задушить еще несколько девушек на другом краю света. Второе: мы можем предупредить женщин в частном порядке, и я постараюсь пояснить, какие меры предосторожности следует предпринять, чтобы с особой осторожностью и деликатностью предупредить миссис Кадди. Третье: с вашей помощью, капитан, мы можем отобрать несколько надежных старших офицеров, посвятить их в суть дела, создать своего рода комитет бдительности. Пусть наблюдают и осторожно расспрашивают, чтобы получить как можно больше информации. А уж потом мы перейдем к более решительным действиям.

— Вот это последнее предложение я готов санкционировать, — сказал капитан Баннерман. — И точка.

Аллейн задумчиво взглянул на него.

— В таком случае, — заметил он, — на данный момент это будет единственным приемлемым практическим шагом.

— У нас четверо потенциальных подозреваемых, за которыми надо наблюдать, — произнес после паузы Тим.

— Четверо? — спросил Аллейн. — Все говорят, четверо. Нет, возможно, вы и правы. Но лично я все же сократил бы их число, предварительно и со всей осторожностью. Сдается мне, что один из этих четверых подозреваемых чист, как стеклышко.

Тим удивленно уставился на него.

— А нельзя ли узнать, кто именно? — поинтересовался отец Джордан.

Аллейн сообщил ему.

— Боже мой! — воскликнул священник. — Ну конечно же! Как глупо с моей стороны!

— Ну а что касается еще двоих, — извиняющимся тоном добавил Аллейн, — тут есть определенные признаки, ничего конкретного, разумеется, и вы можете не согласиться, но я склонен расценивать их как рабочую гипотезу.

— Послушайте! — воскликнул Тим. — Это что же, означает…

Его тут же перебил капитан Баннерман.

— Так вы что же… Сидите здесь, — проревел он во весь голос, — и хотите сказать нам, будто знаете кто… Проклятье! Знаете, кто это сделал?

— Я не уверен. Но мне кажется, почти уже знаю.

Повисла долгая пауза. Отец Джордан нарушил молчание:

— И опять тот самый вопрос. Мы можем узнать, кто это? И почему именно он?

Аллейн молчал несколько секунд. Взглянул на раскрасневшееся от волнения и негодования лицо капитана, затем взглянул на лица остальных двоих. На них читалось сомнение. Возможно даже — обида.

— Думаю, вам лучше пока этого не знать, — ответил он.

И вот, наконец, Аллейн улегся спать, однако заснуть никак не удавалось. Он слушал ровный умиротворяющий шум корабельных двигателей, но ему казалось, что через эти звуки пробивается тоненький жалобный голосок сломанной куклы. А закрывая глаза, Аллейн видел перед собой лицо капитана Баннермана — упрямое, полное непокорства. И еще он видел Эсмеральду с улыбкой на свернутой к плечу голове. И даже после того, как инспектор сказал себе, что, должно быть, засыпает и это начало сна, тут же понял: сна ни в одном глазу. Он искал способ привести в порядок свои мысли и вспомнил жалобную песнь мисс Эббот. Что, если бы мистер Мэрримен приказал ему перевести ее на английский?

— Нет, Нет! НЕТ! — выкрикнул мистер Мэрримен. Он подошел совсем близко и протягивал Аллейну посадочный талон. — Вы совершенно неправильно интерпретировали этот стих. Мои комплименты капитану, и еще попросите, чтобы он полагался на шестерых лучших из команды.

А затем мистер Мэрримен широко открыл рот, обернулся, взглянул на мистера Кадди и махнул за борт. Аллейн стал спускаться по веревочному трапу, миссис Диллингтон-Блик сидела у него на спине. И отягощенный таким вот образом, он наконец заснул крепким сном.