Книга: Разлом. Белый и красный террор
Назад: Стены примирения
Дальше: Крестьянский террор

Революции и заговоры

Революции — это братание идеи со штыком.
Лоренс Питер
Результаты Первой мировой войны серьезно пошатнули опоры русской монархии. Российские масоны во главе с Керенским в феврале 1917 года организовали революцию и захватили власть, создав Временное правительство. Именно они вкупе с предателями-генералами заставили царя отречься от престола, но большевики своими идеологией и действиями доказали, что «временщики» — фактически продолжатели «того, что было». Народ это понял.
Красная революция в России не отбирала, не завоевывала власть пулей и штыком, она подобрала ее, валявшуюся на булыжниках питерской мостовой. Никакого штурма Зимнего дворца не происходило, как не существовало картины преодоления революционными солдатами и матросами ажурных ворот, о чем поведал кинорежиссер Эйзенштейн в фильме «Октябрь».
Вообще Октябрьская революция 1917 года для России не была неожиданной, — гнойник вызревает медленно. Но когда он прорвался, облегчения не наступило, а появилось на свет чудовищное заражение — болячка в виде Гражданской войны. Что же касается остального мира — оно, это явление, было позитивное и для них интересное. На Российский маяк, который горел по курсу, куда было идти опасно, сбегались ротозеи, зеваки и свидетели понаблюдать за ходом раненого корабля, выбирающегося из пучины мировой войны.
К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что «…нам было ясно, что революция имеет только одного действительно страшного врага — Россию».
Потом Маркс скажет совсем определенно с русофобских позиций:
«Россия стала колоссом, не перестающим вызывать удивление… Страшно могущество этой огромной Империи… в мировом масштабе… В России у этого деспотического правительства, у этой варварской расы имеются такие энергия и активность, которых тщетно было искать у монархий более старых государств… Славянские варвары — природные контрреволюционеры… особенно враждебны демократии».
Ему вторил Энгельс:
«Необходима безжалостная борьба не на жизнь, а на смерть с изменническим, предательским по отношению к революции славянством… истребительная война и безудержный террор… кровавой местью отплатит славянским варварам всеобщая война».
Их поддерживал Ленин:
«Нужна и борьба за самоопределение национальностей, и борьба со всяким национализмом, но в первую голову национализмом великорусским. Наше дело — бороться с господствующей, черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов».
Итак, революцию мировое масонство и правящие круги ряда западноевропейских стран спихнули на «варварскую» Россию. Правящая в России династия Романовых с ее многочисленными князьями и двором бездельников не смогла достойно ответить столичным бунтовщикам.
Россию предали все: и чиновники, и генералы, и союзники. Семафор для большевистских чиновников, в основном — инородцев, был открыт.
Одним из первых славословил революцию американский журналист Джон Рид, написавший «Десять дней, которые потрясли мир». Его супруга Луиза Брайант была солидарна с ним. Ленин хвалил книгу, Сталин же забраковал ее с точки зрения политической несправедливости в виду переоценки Ридом роли Льва Троцкого в революции.
Кто-то из великих сказал: «Социализм построить можно, но для этого нужно выбрать страну, которую не жалко». Древнегреческие Мойры выбрали для эксперимента Россию. Ах, как дорого он обошелся Советской России, хотя корабль под названием «СССР», сделай ему капитальный ремонт, мог еще долго, очень долго бороздить воды Земной Цивилизации.
С другой стороны, революция в октябре 1917 года при наличии, выражаясь современным языком, грамотных, психологически подготовленных менеджеров-государственников, могла привести великую страну к громадным успехам. Катастрофические ошибки во внутренней политике с элементами разрешения национальной суверенизации, искусственной нарезкой административных границ создали ставший опасным фактор не просчитанного по последствиям самоопределения наций. В отличие от внутренней политики США и других стран Запада, когда местные нацменьшинства загонялись в гетто или уничтожались, российская революция позволила им развиваться в русле национальной идентификации.
Имперское административное деление на губернии для России было самым оптимальным, но красные вожди решили кромсать эти границы по-своему. Вот и Малороссию, ставшую Украиной, одарили столькими территориями, что «в зобу дыханье сперло» у партийных гетманов сразу же после «триумфального шествия советской власти» по России. Сегодня постсоветская Россия расплачивается за эти ошибки большевистских вождей.
После Первой мировой и Гражданской войн нужна была передышка. Зашевелись националисты всех мастей. Они прекрасно использовали объяснимую слабость центральных властей. Стали смелее требовать к себе внимания и преференций. Замахивались и на создание самостоятельных государств, что было опасно и для Советской России, и для «выскочек» — их бы мигом смяли мазурики-соседи.
Кто-то из великих пояснил суть образования отдельной страны так: каждый народ мира стремится создать свою культуру, свою государственность и, наконец, свою империю. Если он этого не делает, то не потому, что не хочет, а потому, что не может. Или потому, что понимает недостаточность своих сил. Это свойство людей проходит через всю мировую историю.
Империя оказывается тем крепче, чем удобнее чувствуют себя все населяющие ее народы и племена. Именно по таким лекалам кроились страны со статусом империй. Такой страной после двух революций стала Россия, несмотря на огненные годы войн и гражданских сшибок. В России никаких следов эксплуатации национальных меньшинств в пользу русского народа никогда не было. Запад богател за счет ограбления своих империй, особенно его колоний, центр русской государственности оказался беднее всех своих «окраин». Но — оказался крепче.
В России никаких следов эксплуатации национальных меньшинств в пользу русского народа никогда не было. За эту Российскую империю в процессе собирания земель положили головы миллионы ее граждан. Она являлась самым старым государственным образованием в Европе с периода возникновения княжества Рюриковичей и могла сравниться с Римской империей по возрасту в 11 столетий.
Адепт русской идеи и России философ Иван Солоневич в 1973 году, находясь за границей, писал, что в этом сравнении существует и разница: Римская империя — за исключением Карфагена — не имела никаких соперников и что в последние 300 лет своего существования она распадалась и экономически, и политически, и психологически. Современная Россия — даже при коммунизме — громит всех своих конкурентов и не показывает решительно никаких признаков внутреннего распада: коммунизм — это болезнь. Но коммунизм — это не дряхлость.
Империя — это мир. Внутренний национальный мир. Территория Рима до империи была наполнена войной всех против всех. Территория Германии — до Бисмарка — изобиловала феодальными немецкими войнами. На территории Российской империи были прекращены всякие межнациональные стычки, и все народы страны могли жить и работать в любом ее конце. И если Российская империя была беднее, чем другие, то не вследствие «политики», а вследствие географии: трудно разбогатеть на земле, одна половина которой находится в полосе вечной мерзлоты, а другая — в полосе вечных нашествий извне.
* * *
Говоря о революциях 1917 года в России, нельзя не отметить, что они готовились более ста лет назад. После победы над Наполеоном побывавшие в Париже дворяне-офицеры принесли с собой идеи французского восстания. Как грибы стали расти тайные общества, члены которых желали власти и перестройки общества по своим теориям.
Как писал супруг дочери Александра III Ольги — Тихон Николаевич Куликовский-Романов:
«На словах они были идеалисты, но им и в голову не приходило личным порядком освободить хотя бы своих собственных крепостных крестьян. Первым взрывом этого положения было восстание войск в Петербурге 14 декабря 1825 года, вошедшее в историю как «бунт декабристов».
Планы у них были кровожадные — истребить весь царственный дом, вплоть до женщин и детей. Сам Пушкин со своим пылким характером был близок к членам тайных обществ. Однако понял всю зажигательность и опасность последствий такого восстания. Как знаток Пугачевского бунта, в «Капитанской дочке» он воскликнет: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
При расследовании дел декабристов попал под подозрение и другой русский поэт, лихой генерал Денис Давыдов. Когда незадолго до событий на Сенатской площади зашел к нему двоюродный брат и оставил записку с предложением вступить в одно из тайных обществ под названием «Tugendbund», Денис тут же приписал ответ: «Что ты мне толкуешь о немецком бунте? — укажи мне на русский бунт, и я пойду его усмирять». Эта записка спасла Давыдова от всякого подозрения в причастности к декабристам.
Что же касается событий на фронтах Первой мировой — после того как царь взял на себя должность Верховного главнокомандующего Императорской армии для руководства войной, за полтора года положение на фронтах значительно улучшилось, и к лету 1917 года намечался ряд убийственных для Германии наступательных операций Русской армии.
Кстати, британский военный министр Черчилль в своей книге «Мировой кризис» писал:
«Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже видна. Она уже претерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы уже были принесены, вся работа завершена. Отчаянье и измена захватили власть, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекло широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией, и Колчак — флотом. Кроме того, никаких трудных действий больше не требовалось; оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами — держаться; вот и все, что стояло между Россией и плодами общей победы…
Но внутренние и внешние враги России не дали великому Царю довести войну до победного конца».
Германия чувствовала на шее удавку, наброшенную Российской армией вместе с союзниками. Силы покидали ее, и покинули бы к концу лета, если бы не предательство генералов и большевистская пропаганда армии. Это было какое-то помешательство, ловушка для царя, заставившая его, оставленного всеми, отречься от престола. Жутким, несмываемым пятном легли на бесноватых предателей слова, записанные государем в дневник: «Кругом измена, трусость и обман…»
А вот потом события, к великому сожалению, пошли по самому жестокому, самому кровопролитному, самому непредсказуемому братоубийственному пути с миллионными жертвами россиян. И это после окончания Первой мировой войны, пламя которой уничтожило десятки миллионов россиян.
Говорят, Сталин понимал и верил в плодоносность революции только в одной стране — в России, но не мог согласиться с идеями Ленина и Троцкого и других политических деятелей того времени об обязательности красной окрашенности многих стран через череду «мировых революций». Так зарождалось после скорой смерти Ленина противостояние между Троцким и Сталиным, вылившееся, в конце концов, у грузина в неприязнь к еврею и его последователям, которые разжигали костер, испепеливший огромное полчище жертв репрессий, ставших «врагами народа».
Личность Сталина многосложна, но он не был исчадием ада, как его представляют некоторые «говорящие головы» из лагеря демократов-неудачников, хотя авторитаризм и нетерпимость присутствовали в характере вождя — личность лепило сумасшедшее время. Его прямолинейность дружила с девизом: «Быть, а не казаться!»
А кто не грешил этими чертами характера из королей и других властителей стран Запада после попыток государственных переворотов, а тем более революционных событий, в том числе и русских царей, а потом и большевиков?
Но жестоким палачом, организатором и исполнителем был все же партийный деятель Ежов, результаты борьбы которого с троцкистами, а в эту категорию нередко попадали и вовсе невиновные — для галочки, потрясли вождя. Но опять же невиновными были не все.
В сознании очень многих прочно утвердился образ Сталина-деспота, требующего от всех, и в первую очередь от своего политического окружения, строжайшего единомыслия и беспрекословного подчинения. Надо сказать, что этот образ бесконечно далек от действительности. Безусловно, революционная эпоха с присущими ей радикализмом и нигилизмом сказалась на характере Сталина. В определенные моменты ему были присущи и нетерпимость, и грубость, и капризность. Но он никогда не препятствовал тем, кто отстаивал собственную точку зрения…
В своих воспоминаниях сталинский нарком вооружения Д. Ф. Устинов, ставший впоследствии министром обороны СССР (1976–1984), писал:
«…При всей своей властности, суровости и, я бы даже сказал, жестокости он живо откликался на проявление разумной инициативы. Самостоятельности, ценил независимость суждений».
Председатель Госплана (1965–1985) Н. К. Байбаков в мемуарах отмечал такие черты в характере Сталина:
«Заметив чье-нибудь дарование, присматривался к нему — какой сам человек, если трус — не годится, если дерзновенный — нужен… Я лично убедился во многих случаях, что, наоборот, Сталин уважал смелых и прямых людей, тех, кто мог говорить с ним обо всем, что лежит на душе, честно и прямо. Сталин таких людей слушал, верил им как натура цельная и прямая…
Не скрываю того, что я был в числе тех, кто учился у Сталина, считая, что его ясный и решительный стиль должен быть присущ руководителям любого ранга…»
Нет основания им не верить.
* * *
Пламя репрессий возникло не на пустом месте. Это было время ярого ожесточения троцкистского подполья в борьбе против Сталина и его близкого окружения. В орбиту этого противостояния попали не только центровые политики и военные, но и региональные функционеры. Зрел заговор. Самое опасное было то, что о нем не только догадывался, но и знал и в чем-то даже был солидарен с ними сам шеф сталинской спецслужбы Генрих Ягода.
Это от него и других троцкистов исходила инициатива и зарождался план убрать Сталина любыми способами, в том числе путем его физического устранения. Оппозиция сделала ставку на амбициозного, легкомысленного, молодого советского маршала с наполеоновскими замашками без Генштабовской академии Тухачевского, который готов был стать военным диктатором России. Троцкий был его патроном. Он, этот «бес революции», в свою очередь до момента своего выдворения из России поддерживал его в обязательности «главной» идеи второго пути революции — разжигания мирового пожара. Начиная с 1953 года нам стали преподавать другую историю, изрядно почищенную после смерти Сталина, — в хрущевской упаковке. Ее до сих пор поддерживает либеральная часть России.
В августе 1936 года вождь отдыхал на ставшей любимой достраиваемой даче «Зеленая роща» близ Сочи, где довелось побывать и автору этих строк.
И вдруг через месяц он снова появляется здесь, на даче. На здоровье он вроде не жаловался. Тогда почему же этот кабинетный кремлевский трудоголик вдруг внезапно покинул работу и Москву в сложный момент и прибыл в Сочи?
По одной версии, исходя из анализа обстановки, складывалось впечатление, что Сталина под каким-то благовидным предлогом сослали на дачу до выяснения его дальнейшей судьбы, как это сделали через четверть века с его преемником Хрущевым. По другой версии, его предупредили о возможно готовящемся покушении.
Полностью связь с внешним миром, как писал Александр Елисеев, ему не отрубили (наверное, для контроля. — Прим. авт.), но возможности присутствовать на заседаниях Политбюро лишили. Дескать, отдохни, Иосиф Виссарионович, подумай о своем дальнейшем поведении. А в компанию ему определили (а скорее он его сам взял. — Прим. авт.)стойкого его приверженца Жданова.
К сожалению, до сих пор отсутствуют конкретные и объективные данные о сентябрьских событиях 1936 года. Однако известно, что 25 октября 1936-го стало для наркома внутренних дел Ягоды роковым. Железного Генриха неожиданно для простых граждан СССР скинули с чекистского пьедестала. В Москву полетела грозная телеграмма, подписанная Сталиным и Ждановым, такого содержания:
«Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явно оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года».
За десять суток до суда над Тухачевским и его подельниками 2 июня 1937 года на расширенном заседании Военного совета Сталин, держа в руках материалы следствия, назвал 13 руководителей заговора: Троцкий, Рыков, Бухарин, Енукидзе, Карахан, Рудзутак, Ягода, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник.
Он поведал, что «они хотели захватить Кремль» и при помощи каких сил и средств собирались это сделать. В то же время Сталин призвал органы госбезопасности простить тех, кто оступился:
«Я думаю, что среди наших людей, как по линии командной, так и по линии политической, есть такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали. Шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы, если такие люди придут и сами расскажут обо всем, — простить их… Кое-кто есть из выжидающих, вот рассказать этим выжидающим, что дело проваливается. Таким людям надо помочь с тем, чтобы их прощать… Простить надо, даем слово простить, честное слово даем».
И прощал ведь грехи, порой большие, — А. А. Андрееву, К. Е. Ворошилову, Н. С. Хрущеву, А. Я. Вышинскому, Г. К. Жукову и другим их конкретные темные делишки от непомерного разбазаривания бюджетных средств и до неправильных, политически опасных суждений и действий. Но это тема другого исследования…
Наверное, Сталин помнил эпизод 12-летней давности, много раз описанный в исторической литературе, когда на квартире у старшего брата Куйбышева собрались военные. Там были Фрунзе, Тухачевский и другие известные люди той эпохи. Зашел к ним и Сталин. Тухачевский, которому было тогда 32 года, задавал тон общей беседе, напирая на то, что сотрудничество с немцами — дело опасное. Сталин, решивший поддержать разговор, спросил: «А что плохого, что немцы к нам ездят? Ведь наши тоже ездят туда».
На что Тухачевский холодно бросил:
— Вы человек штатский. Вам это понять трудно.
Старший Куйбышев поспешил перевести разговор на другую тему.
Нетрудно заметить, что вчерашний юнкер Александровского училища вел себя в присутствии двух выдающихся революционеров и государственных деятелей, мягко говоря, некорректно и невоспитанно. Ясно также, что это делалось преднамеренно, и понятно, с чьего одобрения. Портреты председателя Реввоенсовета Л. Д. Троцкого тогда еще висели в помещениях штабов и управлений НКО всех степеней. Карьера Тухачевского не пострадала. Он стал со временем самым молодым маршалом. Но ему, как беспринципному карьеристу, этого было мало…
Следует заметить, что обвинение Сталина в злопамятстве этим фактом, можно уверенно сказать, — дезавуируется.
Замечено, когда прозападная элита бросалась после всякого рода переворотов и революций в России в авантюры, против которых выступали лучшие умы страны и простые граждане, она действовала смело и широко. Взять хотя бы приверженцев Троцкого. В большинстве случаев одураченные плодами масштабных социально-политических изменений, они забывали элементы трагических поворотов России, ее особого пути избавления от политического доминирования Запада. Сталин не забывал и твердо усвоил лукавство западных политиков.
Забугорье всегда косо и даже с пренебрежением смотрело на Россию, считая ее чуть ли не медвежьим углом. Подобные тенденции были при царях, генсеках и президентах. Ничего не изменилось до сих пор — обложение России военными базами и кнут экономических санкций тому доказательства.
Российские адепты западной цивилизации не понимали смысла русской истории и того факта, что управлять в России, считая, что она просто часть Запада, — это сидеть на вулкане или в лучшем случае на горячей массивной чугунной сковороде. Дело в том, что историческая практика подсказывает, что этот самый Запад всегда обманывал доверчивую власть в России, которая, к великому сожалению, по причине появления неадекватных правителей, поддавалась на подобные уловки. Это они нередко прогибались и унижались перед западными правителями, подставляя плечо для унизительно-обманного похлопывания, а потом пожинали кровавые плоды через злоупотребление доверием.
Пример с Украиной говорит, что сегодня для революции недостаточно недовольства народа, резкого понижения, а то и падения местных денежных знаков, а для гражданской войны, в том числе и глобальной, нужна всего лишь пара безумцев при власти.
Любая война — это проигрыш политика…
Назад: Стены примирения
Дальше: Крестьянский террор